Раскаяния достаточно

Два месяца до окончания войны

      Сегодня температура была запредельно низкой. С каждым кликом, казалось, мороз сильнее сковывал сервоприводы, а о стенки баков стучало все больше льдинок. Иллюзия, конечно, но – неприятная.       Еще неприятнее оказалось то, что Фарме приходилось ждать. Ни Тарн, ни кто-либо из его подчиненных не появились вовремя. Время шло, и все больше энергии уходило на обогрев.       Панель на левом предплечье была открыта, и Фарма почти не чувствовал собственные детали в этом блоке. Кабели тянулись к медразъемам лежащего на паме десептикона. Они до сих пор передавали информацию, и только это свидетельствовало о том, что тот еще актив.       Объект был в гибернации. Своими системами он не управлял, а пам при такой температуре сбоил и глючил, невероятно тормозил с командами, словом, без пристального надзора врача не работал.       Фарме приходилось выжимать из своего обогрева максимум и напрямую регулировать параметры кона. Его звали Аутрич, и до того, как он попал в Дельфи, он был мощной ракетной установкой. Дельфи выпила из него и мощность, и силу. Амбулон отсоединял орудия у всех объектов, так что у пленника в груди зияла огромная дыра. На стойкости к морозу это сказывалось плохо. Очень плохо.       Ругаясь сквозь денты – челюсть слушалась плохо, и проклятия были невнятными, хотя слушать их все равно было некому, – Фарма пытался вызвать базу ДЖД. Тишина была ответом.       Можно было бы бросить Аутрича здесь и вернуться. Даже – стоило так поступить. Батареям уже очень скоро начнет не хватать энергии, и если Фарма не хочет осложнений себе, нужно как можно быстрее покончить с этим. Но Аутрич может и не дождаться того, что Тарн вспомнит о встрече.       И потом, не верилось, что Тарн о ней забыл. Что-то случилось, не иначе, и Фарма беспокоился, хотя признавался себе в этом не очень охотно. Что? Новый приступ трансформации? Операция, пошедшая не по плану, вынудившая всех покинуть базу? Может быть, и вообще – Мессатин?       Возможно ли, что их раскрыли? Нет, тогда и Фарму уже прижали бы; Ферст Эйд не из тех, кто стал бы растягивать его агонию. Но сложно было представить и то, чтобы ДЖД исчезло, не предупредив, не отправив сообщение, не оставив ничего у антенны… Фарма уже изучил ее сверху донизу – никаких зашифрованных сигналов. Ничего.       Последние полчаса он просто лежал на паме, на корпусе Аутрича, вентилируя на износ – выдувая из систем горячий воздух, слабо, впрочем, помогавший кону согреться.       – Фарма…       Голос, воплощающий тревогу в звуке. Тарн положил ладонь ему на шею, забившуюся снегом, проверяя течение энергона в шлангах – видимо, тепловые датчики не помогали определить состояние. Фарма резко дернулся, и он торопливо убрал руку.       – Где тебя носит? – вокалайзер будто сочился жидкостью. На самом деле это талая вода стекала глубже. Фарма уже обесточил пару участков внутри, опасаясь коротких замыканий, и оттого говорил коротко, будто экономя слова.       – Прости.       Одно только слово отозвалось приятным теплом. Тарн сожалел искренне, это стало ясно с первого звука. Едва ли он позабыл о просьбе не лезть в искру, скорее всего, понимал, что автобот потребует объяснений, и поэтому позволил ему прочувствовать свои эмоции сразу.       – Мне… лить, какое важное десептиконское дело тебя задержало, – Фарма с трудом выпрямился. Кабели нелегко было выдернуть из панели Аутрича, они надежно примерзли. – Мне нужен энергон.       – Я очень виноват…       – Это не новость, – отрезал Фарма.       Тарн подхватил Аутрича на руки.       – Поднимай нас, Хелекс, – скомандовал он.       – Поднимай? – только и успел переспросить Фарма, удивленно и нервно. Потом мир вокруг смазался и пошел полосами, как будто помехами.              – Мы на «Справедливом мире», – пояснил Тарн ровно в тот миг, когда восстановилась обработка аудиопотока.       Скачок температуры и вызванный им дискомфорт не шел ни в какое сравнение с тем, сколько тревоги вызвала у Фармы неожиданная цель перемещения. Зачем ДЖД притащило его на свой корабль?       Хелекс, принимая на руки Аутрича, даже не улыбнулся Фарме. Не то чтобы тому было сейчас дело до вежливости, но это показалось странным.       – Он согласился? – спросил Хелекс взволнованно. – Ты посмотришь его, Фарма?       Тот обхватил горло рукой, словно это могло помочь разогреть энергон в шлангах, и вместо ответа выкашлял немного талой воды из вокалайзера.       – Какого шлака? – выдавил он. – Решил меня… все-таки похитить?       – Мы не успели поговорить, – ответил Тарн Хелексу.       – Аутричу нужен… искусственный обогрев. И побыстрее. Шлак, – Фарма стряхнул снег с рук. – Я непростительно долго тебя там ждал, Тарн.       По мере того как соотношение температур корпуса и воздуха на корабле становилось хотя бы переносимым, Фарма убеждался, что вообще не желает покидать борт. Только не обратно, на этот адский мороз. Пусть Тарн телепортирует его куда-нибудь поближе к Дельфи! И даст как следует отогреться перед этим.       – Каон ранен, – Хелекс протянул свободную руку, тремя другими удерживая Аутрича, и взял Фарму за локоть. Не крепко, скорее чтобы поддержать, потому что автобота и правда шатало. Фарма зло зыркнул на него, но тот, в отличие от Тарна, явно не умел соблюдать дистанцию и читать чужие эмоции. – Его уже несколько часов коротит. Мы не можем вытащить пулю.       – Хелекс, пожалуйста, – Тарн подступил на шаг, поднял маску, чтобы взглянуть в оптику подчиненному, и попытался отвести его в сторону.       Фарма поступил проще.       – Хватай своих приятелей, – он грубо отдернул руку и оттолкнул Хелекса слабым ударом ладони по буроватой броне – на серьезный просто не хватило сил. – Ясно?       Значит, Тарн, не спросив, телепортировал его на свой корабль, потому что ДЖД понадобился квалифицированный медик? Отличный способ просить о помощи. Как можно отказаться, когда даже уйти не можешь?       – Прости. Мы все взволнованы. Пуля пробила центральную электрическую магистраль, и… Каон даже вырубиться не может, – Тарн движением руки отправил Хелекса к дверям. Тот послушался, но все равно обернулся и взглянул на Фарму, прежде чем скрыться.       Они ведь знают, что он не откажется.       – Пробовали отключить его?       – Пока он в сознании, то может регулировать перегрузки. Сдерживать их. Знаю, звучит неправдоподобно, – от Тарна не укрылась ухмылка Фармы. Должно быть, он почувствовал ее раньше, чем тот растянул губы. – Но он до сих пор держится. Если мы его вырубим… мы боимся, что сгорит мозговой модуль или камера. Он уже спалил два аппарата поддержки, которые мы пытались подключить…       – Понял, – коротко откликнулся Фарма. – Веди.       Озвученные Тарном признаки были и вправду неутешительными. Пожалуй, чтобы оказать кому-то помощь, не обязательно питать к нему исключительно теплые чувства.       – Спа…       – Тарн, – укоризненно оборвал его Фарма. Да сколько можно? – Я пока ничего не сделал. И ты все еще притащил меня на борт десептиконского корабля против моей воли.       Тот не стал спорить.       «Справедливый мир» оказался не таким уж маленьким. Они догнали Хелекса – тот заметно обрадовался, что Фарма все-таки не потребовал вернуть его обратно на Мессатин, – и спустились на палубу ниже. На борту корабля было темно: аварийные огни на палубе указывали путь к медотсеку, но больше ничего не работало. Даже вертеть головой и смотреть по сторонам было бесполезно.       – Вы экономите энергию. Поддерживаете низкий уровень, чтобы вас не засекли?       – Мы вернули полное снабжение только в медотсек, – сказал Хелекс. – Это уже рискованно.       – Оборудование на борту современнее, чем на Мессатине, да и перемещение на поверхность Каон может не пережить. Мы держались подальше, а потом не могли подойти на нужное расстояние. Орбита заградительной станции изменилась, пришлось высчитывать новый маршрут, – объяснял Тарн, и у Фармы было четкое ощущение, что он не оправдывается – а пытается заглушить собственную тревогу рассказом о том, до чего, в деталях, слушателю дела не было.       Видимо, их корабль размещался в слепом пятне где-то в астероидном поле. И, скорее всего, лазейка образовалась уже после того, как Праул разместил здесь охранные военные станции. Он бы не допустил, чтобы сканеры станции не добирались хотя бы до одного жалкого клочка пространства. Должно быть, несколько лет назад нечто заставило сдвинуться пару мертвых кусков породы в астероидном поле, что позднее провело на Мессатин ДЖД, и это можно назвать удивительным подарком судьбы. Для тех, кого удалось спасти.       – Вы поэтому задержались? Могли бы и не рисковать.       – Я не мог не прийти, – ответил Тарн негромко. – Но мы ждали коридора, чтобы не засветиться.       Итак, они примчались оттуда, где Каон схлопотал пулю, вырубили энергию везде, кроме медблока… и рискнули забрать с планеты очередного пленника. Ну, и опытного медика заодно.       Дверь скользнула вверх, и Хелекс прошел внутрь первым, слегка пригнувшись. До Фармы донесся треск электричества и запах озона, острый, насыщенный.       – Ты здесь! Ты здесь, это так здорово! – раньше, чем Фарма что-то увидел, к нему подскочил Тесарус.       – Только не хватай меня, – предупредил он рассеянно и заглянул ему под руку.       За электрическим сиянием едва можно было разглядеть самого Каона. Разряды проходили по всему корпусу, как будто изоляция нарушилась повсюду. Щелканье аварийных систем и вымученная, нахрапная работа кулеров выдавали критический перегрев. Каон выгибался на медицинской платформе, будто принявшая форму меха живая шаровая молния. Энергетические и автоматические блокираторы не могли работать под таким напряжением, а цепей, очевидно, ДЖД на борту не держали, так что Каон метался свободно. Паутина бело-голубых разрядов превращалась в плотный кокон на плечах, почти полностью скрывая их. Подсветка сияла даже не желтым – нездоровым белым. Почти как глаза искроеда.       Пет, кстати, был здесь. Вос, вцепившись в него обеими руками и едва удерживая, занимался тем, что оттаскивал турболиса от платформы. Тот рвался к хозяину и хрипел не меньше, чем издыхающие системы охлаждения Каона.       О, не странно, что Каон сжег медицинскую аппаратуру. К чему бы он сейчас ни подключился, это ждет аварийная перегрузка.       – Чт-то? – дергая непослушной челюстью, выдавил Каон, приподняв голову, но явно ничего не увидев.       Если его оптические системы были упрощенными, отключились они в первую очередь. Вот выгоревшая некогда основная система обработки видеопотока должна была продержаться дольше. Но заряд, некогда уничтоживший ее, определенно был еще больше того, что раздирал энергосистемы Каона сейчас.       – Это Ф-ф-фарма? – имя утонуло в шуме статики. – Нет! Пусть не смеет! Тарн! Ты слыш-ш-ш…       Он выгнулся на платформе так сильно, что в конструкции что-то хрустнуло, заряд ударил из катушек в стену, свет в медблоке мигнул.       – Хелекс, настрой внешнюю терморегуляцию для Аутрича, – распорядился Фарма, вскользь глядя на экраны с результатами сканирования. Мерцающих источников наивысшего напряжения становилось все больше. Никакие резисторы уже не справлялись. Каон терял контроль. – А мне нужна сушка.       Броня до сих пор была в потеках талой воды. В таком виде в чужие системы не лезут.       – Не трогай меня! Убью! – пообещал Каон отчаянно. – Вос, не позволяй ему!       Пет затявкал, как будто давился чем-то, застрявшим в шлюзе, и снова попытался вырваться. Вос крепче сжал его и сделал пару шагов в сторону и от Фармы, и от платформы.       – Пусть не лезет! – повторял Каон, вертя головой. – Сожгу к Юникрону! Тарн!       – Пожалуйста, позволь ему тебе помочь, – лидер ДЖД подошел к платформе, и электричество зашипело, гасясь о его броню. Голос вынуждал Каона примириться с неизбежным, но это не значило, что и желания Каона меняются тоже.       – Иди в шлак! – простонал он. Последнее слово прозвучало скрипуче, едва слышно.       – Ты знаешь, как важно извлечь пулю. Мы не хотим тебя потерять. Ты сгораешь, Каон!       – Никаких-х! Автоботов! – отрезал тот.       Умирать будет – не примет помощь. Впрочем, если не прекратить процесс, он действительно перегорит. Если и выживет, менять придется всю проводку в корпусе, а в каком состоянии будет его мозговой модуль, лучше не загадывать. Фарме и не надо было загадывать: он знал точно. Эмоциональный контур, без того нестабильный, перестанет быть даже слабым буфером между импульсом и действием. Каон станет еще более опасной живой бомбой.       Фарма подставил руки под горячий воздух, краем видеоканала фиксируя, как Хелекс пристегивает корпус Аутрича к платформе: на случай, если он придет в себя раньше, чем они сами будут готовы о нем позаботиться, и не разберется в ситуации. Тесарус помог ему с настройкой аппаратуры – довольно уверенно для любителя – и подтянул к сушке стойку экрана, показывая Фарме результаты сканирования.       – Пуля вошла глубоко и пробила энергоузел. Это вывело из строя регуляторы катушек… я думаю.       – Заряд распространяется по всему корпусу. Пуля выводит его из замкнутой цепи и передает всем неизолированным элементам, – Фарма потер пальцами основания кистей. Руки медиков отличаются хорошей изоляцией, потому что встречаться с чужим током в поврежденных системах приходится часто. Но это вовсе не значит, что Каон не сможет поджарить врача. Очень даже сможет. Впрочем, Тарн, сам того не подозревая, вызвал подходящего медика, чтобы справиться с этой проблемой. – Других физических повреждений нет?       – Ни капли энергона, – заверил Тесарус.       Фарма прошел мимо него, возвращая экран на место, но не торопясь приближаться к Каону. На него смотрели – снова – с такой приятной надеждой…       – Но будет. Охлаждение в корпусе уже не работает. При высоких температурах начнут ссыхаться шланги, и… – он оборвал лекцию, вглядываясь в результаты сканирования. Чужеродный объект вошел Каону под шею, на палец выше – и пробил бы горловые шланги. А ведь латать разорванный топливопровод проще, чем разбираться с сошедшим с ума генератором. Даже Тесарус бы справился.       Обрубать ток по частям не получится. Генератор не ослабит уровень выдаваемого напряжения, а значит, оставшиеся участки только перегорят быстрее.       – В пуле нет взрывного заряда, иначе ему давно разнесло бы голову. Стоит попробовать расплавить ее, – сказал Фарма задумчиво. – Тогда можно будет быстро направить…       – Пулю необходимо извлечь, – перебил Тарн.       – Уж позволь мне решать, – отмахнулся Фарма, оглядывая медблок в поисках нужных инструментов.       – В ней – послание для нас, – негромко, но убедительно произнес Тарн. – Мы надеемся, что пока оболочка не повреждена, его можно будет прочесть.       Каона подкинуло так, что он едва не слетел на пол, еще один разряд, сорвавшийся с катушек, впился в ближайший экран, вырубая его. Сильнее паленым не запахло, это было бы невозможно, но сноп искр с шипением обдал Воса и Пета.       – Что тебе важнее? – Фарма скривил губы. Ему о многом сейчас хотелось спросить, например, всегда ли кто-то из ДЖД оказывается при смерти, получая послание от своего агента у автоботов, но времени не было.       – Если пулю можно вытащить целой, сделай это, – попросил Тарн. Маска склонилась, уходя в тень. Только ее линзы высвечивали всполохи сияния Каона.       – Я… справлюсь сам! – рявкнул Каон. От перегоревшего экрана к щитку в стене понесся бледный огонек. Хелекс торопливо отрубил технику от сети, но свет успел мигнуть снова.       С чем он хотел справиться? Вытолкнуть пулю из собственного тела?       – Понял, – процедил Фарма. – Тесарус, ты мне поможешь. Остальные – вон.       – Фарма, я могу…       – Что, Тарн? Проследить за моей работой? – огрызнулся тот. – Убедиться, что я сделаю, как ты хочешь?       – …немного успокоить его, – баритон и правда мягко обволакивал искру. Фарма отвернулся.       – Ос-таться, – коротко скрипнул Вос и повторил: – Остаться.       Видимо, прибегнул к своим ускользающим знаниям языка, чтобы доказать, насколько серьезно настроен.       – Вон, – Фарма сузил оптику. – Каждый из вас – потенциальный объект, притягивающий заряд. Аутрича вы забрать не сможете, а Тесарус понадобится, если мне срочно нужен будет восстановитель. Так что – вон.       Они с Тарном смотрели друг на друга совсем недолго, а потом лидер ДЖД поманил за собой Хелекса и Воса.       – Каон, – Вос потянул за собой Пета. Взгляд искроеда обещал Фарме всевозможные муки весьма осознанно, как будто смотрела вовсе не тупая тварь, прирученная ДЖД, – жив?       Будет ли жив, имел он в виду. Когда Вос войдет с медблок в следующий раз, будет ли Каон в сознании, в своем уме, хотя бы онлайн.       – Да, – Фарма уверенно улыбнулся.       Они, в конце концов, пригласили лучшего хирурга автоботов. Да, задача непростая, но ничего сверхъестественного. Не сложнее, чем прооперировать невидимого бота с бомбой в честплейте.       Он свел ладони и большими пальцами поддел регуляторы у основания кистей. Светлое желтоватое поле окружило руки. Рэтчет часто повторял, что Фарма не может усовершенствовать себя без потерь функциональности. Ирония в том, что его главному оппоненту в медслужбе это удалось без особых усилий. Конечно, миниатюрные генераторы поля, собранные Ферст Эйдом и адаптированные Фармой, отнимали множество энергии, а времени их работы было не достаточно, чтобы проводить долгие операции, но зато они полностью защищали руки от электрических зарядов извне. Только руки – однако если Каон не будет пытаться навредить Фарме специально и удар током в голову не последует, этого будет достаточно.       Ферст Эйд понимал в таких апгрейдах больше любого известного Фарме врача. Он собирал излучатель поля для себя, на случай, если из-за травмы или вируса потеряет контроль над встроенным в камеру искры генератором. Поле должно было сдержать заряд, рвущийся наружу. Но мощности лучших экземпляров хватило только на то, чтобы применять их во время операций на электросети. Пока – всего лишь кустарное улучшение, поле могло бы пригодиться во многих госпиталях, но отчего-то мирные свои изобретения Ферст Эйд продвигать не торопился.       Сейчас, получив возможность узнать больше об энергосистеме Каона, Фарма в первую очередь подумал о том, что наконец-то сможет сравнить его и Ферст Эйда. Разобраться, что мешает Каону контролировать силу заряда.       – Все тебя бросили. Придется принять мое лечение, – хмыкнул он.       – Шлаков бот! – хрипло выдохнул Каон, но не попытался сопротивляться.       За отвращением тоже можно прятать страх. Метод не хуже прочих.       – Сейчас я могу вырвать тебе горло одним движением, – ласково напомнил Фарма, касаясь раскаленной брони ниже шеи и почти вслепую нащупывая дыру от пули. Та вошла прямо в инсигнию, в левый угол. – Лежи спокойно, молчи, и тогда не окажется, что я соврал Восу.       Внутри черных обожженных провалов на месте оптики можно было увидеть белые змейки зарядов. Трансформаторы Каона гудели громче, чем могла бы звучать целая электростанция. Треск лижущих пальцы впустую зарядов, отталкиваемых полем, был громче вопроса Тесаруса, но слова Фарма все равно расслышал.       – Ты… не очень хорош в утешениях, да? – спросил десептикон с неуверенным участием.       – Утешение не помогает, – Фарма чувствовал жар, но не уколы электричества. – Каон, я буду работать только встроенными инструментами, – предупредил он.       Тот сдавленно прорычал что-то в ответ. Фарма отвел взгляд – все равно придется резать вслепую. Синий визор его неквалифицированного помощника беспомощно двинулся из стороны в сторону несколько раз – Тесарус смотрел то на корчащегося Каона, то на автобота, который творил что-то, по его мнению, невероятное.       – И так как мы не можем вырубить тебя или обездвижить… это будет больно. Не спали нас с Тесарусом и весь «Справедливый мир» заодно, – он щелкнул пальцем, высвобождая лезвие. – В коем-то веке держи себя в руках.       – …ржа, – разобрал Фарма с трудом, сквозь помехи. – …скраплет!       Если Каон способен ругаться даже в таком состоянии, он, пожалуй, и правда будет в порядке.              Они окончательно убили проводку в медблоке. Фарму задело дважды, но вскользь. Один раз Тесарус схватил Каона за плечи, чтобы тот, содрогаясь, не насадился на скальпель Фармы, и от него теперь тоже несло палеными микросхемами. Впрочем, несло от них всех. Фарма старался не думать, как избавится от запаха и как вернется в Дельфи. Хотелось бы, чтобы время на «Справедливом мире» шло иначе, чтобы час здесь был парой минут на планете, но – увы – этого ДЖД не умело.       Он работал – и невольно обращал внимание на то, как Каон стискивает денты, лишь бы не кричать. Отрубить что-либо в своей конструкции он был уже не волен, хаотичные скачки напряжения сами решали, чему запускаться, а чему – нет. Каждый раз, когда Каон начинал стонать, Фарме становилось не по себе.       Он привык, что объекты порой хрипят под его скальпелем, но объекты долгое время не были для него живыми мехами. Дельфи научила его абстрагироваться и резать, ничего не слыша и не воспринимая, не испытывая жалости или хотя бы сожаления. Иначе было нельзя, Фарма принял это, отгородился от всего. Но Каон был не объектом, он был пациентом, а пациенты…       …не должны кричать и извиваться во время операции.       Было так сложно не видеть вместо собственных рук – чужие, красные, уверенно превращающие лечение в пытку. Подозревал ли что-то Тесарус, наблюдая, как нервно загоралась оптика хирурга, когда вокалайзер Каона звучал особенно сипло?       Совсем сильно Фарма испугался тогда, когда Тесарус, вцепившись широченными пальцами в зеленую броню и не позволив Каону сдвинуться, потерял контроль над собственными сервоприводами и рухнул рядом с платформой на колени, издав глухой и хриплый прерывистый крик. Сведенной от полученного напряжения челюстью он едва мог шевелить, но все равно выцедил что-то утешающее. «Почти все», – кажется, так он сказал Каону.       Показалось, что крупный десептикон сейчас все-таки своротит его пациента ровно в тот момент, когда пуля уже почти извлечена. Еще Фарма успел представить, что Тесарус принял слишком сильный заряд одномоментно, и придется спасать очередного кона от внутреннего пожара.       Все обошлось. Пальцы Тесаруса, казалось, немного оплавились, но он пробормотал, что ничего не чувствует. Каон не вырубился, когда пуля покинула энергоузел, и скрипел ругательства из последних сил, пока пальцы, окутанные слабеющим полем, разводили поврежденные цепи. Фарма увел его в оффлайн принудительно, ослабив подачу топлива в мозговой модуль, как только смог добраться до регуляторов в честплейте. Шланги и правда стали сухими, жесткими, а местами пошли микротрещинами.       Заряд все равно падал медленно, и корпус еще некоторое время гудел, а по катушкам пробегало остаточное электричество.       Работа едва ли не в центре маленькой электрической бури сбила настройки внутреннего сканера. Никакая внешняя аппаратура в медблоке больше не функционировала, даже та, что поддерживала гибернацию Аутрича. Фарма рассчитывал наконец-то получить полные данные об энергосистеме Каона, но пришлось отойти и подключиться к Аутричу напрямую, чтобы убедиться, что его состояние нормальное, а искра пульсирует в приемлемом ритме.       А когда он разобрался с Аутричем, сил изучать Каона не осталось. Навалилось разом и энергетическое истощение, и эмоциональное. Фарма, чудом не отключившись сразу, сел на пол, почти в абсолютной темноте, прислонился к одной из стоек и вырубил оптику ненадолго. Сознание было замутненным: сегодняшняя череда разнообразных перегрузок обещала Фарме болезненную усталость и, возможно, мелкие сбои в исполнении самых обыденных протоколов.       Процессор полноценно заработал только тогда, когда внешние анализаторы почувствовали близость энергона. Тесарус протягивал ему куб, выяснил Фарма. Розоватое содержимое тускло мерцало. Мерцал и сам Тесарус – регенерационная камера в нем уже работала.       Хронометр подсказывал, что Фарма вырубился кликов на двадцать.       – Ты… ты невероятно хорош! – Тесарус не стал выпрямляться, так и остался стоять на одном колене. – Я не дал никому тебя трогать. Пара кликов оффлайна иногда важнее, чем слушать, как другие тобой восхищаются, а?       «Ты чудотворец, Фарма», – подбросила память совсем другой голос, и шутка Тесаруса в один миг стала болезненной. Фарма все же усмехнулся, прогоняя наваждение.       – Надеюсь, Каона никто тоже не трогал.       В медблоке кроме них и двух пациентов никого не было.       – Он в глубоком оффлайне. Я… я потихоньку начал восстанавливать детали. Но что там внутри…       Фарма устало кивнул и сделал жадный глоток энергона. Все – потом. Сначала заправиться, а после… Каон. Осмотреть его, разобраться, как много повреждений предстоит исправить… сколько это недель ремонта и реабилитации.       Если не месяцев.       – Тарн забрал пулю и еле оттащил Воса и Хелекса.       Можно было представить. Фарма пропустил, должно быть, очень трогательную сцену всеобщей радости, но он лил сейчас на радость ДЖД. Он сам не испытывал облегчения после короткой, но изматывающей операции. Помочь Каону можно было, не заставляя его так долго мучиться от новых и новых вспышек в корпусе. Он так бы и сделал, если бы не дурацкое… жестокое требование Тарна.       – Ваш… агент всегда пытается убить вас, чтобы передать информацию?       – Он стреляет в левый глаз, – Тесарус постучал по пластине с инсигнией. – Так мы сразу понимаем, что это – послание. В пуле – шифровка, короткая, но… важная, обычно.       – Тарн оценил ее больше, чем жизнь Каона, – пробормотал Фарма.       Тарн заставил страдать их обоих.       – Нет! – Тесарус перебил торопливо и горячо. – Нет! Это не так! Но мы… так мы узнаем, куда нам следовать дальше. Это… – он смутился. – Ты неправильно его понял.       Фарма не стал возражать. Заправка была сейчас важнее любых споров, а результат операции – важнее процесса.       И все же… он сделал бы не так. Если бы он принимал решения, он бы… почему он вообще послушался Тарна? Он мог бы поступить как угодно, как считал нужным, после того как выставил всех за дверь!       Мысли от Фармы ускользали. В мозговом модуле как будто что-то трещало. Он и правда устал.       – Раньше Каона так не коротило?       – Ни разу, – откликнулся Тесарус. – Мы все бываем целью… Но обычно раны не такие глубокие. Я не знаю, как агент 113 вообще узнает, где мы, как умудряется не выдать себя… а еще он невероятно меткий стрелок, – добавил он. – Только в этот раз – промазал. Попал выше, ты, думаю, заметил. Может, его что-то отвлекло, или Каон сдвинулся из-под прицела…       Невероятно меткий стрелок, который скрывается от пристрастного взгляда Праула. Праула, который наблюдает – оптикой своих копий и своих соглядатаев – за всей галактикой. Да он просто волшебник, этот агент 113!       – Есть множество других способов передавать послания, – пробормотал Фарма, – без членовредительства.       – Наверное, – согласился Тесарус негромко. – Ты как сам?       Фарма молча махнул рукой. Как он? Сейчас развалится. А, нет, сейчас встанет и наконец-то вскроет Каона. Ему даже не понадобится разрешение.              – У тебя были тысячи лет для врачебной практики. Что тебе помешало?       Тесарус сейчас исполнял роль светильника. Фарма считывал параметры энергосети, выслеживал сплетения электрических цепей, будто спонтанно оплетающих внутренние детали. Они изрыли корпус Каона, подобно нитям некоторых вирусов. Фарма находил пережженные узлы и удалял целые участки убитой проводки, но не мог избавиться от ощущения, что блуждает по воплощенному в металле дикому хаосу. Генератор в центре грудного пояса и платы вокруг были буквально усеяны катушками, усилителями, распределителями. В этой сетке не было, на первый взгляд, никакой логики, и Фарма удивлялся тому, что Каон вообще функционирует. Хоть как-то может управлять собственным корпусом.       Фарма не заставил Тесаруса немедленно телепортировать его на Мессатин только из любопытства. Чтобы действительно помочь Каону, требовалось провести рядом с ним немало дней. У Фармы не было ни времени, ни возможности. Но другого шанса разобраться в его конструкции могло и не выдаться. Сейчас, по крайней мере, неблагодарный кон не шипел о проклятых автоботах и не вырывался из рук, которые могли избавить его от боли.       Или – усугубить ее.       Что если пуля агента 113 уведет ДЖД с Мессатина? Фарма старался не думать об этом. Не уведет. По крайней мере, надолго. Но Фарма все равно посоветует Тарну найти для Каона хорошего конструктора, который перекроит его энергосеть. Почему они раньше этого не сделали? Конечно, привести этот хаос в норму – настоящее испытание для любого инженера, но…       Вопросов становилось все больше, но озвучил Фарма только один, ответ на который ему тоже было бы любопытно услышать.       Тесарус растерялся.       – Прости? – переспросил он.       – Ты сказал как-то, что хотел быть врачом. Тебе это интересно. Но ты не пытаешься, верно?       Тесарус покачал головой и положил ладонь на работающую регенерационную камеру, выдав дребезжащий звук:       – Это ведь не то, чему можно научиться между делом. И, знаешь… Тарн говорит, у нас… слишком много дел, чтобы мы могли дать себе свободу. Он ведь тоже хотел бы… ну… все эти его увлечения, ты понимаешь. Но мы не можем…       – Боевой медик – полезный член команды. Это не какое-нибудь хобби, – перебил Фарма.       Смущение Тесаруса казалось странным, а его невнятные оговорки – неправдоподобными. Синий визор снова качнулся, а потом Тесарус отвернулся вовсе.       – Просто… я… мы… война когда-нибудь закончится, и мы сможем делать то, что хотим.       – Ха! Слышу гипнотический посыл одного знакомого десептикона в твоих словах. Но что ты делаешь сейчас? Вы ведь спасаете своих из плена. Разносите автоботские базы… Наклонись сюда, мне не видно, – распорядился он и продолжил: – Вам, вашим товарищам и даже вашим пленным нужен ремонт. Что мешает тебе попробовать?       – Я… – голос стал тише. – Если бы я даже умел… я был бы плохим врачом. Правда. Тарн говорит, я слишком впечатлительный. Понимаешь, иногда так сложно выбросить из памяти то, что приходится…       Дверь в медблок скользнула вверх. Широкоплечая фигура Тарна подсвечивалась слабыми аварийными огнями из коридора и казалась совсем иного красного оттенка: темной, как броня Хелекса.       – Тесарус, Фарма. Как Каон?       – А! – Тесарус вскинул голову. Приоткрыл рот в неловкой улыбке. – А мы тут… да. Он… нескоро в себя придет.       Фарма пересек медблок в несколько шагов и приподнял палец, упираясь им в знак на честплейте Тарна:       – А как твой агент, рассказал что-нибудь, ради чего стоило рисковать цепями Каона?       Тот замер, а Тесарус взволнованно завентилировал за спиной, как будто последнее, чего он хотел, это такой прямолинейный разговор автобота с их лидером.       – Я сказал, только если ты сможешь…       – Ты все ясно дал мне понять, Тарн, – огрызнулся Фарма в ответ на прозвучавшую в голосе обиду. Усталость и душное ощущение навалились снова. Как будто были сомнения, что он сможет! – Так что сказал агент 113?       Маска Тарна приподнялась, видимо, он встречался взглядом с Тесарусом. Укора за раскрытый позывной не последовало.       – Сказал, что все возвращаются на Кибертрон, – ответил он наконец.       Фарма был уже готов отвесить язвительный комментарий по поводу любой информации, которую услышит, но запнулся.       – Все… возвращаются?       Он слышал, что Тарн ему открылся. Слышал – чувствовал – что тот отвечает честно, выдавая автоботу информацию, которую десептиконский агент передал, рискуя невероятно многим. Как будто извиняется за то, сколько сил сегодняшние испытания отняли у Фармы.       Почему-то подумалось – вскользь, очень быстро, – что перед Каоном ему извиняться не придется. По крайней мере, не за боль, которая продлилась дольше, потому что Тарн потребовал пулю целой и невредимой. Вот то, что Тарн позвал автоботского хирурга, вероятнее всего, Каон будет припоминать ему несколько столетий. Но боль он готов был принять.       – Он не объяснил, почему. Кажется, кампания на Земле провалилась. Автоботы оставляют там небольшой отряд, десептиконы также отводят силы. И Мегатрон… возвращается.       Война снова зажжет Кибертрон. Война зажгла уже полгалактики, удивляться, казалось бы, нечему. В памяти Фармы почти не осталось картин целых, не изрытых взрывами городов. Довоенное время казалось симуляцией, над которой можно только посмеяться.       Перемещения армий никак не касались Дельфи, но в самих этих словах Тарна было что-то… пугающее. Грустное.       – Мы улетим на время, – добавил Тарн. Он испытывал то же самое: волнение, беспокойство, странное… разочарование, как будто какая-то там органическая планета могла поставить точку в войне. Фарма вообще не понимал, чего ради туда с таким рвением бросились обе фракции. – Возвращение основных сил означает, что нам придется скрываться усерднее. Но мы вернемся на Мессатин и сразу свяжемся с тобой.       Фарма рассеянно кивнул. Он больше не злился.       Только сейчас – запоздало – проснулось понимание, что лидеру ДЖД было отнюдь не просто просить его вытаскивать пулю в целости. Что облегчение, которое испытал Тарн, когда все закончилось, было куда сильнее, чем Фарма может представить, ведь ему приходилось думать в первую очередь о миссии подразделения, когда один из них был тяжело ранен.       – Постарайтесь найти Каону хорошего врача, – буркнул он, борясь с желанием рухнуть на Тарна без сил. Тот… тот понял бы, пожалуй. Не оттолкнул, а поддержал бы. Это и злило: Фарма, в конце концов, обвинил его в бесчувственности, в пренебрежении своими подчиненными, а Тарн даже не попытался послать его к скраплетам. – Я уже достаточно времени тут потерял. С меня голову снимут…       – Фарма, мы вернемся, – перебил его Тарн. Посторонился, показывая, что хирург волен немедленно отправиться в телепортационный отсек, куда уже знает дорогу. – Мы не оставим Дельфи. Нам нужно немного времени, чтобы во всем разобраться. Как я хотел бы, – добавил он тише, – дать тебе отдохнуть здесь.       «Никто тебя не осудит, если ты решишь остаться. Прямо сейчас», – как будто произнес он вслух.       Не сказал – не при Тесарусе; Тарн всегда был сдержанней при своих подчиненных, – но Фарма услышал все равно, услышал искрой, а не аудиодатчиками, и это предложение в который раз отозвалось болезненно.       Возможно, вернувшиеся силы десептиконов прекратят работу Дельфи? Тарн наконец-то найдет себе маленькую армию, и… А возможно, до отдаленной станции бойцам алого знака все так же не будет никакого дела, как и многие годы до этого.       – Верни меня на Мессатин, – велел он и добавил: – Мы не закончили, верно?       Едва ли Тарн поверил в плохую попытку сказать: «Без меня там умрет больше мехов, чем со мной», – ведь Фарма всего лишь упорно оправдывал собственный страх. Прекрасно осознавая его, он все же старательно отгораживался.       Ему не хватало – казалось, никогда не хватит – смелости променять светлые коридоры Дельфи на этот погруженный в темноту, почти беззащитный, постоянно подвергающийся опасности корабль. Подвергающийся ей прямо сейчас, когда автоботская станция может в любой момент засечь необычную вспышку энергии в астероидном поле и навести орудия на «Справедливый мир».       Как он может остаться здесь? Даже с Тарном.