Раскаяния достаточно

Трансформеры, Transformers (кроссовер)
Другие виды отношений
R
Завершён
132
автор
Размер:
220 страниц, 27 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
132 Нравится 246 Отзывы 54 В сборник Скачать

23

Настройки текста
      Вирус Сэйдрипера, вызывающий краш винчестеров… электроника – не годится. Красная ржавчина – чума, подкашивающая и убивающая мехов сотнями…       Фарма листал книги Ферст Эйда, подмечая интересные детали и анализируя. Он комбинировал черты разных вирусов, создавая своего собственного монстра. Триггер-трансформация в той форме, в какой она была свойственна последнему разработанному в Дельфи штамму, стала костяком. В ней Фарма был уверен, успеха в остальном можно было добиться только путем проб и ошибок. Однако у него не было возможности ставить опыт за опытом. Объекты – вот они, протяни руку и возьми. Но ни один эксперимент в Дельфи не проходит без внимания начальства. Возможно, Ферст Эйд и правда мог бы дать Фарме пару дельных советов, но не в этот раз.       Шеф весьма настойчиво интересовался, как идут дела с формулой, работающим над которой он застал Фарму. Тот говорил, что ему некогда, что он теперь занят восстановлением дженериконов, а не вирусами, и не планирует пока возвращаться к библиотеке шефа. Это немного обижало Ферст Эйда, и тот отставал ненадолго, но потом спрашивал снова.       Как будто у Фармы в оптике отражались строчки из реестра, который он читает во время пассивной подзарядки.       Одержимость экспериментами, невозможность успокоиться, пока не добьешься цели… в числе прочего это и правда довело Рэтчета до отказов серво в пальцах. Но Фарма пока еще контролировал работу собственных рук. Он даже заставлял себя уходить в глубокий оффлайн на пару часов, насильно отрубая все процессы, чтобы дать себе отдых.       Правда, не сегодня, сегодня ему нужно изучить еще пару сотен штаммов. На чем он остановился? Красная ржавчина. Разложение происходит стремительно. Металл разжижается, «течет», эту чуму легко узнать по характерным красным потекам, несмотря на то, что вирус достаточно редкий. А еще – неизлечимый. Разъедает броню, потом принимается за комплектующие. Ржавчина обрубает все энергетические каналы, что приводит к коллапсу искры. Переносчики – мелкие саунд-паразиты, распространяющие звуковые волны…       Фарма остановил перемотку текста и отбил пальцами по подбородку мелкую дробь.       Звуковые волны – сложный, но любопытный способ распространения. Что если вызвать изменение состава энергона с помощью колебаний звуковых частот? Первая же трансформация запустит процесс. Фарма с воодушевлением вернулся к изучению формулы, на которую сначала опираться не собирался. Естественные вирусы, не раз повторял Ферст Эйд, опасны тем, что развиваются спонтанно. Мутации, подобные той, что случилась во время заражения Ровера, для них – частое явление. Изменчивость заложена в самой их формуле, в строении молекул, бороться с ней практически невозможно, а вычисление закономерностей – целая отрасль вирусологии.       Значит, придется постараться, чтобы разобраться, какие структуры позаимствовать у этой цепочки.              – Прости, что отвлекаю, – неуверенно заговорил Амбулон с порога лаборатории.       – В них не было ни взрывчатки, ни маячков, – откликнулся Фарма недовольно, не отрывая взгляд от экрана. – Беспокоиться не о чем.       – Я не о дженериконах хотел спросить! – менеджера, кажется, оскорбило напоминание о той довольно позорной вспышке паники. – Ферст Эйд поручил мне найти им ти-коги…       Фарма поднял взгляд. Амбулон уже стоял рядом, и его фейсплейт выражал легкое недоумение. Как не самому ловкому меху удавалось так тихо и стремительно подкрадываться? Он полклика назад был у дверей!       – И что? – сухо бросил Фарма.       – Я решил сначала поискать в хранилище. Я помню, что там оставались здоровые шестерни, с ранних стадий исследования. Подумал, что пришло их время. Но после инвентаризации, – Амбулон замялся, а Фарма едва скрыл тревогу, – остались только зараженные.       Фарма нервно мотнул головой, возвращаясь к формуле на экране. Пальцы беспорядочно щелкали по клавишам, ничего существенно не меняя.       – Когда ты утилизировал излишки, – продолжал Амбулон, не замечая его волнения, – ты находил пригодные для пересадки ти-коги?       – Немного, – соврал Фарма обрывисто.       Амбулон прекрасно знал, что их было достаточно, но Фарма не представлял, как оправдать исчезновение незараженных комплектующих, а потому решил делать вид, что ему все равно.       – Ты куда-то… переложил их?       Фарме захотелось оттолкнуть его, выставить прочь, и он невольно сжал кулаки, но быстро расслабил сервоприводы. Амбулон ведь заподозрит что-то, если он занервничает. Нужно держать себя – ха! – в руках.       – Не уверен. Я старался сэкономить побольше места в наших гипотетических грузовых боксах, а интересных зараженных экземпляров было немало, – он в упор уставился на Амбулона. Тот чуть запрокинул голову, отвечая хирургу таким же прямым взглядом.       Хотелось схватить его за плечи, встряхнуть, крикнуть прямо в оптику: «Что ты знаешь? О чем ты думаешь? Что ты вообще такое?»       – Это было… не очень рационально, – неуверенно произнес тот.       Фарма постарался, чтобы в смешке слышалось как можно больше высокомерия:       – Критикуешь мою работу, Амбулон?       – Я… – тот как будто смутился. Отступил наконец-то на шаг, сцепил ладони за спиной, отвел взгляд. Линия шлема, изломанная над переносицей, делала его насупившимся.       В последние циклы он вообще перестал следить за краской. Бледно-желтые пятна напоминали следы очень запущенной формы раздражения металла. До того, как замаскироваться, покраситься в лояльный лиловый, Амбулон был светлым, но родной цвет металла был таким же неярким, как оптика.       – У нас еще много объектов. Для экстренной трансплантации мы всегда можем взять ти-ког любого незараженного пленника, – мотивация всплыла сама. Приятный миг вдохновения принес Фарме немного покоя.       – Верно, – Амбулон развернулся. – Прости, пожалуйста, Фарма.       – Забудь, – отмахнулся тот, радуясь, что разговор завершен.       Амбулон кивнул, но не ушел. Замялся, поглядывая на коллегу и явно терзаясь сомнениями. Фарма смог терпеть это совсем недолго.       – Что еще?       – Вы с Ферст Эйдом снова работаете над вакциной?       Фарма сердито покосился на него. Успел сообразить, что за цепочки соединений раскручивает хирург, сосредоточенно буравя оптикой монитор? Интересно, какая специальность была у Амбулона в гештальте. Фарма предполагал, что он просто латал раненых, как большинство военных медиков, и в глубины научных исследований не погружался. Возможно, он недооценивает бывшего десептикона. Правда, извиняться Фарма не собирался. Он слишком устал, чтобы настойчивость Амбулона не раздражала его.       Работа и правда отнимала немало ресурсов: на непривычных процессах приходилось сосредотачиваться. Те выводы, к которым Ферст Эйд пришел бы за считанные клики, занимали у Фармы порой часы. К сожалению, нельзя быть идеальным во всем. Для новичка Фарма, возможно, справлялся неплохо, но для меха, у которого очень мало времени, непростительно долго…       – А что? – буркнул он.       Они с Ферст Эйдом начинали разработку, когда Фарма еще надеялся спасти автоботского связиста. Но после разговора с Праулом прервались: Ферст Эйд не хотел строить долгосрочные планы, когда перед фейсплейтом маячила потенциальная передислокация.       Нет ведь ничего странного, что Фарма вдруг решил… вернуться к брошенной затее?       – Нет, просто… я заказывал для Ферст Эйда кое-какие химикаты, когда вы только начали. Они на складе. Это последнее, что мы получили, – добавил он.       Фарма молча кивнул.       – Ферст Эйд, наверное, забыл тебе сказать… в общем, если нужно, обращайся.       – Я возьму все, что мне потребуется, – процедил Фарма. – И буду благодарен, если ты дашь мне сосредоточиться на работе.       – Да, конечно, – извинений больше не последовало. Амбулон и так делал это слишком часто для автобота. Пожалуй, кое-какие привычки не вытравить, просто сменив инсигнию.       Но его вопросы оставили на искре тяжелый тревожный отпечаток. Амбулон, с одной стороны, проявлял привычное неловкое внимание вкупе с попытками помочь, с другой, как будто загонял Фарму в угол. Очень скоро у него не будет больше оправданий, и он так наследит, что останется только спрятаться в карантинном блоке и…       Страх быть раскрытым совсем не напоминал другие страхи. Он не был… персонифицирован. Не жил в вальяжных постукиваниях красных пальцев по броне. Он витал в воздухе, проникал через вентиляционные системы, крутился в турбинах, жужжал вместе с сервоприводами. А еще он должен был взорваться однажды, как газ, скопившийся в непрочищенных отводах, от одной проскочившей искры.       Паршивая травма. Фатальность зависит от того, на какую часть корпуса пришелся эпицентр взрыва, а вот причина всегда одна – невнимательность к себе, небрежность…       Фарма старался быть внимательнее, чем когда-либо.              – Что произошло на «Огне на поражение»? – спросил Фарма, заканчивая цепочку подключений погружением последнего штекера в медицинский разъем.       Бум и Соник показывали неплохой прогресс. Лечение шло по установленному Фармой графику, то есть, как можно медленней, и все же он старался выправить нейросеть их обоих, привести в соответствие с заложенными от создания шаблонами. Наиболее простым решением было бы соединить их, как Рэк-н-Руина. «Простым», ха, Фарма знал, что такие операции далеко не всегда успешны, зато гарантированно сложны. Он, разумеется, мог бы даже подобрать им подходящий способ постоянного соподключения, чтобы сохранить возможность трансформироваться. Он почти не оперировал комбайнеров раньше, но был уверен, что справится… справился бы.       Даже если бы Соник и Бум хотели стать единым целым, пока они пленники – объекты, – они нужны Ферст Эйду в своем первозданном виде. Никаких экспериментов по взаимной интеграции нейросети. Максимум, что пока мог сделать для них Фарма, это выправить расшатавшиеся настройки и поставить распределители напряжения с более широким диапазоном.       «Я думал, в тюрьмах автоботов как-то пострашнее, – тихо признался Соник однажды после осмотра. – Никто даже не…»       Он тогда замялся под взглядом Фармы. Понятно, что он имел в виду: после того как Рэмбоат с ними закончил, драгоценные объекты Ферст Эйда стали неприкасаемыми. Солдаты даже от большой скуки не смели применять к ним насилие. Ни в какой форме. Оскорблений, должно быть, парочка с зависимостью друг от друга – поразительной с точки зрения любого автоботского вояки слабостью – наслушалась, но и только.       «Знаешь, почему я вас чиню? – спросил тогда Фарма с невольной усмешкой. – Потому что Ферст Эйд хочет лично понаблюдать за тем, как стираются в ржавый порошок ваши трансформационные цепи».       Во время того разговора он нарушил одно из правил информационной безопасности Дельфи: содержащиеся на подземных уровнях объекты не должны знать, что их ждет. Соник и Бум уже показали, что умеют держать вокалайзер отключенным, да и сам план Фармы состоял в том, что никто больше не будет корчиться в лаборатории от распада цепей, но все же – было немного не по себе.       Сейчас он нарушил второе правило. Заговорил с десептиконами о ДЖД. Эту тему они не поднимали, но вопрос уже вырвался, и Фарма признался себе: он действительно хотел услышать ответ. Дженериконы могли знать правду.       – Мы в клетках сидели, – так же негромко ответил Бум. – Я только знаю, что они почти не убили никого. Ну, охрана у наших камер сопротивлялась, их… их Хелекс просто раскидал, кажется. А когда нас всех вывели, все было чисто.       – Что значит «чисто»?       – Ну, я не видел никого, – пояснил Бум. С тех пор как Фарма подкрутил видеосистемы им обоим, треугольное отверстие в визоре не было черным, а ярко сверкало, не сдерживая свет оптосенсоров. Будь у него красная оптика, казалось бы, что он наводит прицел на собеседника. – Я так понял, ДЖД загнали экипаж в спасательные капсулы, потому что слышал, Вос занимался их отстыковкой… А что потом – не в курсе.       – Нам было немного не до того, чтобы заботиться о ботах, – вставил Соник. – И я надеюсь, их все же взорвали к…       – Соник!       Даже их оптика горела ярче, когда две нейросети могли обмениваться сигналами. Фарма и примерно не мог представить, что испытывают эти двое, когда оказываются вместе. Не просто за руки держатся – эта потребность была больше психологической, попыткой заменить физический контакт, обмануть мозговой модуль и заставить его отправить нейросети команду умерить боль. Но что именно они чувствуют, когда один улавливает каждый сигнал другого, каждую маленькую вспышку в эмоциональном контуре, каждый электрический импульс?       Это совсем не то же самое, что интерфейс-обмен, каким бы широкополосным ни был канал, не то же, что подключение к чужой медпанели, не то же, что вторжение в чужой мозговой модуль мнемоиглами. Это разделение одной функционирующей во всей полноте системы на двоих. «Любопытные отбросы», так их называл Ферст Эйд, и в каком-то смысле они такими и были. Два десептиконских ополченца – и интересный медицинский феномен. В лагере Прайма, если бы Соник и Бум не грызлись как оголтелые, не рвали направо и налево горловые шланги, они просто не выжили бы. Их спрятали бы в стазис-поле ученые, повод бы нашелся, или просто затравили бы более сильные и агрессивные мехи.       – Если они живы, и мы найдем их, – протянул Фарма, – а найдем их наверняка мы, потому что пустой корабль недолго шел до нашей станции… так вот, если мы найдем их, ваш с Тарном заговор наверняка вскроется. Меня это тоже касается, так что я нервничаю не на пустом месте.       – Фарма, ты как будто не знаешь, что ДЖД делает с автоботами, – Соник покрутил головой, потому что жесткий провод, неудобно изгибаясь, давил ему под подбородок.       Тот уставился на дженерикона. Его левую линзу он вернул на место не так давно, она была поцарапанной и немного мутной по сравнению с правой.       – Я болтал с ними, – протянул он.       – Ты… ты ведь не… не очень хороший автобот, а? – робко улыбнулся Бум.       – Слишком хороший, – невесело усмехнулся Фарма.       «Как будто ты не знаешь…»       Он склонился над Соником, не торопясь убрать мешающий провод:       – А что знаешь ты, м?       Тот почувствовал себя неловко, но отвернуться не смог, а потому промямлил:       – Слушай, да… ну, я ничего особенного… просто разное говорят… я не имел в виду…       – Они точно взяли их с собой. Выживших членов экипажа засунули в капсулы, а мы на одной из таких прилетели, так что… наверное, переправили в тюрьму или еще куда. Если бы Тарн хотел убить их, он просто расстрелял бы «Огонь на поражение» из орудий «Справедливого мира». Правда? – Бум с тревогой взглянул на автобота.       Он боится, что Фарма разозлится, если узнает, что ДЖД убило тридцать мехов из экипажа «Огня на поражение»? Да на тех солдат ему было лить. Получить бы хоть одно внятное доказательство того, что Амбулон лжет! Или, напротив, волнуется не зря. «Разное говорят», – сказал Соник. Он-то не менял знак, нахвататься жутких слухов ему было негде, только если… если слухи – не голые выдумки.       – Тарн собирался отвезти нас в какой-то лагерь нейтралов, – продолжил Соник. Подхватывая за товарищем, он перенимал его нотки. По отдельности у них были разные поведенческие привычки, у каждого – своя манера разговора, но когда один продолжал мысль другого, Фарма почти не слышал разницы.       Тарн услышал бы, наверное.       – Да, он сказал, что там безопасно, – подтвердил Бум. – А потом что-то случилось. Он попросил о помощи, и мы… Фарма, ДЖД точно не отпустили тех автоботов. Они ведь перемирие нарушили!       – Когда мы вернемся отсюда, их наверняка под трибунал отправят. Вместе с…       – …с нами? – переспросил Фарма.       Соник открыл рот, потом смущенно выдавил:       – Ну… не тебя же… вы же… как я понимаю… – Фарма молчал, не облегчая ему сбивчивый монолог. – Прости. Я не хотел тебя обидеть.       «Прости». Если бы у Фармы было время на лингвистические исследования, он собрал бы доказательства того, что это самое часто встречающееся в речи десептиконов слово.       – Тарн рассказывал про тебя. Он считает тебя героем, – неловко высказал Бум сомнительный комплимент.       «А еще он вынул из комбайнеров с разделенной искрой ти-коги, лишив их единственной возможности объединить сети», – сердито подумал про себя Фарма. Его хмурый вид, кажется, обеспокоил пациентов.       – И ты… так много делаешь для нас, – добавил Соник.       Не ради них – такова была правда, в которой Фарма неохотно признавался себе и тем более не признался бы Тарну. Эти двое должны были стать инструментом его освобождения. Да, это спасет остальных объектов – должно спасти, – но сложно перепутать цель и следствие.       – Вам тоже придется сделать кое-что для меня, – Фарма перевел взгляд с одного дженерикона на другого, – очень скоро.       – Ты можешь на нас положиться, – заверил его Бум. Соник неглубоко – насколько смог – кивнул одновременно с ним, как будто заранее знал, какие слова тот произнесет.       А ведь совсем недавно Фарма раздумывал о том, чтобы убить их на этих самых платформах. Озвучивать эту мысль, как и недовольство тем, что история «Огня на поражение» не стала даже на толику яснее, он не стал. Дженериконы все, что нужно, додумывали о нем сами. Им, наверное, отчаянно хотелось доверять хоть кому-нибудь, и рекомендации самого Тарна было достаточно, чтобы сделать все, что «не слишком хороший автобот» от них потребует.              – Амбулон сказал, ты снова вакциной занялся? – Ферст Эйд держался расслабленно. Он сидел в кресле в кабинете Фармы, изогнутые черные пластины за спиной почти сливались со спинкой.       – Немного, – юлить не было смысла. Фарма потер угловатые вставки на шлеме пальцами, надеясь, что жест выглядит скорее усталым, чем нервным.       Менеджер стал слишком часто соваться в его дела. Едва ли можно пожаловаться на это Ферст Эйду, для которого – наверное – он и вынюхивает, чем на самом деле занимается Фарма. Сейчас хирург чувствовал себя загнанным в угол. Они не знают, нет, они оба ничего не знают, но наверняка догадываются…       Фраг.       Маска Ферст Эйда перестроилась, обострившись внизу и став шире у верхнего основания, как если бы он улыбнулся под щитком.       – Совесть мучает?       – Пошел ты, – искренне выпалил Фарма.       Ферст Эйд засмеялся:       – Мне с тобой повезло. Кто-то должен думать о том, как исправить то, что я наворочу, а? – он развел руками. – Не хотел тебя задеть. Расскажешь, как успехи?       – Давай сначала закончим с дженериконами, – Фарма сплел пальцы в замок. – Я просто переключаюсь с одного на другое, чтобы развеяться. На этих двоих немало ресурсов и времени ушло.       В оптике Ферст Эйда это выглядит скорее беспорядочным распылением сил. Фарма хватается то за штаммы, то за вакцину, в то время как у него есть вполне конкретное дело, связанное с его специальностью. Но несколько лет в Дельфи сделали заместителя Рэтчета терпимее к своему хирургу. Такие, как Ферст Эйд, вполне способны уважать чужие взгляды. Он смеется над ним, он поддевает Фарму сплошь и рядом, но он все равно ценит и мастерство, и чувство ответственности… иначе он не хотел бы, чтобы Фарма занял его место.       Но если он – с подачи Амбулона или сам по себе – заподозрит что-то… Фарма не питал иллюзий. Он попрощается со свободой, с трансформационными цепями и с мечтами о мирном Кибертроне. Нарушенных планов Ферст Эйд ему не простит. А связи с ДЖД не простит никто.       – Я смотрел данные последней диагностики, – оживленно подхватил Ферст Эйд. – Думаю, они готовы. Нам незачем тянуть, Амбулон подобрал доноров. Поставь комбайнерам ти-коги.       Уже? Фарма пропустил пару циклов вентиляции. Так… скоро?       – Или ты предвидишь какие-то проблемы? – спросил шеф без особого беспокойства. Скорее, просто интересуясь.       Врать ему не имело смысла. Ферст Эйд опытный врач, а состояние дженериконов было отличным. Они оба признавались, что уже несколько тысячелетий так безмятежно не функционировали. Но вообще-то спрашивать их не было нужды – результаты осмотров говорили сами за себя.       – Нужно будет дать им немного времени на адаптацию, – сказал он, упираясь взглядом в наглухо закрытый фейсплейт Ферст Эйда. – Если несколько трансформаций пройдет без последствий, можешь начинать эксперимент.       – Можем, – поправил шеф все так же насмешливо.       – Можем, – эхом повторил Фарма.              – Итак, – Фарма положил одну ладонь на плечо Соника, другой похлопал Бума, – вы все поняли?       – Ты… ты заразишь всех?       – Они умрут? – добавил Соник тихо.       – Нет, – «не думаю» было бы более честным ответом, – но они не смогут двигаться. Не окажут ДЖД сопротивления. После первой трансформации начнется распадение цепей. Вирус повредит суставы. Дельфи закроют на карантин.       – Да, но как это нам поможет? – угрюмо поинтересовался Бум.       – Если я этого не сделаю, вы умрете, – отрезал Фарма, выпрямляясь. – Ясно? Сегодня я поставлю вам шестерни, а через пару дней Ферст Эйд заразит вас, и я не смогу ничем помочь. Я не могу покинуть станцию, мне вас не вытащить.       Бум нашарил пальцами руку Соника. Жест был скорее инстинктивным, чем продиктованным чувствующей недостаток энергии искрой. Они привыкли держаться друг за друга. Искать поддержки каждый раз, когда что-то пугало их или смущало.       – Тарн не сказал, когда они вернутся, – напомнил Соник.       – Помощь от автоботов к нам придет нескоро, – терпеливо пояснил Фарма. Чтобы они не сорвались, не запаниковали, сделали все, как запланировано, требовалось раскрыть перед ними все светлые стороны плана… и умолчать обо всех темных. О том, что он не до конца уверен в своей формуле. О том, как он торопится и как боится сам. – Шлак, мы запрашивали отделение для обороны, припасы – ничего не добралось до Мессатина! О нас просто забыли. ДЖД вытащат вас раньше, чем хоть кто-то побеспокоится отправить сюда медицинскую помощь.       – Но мы же тоже трансформируемся.       – У меня есть вакцина, – успокоил он Бума. – Я зашью капсулу в одного из вас, после того как взорвете звуковую бомбу – разделите и выпьете. Вещество должно смешаться с топливом. Обязательно оставьте немного, как образец, иначе потом не сможете спасти остальных. Главное, помните: никто не должен видеть вас в альтмоде, для всех, даже для других объектов, ваши чипы-ингибиторы активны. Ясно?       Дженериконы нервно закивали. Благодаря разделенной искре их держали вместе – драгоценные пленники на особом положении. Амбулон был против, но Ферст Эйд его не слушал…       Зря. Амбулон почувствовал истинное положение дел сразу, как новых объектов притащили на порог.       – Они не догадаются?       – Я прописал в ваших картах другой альтмод, – это было рискованно, но едва ли Амбулон и Ферст Эйд не заподозрили бы конов, комбинирующихся в аудиосистему, после подрыва звуковой бомбы на территории станции. – Эхолокатор.       Пока истинные функции Соника и Бума не были известны коллегам, даже внешний вид объединившегося гештальта не должен был их смутить. И все равно они трое ходили по лезвию скальпеля.       Фарме было не по себе от скорости, с которой пришлось приступить к исполнению плана. Постоянно казалось, что у него еще есть время, а потом – раз! Ферст Эйд ждать не желал. Фарма точно знал, что дальше оттягивать эксперимент не удастся. Он снова перестал отключаться во время подзарядки, проводя все время за интеграцией вирусного кода в звуковую волну. Миллионы лет войны – а все равно что-то приходится делать в первый раз. На две формулы – вируса и антидота – ему придется поставить не только свою жизнь, но и актив всех, кто служит в Дельфи или находится здесь в плену.       – Запаситесь терпением, – он старался говорить уверенно.       – Мы справимся, – Бум опустил голову, – Тарн нас предупреждал, что… ну, о карантине. Что это сигнал. Просто… немного страшно, – признался он.       «Мне тоже».       – Сейчас я отключу вас, чтобы поместить ти-коги. Мне нужен полный доступ к твоей прошивке, Соник, чтобы тебя заминировать.       – Ты хоть понимаешь, как это звучит вообще? – буркнул тот. – Я отключу файерволы, но… но…       Фарма ухмыльнулся, не дослушав его бормотание:       – Отлично. Чипы вырублю после тестов, – добавил он. – Ферст Эйд захочет понаблюдать.       Треснутый визор Бума снова был повернут к нему. Десептикон нерешительно хлопнул губами пару раз, а потом спросил:       – Ты… сколько умерло здесь, Фарма? Много… мехов?       – Пятьсот пятьдесят три, – четко ответил он. Оптика Соника нервно расширилась. Бум тихонько охнул. – И вы будете тридцать четвертым и тридцать пятым, кто сможет уйти.       Простая – и такая безжалостная – математика.              – Не нужно этого делать.       Пальцы Фармы замерли над клавиатурой. Он постарался свернуть все окна без излишней спешки, но не знал, имеет ли еще смысл скрываться.       Амбулон стоял на пороге, опираясь о дверной косяк рукой. Он смотрел на конов, распятых на платформах, на кабели, подключенные в инфоразъемы. Его взгляд как всегда был блеклым и немного недовольным.       – Что ты имеешь в виду? – Фарма выдавил кривую улыбку.       Амбулон встретился с ним оптикой. Он молчал, казалось, целую вечность. Фарма перевел готовность активации оружия на последнюю стадию. Если экс-кон подозревает… или знает, что Фарма затеял, если эти слова – угроза, если… если за Амбулоном в коридоре несколько автоботов с пушками наперевес – то что ему делать?       – Работать в ущерб подзарядке, – вдруг хмыкнул Амбулон. – Наш прогресс даже никому не нужен сейчас. А если ворвется ДЖД, я не хотел бы лишний раз злить…       Фарма с облегчением отозвал запрос, отправленный заплечным ракетным установкам. Нет, это всего лишь… странный способ выразить немного заботы и поделиться страхом. По мнению коллег, ДЖД не имели точного представления о том, что происходит в Дельфи. Ферст Эйд рассматривал вариант, в котором базы данных об исследованиях будут уничтожены, как и требовал Праул, и тогда Дельфи окажется… секретной тюрьмой.       Не пыточной. Не институтом, где создается кибербиологическое оружие. Просто тюрьмой.       Амбулон убеждал его отложить эксперимент над комбайнерами. Чтобы попытка притвориться одним из тайных прауловых изоляторов была успешной, никаких зараженных объектов в лаборатории валяться не должно. Ферст Эйд не поддался на его уговоры. «Это медбэй, – насмешливо хмыкнул он, – мы можем лечить здесь хоть киберкрозис. Убьешь их, и они постфактум перекочуют из объектов исследования в обыкновенных несчастных пациентов».       – Интеграция ти-кога у объекта 791 прошла неудачно, – Фарма стал объяснять с облегчением, хотя не сразу заметил. – А Ферст Эйд хочет, чтобы они трансформировались уже завтра. Не беспокойся, я верну их в камеру, когда закончу.       Амбулон продолжал пристально разглядывать его. Удивляется ли он количеству соединений? К трансформационным процессам большинство подключений не имело отношения, это даже студент заметил бы. Обратил ли он внимание на вскрытый шлем Бума? В удобное и хорошо защищенное во время трансформации отделение Фарма собирался спрятать капсулу с антидотом.       – Ты не боишься, – пробормотал Амбулон невпопад. – Но – не нужно, Фарма.       «Не нужно так торопиться из-за прихоти Ферст Эйда» или «не нужно предавать знак, потому что это убьет тебя»? Что он имеет в виду?       – Это моя работа.       – Если… – Амбулон замолчал, развернулся и добавил через плечо: – Как знаешь.       Фарма провожал менеджера Дельфи взглядом. Что если он с самого начала все правильно понял? Что если Амбулон хочет, чтобы он закончил с дженериконами, потому что обо всем догадывается… и желает предостеречь?       Он снова взглянул на пациентов, пребывающих в оффлайне. У Соника был забавно распахнут рот, будто сервоприводы во время отключения не могли поддерживать челюсть. Расшатались давно или во время пытки? Фарма не обращал внимания раньше, а сейчас некогда было подтягивать шарниры. Появление Амбулона подстегнуло его. Некогда ждать тестов. Придется успеть поработать над защитными протоколами Дельфи – пока у Фармы еще есть к ним доступ – и приступить к исполнению плана.       Он все равно прощупал металл лицевой пластины в поисках ослабленных суставов. Фарма терпеть не мог, когда ремонт не закончен полностью… работа должна быть выполнена идеально.              Дверь карантинного отсека закрылась, и Фарма положил ладонь на стекло. Ему показалось, что пальцы едва слышно, глухо стучат по нему, и он прижал руку сильнее, избавляясь от иллюзии дрожи. Теперь можно будет отдохнуть. Он выкупил себе несколько… сколько? Чего? Дней, циклов? Месяцев?       Лет?       Когда вирус активируется, замки отсека заблокируются, и Фарма будет отрезан от Дельфи, от всего мира. Бокс из прочнейшего укрепленного стекла можно разве что взорвать… как потом его вытащат отсюда, он старался не думать. Такая ирония: прямо сейчас времени на раздумья у Фармы нет, в то время как после зловещего сигнала его будет, возможно, вечность.       Но сейчас Фарма не может тянуть. Он не успел провести все необходимые тесты, но если он промедлит, Ферст Эйд заразит дженериконов, и… Фарма переживал не о них. Однако их альтмод был нужен для успешного исполнения плана, и они верили ему, будто он тоже обладал волшебным голосом, способным убедить любого. Ха, его голос стал сиплым после нескольких циклов, которые он без отдыха занимался исследованиями. Иногда казалось, что он дрожит, как и руки. Но сервоприводы ему подчинялись, и разум тоже. Фарма был в состоянии бороться с иллюзиями.       Тарн считал, что он хорошо притворяется. Да, пожалуй: он не только обманывал Ферст Эйда и Амбулона, но и широко, уверенно улыбался дженериконам, хотя не было никакой гарантии, что они доживут до счастливого освобождения. До восстановления. Маленькая капсула с вакциной, спрятанная в корпусе Бума, даст ДЖД только формулу, но не столько антидота, чтобы вылечить всех.       Правда, эвакуация должна пройти быстро. По плану Фармы, автоботы при этом будут неподвижно лежать в коридорах станции, не в силах управлять собственными корпусами. Ферст Эйд будет искать способ справиться с вирусом, но Фарма забрал заказанные Амбулоном препараты с собой. Его коллегам придется ждать новых поставок, а все это время Дельфи будет закрыта на карантин. Учитывая, как плохо обстоят дела со связью, это – еще один плюсик в копилку вечности.       Все это сработает, только если Тарн и правда вернется. Если нет… Фарма уже не был уверен, что сможет притворяться дальше. Делать вид, что все произошедшее – случайность, совпадение. Он чувствовал только усталость, бешеную, наваливающуюся, давящую на плечи, запускающую пальцы в вентиляцию. Мешающую прогонять воздух по корпусу.       Фарма резко отошел вглубь карантинного отсека и сел на платформу. Раскрытые крепления будто ждали жертву, но… сегодня изолирован будет не подопытный, а экспериментатор. Встроенный комлинк как будто зудел в шлеме. Фарма отвлеченно погладил стальные кандалы.       Лазарет… медбэй. Пыточная.       Если бы можно было отключить оптику, уйти в гибернацию, а очнуться, когда все закончится! Когда он будет свободен от груза Дельфи… скорее всего, ему придется смотреть. Если Ферст Эйд и Амбулон решат, что он виновен в случившемся, а они наверняка решат, ему – как и пленникам – останется надеяться только на то, что Тарн не солгал.       Когда Фарма сидел с ДЖД на их подземной базе, заправляясь краденым энергоном, слушая размахивающего всеми четырьмя руками Хелекса и почти не обращая внимания на грубые замечания Каона… это были самые счастливые дни на Мессатине. Тарн с его фантастическими умениями навязывать покой искре был ни при чем. Остальные… они не лгали ему. Каон был искренен в своей ненависти. Вос – в осторожности и недоверии. Тесарус – в робко высказываемых опасениях. Хелекс – в той готовности, с которой он принял огрызающегося, настороженного автобота в их маленькой компании. Фарма смотрел на чуть искаженное толстым стеклом темное нутро центральной лаборатории Дельфи и вспоминал один разговор за другим.       Жаль, он никогда не мог быть честным с ними. Они этого заслуживали. Может, когда-нибудь…       Он поднес руку к шлему, прислушался: стучат ли пальцы?       «Ты ведь не лгал, Тарн? – спросил он тихий полумрак по ту сторону стекла. – Ты не бросил меня здесь?»       Из обиды, мелочной мести за сделанный выбор… просто потому, что слово автобота всегда значит меньше слова десептикона… не бросил? Не мог бросить. Только не Тарн.       – Пора, – сказал он в активированный комлинк.       Бум ему не ответил – трансляция сигнала работала в одностороннем режиме. Фарма отсчитал несколько кликов, прежде чем снаружи вспыхнули аварийные огни. Воплей сирены он уже не услышал, как и звука, который сформировал в содержимом топливных шлангов каждого меха в Дельфи цепочки нового вируса.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.