Раскаяния достаточно

      Ровер вырывался, хотя это было бесполезно. Солдаты втиснули его в энергоблокираторы – один ударил напоследок по спине, сильно, до хруста – и вышли, оставив Фарму наедине с кассетботом.       Тот рычал и отпиленными когтями возил по платформе. Когда-то они наверняка прорезали бы ее, но сейчас лишь визжали по металлу тонко и мерзко. Ушибленную спину он выгнуть тоже попробовал – но заскулил и отказался от этой затеи. Что-то охранник ему повредил.       – Доктор Фарма, – хвост метался из стороны в сторону с лязгом. – Наслышан.       Ровер оскалил клыки. Странно, что Амбулон не подпилил их, как когти, он ведь обезоруживал объектов. Из хвоста Ровера, например, он извлек апгрейд – тонкий встроенный стилет с ампулой, содержимое которой заражало энергон несмертельным, но неприятным ядом. А вот денты оставил, хотя Фарма не хотел бы, чтобы они сомкнулись, например, на его руке.       Впрочем, Амбулон никогда не стремился забрать у объектов все вплоть до чувства собственного достоинства, а удаление дент тянуло именно на это.       Он обошел платформу.       На загривке звероформера виднелась выдавленная инсигния. За что Ровер попал в подопытные, Фарма не знал. Праул прислал его с последней партией объектов, потому что Ферст Эйд заказывал кого-нибудь с небольшой энергоемкостью и ограниченными возможностями альтмода. «Одноразовые» подходили идеально, но, видимо, среди пленных конов найти такого было сложно. В плену еще надо выжить, а хрупких мехов легко сломать.       Порой автоботы действительно оказывались объектами. Могло быть множество причин, по которым Ровер впал в немилость – а иначе сложно объяснить столь жестокое наказание. Впрочем, Праул был не столько жестоким, сколько практичным мехом. Возможно, не потребуйся Ферст Эйду «одноразовый» в коллекцию, судьба Ровера была бы куда прозаичнее. Например, он отделался бы казнью.       Ровер успел столкнуться с бесконечностью мучительного ожидания в камерах Дельфи, но не так долго, как многие другие. Все пленники номером меньше него наверняка вздохнули с облегчением, когда звероформера уволокла охрана.       – Знаешь, чем мы занимаемся здесь, Ровер?       – Соберешь из меня что-нибудь полезное? – Ровер устало сверкнул одной линзой. Вторая горела тускло, должно быть, оптический сенсор под ней был поврежден.       – Мы – на финальной стадии тестирования одного очень опасного вируса, – Фарма остановился и приподнял платформу так, чтобы смотреть объекту в оптику. – Между собой мы называем его «тихим энергоном», а формула тебе ничего не скажет. Сроки поджимают, поэтому мы уже высылаем первые партии, но до сих пор не проверили его действие на таких, как ты.       – На ущербных альтмодах? – зло рыкнул Ровер.       Кажется, он болезненно воспринимал намеки на свое отличие от подавляющего большинства кибертронцев. Видимо, натерпелся до войны, когда звероформеров и «одноразовых» вовсе считали отбросами. С тех пор у каждого появился шанс показать себя – по крайней мере, Прайм смотрел не на мод, а на навыки, коварство, силу. Был Ровер умелым или коварным – едва ли сильным – уже не важно. Праул счел его бесполезным, и это главное.       – Да, – Фарма усмехнулся. – Не совсем научный термин, но ты уловил мысль. Мы тебя заразим и посмотрим, как вирус взаимодействует с твоими системами. Когда эксперимент закончится, ты умрешь – вне зависимости от результата. Но сначала ты потеряешь альтмод.       – Не самое дорогое, что у меня есть, – огрызнулся Ровер. Отчаянной ярости в том, как двигался хвост, стало больше.       Фарма перестроил правую руку, продемонстрировал пилу Роверу, а левую уверенно положил на продолговатую темно-зеленую морду. Выгнул кассетботу шею, заставляя открыть пасть шире. Наклонился, рассматривая клыки. Тот не попытался укусить – должно быть, прекрасно представлял, что после этого Фарма вспорет ему корпус без особых усилий.       Фарма привык к тому, что автоботы порой творят безрассудства: бросаются в бой там, где это не нужно, и не рассчитывают на несколько ходов вперед. Конечно, так делают не только автоботы. Но многие солдаты Прайма потеряли инстинкт самосохранения в бесконечных сражениях, в которых нельзя даже думать об отступлении, и Фарме хотелось проверить, насколько безрассуден этот экземпляр. Или не безрассуден – а хотя бы отчаян.       Ровер мог бы цапнуть его, надеясь умереть от удара пилой. Он только что услышал, какой печальной будет его судьба, и терять ему было нечего. Но, видимо, перспектива быстрой смерти радовала его не сильнее, чем осознание, что пытка будет медленной и болезненной. Объект 790 так и не вцепился в фейсплейт хирурга, не попробовал оттяпать пальцы.       – Нравятся? – спросил Ровер, очевидно, имея в виду денты. Клыки и правда были внушительные. – Собираешь трофеи?       Игнорируя насмешку, Фарма выпрямился, оставляя голову объекта в покое.       – Мы подошли к самой интересной части осмотра, – он положил пилу на ладонь, пальцами погладил неподвижные зубья. – К самой секретной. То, что сейчас произойдет, останется между нами двумя. Я выложу Ферст Эйду все твои характеристики, я заберу контроль над твоим корпусом, а после у тебя не останется даже способности трансформироваться. Но кое-что я тебе оставлю. Если, конечно, ты окажешься умным ботом, Ровер. Умным и послушным.       Он сузил оптику, мысленно повторяя слова, которые собирался произнести вслух. Он не говорил таким тоном уже давно. Во время войны его пациентами становились весьма буйные боты, и Фарма научился запугивать, издеваться, задевать, поскольку так звучал язык силы. С Ровером нельзя было говорить иначе. Тонкокорпусный, скалящийся впустую, измученный насилием и пленом, он все равно не стал бы прислушиваться ни к жалости, ни к просьбам. Поэтому Фарма диктовал условия.       Ровер шевельнулся в энергоблокираторах. Пластины, прикрывающие аудиодатчики, поднялись вверх, придавая ему настороженный и немного удивленный вид.       Фарма уверенно улыбнулся:       – Я сохраню тебе жизнь, если сделаешь то, что я скажу.              Ровер, разумеется, высказал в ответ все, что думает о предприятии. О том, что Фарма псих, что это подстава, что он гарантированно сдохнет… Рычание врывалось в связную речь, обрубки когтей елозили и скрипели все отчаянней, но Фарма видел, что Ровер размышляет над предложением.       Он уже успел заметить, что объект не теряет желания жить. Не торопится стать дезактивом раньше времени. Повезло – ведь он мог бы оказаться трусливым и потерявшим волю, и тогда между ними не было бы никакого договора.       Фарма сомневался, что сам сможет сдержать слово. Хотя он и обещал себе никогда не давать объектам надежду, в этом случае именно она была ценой сотрудничества Ровера. Иллюзиями он Ровера не заправлял – тот прекрасно осознавал, чем это сотрудничество обернется. Оставался шанс, что Ровер решит предать его доверие, выдав Ферст Эйду правду о замыслах хирурга, но Фарма постарался достаточно наглядно описать перспективы инфицированного меха в стенах Дельфи.       К тому же он не собирался оставлять Ферст Эйда с объектом наедине, а возможность вырубить кассетбота у него всегда будет.       И вот теперь Фарма с замиранием искры ждал возвращения шефа с орбиты. Ровер мучился уже несколько дней, и, понимая, что Ферст Эйд может заявиться в любой момент, Фарма не решался значимо вмешиваться в процесс, облегчая его боль. Кое-какие вмешательства он мог позволить, но только не влияние на нейросеть. Ферст Эйд перепроверял результаты не потому, что не доверял Фарме, он перепроверял их, потому что искал другие пути решения.       Завывание и угрожающий клекот держали Фарму в постоянном напряжении. Пока Ферст Эйд и Амбулон не отбыли на станцию, он каждый клик представлял, что Ровер вот-вот потеряет над собой контроль, проскулит что-то, ставящее Фарму на грань раскрытия… и в этот момент войдет один из коллег. Он даже старался лишний раз не попадать в поле зрения объекта – чтобы не спровоцировать неосторожную откровенность.       Он выбрал Ровера еще до того, как успел поговорить с ним. Тарн только закончил раскрывать очередную тайну ДЖД, а Фарма уже вспомнил о доставленном с последней партией мехов кассетботе, идеально подходившем для претворения плана в жизнь.       Ровер не был посвящен в детали. Он знал только свою задачу, но если бы проговорился даже о ней, Фарма стал бы следующим объектом в Дельфи. К счастью, упрямый кассетбот держался лучше многих здоровяков, которых Фарма перевидал на его месте немало. Нет, иногда он выдавливал бессмысленные просьбы прекратить, дать ему, наконец, трансформироваться – или напротив, оставить в покое. Чаще – ругался, хрипло выплевывая проклятья. Но главное, он вел себя как обычный объект, и даже когда они были наедине, не задавал провокационных вопросов… Было это поведение осознанным или нет, в любом случае – Фарма не собирался расслабляться.       Ровер не спросил, зачем Фарме понадобилась его помощь. Он явно знал цену личным секретам, а так как иного выхода у него не было, смирился и ждал. Фарма знал, что заключенный договор не уменьшает ненависти, которую Ровер к нему питает. Как и всем объектам, Роверу было страшно. И больно. Сколько его будет поддерживать вера в слова другого автобота? Того, который привинтил к платформе и залил яд в трубопровод?.. Как быстро он сдастся?       Он выглядел не лучшим образом и до того, как заразился, а теперь приобрел еще более жалкий вид. Коррозия перекинулась с трансформационных цепей на суставы. Микросерво отказывали постепенно, и Фарма не мог понять, почему. Ровер едва шевелился к концу второго дня, а на третий каждое движение сопровождалось отчаянным скрипом. Пока что металл не сыпался, но суставы словно забились мелкой стружкой. Хвост застыл в изогнутом положении и торчал вверх, а от пораженных участков распространялся во все стороны мутный налет, которого раньше Фарма не видел.       Внешних симптомов не появлялось еще ни у одного объекта.       Сейчас Фарма склонился над Ровером с масленкой в руках. Голову тот держать не мог и лишь слабо зарычал, когда ее начали ворочать. Оптика подмигнула бледно-красным, а вокалайзер выдал – не сразу, через силу:       – Я справлюсь.       Фарма нервно хмыкнул. Это были первые звуки, отличные от оскорблений и болезненного воя, которые он услышал от объекта. Ровер пытался доказать, что его время еще не пришло.       Носик масленки Фарма протиснул между шейными пластинами. Смазка могла облегчить движения, хотя боль едва ли сняла бы. Ровер не мог ни сопротивляться, ни помогать Фарме, собственными сегментами он не управлял. Он зарычал, когда Фарма приложил усилия, чтобы добраться до глубинного подвижного механизма.       – Тебе лучше справиться, – Фарма смотрел сейчас на инсигнию Ровера. Не переживи этот бот миллионы лет презрения к обоим своим модам, он, наверное, не был бы таким упорным. Но если ты выжил на старом Кибертроне и сражался потом на стороне автоботов – то не хочешь умереть скованным, раздавленным, в ожидании, когда твой мозговой модуль окончательно проржавеет. – Иначе ты умрешь.       Когда он поднес пальцы к приоткрытой пасти, собираясь капнуть масло на челюстной сустав, Ровер клацнул дентами. Фарма вздрогнул, отдергивая руку. Маслянистые пятна остались на платформе. А ведь мгновение назад Ровер выглядел так, что и шевельнуться был не в силах, не говоря уж о том, чтобы вертеть головой.       Звук, с которым сомкнулись челюсти, напоминал скрежет когтей по платформе, только был тягучей, скрипучей.       – Я справлюсь, – зло повторил Ровер. Он не пытался укусить Фарму, лишь демонстрировал готовность действовать.       – И масло не нужно?       Ровер недовольно заворчал. Он двигался через силу, скрежетал каждым серво, и шанс, что челюсти застынут, подобно хвосту, был велик.       – Смазывай… болт ржавый, – прибавил Ровер. И добавил еще какую-то угрозу – Фарма пропустил ее мимо аудиодатчиков, занятый суставами объекта. Кажется, что-то про то, что Ровер и до Фармы дотянется, если тот его обманет.       Должно быть, так неизбежность переносилась спокойнее. Фарма не обращал внимания на провокации. Скорее уж – осматривал ротовую полость Ровера, изнутри усыпанную маленькими язвами. Не совсем ржавчина, но – поражение покрытия, распространяющееся так же стремительно.       Он осторожно взял образец налета, сняв его с неба медицинским скребком. Ровер взвыл, яростно дернул застрявшим в суставе хвостом – тот сдвинулся совсем немного, – и в этот момент дверь в лабораторию открылась.       Ферст Эйд скинул сообщение, что вернется на планету сегодня, но точного времени в нем не было. Что ж, он выбрал неплохой момент.       – Нарушаешь технику безопасности, Фарма? – шеф вытек из темноты за порогом, как будто та протянула внутрь свое маленькое щупальце.       Хирург неторопливо отставил масленку и спрятал образец в контейнер. Искра истерично запульсировала, и Фарма постарался успокоиться.       – Тебе стоит взглянуть, – сказал он. – Мы еще не встречали такой реакции.       Ферст Эйд несколько скептически отнесся к идее тестов в момент сдачи продукта Праулу. Они с Амбулоном планировали поставки «тихого энергона» и постоянно пропадали вне Дельфи. Космическая станция получала груз с ядерных шахт, и его нужно было заразить на стадии передачи кораблям снабжения. Официально Ферст Эйд и Амбулон проверяли качество, на самом же деле после их «проверки» контейнеры получали гриф «не использовать» и исчезали в тайных хранилищах Праула. Ферст Эйд не собирался никому доверять синтез «тихого энергона», как и передавать ампулы с чистым веществом другим специалистам, поэтому все поставки отравленного топлива шли с Мессатина.       Удивительно, что Праул готов был терпеть эти проволочки, но, должно быть, он ценил работу Ферст Эйда достаточно, чтобы оформить на пару левых накладных больше. Работы было много, так что желание Фармы продолжить эксперименты Ферст Эйд воспринял без энтузиазма. Однако доводы у хирурга были убедительные. Если есть хотя бы один побочный эффект, который они не выявили потому, что не заражали мехов с малой энергоемкостью, Праулу стоит об этом узнать. Пусть даже постфактум.       Когда Фарма перестал поддерживать голову Ровера, та безвольно грохнулась о платформу. Единственная работавшая оптика сверкнула и снова стала тусклой. Левая погасла еще в начале инкубационного периода – первый звоночек случившегося заражения.       Ферст Эйд первым делом взглянул на экран, а не на объекта. Задумчиво протянул звонкое «ммм».       – Поражение трансформационных цепей перекинулось на броню. Подсвеченные участки, – Фарма подошел сзади. Он был выше, и даже выносные пластины за спиной Ферст Эйда не загораживали ему монитор.       – Интересно, – проронил Ферст Эйд. – История болезни?       – По словам Амбулона, все чисто. В основном травмы, несколько неудачных апгрейдов.       Амбулон не скрывал, что подготавливал объекта на скорую руку, так что особенно пристрастно Ровера не допрашивал. Но Фарма был уверен, что заметил бы следы каких-либо серьезных болезней или отклонений.       Единственное, что вредило Роверу, это его жажда усилить себя всеми возможными способами. Долгое время он действительно не знал меры. Но несколько фаз истощения давно были лишь фактами его биографии; в Дельфи он попал полностью здоровым. И, очевидно, успел нажить врагов – сходу начал задирать охрану, вот и нарвался на побои.       Никаких проблем с ти-когом.       – Характер поражения иной? – спросил Ферст Эйд. – Шлак, тебе стоило настойчивей меня звать, Фарма. Это что-то необычное.       Ферст Эйд переложил на его плечи начальную фазу эксперимента, сказал, что его вполне устроит увидеть результаты. Фарма уже планировал искусственно вызвать отклонения в обычном развитии вируса, но реакция Ровера оказалась отличающейся от всех прежних вариаций. Имитировать ничего не потребовалось – теперь стоило беспокоиться скорее о том, чтобы сдержать обещание. Болезнь развивалась иначе, вирус определенно мутировал, и в голосе Ферст Эйда звучало столько предвкушения, что Фарма понимал: шеф уже готов отложить все дела.       Ровер не знал, что его состояние необычно. Он услышал об этом только сейчас – и мог подумать что угодно. Что Фарма водит его за нос или что это входит в его план… «Пусть верит, – повторял про себя Фарма, будто это могло помочь. – Пусть он продолжает мне верить».       – Иной, – Фарма постучал пальцем по контейнеру. – Я делаю анализы каждую новую стадию распространения, сегодня – еще не успел. Налет возникает на стыках трансформационных цепей и суставов.       Ферст Эйд высветил несколько участков на трехмерном скане Ровера. Плечевой пояс, бедренные сочленения, основание хвоста.       – Изнутри он тоже появился, – добавил Фарма и, перегнувшись через плечо Ферст Эйда, внес недостающую информацию.       Трехмерный Ровер открыл пасть так же медленно, как настоящий, и внутри сверкнули метки пораженного металла. Праймус помогал Фарме. Правда, он помогал одному автоботу, терзая второго, но…       – Эпидемиология вируса? – спросил Ферст Эйд, разворачиваясь к платформе. – Как распространяется новая форма? Я так понимаю, не передается через контакт? Или – пока не передается?       Тревога в его голосе смешивалась с воодушевлением.       – Сканеры ничего не зафиксировали, но я был бы осторожен на твоем месте, – предупредил Фарма. – Если вирус мутировал, возможно, он не умер после активации. Тогда объект заразен.       Он надеялся, что это не так. Правда, он был хирургом, а не инфекционистом. Ферст Эйд, изучив результаты анализов, скажет куда больше, вот только… Фарма не хотел, чтобы оказалось: он обрек Ровера на смерть, пообещав при этом свободу.       Конечно, главное – добиться своей цели. Фарма радовался, что Ферст Эйд не видит сейчас его фейсплейт – с застывшим напряженным выражением не то испуга, не то нетерпения.       – А ты ему в пасть полез, – шеф покачал пальцем. – Шлак, это… Праул не обрадуется. Хм. Хм, – он сузил визор. – Что скажешь?       – Трансформироваться он уже не может, – издалека пошел Фарма. Ровер лежал неподвижно и впитывал, должно быть, каждое его слово. Пластины с встроенными локаторами уже не могли шевелиться, настраиваясь на звук, но Фарма готов был поклясться, что объект прислушивается. – Однако кое-что я успел заметить. Первыми были поражены участки с внешними контактами.       Он говорил о тех частях корпуса Ровера, которые напрямую стыковались со считывающими механизмами других кибертронцев с подходящими альтмодами.       – Хочешь сказать, это потому что он кассетбот? – задумался Ферст Эйд.       – У «одноразовых» есть свои особенности строения, – Фарма скосил взгляд на линию, отражающую пульсацию искры Ровера. Слабые колебания говорили о том, что он стабилен лишь потому, что к медпанели тянутся кабели поддерживающей функционирование аппаратуры. – Часть их трансформационных цепей связана с инфоблоками.       – При переходе в альтмод перестраиваются основные передающие системы, – кивнул Ферст Эйд, подхватывая. – Причем они довольно подвижны. Воспроизводящие механизмы ведь различаются.       Был ли у Ровера носитель или он кочевал «из рук в руки»? Возможно, свою изначальную функцию он и вовсе не исполнял. Впрочем, нюансы конструкции есть нюансы конструкции.       – Если такой тип строения неустойчив к вирусу и вызывает мутации…       – Праул прислал образец слишком поздно, – перебил Ферст Эйд ворчливо. – Пусть попробует возмутиться теперь. Я… недооценил твое упрямство, Фарма…       Тот заставил себя улыбнуться – широко и довольно. На демонстрацию чувства превосходства шеф почти не обратил внимания, а если обратил, едва ли разозлился. Досадовал он не по личным причинам. Фарма сейчас не исправлял его ошибку, а корректировал весь проект. Он так же создавал «тихий энергон», как и Ферст Эйд, и в его заботе о качественном результате не было ничего странного или подозрительного.       – Не знаю, сколько он продержится, – Фарма выразительно качнул головой в сторону экранов. – Почему я и звал тебя обратно на Мессатин. Лучше тебе самому снять показания.       – Я тебе вполне доверяю, – протянул Ферст Эйд. Когда он активировал встроенный сканер, его визор слегка замерцал. – Но… да. Да.       Он опустил платформу ниже, подстраивая под свой рост, и теперь разглядывал налет на темно-зеленых пластинах, формирующих колючий загривок. Из его ладони исходил узкий полупрозрачный луч – Ферст Эйда интересовали конкретные участки. Тонкий, хищный, казалось, он вот-вот просто вонзится в спину Ровера и выкачает из него все нужные данные напрямую.       Но – нет. Конечно, он даже не притронется к потенциально опасным участкам. Новый штамм вируса может и распространяться непредсказуемо.       – Говоришь, на внутренней обшивке тоже есть очаги поражения?       – Да. Посмотри сам.       С тех пор как Фарма ковырялся в пасти Ровера, та осталась открытой. Выглядело так, будто у объекта нет сил свести челюсти. Ферст Эйд присел, подсвечивая изрытую язвами полость фонариком.       – Любопытно, – пробормотал он. – Я тоже возьму мазок. Сделаем два анализа, потом сравним.       Прежде чем полезть в пасть объекту, сипящему вентиляцией на износ, он снял с подставки стальную распорку. Казалось, Фарма просто не успел ее установить, поскольку отвлекся на шефа.       Фарма едва сдержался, чтобы не уставиться пристально на его руки. Он заставил себя заняться контейнером – следовало промаркировать его и внести номер в базу.       Волнение поглотило его, и казалось, прошла целая вечность, прежде чем краем оптики он заметил движение. Металл заскрежетал о металл, смешались яростный вскрик и рычание, а в следующий наноклик раздался оглушительный треск. Фарма развернулся на супинаторах, хватаясь за бластер.       Ровер корчился в блокираторах, принимая максимальный заряд, который способен был спонтанно сгенерировать Ферст Эйд. Застрявшие конечности дергались, но слабо, а вот запах паленых проводов был силен.       Ферст Эйд не держался за рану, появившуюся у основания кисти. Ровер вырвал внушительный кусок обшивки, прежде чем его вырубил ослепительный разряд. Аппаратура немедленно вернула объекта обратно в онлайн, но Фарма даже скулежа не услышал. Едва ли хотя бы одна система в корпусе Ровера сейчас работала.       – Ржа, – выдавил Фарма, глядя на развороченное предплечье шефа. Зря Амбулон не подпилил клыки пленнику – тот умел ими пользоваться.       Разъяренный Ферст Эйд трещал выпускаемыми разрядами. Они били прямо с кончиков пальцев – ему не понадобилось вытаскивать оружие или даже трансформировать руки. Модификации корпуса, сделанные им еще до войны, превращали его самого в оружие.       Фарма сделал короткий шаг к платформе и замер. Показания Ровера на экране скакнули снова, а дальше пульсация искры стала едва заметной. В истощенных узлах вспыхнула проводка.       Ферст Эйд гасил объекта, осмелившегося напасть, безжалостно и решительно. В тот момент, когда денты зараженного звероформера сомкнулись на его руке, он перестал думать о результатах эксперимента, важных для Праула.       – Шлак! – тон Ферст Эйда звучал почти обиженно. – Тварь!       – Прокусил? – Фарма перевел бластер на затылок Ровера, хотя теперь тот уж точно был не в состоянии никому навредить.       – Вроде нет! – Ферст Эйд понизил напряжение, но не голос. – Оплавок!       Фарма слышал гудение в его честплейте, так похожее на звук, издаваемый генератором Каона. Шеф превратил камеру своей искры в источник энергии, а корпус – в идеальный проводник. Но скорость его реакции объяснялась не слабым контролем над нейросетью, а напротив, умением быстро запускать и останавливать процесс.       Ровер застыл на платформе. Броня местами почернела. Он напоминал бы дезактив, если бы сканеры не утверждали, что искра еще теплится.       Убрав бластер, Фарма стремительно подошел к шефу.       – Дай взглянуть.       – Шлак. Шлак, – визор взметнулся вверх. – Ты ему еще и суставы смазал?!       – Я брал пробу! – огрызнулся Фарма. Сейчас масленка, сбитая с платформы, лежала на полу. Бледная тягучая лужица растекалась под ней. – У него пасть вообще не открывалась!.. Руку, Ферст Эйд!       Если бы перед ним был Каон, Фарма уже вздрагивал бы от лижущих корпус разрядов, стремящихся пробраться под броню и закоротить системы. Десептикон просто не смог бы удержать напряжение.       Обстановка была нервной. Оба врача знали: если Фарма обнаружит хотя бы крошечный разрыв, шанс, что Ферст Эйд заражен собственным мутировавшим вирусом, окажется почти стопроцентным. Маска шефа как будто вытянулась, а стекла визора затуманила ярость.       – Мог бы просто вырвать челюсть, – процедил Ферст Эйд. Беспокойство заставляло его говорить отрывисто. – Осто… осторожнее, не трогай ничего. Шлак! Ржавый…       От волнения Фарма едва держал себя в руках. Ровер справился! Собрался с силами, напал и смог задеть Ферст Эйда достаточно сильно, чтобы тот испугался инфекции. Однако в первоначальный план Фармы совершенно не входило, что Ровер будет носителем иного, развившегося спонтанно штамма, для борьбы с которым в Дельфи нет вакцины. Не был он готов и к тому, что заразный налет покроет пасть кассетбота и укус приблизит риск карантина.       – Поверхностное сканирование не выявляет повреждений топливных каналов, – на выдохе вентиляции произнес он. Раны он не касался, только подсвечивал отогнутые листы металла. – Но лучше провести полное, Ферст Эйд…       – Нужно, – перебил тот. – Правила безопасности требуют, чтобы ты меня осмотрел. У тебя есть хотя бы формула развившейся версии?       – Нет, я…       – Шлак! – Ферст Эйд бросил полный ненависти взгляд на Ровера. – Чтоб его!..       Фарма тоже посмотрел – только с тревогой. Ровер, пока бился в блокираторах, выломал себе неподвижный коленный сустав – и энергон капал на платформу. Возможно, зараженный энергон, напомнил себе Фарма.       А ведь сейчас… сейчас ему придется уйти. Амбулона, чтобы повесить на него заботу о состоянии важного объекта, показывающего необычную динамику болезни, в Дельфи нет. Ферст Эйда же нужно осмотреть как можно быстрее, а значит, Ровер останется здесь, с неизолированными болевыми центрами, в насильственном онлайне.       – Пойдем, – торопливо выдавил Фарма и, собравшись, решительно подтолкнул Ферст Эйда к соседнему отсеку. Не к дверям, лифт за которыми привел бы их в медбэй, а в соседнюю лабораторию, которая легко могла стать первым карантинным отсеком на Дельфи.       Ферст Эйд, кончиками пальцев поглаживая укус, нервно хмыкнул, но – осознавая риски – не стал сопротивляться. Не имело значения, хочет он или нет оказаться в изоляции, возможно, это будет единственным верным решением. А так как никому, кроме Фармы и Амбулона, лучше об этом не знать, подниматься из исследовательского блока в медбэй неразумно.       Уходя, Фарма едва успел вскользь задеть рукой клавиатуру, погружая Ровера в гибернацию. Хотя бы… хотя бы так.       Ровер оказался или честным ботом, или очень жизнелюбивым. В любом случае, он выполнил свою часть уговора. Осталось Фарме выполнить свою.              – Шланги целы, – подвел итог Фарма. – Следов налета я тоже не нашел, но надежнее – вскрыть и убедиться в этом. А также удалить все потенциально зараженные элементы конструкции. Ты готов?       Не «хочешь ли ты», а «готов ли». Фарма не собирался нянчиться с коллегой. Ферст Эйд и без его объяснений понимает, что пока они не знают, передается ли вирус только через энергон, временно потерять руку – не так страшно, как начать эпидемию. Фарма даже не будет отрезать ее всю – только удалит часть деталей, которые легко заменить.       Легко, если твоя броня не усеяна выведенными наружу контактами.       Ферст Эйд задумчиво рассматривал развороченное предплечье. Когда он справился с гневом и почти подступившей паникой, то снова стал казаться взвешенным.       – Тебе понадобятся мои схемы, – наконец откликнулся он и невесело добавил: – Я бы тебе ассистировал, но сам знаю, как бесят болтающие под руку специалисты.       – Я не буду тебя вырубать, если хочешь, – помолчав, пообещал Фарма. – Сможешь контролировать процесс.       – Тебе придется нарушить несколько ведущих контуров, чтобы отсоединить целую пластину, – спокойно поделился Ферст Эйд. – Мои электрические цепи питаются от искры, и… знаешь, я не люблю выть и биться в конвульсиях, Фарма.       Повисла неловкая пауза. Они оба были знакомы с мехом, который воспользовался бы моментом и проверил выносливость искры Ферст Эйда на практике. Фарма не знал точно, становился ли шеф когда-либо пациентом Рэтчета, но если становился…       За время их совместной службы Ферст Эйд всего несколько раз получал ранения. Все они были не настолько серьезными, чтобы прибегать к чужой помощи. Интересно, когда он создавал свой корпус, кто ему ассистировал? Не своими же руками он прокладывал проводку и выводил контакты?       А если своими – его выносливости можно позавидовать. В этой ситуации, правда, на медленную кропотливую работу, требующую преодоления боли, просто не оставалось времени. Будь это простая царапина, пусть – сломанная пластина, Ферст Эйд наверняка предпочел бы саморемонт. Но даже Фарма сейчас не мог сказать навскидку, что останется от руки шефа и сможет ли тот хотя бы полноценно двигать остатками экзоскелета.       – Тогда скинь мне шаблоны и… не волнуйся, – Фарма ободряюще усмехнулся. – Ты и не заметишь, что у тебя пропала часть деталей.       – Замечу, – проворчал Ферст Эйд. – Мне придется восстанавливать себе руку. Если этот шлак не… Ржа! Так не вовремя…       Он беспокоился, хотя старался не демонстрировать это слишком явно. Только визор перестраивался, выдавая стремительное течение мысли: раздражение, страх, гнев, короткая вспышка любопытства, снова – злость. В профессионализме Фармы шеф едва ли сомневался, но и желанием оказаться оффлайн на платформе перед кем-то другим не горел. Сколько тысячелетий они были коллегами – не важно. Главное, Фарма получал теперь доступ к сокровенным тайнам его конструкции.       Ради этого – ради шанса получить схему камеры искры Ферст Эйда и развертку его энергосети – он и втянул Ровера. Другой возможности изучить уникальное строение шефа просто не было. Нужна была опасность заражения, нужно было, чтобы – по протоколу безопасности – Фарма взял на себя функции руководителя Дельфи. Нужно было отвести подозрения от себя, но при этом загнать Ферст Эйда в угол и выдавить досуха. Узнать у него все – узнать у его корпуса, поскольку язык тела понимать проще, чем слова.       Фарма даже сочувствовал шефу – доверие стоило слишком дорого. Еще он переживал о том, что они могут выпустить неконтролируемый вирус вместо заказанного Праулом кибербиологического оружия, бьющего точно в цель.       И одновременно – не мог выбросить из головы бота, оставленного в соседней лаборатории на грани дезактива. Ровер стал настоящим подарком судьбы. Фарма сомневался, сможет ли убедить пленного десептикона довериться, рискнуть жизнью – когда и так висишь на проводок от смерти – и броситься на Ферст Эйда. А с автоботом все прошло гладко…       Сейчас он выведет Ферст Эйда в оффлайн, открутит ему руку на время и вернется к Роверу. Пока Амбулон пребывает в неведении на орбите Мессатина, Дельфи принадлежит Фарме безраздельно.       Праймус и правда помогал ему. Возможно, убивал других автоботов, но ему – помогал.