Месяц до окончания войны
– Трансформируйся. – Здесь? – Тарн растерялся. – Да, – Фарма пожал плечами и встряхнул рукой, прежде чем запустить встроенный сканер. Они прогуливались по безопасной территории впервые после возвращения ДЖД на Мессатин. Для Фармы короткий сигнал от взломанной вышки стал концом томительного ожидания, выпивавшего силы. Он был уверен, что агент 113 заманил ДЖД в ловушку, и основания так считать у него были. Ни Дельфи, ни станция на орбите Мессатина не получали приказов, связанных с передислокацией. Конечно, лаборатории это напрямую и не касалось, но и остаться незамеченным такое событие не могло. Фарма пытался, не привлекая внимания, вытрясти хоть какую-то информацию, но приказы от Праула получал лично Ферст Эйд, а контакты с внешним миром лежали на Амбулоне. Казалось, каждый вопрос о положении в армии вызывает лишь больше подозрений. Но меньше цикла назад Ферст Эйд, потирая ладони, радостно заявил, что кибертронцы перестали делить органическую планету, что Прайм уже почти на Кибертроне, а значит, Дельфи нужно мобилизоваться тоже. Праул распорядился обеспечить первую поставку зараженного энергона, и у Амбулона снова была прорва дел, а Ферст Эйд вдохновенно размышлял о следующих модификациях вируса. Фарме делать было нечего. Теперь еще отчетливей казалось, что ему всегда нечего было делать в Дельфи. Он убивал, убивал, убивал, но убивали бы и без него. Он был одним из орудий автоботской военной машины, а сломанное орудие легко заменить новым. Он ничего не решал, его желания не имели значения, а главное, он посадил себя в эту клетку сам. Пока ДЖД не дало о себе знать, Фарма сдерживал панику: вдруг его пытка на самом деле никогда и не закончится? Он ловил себя на мысли, что если бы улетел с Тарном, то, возможно, нашел бы… какое-нибудь другое дело. Действительно важное. А потом напоминал себе, что Тарн, возможно, мертв. Когда стало ясно, что агент 113 не ошибся и не солгал, а скорее – предугадал события, надежда стала новой болью и новым поводом для переживаний. Что если ДЖД все-таки не вернутся? Что он будет делать, если окажется, что на другую чашу весов уже нельзя будет помещать спасенные жизни? И что если голоса, который умеет успокаивать искру, слов, напоминающих о том, что любую вину можно искупить, он больше не услышит? Но Мессатин подтвердил репутацию планеты, которая не слишком любит изменения. Подразделение Тарна снова спрятало «Справедливый мир» в астероидном поле, и хотя Фарме некого было вывозить из Дельфи, он все равно назначил встречу. Пока коллеги занимались исполнением заказа Праула, до него никому не было дела. – Ты точно не хочешь снимать показания в более подходящих условиях? Фарма знал, как изящно Тарн умеет ускользать от того, что ему не нравится слышать или делать. Фарма не получил от него столько ответов на в лоб заданные вопросы, что вместе они тянули на брошюру. Но порой Тарн терялся и юлил неуверенно, даже смешно. – А в бою перед трансформацией ты просишь врагов подождать, пока подсоединишься к медицинской аппаратуре? – съязвил Фарма. – У меня не так много времени, так что хватит тратить его впустую. Тарн остановился, заворчал движком, явно сомневающийся, что требование доктора нужно выполнять. – Мне в тебя прицелиться? – спросил Фарма. – Для антуража. – Перестань. Я просто… я в порядке, я… – Пока ты боишься, ты не в порядке, – жестко возразил Фарма. – Пока я не скажу, ты не в порядке. А теперь – хватит болтать. Тарн пришел один, и хотя сказал, что все члены подразделения живы и здоровы, он казался обеспокоенным. О ситуации на Кибертроне он знал только слухи. Сказал, что возвращение автоботов повлекло за собой волну жестоких схваток на периферии, и ДЖД пришлось столкнуться с последствиями. Фарме тоже было нечем с ним поделиться. На последних переговорах с Праулом ему даже удалось поприсутствовать под благовидным предлогом, но – впустую. По равнодушному фейсплейту клона ничего нельзя было прочесть. Зима закончилась. Смена сезонов когда-то была Фарме в новинку, на Кибертроне не имели такого значения температурные перепады, а кибернетические формы жизни существовали по иным законам. Фарма терпеть не мог органические планеты, и хотя война его поносила по разным уголкам галактики, только на Мессатине он осознал, что такое органический цикл жизни. Скоропостижное умирание. Большинство местных форм животных и растений существовали очень недолго, а все их функционирование зависело от времени года. В лютые морозы звери уходили под снег, а растения, образующие редкие клочки оазисов посреди ледяной пустыни, будто… отключались. Все замирало – почти как сам Фарма замер после отлета ДЖД, внутренне вымерз и не мог оттаять до самой встречи с Тарном. Он, конечно, этого десептикону не сказал. Зато заставил его трансформироваться и прислушался к хрусту наста и тяжелой вентиляции. Сканирование выдало несколько вспышек в нейросети. Ярких, сильных; Тарн наверняка ощутил их острее, чем забивший гусеницы снег. Цепи зашумели, перестраивая детали снова, и башня танка сдвинулась, знаменуя начало обратной трансформации. – Стой-стой-стой, – Фарма приподнял ладонь. – Я еще не закончил. Он уже успел заметить, что Тарну некомфортно долгое пребывание в альтмоде. В этой форме потребность трансформироваться ощущалась им острее, он нервничал и старался как можно быстрее перейти в робомод, и часто это запускало цикл припадков. Именно Фарма стал называть это «припадками» – сам Тарн избегал давать своей зависимости названия, определять ее, и чем резче высказывался его доктор, тем сильнее терялся. Было приятно. Он продолжал сканирование. Тарн не двинулся с места, но когда спросил негромко, как долго это продлится, Фарме передалось его нетерпение. – Сколько потребуется, – сердито ответил он. Симптомы Тарна навели Фарму на мысль о том, что зависимость от трансформации могла быть следствием смены альтмода, но доказательств, чтобы подкрепить теорию, у него не было. Тарн становился замкнутым, когда Фарма пытался расспрашивать его о прошлом, и выяснить, как давно он болен – слово «болезнь» Тарн тоже не любил, – Фарма не смог. Тем не менее, именно переход в альтмод становился триггером. Тарн старался трансформироваться как можно реже, чтобы не потерять над собой контроль, и для него причина и следствие могли перепутаться тысячелетия назад. Но Фарма рассматривал факты, подкрепленные данными сканирования, а они всегда безжалостны. Смена альтмода – не просто серьезная операция, во время которой легко совершить ошибку. Даже маленькая неточность при отладке энергосети или трансформационных цепей спустя долгие столетия спокойной жизни может убить. Если Тарна перестраивал неквалифицированный инженер или это делалось впопыхах… Фарма мог представить разные пути формирования зависимости, и то, что в результате ошибки нейросеть стала воспринимать запуск протокола трансформации как способ получить удовольствие и блокировать болевые сигналы, было закономерным вариантом. Возможно, однажды Тарн начнет доверять Фарме достаточно, чтобы рассказать, что заставило его сменить альтернативную форму и перестроить корпус, и тогда… Что – тогда? Тогда Фарма будет знать правду. Психологическую помощь, даже зная причины болезни, он все равно оказать не сможет. Он может только фиксировать отклонения и пытаться механически бороться с ними. Он даже себе не в состоянии помочь справиться с призраками прошлого. И он сам не доверил Тарну ни одной своей тайны. Только жизнь. Фарма приблизился и, вызвав удивленное восклицание, ловко запрыгнул на левую гусеницу. Броня была мокрой от подтаявшего снега. Температура внутри корпуса Тарна неизменно возрастала во время трансформации, поэтому рассчитывать, что он покроется тонкой корочкой льда, не стоило. – Что ты делаешь? Чтобы остановиться, Тарну требовалась объективная, реальная опасность причинить кому-то боль. А чтобы не сорваться, не запустить цикл – что нужно? Едва ли простого стыда перед свидетелями хватит. – Как Каон себя чувствует? – спросил Фарма, устраиваясь поудобнее и опираясь рукой на одно из башенных орудий. – Он до сих пор в ярости. Энергосеть… без перебоев… Фарма, ты не мог бы слезть? – Я снимаю показания, – невозмутимо возразил тот. – Вы нашли ему врача? – Мы смогли заменить поврежденную проводку. Каон сказал, что все в порядке. – Ты тоже говоришь, что ты в порядке, – Фарма скривился. Тарн разогревался, запущенный движок заставлял корпус подрагивать, но теплая вибрация не могла согнать рассевшегося на нем доктора. – Каон у тебя учился врать? Так что значит «мы смогли»? – Фарма… мне не нравится то, что ты делаешь, – предупредил Тарн. Интонации в голосе скатились от легкой угрозы к жалобной просьбе. – Функционирование Каона – уже медицинский нонсенс, – Фарма сжал ладонь на пушке. Тарн сильно разнервничался. Вычислив с помощью сканера, как добраться до его медицинской панели, Фарма подвинулся и встроенным в палец магнитным ключом начал размыкать замки. – Я не знаю, была его способность издевкой Праймуса или осознанным экспериментом какого-то недотепы, но однажды он сожжет сам себя. Я видел его энергосеть и могу заявлять со всей ответственностью. Может ли Каон быть из аутлаеров? Кем-нибудь из довоенного проекта Шоквейва? Прежде чем тот выкрасился в белое, нацепил линзу и начал болтать о чистоте и праведности, он ставил эксперименты на живых мехах с необычными способностями, не связанными с альтмодом. Вот только не походила энергосистема Каона на результат эксперимента, она была слишком хаотичной, буквально непостижимой. – Генератор Каона… – Тарн замолчал. Не то задумался, может ли обсуждать это за спиной подчиненного, не то боролся с желанием скинуть Фарму и вернуться в робомод. Фарма же считывал показания нейросети, чтобы позже посмотреть внимательней. Он по-прежнему сидел на гусенице, закинув ногу на ногу и воткнув свои кабели во вскрытую панель. Оттуда поднимался пар – системы внутри были еще горячее. – Я знаю, что он не обладал такой энергоемкостью изначально, – облегчил его моральные муки Фарма. – Катушки – поздний апгрейд. Как вышло, что он получил их вместе с генератором, привязанным к нейросети? – Оборона Каона, – Тарн говорил глухо, неохотно, через силу. Он закрылся, замкнулся снова – возможно, чтобы не пропилить Фарме по искре яростью и едва сдерживаемым желанием. – Это произошло во время обороны Каона. Автоботы осаждали город. Бомбили дистрикт за дистриктом. Десептиконы теряли позиции. Мегатрон с армией не успел прибыть до того, как кольцо замкнулось, и пока они прорывали блокаду, город почти сравняли с бетоном. Фармы не было у Каона, он имел лишь общие представления об очередной победе Прайма. Ему никогда не хотелось вникать в подробности сражений. Тем не менее, о том, что битва на подступах к городу была жестокой и изматывающей, он знал. – Мегатрон начал эвакуацию жителей и оставшихся в городе частей. Почти все население Каона выбрало красный знак. Они были десептиконами, но сил сражаться у них осталось мало. Каждая вылазка Астротрейна в Каон оборачивалась не только десятками спасенных, но и множеством убитых. Активность наших солдат в том или ином дистрикте провоцировала бомбардировку. – Ближе к делу, – перебил Фарма. Тарну было комфортней разглагольствовать, чем отвечать четко. Он пытался отвлечься от ощущений, но потакать ему Фарма не собирался. – Ты должен быть знаком с понятием «спонтанная трансформация». От удивления Фарма даже пропустил пару информационных пакетов. – Хочешь сказать, он… – В конструкцию Каона изначально была заложена высокая энергоемкость. Он работал в электроснабжении, ремонтировал городские сети. Под конец осады он остался в последнем дистрикте, ждущем эвакуации. Поддерживал силовой щит, покрывающий руины, в которых прятались выжившие. Они ждали Астротрейна, но тот ввязался в воздушный бой. Автоботы тем временем обрушивали на щит снаряд за снарядом, а сами послали диверсантов и саботировали энергосеть. Щит упал. Фарме приходилось бывать в обстреливаемых зданиях, а однажды бомбардировка едва его не убила. Автоботы любили и умели взрывать. Как и доводить до истощения. Преимущество в ресурсах давало им и не такие возможности. – Дистрикт смело бы со следующим заходом бомбардировщиков. Те уже разворачивались, – Тарн рассказывал так, будто был там. Его голос перестал казаться напряженным. Нейросеть смирялась с недостачей. – И тогда Каон просканировал ближайший электрогенератор. «Это невозможно», – почти сказал Фарма. Но не сказал. Спонтанная трансформация была малоизученным феноменом. Приспосабливаемость и адаптируемость кибертронцев очень велика, но как правило касается вариаций одного альтмода. Ты можешь менять дизайн корпуса и достраивать себя сколько угодно, но если ты джет – то ты джет. Радикальная смена корпуса – испытание, невозможное без вмешательства конструкторов. Даже трех– и шестирежимники ограничены в выборе вариантов альтмода. Спонтанной трансформацией в медицинском кругу называли случаи, когда пациент пытался переложить на свой трансформационный шаблон чужеродную модель. Попытка перестроить себя лишь усилием воли – желанием искры, как говорили более верующие кибертронцы, – приводила к самым невероятным последствиям. К болезням, травмам и даже смерти. Ни одного успешного случая Фарма припомнить не мог. Природа кибертронцев противилась свободной трансформации. Исследования, посвященные расширению диапазонов сканирования, осуждались разными религиозными конфессиями, да и успеха не имели. У Каона были гусеницы, небольшие, но были. Фарма не видел его альтмод, однако предполагал, что это какая-то рабочая техника. Если он поддерживал энергосети или прокладывал кабели, высокая проходимость и правда была ему нужна. Но транспорт – это не электрогенератор практически бесконечной мощности. – Хочешь сказать, он… – Он восстановил щит и поддерживал питание собственными силами. Астротрейн вывозил его последним, Каон долго не мог вернуться в робомод, а когда медикам удалось ему помочь… они обнаружили то, что обнаружил ты. Полный. Хаос. – Его генератор изначально был предназначен для формирования сильных, но коротких разрядов, для перезапуска аппаратуры, но после спонтанной трансформации его мощность почти не ограничена. Он вырабатывает энергию в любых объемах, какие способны выдержать его цепи. А Каон был очень устойчив. – Проблемы с самоконтролем начались после этого? – Да. Теперь ты позволишь мне трансформироваться? – последовал глухой вопрос снизу. Фарма, завороженный открывшейся ему истиной, отсоединил кабели один за другим и соскочил на снег. Он даже не предположил спонтанную трансформацию, поскольку Каон функционировал полноценно. Теперь у связи нейросети и генератора появилось объяснение, фантастически звучащее, но на практике – реальное. Тарн снова вырос над ним, но плечи не расправил. Даже выпрямился не полностью. – Мы пытались помочь ему, но никто не знает, как управлять энергией, которая берется из самой искры, – линзы Тарна запотели, сияние стало рассеянным и мутным. – Специалисты разводят руками и говорят, – он делал долгие паузы, явно пытаясь контролировать голос, – что чудом было просто выжить. Что он платит за самонадеянность – или избран за смелость. Но помочь ему отказываются… – Вы обращались не к тем врачам, – тихо и уверенно сказал Фарма. Задумчивая улыбка скользнула и сменилась обеспокоенностью. – Вам нужны были автоботы. Тарн как будто пропустил его слова мимо аудиодатчиков. Фарма прислушался к рваному рисунку вентиляции и меланхолично протянул Тарну руку в ответ на невысказанную просьбу. Красные пальцы сомкнулись на лиловой кисти, медленно, но сильно сжав. Тарну уже не требовалось цепляться за него, обхватывая обеими руками, но без тактильного контакта он обойтись не мог. В голове Фармы выстраивался план – рискованный, призрачный, но обещающий ему очередную фантастическую операцию в списке достижений. Не первую в истории – но первую, которая исправит вред, нанесенный спонтанной трансформацией. Сможет он похвастаться ей в будущем или нет, не так важно. Главное, чтобы Каон снова оказался перед ним на медицинской платформе, и желательно – в глубоком оффлайне. – Один вопрос, Тарн, – он сделал шаг ближе к раскаленному корпусу, привлекая к себе внимание. – Если я… если я вытащу из Дельфи автобота. Объекта-автобота. Вы поможете ему сбежать? Он впился в Тарна взглядом. Красная маска не дрогнула. Вентиляция хрипела все тише. – Да. Кажется, Тарн не удивился тому, что автоботы ставят эксперименты на своих. Фарма помолчал немного, прежде чем уточнить условия: – Вы отпустите его. Никакого плена, никаких допросов, маски Воса, твоего беспардонного вмешательства. Вывезете его с Мессатина и доставите туда, куда он захочет. Ты клянешься, Тарн? – Не будь таким недоверчивым… – рука Тарна затряслась, и он запнулся. – Я даю слово. Фарма кивнул. Может быть, это не ложь. Вот только он не может ничего гарантировать. У него есть только идея, а для ее реализации времени и ресурсов совсем немного. – Ничего не говори Каону, – потребовал он. – Шутишь?.. Он же меня… убьет. Тарн негромко усмехнулся, все еще стискивая руку, перебирая пальцами, как будто убеждаясь, что та никуда не делась. Что она настоящая – из живого металла, проводки внутри, миниатюрных серво, управляющих точными, выверенными движениями. Осязаемое подтверждение того, что Тарн по-прежнему находится в той реальности, в которой дискомфорт важнее удовольствия. Без этого подтверждения он снова провалится в блаженный изматывающий цикл. Фарма надеялся, что, увлеченный борьбой со своими демонами, Тарн не заметит, что его врачу по-прежнему не по себе, когда хватка становится слишком крепкой.13
17 октября 2015 г. в 14:36