Володя и Драган

      Сунув руки в карманы, Володя шагал по глубоким грязным лужам в сторону дома. С неба сыпался мерзкий холодный дождь, почти что водяная пыль со снегом, укрыть от которой не могла ни застёгнутая на все кнопки спецовка, ни капюшон, ни зонт — если бы таковой, конечно, был. Только что состоялся не вполне удачный пробный пуск первой линии восстановленного завода, в ходе которого выяснилось: недоделок осталось такое количество, что на линии не только нельзя начинать производство, но и находиться рядом с ней просто опасно. Тех работников, по чьей части никаких претензий не было, распустили по домам, дав полтора дня принудительного отгула — половину сегодняшнего и весь завтрашний. Перепрыгивая через лужи, Володя угрюмо и с крепким словцом размышлял о тех, чья безалаберность заставила работу встать: на фоне этого короткий рабочий день его не особенно радовал, тем более что по такой погоде ни дома, ни на базаре делать было нечего. Правда, дома его ждёт Драган — а он будет очень рад, что Володя вернулся раньше обычного, ещё даже засветло… Скучает там, наверно, без своих любимых досок… Мысль о брате согрела Володе душу и он ускорил шаг.       Младший умел оставаться лучиком света в любой ситуации: даже в тот жуткий месяц молчания, как теперь понимал Володя, Драган давал ему силы жить не только тем, что сам нуждался в помощи и защите. Он будто хранил в себе всю силу балканского солнца и балканской горячей крови, передавшейся ему от отца. А есть ли всё ещё на свете та Сербия, маленькая горемычная Сербия, не стёрла ли её война с лица земли? Володя горько вздохнул. Мысль, однако не замедлила обрести продолжение, и ответ пришёл сам собой: если там хотя бы половина таких, как Драган — и каким был отчим, то — нет, не стёрла! Таких чёрта с два вообще уничтожишь, они сами тебя зароют, первыми — только сунься… Володя заулыбался. Дождь стал крупнее, и он почти побежал, петляя между особенно глубокими ямами — благо до дома оставалось метров пятьсот, не больше. Но на очередном вираже ноги поехали на жирной, как масло, глине, и Володя с тихим добрым словом полетел в грязь физиономией вниз.       Вставать сначала почему-то очень не хотелось. Размокшая земля была мягкая, никаких железяк и битых стёкол в этом месте, на счастье, не оказалось. Володя поднял лицо. С носа, волос и подбородка капала жидкость весьма неаппетитного цвета. Он тихо проматерился ещё раз и с усилием вытащил себя из лужи. Глина с громким чваком отпустила пленника, глубокие отпечатки от локтей и колен начали наполняться жидкой грязью. Теперь Володя уже точно хотел как можно скорее оказаться дома и скинуть с себя всё это безобразие, переодевшись в ветхую и неприглядную, но зато сухую и чистую домашнюю хламиду. Дошлёпав до дома, он зашёл под козырёк подъезда и оглянулся на шумевшую стройку. Хорошо хоть в квартире почти не слышно, стены толстые… а то так недолго с катушек съехать… Ох сейчас надо мной братец угорать будет, над таким красавцем — подумал Володя и зашёл в подъезд.       Стараясь не сильно брызгаться грязью, Володя поднялся по лестнице, аккуратно выудил из-за пазухи ключ от квартиры и буквально двумя пальцами открыл дверь, а потом так же осторожно затворил её за собой, зайдя в коридор. «Драган!» Молчание в ответ. «Драган, я дома!» Снова тишина. Дрыхнет братец — с улыбкой подумал Володя; стараясь не шуметь, стянул с себя куртку, сапоги, штаны — и сложил всё неприглядной кучкой в углу. Сделав пару шагов по коридору, он заглянул в комнату брата. На полу лежало свёрнутое небрежным рулоном одеяло и валялись какие-то вещи. Драгана там не было. Володя хмыкнул и зашёл в свою комнату, где они обычно ночевали — догадываясь, что брат замёрз сидеть под одним одеялом и перебрался туда, где последних было больше. Но одеяла лежали нетронутой стопкой, а комната была пуста. Нет, ну на кухне спать — это уже перебор, настороженно подумал Володя и заглянул на кухню. Но брата и там не было. В санузле — снова никого, только две сонные мухи, ведро и жестяной умывальник над раковиной. Володя в недоумении остановился, а потом прошёлся по квартире ещё раз, перевернув на всякий случай все одеяла — в смехотворной надежде на то, что мог под каким-то из них младшего просто не заметить. Бесполезно. Сердце старшего заколотилось быстрее: что могло случиться? Куда он вообще мог деться?! Взгляд упал на брошенные на пол вещи — вываленные, видимо, из шкафа. Да неужеееели… Никак детство вспомнил братец? Не мог выбрать более подходящего места, чтоб задрыхнуть — со злостью дёрнул Володя дверцу шкафа, почти уверенный, что увидит там пригревшегося Драгана.       Но его там не было. Как и части вещей, которые там раньше лежали… Тут у Володи подкосились ноги. Воры! Неужели их обокрали??? Какие-то уж очень странные воры… Володя окинул взглядом комнату: всё, что можно было взять ценного, было на месте. Он заметался по другим помещениям, но всё — абсолютно всё! — стояло и лежало на своих местах. Наконец, взгляд его зацепился за отсутствие в коридоре табуретки. Голова у Володи пошла кругом. Это что же за воры такие?.. Забрали кучу старого тряпья, табуретку и… моего брата-калеку? Нет… может он всё-таки куда-нибудь… ушёл… — шевельнулась у Володи в голове первая здравая за весь вечер мысль, но Володя её, разумеется, тут же отмёл как несостоятельную. Далеко ли с одной ногой уйдёшь, действительно…       И тут в многострадальную, много раз битую голову пришла мысль, от которой русые волосы на этой самой голове зашевелились. Володя в отчаянии и ужасе сполз по стене на пол коридора и закрыл лицо руками. Перед глазами стояла картинка: Драган, связанный жгутами из тряпок и привязанный ими же к табуретке. Значит, пока он, Володя, занимался какой-то вознёй на своём заводе… здесь, в квартире, какие-то твари истязали его младшенького — скручивали верёвками, били, может даже ломали кости… Зачем? Нелюди, зачем — он никуда не убежит и так… Пытать удобнее связанного, да? А почему же дверь была закрыта?.. Он, наверно, дошёл как-то до двери, открыл им — подумал, что это я вернулся, ключ потерял где-то, или что… Ключ! Ключ… Володю била крупная дрожь. Они хотели дознаться, где у него ключ от двери! Квартира хорошая, всё есть, приходи на готовенькое и живи… Подумали наверно, что один живёт, что никто не хватится — отобрали ключ, связанного в грузовик бросили, выкинули где-нибудь за городом… Захлёбываясь от слёз, Володя нащупал рядом с собой половицу, под которую они с братом клали запасной ключ, и приподнял её, шаря под ней рукой. Ключа не было.       Старший повалился на пол вниз лицом и завыл раненым зверем, сдирая до крови ногти о старые половицы. Теперь для него всё было кончено.       Володя не знал, сколько времени он пролежал так в коридоре, но на улице стало понемногу смеркаться. В ушах звучал солнечный драганов смех. С трудом поднявшись, Володя на негнущихся ногах побрёл в комнату брата. Каждая мелочь в ней теперь стала бесценным воспоминанием. Он тронул ногой ящик с инструментами и заметил, что в нём не хватает молотка и пилы. Молотка и пилы… Володю будто ударили под дых: так вот чем они тебя мучили, малыш… Твоими же инструментами… Володя в бессилии опустился на кирпичный топчан. Вдруг в голове молнией сверкнула мысль: а если они вернутся совсем скоро? Прямо сегодня или завтра? Нужно успеть подготовить хорошую засаду и отомстить за каждую каплю братовой крови, за каждую его слезу… Пытать, пытать жестоко, добиваться ответа — где он? Вдруг он ещё жив? А если нет — хотя бы похоронить… С такими мыслями Володя дрожащими руками надел на шею свой ключ и, не чувствуя ни холода, ни боли в содранных пальцах, вышел на лестничную клетку и затуманенным взглядом обвёл подъезд. Засада, засада… чердак сначала надо посмотреть, подумал он и, тяжело переставляя ноги, стал подниматься по лестнице.       Каждая ступенька давалась с трудом. Володя преодолел высокий пролёт, поднял глаза, и… замер. На вершине второго пролёта, освещаемый белёсыми сумерками через окошко под потолком, на пропавшей табуретке сидел пропавший Драган — живой и здоровый, одетый в пропавшее из шкафа тряпьё — и гвоздодёром отрывал одну доску от другой. Рядом лежали пила, молоток и — аккуратной стопочкой — то, что когда-то было дверью на чердак. Драган заметил в полутьме замершую на лестнице фигуру и пригляделся. Грязный, растрёпанный Володя в одной майке и подштанниках стоял на площадке между пролётами, вцепившись в перила, и смотрел на брата абсолютно круглыми глазами. Драгана посетило мимолётное беспокойство: что-то случилось? Но настроение у него в тот момент было настолько благостным, что он не придал этой мысли значения и, цокнув языком, растянул губы в широкой задорной улыбке: «Привет! Отлично выгл…»       Но договорить он не успел. Володя, набрав побольше воздуха в грудь, громогласно извергнул из себя такую заковыристую восьмиэтажную матерную конструкцию, что стёкла в разбитом окне зазвенели, а на улице секунд на десять уважительно притихла даже стройка. Драган ойкнул и выронил гвоздодёр. Доски брякнулись рядом на пол и сами отвалились одна от другой. Эхо всё ещё звенело в пустом подъезде, шум стройки понемногу начинал звучать вновь. Володя, тяжело дыша, опустился на нижнюю ступеньку пролёта и обхватил голову руками. Драган забеспокоился уже по-настоящему, увидев, что брата не на шутку трясёт. «Володя… Володя!» — Драган ухватился за перила в надежде спуститься, держась за них, но перила сами держались на честном слове и сильно шатались. Володя, обернувшись, увидел, как младший торопливо сползает к нему на пятой точке, вытянув вперёд больную ногу и опираясь на руки. Не выдержав этого зрелища, старший вскочил — метнувшись к брату, подхватил того на руки, и снова сел на лестницу, крепко прижав младшего к себе. Слегка придушенный Драган гладил дрожащего Володю по затылку. «Я… я тебя… придушу! Ты… как ты… ты… засранец!» — у Володи закончились слова. «Уже… придушил…» — прохрипел младший, и Володя слегка ослабил хватку. «Ну… ты меня потерял что ли? Что ж ты так переживаешь, Володь, ну? Не уйду я далеко, не уйду… И успокойся уже наконец, я здесь.» Но старший, переволновавшись, успокоиться никак не мог. «Я тут чуть не умер из-за тебя… Прихожу — ты пропал, ищу — нигде нет… и дверь заперта…» Драган хмыкнул и усмехнулся: «Вот что дверь заперта — это новость… хорошо ты вернулся раньше, а то куковал бы я под дверью со своими досками… Да, и куда ж я по-твоему делся тогда? Украли меня, что ли?» «Да!» — вспыхнул Володя, — «Украли! Связали тряпками, увезли, и может даже… у… у.убили…» Драган обнял брата покрепче, не находясь, что на такое ответить и с горечью размышляя про себя о том, что того всё-таки слишком много и часто били по голове. Снова наступило молчание. Наконец, младший решился и осторожно подал голос: «Володь. ты извини, может вопрос глупый, но… зачем меня кому-то красть и куда-то везти? Кому и зачем я вообще мог понадобиться?» «Ты-то наверно никому…» — вздохнул старший, — «А вот квартира… Так вот живи ты один, отобрали бы ключи… пыткой ли, доброй ли волей — а потом дали б разок по голове и скинули в какой-нибудь овраг… и всё, и поминай как звали.» Володя тяжело всхлипнул. Драган похлопал его по плечу: «Ну, ну… не расходись. Фантазёр ты, братец… Накрутил себя, напридумывал…» Драган помолчал немного, а потом вздохнул и прошептал: «Упаси нас Господи от такого… Пойдём домой, Володь, ты совсем замёрз… Пойдём, пойдём, заболеешь же, не дай Бог.»       Зайдя с братом на руках в полутёмную квартиру, Володя зацепился взглядом за приподнятую половицу, под которой он в самый неподходящий момент не обнаружил ключа. «Да, кстати, а ключ-то запасной где? Я его на месте не нашёл.» — поинтересовался он у висящего на нём Драгана. Тот виновато опустил глаза: «Ты знаешь, я его вчера под соседнюю половицу переложил, а то эта совсем вываливается…» «Точно придушу» — мрачно проговорил Володя и стряхнул с себя Драгана на кучу одеял.       Переодевшись и приведя себя в порядок, Володя принёс с лестницы всё, что оставил наверху младший, и с отпавшей челюстью пронаблюдал, как Драган, радостно схватив табуретку, проскакал с ней по квартире. «Дааа… Теперь-то я понял, как ты на чердак забрался» — почесал старший в затылке. «Ну, слушай, я тебя поздравляю с изобретением! Полегче тебе теперь будет» — Володя тепло улыбался. В этот вечер он почти не спускал младшего с рук. Драган взахлёб рассказал ему про сон со шкафом, ещё раз — про идею с табуреткой, потом про радость первого путешествия по подъезду, про упавшую дверь… Всё это вместе теперь казалось одним большим приключением. «Ты уж… поосторожнее» — нахмурился Володя, услышав историю с дверью. Драган звонко засмеялся: «Ты со мной сегодня совсем как с ребёнком, ну? Буду, буду осторожнее, обещаю…» «…А ещё ключ бери и дверь запирай, если уж совсем неймётся пойти погулять» — пробурчал Володя, «Неспокойно всё-таки.» Драган глубоко вздохнул и обнял брата: «Что ж ты за меня настолько переживаешь, Володь… Всё хорошо будет, Бог милостив…» Володя помрачнел. «Потому что я за тебя в ответе… с детства — в ответе… А теперь ещё и… виноват перед тобой», закончил он почти шёпотом. Драган притих. У него, конечно, шевельнулась в душе некоторая догадка, о чём именно говорит брат, но в целом, он достаточно искренне переспросил Володю, в чём же именно тот перед ним виноват. Старший опустил глаза. «Я… я тебя не уберёг, малыш. Сам вот остался цел, свою шкуру сохранил, видишь…» — Володя зашёлся горьким смехом, больше похожим на кашель — «А тебя… тебя — не смог.» У Драгана внутри всё сжалось. Чего-чего, а такой формулировки он услышать никак не ожидал. Это как… как если бы сказать, что они виноваты перед погибшими родными в том, что сами остались живы. Нет, Драган этого принять решительно не мог. «Володь, ну ты скажешь тоже — виноват…» — улыбнулся Драган, — «Вот скажи, как бы я тебя на руках таскал, будь всё наоборот? Господь знает, что делает — и Он устроил так, что нам с тобой всё по силам…» Володино лицо искривилось, на зажмуренных глазах выступили злые слёзы: «Он устроил, говоришь? На всё Божья воля? Это Его воля, значит, что всё вокруг в руинах? Его воля, что нашего города больше нет, что родители погибли, что моей… Маришки больше нет?» Драган вздрогнул: брат впервые заговорил о своей невесте после её последнего письма, пришедшего на третий год войны. Володя со слезами и злостью продолжал: «…значит, это Его воля, что ты остался калекой, да?»       Драган не выдержал и влепил брату подзатыльник.       Володя поперхнулся и затих, не открывая глаз. Лицо его, мокрое от слёз, медленно расправилось и слегка побледнело. Он сделал несколько глубоких вдохов. В душе у младшего было непривычно пусто, а во рту — сухо. «Что ж ты говоришь… д-д-дурень…» — проговорил Драган, едва ворочая языком. Старший резко и коротко выдохнул. Драгану стало невыразимо тошно, и он зашептал, не успевая за собственной мыслью — сбивчиво и почти жалобно: «Володь, я знаю, да… всё очень плохо. Очень… и нам… некого винить в этом. Только если Бога, да… винить. Но ты подумай, Володь. Вспомни… как ты сегодня убивался из-за меня. Ладно мы оба когда-то могли погибнуть — рука об руку, рядом… и выжили… А ведь из нас мог остаться кто-то один…» — Драган почти плакал. «Я не хочу потерять тебя, Володь… И ты меня, я знаю… Так не ропщи на Бога, пожалуйста!.. Мы благодарили Его после каждого боя, что Он сохранил нас обоих, нас двоих. Зачем ты гневишь Его теперь, когда у нас с тобой… всё в порядке? Когда войны больше нет — мы пережили её, пережили!..» — голос младшего сорвался.       Володя открыл глаза. Драган сидел у него на коленях, отвернувшись и обхватив себя руками, словно ёжился от холода. Минутная злость в володиной душе улеглась, оставив осадок от произнесённых слов, и теперь её медленно наполняла горечь стыда и раскаяния. «Прости меня, Драган…» — положил он руку младшему на плечо. «Не ко мне» — отчеканил тот и кивнул головой на образ в углу, — «Вот туда.»       Укладываясь спать, Володя — как в самые первые дни после возвращения с войны — завернул младшего в одеяло и обнял покрепче. Сонный Драган приоткрыл глаз и улыбнулся: «Боишься, что убегу?» «Угу, ускачешь на табуретке», буркнул Володя и чмокнул брата в макушку. «Забыл сказать, я завтра выходной, так что поспим подольше…»       Уставший Драган уже крепко спал и незримо улыбался в темноте.