Раскаяния достаточно

      Первое желание – это найти виновного. Кто-то точно должен быть виноват, хотя бы ты сам – кого-то нужно ударить по фейсплейту, кому-то нужно высказать всю накопившуюся боль.       Это желание несбыточно. Слова всегда застывают в вокалайзере, а за время, потраченное на то, чтобы наконец сформулировать мысли, приходит понимание, что все бесполезно: обвинять, говорить, даже переживать о чем-то.       Глупо было кричать на Рэтчета, изливая боль и ненависть, и глупо было умолять оставить его в покое. Рэтчет всегда слышал только то, что было ему интересно. Глупо было оправдываться перед Тарном или заставлять его оправдываться – он все знал. Все понимал. Все чувствовал. Фарма – тоже.       Казалось, эмоциональные контуры износились до тончайшей паутины за последние циклы. Каждый разговор – еще одно медленное движение лезвия, снимающее тонкую стружку. Каждый завиток чувства – это стыд, горечь, тусклая благодарность за то, что Тарн ни о чем не вспоминает. И желание умчаться прочь.       Он ведь помнит. Как Фарма на него набросился, вцепился мертвой хваткой, а потом попытался убить. Фарма помнил отчетливо, хотя старательно загонял воспоминания как можно глубже. Было странно осознавать, что в блоках памяти место единственного меха, пытавшегося облегчить его боль, оказалось рядом с тем, кто делал боль бесконечной.       Если бы можно было увидеть выражение фейсплейта Тарна! Прочитать его отношение по взгляду или губам. Но Фарма только улавливал теплоту искры, закрытую, сдержанную – чтобы не ранить, – и не мог понять, сколько в этом коктейле эмоций искренности, а сколько – вежливости.       Теперь хотелось уйти от этого голоса. Спрятаться, оказаться как можно дальше. Осторожность Тарна напоминала о начале их сотрудничества, о неуверенной заботе, которую Фарма порой едва подмечал. Но если раньше он тянулся к десептикону, даже когда слышал его боль – особенно когда слышал его боль, – то теперь каждая мысль об этом остро жалила искру.       Тарн по-прежнему звал его с собой. По-прежнему готов был протянуть руку.       Фарма не мог согласиться.       Первое желание – найти виновного, а второе – забыть. Забыть все. Начать заново. Как можно убежать от собственной ущербности, если рядом есть кто-то, кто… все знает?       Он потерянно смотрел на вьющуюся перед ним цепочку вируса. У него был доступ ко всем исследованиям Дельфи, ко всем вариациям производившихся здесь штаммов, лучшее оборудование для моделирования, и у него все равно не получалось добиться желаемого. В соответствии с планом, активация вируса должна быть незаметной. Ферст Эйд работал с энергоном, и все пути развития, которые Фарма мог смоделировать, крутились вокруг топлива. Но энергон, который потреблял штат станции и пленники, проходил тщательные проверки. Фарма обдумал уже все возможные способы отравить его: они были опасны и не гарантировали успех.       – Ого. Ты, я смотрю, ответственно к делу подходишь.       Фарма резко развернулся, кончиками пальцев задевая клавиатуру, чтобы свернуть окна. Погружаясь то в безрадостные мысли, то в работу, он совершенно забывал о том, что жизнь в Дельфи особенно сильно кипела сейчас, перед отбытием Ферст Эйда. И о том, что шеф шатался по станции, раздавая указания и игнорируя личное пространство с уверенностью абсолютного властителя порядка в Дельфи.       Коды доступа и Фарме теперь позволяли свободно входить почти куда угодно. Последний пакет он получит перед отлетом шефа.       – Прости, что вломился, – развел Ферст Эйд руками. – Забыл рассказать тебе вчера о порядке отчетности, только шаблоны выдал. Что за формула?       Фарма медленно растянул губы в улыбке:       – Я просматриваю твои исследования. Знаешь, до этих пор мне не было нужды вникать в закономерности.       – Нужна консультация? – охотно предложил Ферст Эйд.       – У меня достаточная квалификация, – отрезал Фарма. Амбулон на его месте сказал бы «у тебя и так полно дел», но Фарма – не Амбулон, а последнему никогда не доверят управлять чем бы то ни было. – И это любопытно, – добавил он. – Уверен, что смогу консультироваться с тобой и в будущем, но не по любому же вопросу.       Ферст Эйд удовлетворенно кивнул.       – Тогда можем попозже обсудить…       – Да, – торопливо согласился Фарма, перебивая. – Я зайду к тебе. Хочу сначала закончить здесь.       По визору Ферст Эйда – как всегда – нельзя было прочесть, как он на самом деле отнесся к тому, что Фарма заинтересовался старыми исследованиями. Едва ли он верил, что тот загорелся идеей возглавить Дельфи, но свою работу он любил и в интересе к ней едва ли видел что-то плохое.       Фарма надеялся, что шеф не успел зафиксировать формулу в те наноклики, которые у него были. А если успел, то не станет сравнивать – сейчас, когда ему уж точно есть, чем заняться, – со всем банком данных Дельфи, чтобы выяснить, что Фарма внес свои изменения.       Начал свой эксперимент.              – Ты уверен? – приглушенный голос из-за приоткрытой двери был едва слышен. Фарма выкрутил аудиодатчики на максимум, замерев у порога.       – Антенна была перепрограммирована, а не сломана, – утвердительно ответил Амбулон.       – Как давно? – нервно спросил Ферст Эйд.       – Я не хакер, – проворчал Амбулон. – И у нас нет специалиста, который бы мог изучить код. Но кто-то точно решифровал сигнал с нее, я проверил. Она сообщала об отсутствии сигнатур живых мехов, даже когда я стоял в упор.       Стоял в упор? Амбулон был у антенны, обеспечивающей прикрытие ДЖД? Фарма уставился на дверь так, словно та могла стать прозрачной и показать разговаривающих за ней мехов.       – Поломка радара?       – Любую поломку сеть бы вычислила…       – Шлак, – прошипел Ферст Эйд. – Шлак, шлак, кто?..       – Контрабандисты? – предположил Амбулон. – Кто-то может вывозить руду с шахт, и ему нужна площадка для…       Фарма сжал кулаки и испугался едва слышного лязга. В кабинете его не услышали.       – Несанкционированные суда мы бы точно засекли. Если это кто-то с альтмодом спейсшаттла, то еще возможно… но такой объем контрабанды не стоит риска. Проще воровать откуда-нибудь, где охрана поменьше.       – С тех пор как ты убил Вайдрэнджа…       – Тс, – перебил Ферст Эйд подчиненного. Фарма представил, как он вскидывает руку с отставленным указательным пальцем, и приглушил вентиляцию. – Это наши антенны. Если кто-то и взломал их, он должен был понять, куда идет сигнал. В Дельфи, а не на орбиту. Они слишком узкого диапазона, чтобы распространять волны в космос. Зачем контрабандистам бояться медстанции?       У всего в Дельфи было прикрытие. У вышек, засекающих сигнатуры живых мехов, тоже – как иначе успеть вовремя оказать медицинскую помощь случайным пострадавшим, оказавшимся на ледяных просторах? Вот только приезжали не спасатели. Не совсем спасатели. Фарма однажды подбирал разбившихся нейтралов – они удирали от кого-то через астероидное поле, станция не успела подстрелить их корабль, но тот и без стараний автоботов врезался в поверхность. Фарма отправился тогда к месту аварии с парой других летунов Рэмбоата. Оказалось, из трех членов экипажа выжил один. И заметив составные кресты на крыльях Фармы, он… он, кажется, даже не так испугался того, что его отыскали автоботы. Как будто помнил еще довоенную медслужбу – когда крест на твоей броне означал, что ты поможешь любому, кто в этом нуждается.       Фарма и правда починил его, прежде чем Амбулон захлопнул дверцу камеры. Объект 492 умер несколько лет назад. Хирург вырезал из него шестерню, а тот спрашивал – до последнего – почему? Разве он не приносил клятвы…       Приносил. Прайму. Что весь его труд будет посвящен делу автоботов.       Амбулон молчал какое-то время.       – Полтора года назад эта антенна сломалась, – сказал он наконец, подтверждая догадку Фармы, что в клики тишины изучал архивы сообщений о поломках, подключившись к терминалу.       Фарма сделал несколько тихих шагов назад, стараясь не слишком шуметь сервоприводами.       Конечно, прежде чем покинуть Дельфи, Ферст Эйд хотел удостовериться, что все – абсолютно все – работает как хронометр. И, разумеется, он послал Амбулона проверить все антенны и доложить об их исправности, вот почему экс-кон целый день отсутствовал.       Он пожалел о том, что сбежал, уже через несколько кликов. Нужно было понять, вспомнил ли Амбулон, кто чинил антенну вместо него. И если вспомнил – заподозрил ли что-то Ферст Эйд или предположил, что главного хирурга в каких-то областях деятельности все же можно обвинить в криворукости. Можно ли было случайно настроить антенну неправильно? Что отвечать, если Амбулон или Ферст Эйд – скорее всего, Ферст Эйд – заведут об этом разговор?       Или, например, вспомнят о том, как часто Фарма покидал станцию в последние месяцы, как пропадал шлак знает где, как… дважды возвращался с внутренними повреждениями.       Амбулон предположил контрабандистов, но будут ли другие версии? Подумает ли кто-то о десептиконах…       И что Фарме делать, если – да?              Никто ни о чем не спросил. Фарма едва заставлял себя спокойно встречать взгляды коллег. Он умел не выдавать беспокойства, умел душить эмоции, но страх быть раскрытым еще не вспыхивал так ярко. Что если Ферст Эйд отправит солдат прочесывать район? Что если Амбулон все же вытащил что-то из вырубленного хирурга? Следы чужого подключения или записи аварийных логов могут служить подтверждением интерфейса, даже если Фарма будет его отрицать. Сам по себе интерфейс не преступление, но…       Образцы активной краски… красной краски… едва ли Амбулон хранит их? Это было год назад. Вряд ли он делал анализы, да и если делал – нельзя определить чью-то фракцию по одним следам красящего состава! Разве что производственную марку, и то, если делать запрос в широкую базу – а связи с Кибертроном пока нет. И максимум информации, которую удастся выжать, это: где Тарн создавал себе новый корпус…       В перспективе – этого может быть достаточно.       Фарме отчаянно захотелось, чтобы шеф улетел как можно быстрее. Он был слишком… въедливым. До тех пор, пока чьи-то дела не становились делами медицинской службы, он мог смотреть сквозь пальцы на любое странное поведение, но если решал вцепиться в какую-то тайну – рано или поздно прогрызал любую скорлупку. Он давил уверенно и сильно, и он продавливал – всякого – рано или поздно. Самая ловкая, умелая, цепкая киберпиявка автоботской медицинской службы.       Фарма хотел предупредить Тарна, но так и не решился выйти на связь. Не было уверенности: вдруг все переговоры Дельфи прослушиваются с усиленным вниманием? Или – все переговоры на его частоте. Нужно было попробовать отправить сигнал извне, однако когда Амбулона срочно вызвали в шахты, а Фарма с радостью предложил вылететь вместо него, тот с осторожной, извиняющейся улыбкой отказался. «Там мой пациент, – сказал он, – не хочу грузить тебя лишними техническими характеристиками. Я быстро».       Отказ от помощи вовсе не значил, что Ферст Эйд собирался на всякий случай держать Фарму в стенах Дельфи. Но уточнить этот нюанс возможности не было. Шеф же спокойно продолжал снабжать его инструкциями, и невольно пришлось сосредоточиться на них.       Раз Ферст Эйд не приостановил процесс передачи власти, раз он не передумал улетать… возможно, волноваться не о чем. В конце концов, одна перепрограммированная антенна! Ни врагов на радарах, ни внятных данных о взломе. Ни у кого – никаких доказательств. Им не в чем обвинить Фарму… пока.       Фарма надеялся, что ДЖД догадались скрыться. Что засекли Амбулона и вовремя затаились, чтобы дать подозрениям улечься.       – Нет старых коллег, которых ты хотел бы здесь видеть? – спросил Ферст Эйд между делом. – Я, конечно, знаю пару неплохих инфекционистов…       – Большинство – мертвы, – ответил Фарма задумчиво. – Фиксит вроде как в передовых частях работал в последние годы. Но он тоже хирург.       – Тогда, надеюсь, ты не будешь протестовать против моего выбора, – Ферст Эйд сложил ладони и вдруг глубоко провентилировал. Фарма почти никогда не слышал от него такого… неуверенного вздоха.       Он собирался улететь в неизвестность. На Кибертрон, на котором о них даже не вспоминали, к Праулу, который игнорировал все попытки связи… у него не было никаких гарантий. Фарма, конечно, не сомневался, что Ферст Эйд готов побороться за место главы медицинской службы, но… нет даже четкой уверенности, что будет, за что бороться.       – Это займет время, – наконец, сказал он. – Я максимально упростил для вас с Амбулоном план, который выдвинул Праул. Вы вдвоем все равно не выполните, но Праул ненавидит, когда что-то провисает. Иногда мне кажется, что его устраивает даже имитация деятельности… лишь бы всем некогда было лишний куб пропустить.       – Не беспокойся, – сказал Фарма чуть дрогнувшим голосом. – Немного безделья никого не убивало. Нам ведь… нечего ждать тут, – добавил он осторожно. – В Дельфи никогда ничего не происходит.       – Верно, – глухо откликнулся Ферст Эйд.       Об антенне своему заместителю он явно не собирался говорить.       – Нужны директивы на случай… если… нас раскроют, – напомнил Фарма.       – Я выбью из Праула место нашей новой дислокации в таком случае, – процедил Ферст Эйд. – «Нашей». Я говорю «нашей», хотя это будет твой проект, Фарма.       Они как будто говорили о чем-то… невероятно дорогом и ценном. Впрочем, так и было. Эти вирусы, эти страдающие объекты, эта абсолютная тишина Дельфи, в которой слышны только скрипы трансформационных цепей… это создание Ферст Эйда. То, что построено им от начала и до конца.       Жалеть о необходимости разрушить Дельфи Фарма не мог, но лгать Ферст Эйду в фейсплейт было неприятно. Он надеялся, что когда все будет потеряно, когда Фарма сам тоже сможет ступить на Кибертрон, новый начальник медицинской службы не станет мстить ему за то, что он… не справился.       Всему будет рациональное объяснение. Никто не узнает о его участии в операции ДЖД.       – Если придется эвакуироваться, не забудьте Форт Макса, – сказал Ферст Эйд неожиданно насмешливо. – Только не включай его без Амбулона.       – Да мы без тебя и не сможем, – усмехнулся Фарма.       Если бы они с Ферст Эйдом были хотя бы… товарищами, не говоря уж о дружбе, он сказал бы ему: «У тебя все получится. Нечего волноваться». Фарма, в конце концов, действительно верил в это. Если у Голдбага совсем мозговой модуль не перегорел, если Праул не поехал процессором, они оба должны понимать, что никого более подходящего не найдут. Ответственного, готового работать со всей отдачей, знающего множество секретов и умеющего о них молчать. Ферст Эйд будет идеальным руководителем. Целая медслужба куда лучше маленькой исследовательской станции… он не будет жалеть.       Но ободряющая речь осталась непроизнесенной.       – Я знаю, что у тебя большая библиотека, – сказал он вместо этого. – И я не про байки Физитрона.       – Тебе не обязательно менять профессию, чтобы тут рулить, – напомнил Ферст Эйд.       – Не привык делать дела наполовину, – сузил оптограни Фарма. – Архивы Дельфи хороши, но в них освещена только узкая отрасль. Не думаю, что кому-то будет дело до моих запросов в кибертронские базы данных… которые, возможно, и вовсе не сохранились, – напомнил он.       Ферст Эйд хмыкнул и зарылся пальцами под одну из наспинных пластин, извлекая из вскрывшегося отделения инфокабель. Фарма постарался не вздрогнуть, принимая из чужих пальцев штекер.       – Освободи петабайт десять в буфере обмена. Я тебе самое интересное скину. На первое время точно хватит.       – Издеваешься? – одной стороной фейсплейта улыбнулся Фарма, готовясь принять поток данных. Конечно, на самом деле забивать хирургу память всеми существовавшими трудами по вирусологии Ферст Эйд не собирался, ему не было нужды держать в себе так много информации. Но хранить в кликовой доступности основные справочники по специальности всегда полезно.       Загрузка прямо в память – быстро, просто и безопасно. Сначала – обязательное сканирование на вирусы и программы взлома. Потом – почти мгновенная перекачка данных. Бегло просматривая названия файлов, Фарма удержался от удовлетворенного кивка, когда увидел там полный реестр известных вирусов и классификацию по типам активации.              Он провел следующие несколько часов за чтением. Просидел в своем кабинете, положив руки на подлокотники и подключив слабый поток внешнего питания, заменяя этой пассивной работой обычную подзарядку. Он запер дверь и пригасил оптику, сосредоточившись на поиске подходящих моделей естественных вирусов, опасных для кибернетических форм жизни. Он не торопился и немного утомился, дойдя в реестре до второй тысячи. Кое-какие названия и цитаты он сохранял по ходу, но очень скоро понял, что если выбирать все потенциально подходящие штаммы, его собственный список тоже перевалит за две тысячи наименований.       Анализ отнимал немало ресурсов процессора, и Фарма чувствовал потребность выбраться наружу и пролететься просто ради того, чтобы развеяться. Он как будто перегрелся немного, хотя это было иллюзией – его охладительные системы работали нормально.       Первое, что бросилось в глаза, – что мехи Рэмбоата чем-то возбуждены. У Фармы не было привычки перекидываться парой слов с солдатами, но в последнее время они лениво слонялись по Дельфи, а сейчас – стояли на постах, и наметанная оптика позволяла определить, что их вооружение активируется по первому щелчку.       У ворот Дельфи его окликнул темно-синий мех с внушительными ракетами за плечами.       – Доктор Фарма! Плохой день для прогулок.       Фарма обернулся и окинул его взглядом.       – Уже из собственной станции не выглянуть? – строго уточнил он.       – Не, ну так-то я тебе не указ, – ухмыльнулся солдат. – Но для схватки с ДЖД у тебя оружия маловато.       Искра дернулась в камере и застыла. Солдат, наверное, иначе расценил его испуг, но до его трактовок Фарме не было дела. Правду рэмбоатовский вояка все равно понять не мог.       – ДЖД? – переспросил он.       – По наши искры, – хмыкнул бот. – Наверное, прознали про лабораторию. Не нервничай, док. Мы их порвем, если сунутся.       Фарма не особенно к нему прислушивался. Резко развернувшись, он влетел обратно в Дельфи, не заботясь о том, кажется ли солдату паникером. Во-первых, в страхе перед ДЖД нет позора, он обоснован множеством наглядных примеров, во-вторых, охрана едва ли сможет объяснить, что случилось.       «Тарн, Тарн, Тарн, – повторял Фарма про себя. – Зачем ты торопишься? Я же сказал – ждать!»       В план Фармы не входило военное положение в Дельфи. Как Тарн представляет себе, он будет действовать здесь, если мехи Рэмбоата начнут во все лезть? Операция должна была начаться внезапно, когда Фарме удастся подогнать параметры вируса, чтобы ослабить солдат. ДЖД должны были прийти на станцию, пораженную слабой версией блокирующего трансформацию штамма, забрать пленников и уйти. Да, исследование немного затянулось, но Фарма и правда не создавал раньше новые вирусы! Он предупреждал, что на подготовку уйдет время…       Ферст Эйда у себя не оказалось. У терминала связи стоял Амбулон. Судя по мерцанию экрана, сеанс только завершился.       – Какого шлака происходит? – выпалил Фарма. – Почему я не в курсе?       – Я как раз собирался тебе сказать, – оптика Амбулона горела взволнованно. – ДЖД атаковали корабль с объектами. Мехи Вангарда обнаружили его случайно. На борту только один выживший… вообще только один мех. Наш, – добавил Амбулон. – И тот чудом выбрался. Они всегда так… делают. Очищают полностью объекты, которые атакуют. Ни пленников, ни экипажа…       – К делу! – перебил Фарма яростно.       Легенды о том, что автоботы будто на переработку идут после атак ДЖД, ему и так были известны. Всегда минимум дезактивов и бесследно пропавшие мехи. Слушать ерунду про кровожадность ДЖД у него сейчас не было желания.       – Ферст Эйда вызвали осмотреть его, – Амбулон вцепился пальцами в планшет. – В бортовом компьютере остались последние переговоры с Та… с Тарном. Капитан «Огня на поражение» отказался выдать десептиконов, и ДЖД телепортировалось на борт.       – Сколько… как давно это произошло? – спросил Фарма.       – Около месяца назад.       Фарма пораженно замер. Время сходилось – так вот куда следовал корабль, атакованный Тарном и его подразделением! Почему тот не сказал, что пунктом назначения была Дельфи? Плохая попытка уберечь Фарму от лишнего волнения!       Он, наверное, рассчитывал, что автоботы никогда не найдут опустошенный корабль, брошенный в космосе. Шансы слишком малы.       – Что… что еще ты знаешь? – Фарма подступил, почти нависнув над Амбулоном. Экс-кон выглядел подавленным.       – У выжившего поврежден процессор. Он едва смог отправить дрейфующий корабль по координатам, уже заложенным в навигационный компьютер, но ничего не в состоянии рассказать. Как… говорят же, Тарн может превратить твою прошивку в шлак, – голос дрогнул. – Ферст Эйд пытается ему помочь и вытащить побольше из банков памяти. Но никто не сомневается, что у ДЖД теперь координаты Дельфи, и они… могут предполагать, чем… чем мы тут… занимаемся.       Фарма еще никогда не слышал в речи Амбулона ноток паники.       Что ж, Тарн сглупил намного раньше, а не сейчас. Оставил свидетеля на атакованном корабле. И это совсем не помогает делу! Усиление коснется и исследовательской станции, и орбитальной. Ферст Эйд никуда не улетит, пока Дельфи в опасности, и…       Ржа! Можно было и позволить кучке пленников попасть в Дельфи! Исследования почти не ведутся, просто так здесь никого не пытают и не калечат, ничего бы не случилось…       Следом за гневом подступила волна облегчения. По крайней мере, его уличить не в чем. Никто не повесит на него предательство.       – Что ты трясешься? Это же спасательный отряд, – пожал плечами Фарма, заставляя себя смотреть на Амбулона снисходительно.       Нельзя сказать, что ДЖД не обидят и кибержучка, но истории слишком инфернализируют их. Наверняка они ссадили автоботов без связи на какой-нибудь астероид, чтобы подумали над своим плохим поведением. Что там за мех с поврежденным процессором, Фарма едва ли понял, но представить, чтобы Тарн искалечил кого-то и бросил… невозможно.       «Тарн может превратить твою прошивку в шлак», – повторил он про себя.       Перепрограммировать можно все, кроме искры. Тарн скорее… вкладывает в тебя те интенции, которые ему нужны. Гипнотизирует.       – Фарма, ты же знаешь! Они специализируются на таких местах, как Дельфи. Они столько тайных баз они расковыряли за время войны…       – Это десептиконы. У нас еще и перемирие. Пошуруют немного, о ужас, арестуют нас, если им очень повезет…       Амбулон махнул рукой:       – Даже не знаю, разрушать твои утопические представления о мире или дождаться, когда это сделает Тарн лично. Или Хелекс. Или Вос. Тебе как больше нравится: когда тебя разрывает на части силовое поле, или когда твоя искра гаснет, м?       – Серьезно, Амбулон, – улыбнулся Фарма. – Меньше нервов.       Если кто из ДЖД способен причинить боль – не в бою, не во время атаки или защиты, а взяв в плен, – это Каон, да и то в его действиях меньше осознанности, чем случайности.       Так было раньше, по крайней мере.       Менеджер Дельфи отложил планшет и, проскользнув под рукой Фармы, попятился к дверям.       – Как ты думаешь, почему Мегатрон публично ни разу не одобрил ДЖД? – спросил он в лоб. Фарма удивленно взглянул на него. Тарн говорил о Мегатроне так часто, что у Фармы не оставалось сомнений, что между ним и славным лидером десептиконов полное взаимопонимание и согласие.       Он даже не задумывался о том, что за время войны слышал о ДЖД только от автоботов и пленников, но никогда – из выступлений самого Мегатрона. Тот, правда, вообще избегал имен. Общие фразы и абстрактные обещания – вот чем орудовал десептиконский оратор. Но память Фармы вовсе не была историческим архивом, и поэтому он только хмыкнул в ответ на заявление Амбулона. Тот тряхнул головой и продолжил:       – Почему они как бы действуют от лица всех десептиконов, но за время войны ты ни разу не слышал официального процесса, в котором их задействовали бы? Они спасают пленных, да. Они готовы отдать свою жизнь за жизнь честного десептикона, это тоже правда. А еще они полностью поехавшие процами психи. Только по-своему.       Фарма внимательно посмотрел в тусклую желтую оптику.       – Их мир обязан быть белым, – убежденно кивнул Амбулон. Рука слабо дернулась наверх, к клейму, но так и не коснулась его. – Ослепительно-белым. В нем нет места никому, кто позорит алый знак. Никому, кто противостоит этому знаку… Короче, Фарма, никому, кроме идеологически верных десептиконов. Мы… мы всегда нуждались в них, – сказал он тихо. – Они – символ, который многим дорог. В котором заключена удивительная несгибаемость, самоотверженность, все самое… хорошее. Но идеализм – очень опасная штука.       Амбулон говорил до странного проникновенно, и Фарме даже стало не по себе. Нет, он сам до последнего ждал от Тарна и членов его подразделения подвоха, обмана, предательства, но они ни разу не дали повода усомниться в чистоте своих помыслов. К чему вообще клонил Амбулон? Пытался доказать Фарме, что тот последние полтора года прообщался с кучкой маньяков?       – Ты думаешь, если они найдут нас тут с подопытными конами, они потащат нас под трибунал или еще что? – спросил Амбулон, обратив внимание на некоторую ошеломленность Фармы. – Им не нужен никакой суд.       – Рассуди трезво, Амбулон, – осторожно сказал он в ответ. Он и не думал, что когда-нибудь придется утешать экс-кона, но, похоже, тот даже не посчитал странным тон обычно надменного хирурга. – Конечно, наши пропагандисты будут марать чужую репутацию, а объекты – обещать нам муки. Они же мечтают о мести…       Амбулон негромко рассмеялся:       – Если бы ты носил алый знак – хватит кривиться, Фарма! – а потом сменил его на лиловый, то знал бы, что это не отчаянные проклятья. И не пропаганда. Видишь ли, Тарн считает, что любой, кто недостаточно… хорош, должен в этом глубоко раскаяться. Понять, что дело конов – просто-таки истинный свет Праймуса. А если ты не хочешь раскаиваться, ну, – Амбулон хлопнул ладонями, – силовые поля Воса могут превратить тебя в много отдельных кусочков трансформера.       Фарма выдавил небрежный смешок. Он хоть понимает, о ком говорит? Вос…       И его жутковатая трофейная маска. И то, как он подставился под разряд Каона, защищая едва знакомого автобота… и то, как набросился на Фарму. «Я тоже убиваю», – так он сказал?       – Да ладно! – на этот раз улыбка точно вышла неестественной. – Десептиконы-маньяки, боготворящие Мегатрона? Ты шутишь?       – Мы подняли два шлаковых военных отделения. Я так отлично пошутил, да, – огрызнулся Амбулон. – Знаешь, Фарма, ты живешь в каком-то своем мире, если не понимаешь, что значит ДЖД под боком.       Фарма передернул крыльями. Достаточно раскаяться – так сказал Тарн? А что если у Амбулона действительно есть повод бояться, какими бы ни были обстоятельства смерти его командира: убил ли он Драйвера из страха, по стечению обстоятельств, или это было хладнокровное предательство.       Но ведь полтора года назад ДЖД отпустили автобота, который мог бы выдать их без зазрения совести, даже не взяв с него слова молчать!       – Если это правда, почему тогда Мегатрон их не остановил? – спросил он.       Амбулон отвернулся, и теперь Фарма отчетливо видел клеймо на светло-сером фейсплейте.       – Их остервенелая преданность вскрылась не сразу… Говорят, Мегатрон осудил деятельность ДЖД, как только узнал, что они на самом деле творят, но это их не остановило. А отречься публично значило подвергнуть сомнению десептиконские доктрины, на это он не мог пойти. А теперь-то Мегатрона нет. Тарн поди считает себя продолжателем его дела… поверь мне, если нам охрану не пришлют, мы в полной рже.       – Думаю, это сказки, – стоило большого труда просто отмахнуться. – Автоботская пропаганда для предателей, чтобы назад не ломанулись. Тебя этим у врекеров зашлаковали?       Амбулон выразительно скривил губы.       – Они не называют это пытками. Формально это и правда не пытки – нет в реестре Шоквейва-Тайреста ничего о таком воздействии на искру! Даже экспериментальных технологий нет! А Тарн, понимаешь… он уникален. Он просто беседует с тобой, а после его бесед твой процессор превращается в шлак, – экс-кон уставился в одну точку. – Говорят, он способен внушить любое желание. Он говорит с твоей искрой, и какие бы протоколы ты ни активировал, ты не можешь защититься. Будешь сопротивляться слишком рьяно – процессор не выдержит противоречивых команд, и ты превратишься в беспомощный кусок шлака, который может только сливать топливо и подвывать. Покоришься – и он заставит тебя раскаяться. Будешь искать прощения и смерти за дело Мегатрона так рьяно, словно был на его стороне с начала войны, – Амбулон почти шептал. – И славно умрешь… ДЖД переделывают тебя, Фарма. Переписывают. Как в «институте», только без игл…       Тарн? Он это о Тарне?       Каждый раз, когда он обращался к Фарме, когда благодарил или делился своими переживаниями, искра отзывалась на голос. Ее окутывало тепло, умиротворяющее, тихое – даже если это умиротворение было невыносимым. Да, источник этого тепла ощущался сильным, внушающим, давящим, но даже во время припадков Тарн не переходил черту. Фарма не мог представить, как он использует свой голос для убийства чужой личности.       – Ты меня просто пугаешь, – рассмеялся Фарма нервно.       – Ах, да. У меня так мало дел, – Амбулон, бросив сердитый взгляд на Фарму, решительно направился к выходу, – и я на досуге байки выдумываю.              Ферст Эйд вернулся страшно злой. Фарма хорошо представлял на его месте Каона – тот искрил бы так, что электрические дуги тянулись бы к любому, кто проходит мимо. Но пусть шефа не сопровождали треск и вспышки, ярость была заметна с первого взгляда.       – Начистоту, – догнал его Фарма раньше, чем Ферст Эйд успел запереться у себя, – как наши дела?       – Тридцать боевиков, считая Вангарда и Рэмбоата, против пятерых элитных бойцов и опытных диверсантов, – процедил Ферст Эйд. – Вот так наши дела. Буду держать Форт Макса под рукой, хотя подкрепление я затребовал. Якобы для защиты шахт от мародеров. Не знаю, что Кибертрон – шлак! – ответит!       «И ответит ли вообще», – мысленно закончил за него Фарма.       – Что за корабль? «Огонь на поражение»? Он правда был от Праула? – он шагал шире, и подстраиваться под скорость даже спешившего шефа не было нужды.       – Судя по датам в корабельном журнале, Праул отправил нам объектов и нового связиста примерно тогда же, когда мы последний раз связывались с ним, – маску Ферст Эйда перекосило. – ДЖД перехватили судно, забрали всех: конов, наших. Навигационный компьютер уж наверняка поворошили.       – Всех, кроме одного, – осторожно вставил Фарма, – так ведь?       Ферст Эйд коротко взглянул на него:       – Этот абсолютно бесполезен. Фарма, у меня нет настроения болтать!       Хирург остановился, отставая. Когда Ферст Эйд в таком состоянии, ему и правда лучше не досаждать. «Абсолютно бесполезен…»       Хотелось вылететь немедленно, отыскать Тарна и хорошенько встряхнуть. Чем он думал? Почему не выложил все начистоту? А теперь случайный выживший притащил корабль-призрак к Мессатину…       Впрочем, даже если бы Тарн не пытался уберечь Фарму от лишнего беспокойства, история с кораблем все равно всплыла бы. Теперь подразделение наверняка знает, что прокололось, но Тарн не отправился в лобовую атаку, пользуясь тем, что все в Дельфи ошеломлены. Значит, он ждет, что Фарма продолжит действовать по плану.       Ждет сигнала, ясного и безопасного: объявления карантина.