***
— Перси! Силена дергает его за руку, отвлекая от рассматривания травы под ногами. Юноша хлопает глазами, приходя в себя. — Что такое? У Силены большие, взволнованные глаза. Она нервно кусает губу, вся какая-то натянутая, как струна, и не может найти удобного положения, чтобы встать ровно. Перси отстранено подмечает, что видел сегодня нечто подобное. Кажется, Флэтчер тоже не был спокоен. — Почему от Нико никаких вестей? Томас вот-вот начнет общий сбор! Джексон хмурится. Власть Майера его сильно напрягала. Этому человеку понадобилось меньше месяца, чтобы подмять под себя весь лагерь. У юноши уже не оставалось сомнений — его братишка использовал что-то, чтобы подавить в полукровках любое желание задавать вопросы и ослушаться его приказов. Перси смотрит в небо. Туда, где ярко-розовым должен разливаться закат, но вместо этого видит слабую желтизну ускользающего за горизонт солнца. Нико выбивается из графика. Такое вообще возможно, с его-то дотошностью? — Не знаю, — он разворачивается и внимательно смотрит на нее. — Слушай, что бы не произошло, ты не должна отбиваться от остальных. Делай все, как скажут. До тех пор, пока не явится Нико, ты — новичок. Силена сглатывает и покорно кивает головой. Джексон знает, что она все прекрасно понимает. Понимает, и от того ей еще страшнее. Он пытается ободряющее похлопать ее по плечу, но вместо этого получается что-то жалкое. — Иди. Я за тобой. Силена быстро уходит, и он остается один на один со своими мыслями. Пока в панике не прибегает Ли.***
У Луки в голове уже около получаса крутилась крайне безумная идея. Идея, за которую Нико, сейчас спавший на его кровати и обнимавший его подушку, совершенно точно открутит ему голову. Но Кастеллан больше не может смотреть, как тот мучается. Нико с большим трудом позволил себя уложить на кровать и согласился попробовать уснуть, только если он будет сидеть рядом. — Почему? — Безопаснее. Тогда юноша только кивнул ему в ответ, проследив, как тот нерешительно опускает голову на подушку. А после позволил себе задаться вопросом, какого черта вообще творится? Ему было более чем понятно, что ди Анджело не спит ночами вовсе не из-за бессонницы, а из-за страха. Лука не мог постоянно находиться рядом, как бы сильно этого ни хотел. Но состояние сына Аида с каждым разом все хуже и хуже, и с этим надо что-то делать, ибо сам он явно не справляется. Посмотрев на таки заснувшего Нико, парень кивнул сам себе, решаясь. Пофигу, как ди Анджело отреагирует на это; пофигу, что после этого тот может возненавидеть его; пофигу на все последствия. А вот достать нужное оказалось не очень-то просто. Но по итогу Лука крутил в руках то, ради чего оббегал половину космической станции, и довольно улыбался. Шарик в его руках походил на украшение для аквариумов. Совсем небольшой, синеватого цвета, с небольшой трещинкой. Таких на станции было несколько коробочек, и держали их не для красоты, а чтобы попасть на землю в любое время, не прибегая к помощи Нико. Вообще, сам Лука никогда ими не пользовался. Нужды не было. А теперь вот ему предстояло с этой маленькой штукой что-то сделать. По наитию действовать он даже не думал — в случае простой поломки достать еще один шарик нет ни времени, ни возможности, а вот если при этом его еще и зашвырнет куда-то, то все, пиши пропало. Значит, надо было найти кого-то, кто знает, что делать, и после не будет болтать. Долго думать не пришлось. В отсутствие Перси Вита можно было отловить в двух местах: столовой и спортзале. Время было обеденное, значит, спортзал закрыт. — Чего?! — возмущению помощника не было предела. — Почему я?! Лука зашикал на него, выглядывая из-за стены. Не хотелось бы, чтобы их услышали. — Тс, парень, будешь сомневаться в выборе вышестоящего? — шутливо поинтересовался он, а после серьезно продолжил: — Варианты? Вот и молчи по этому поводу. А теперь в подробностях, как этим пользоваться. Вызнав все, что нужно, юноша отправляет пацана восвояси, предупредив о важности молчания, а то вдруг кара какая настигнет. Тот, икнув на прощание, с поразительной скоростью вымелся из коридора. Лука покрутил в пальцах один шарик и сделал все в точности, как было сказано. И не сразу понял, что что-то получилось. Это было быстро и вообще незаметно. Только заметив под ногами траву, а не гладкий пол, до полукровки дошло, что перемещение состоялось. — Отлично, — сказал он сам себе и, спрятав второй шарик за пазуху, направился в ночи к домикам.***
Лео готов поклясться, что ему оторвали голову. Потому что иначе объяснить такую дикую боль в шее невозможно. Сама голова ощущалась очень странно и весила, кажется, не меньше тонны. Во рту сухо, но лоб весь мокрый: противная капелька сползает по виску, раздражает и провоцирует дернуться. Но пошевелиться не получается. Хочется облизать сухие губы, и у полукровки это почти получается, но язык прилипает к губам и после некоторых усилий помогает образоваться на них трещине. Отлично, думает Вальдес, только этого не хватало. Ко всему прочему и так хреновому состоянию добавляется тянущая боль в животе. Голова будто бы отзывается на это, добавляя в общую картину тонкий звон в ушах. Лео хочет заткнуть уши, сказать что-нибудь, но вместо этого кое-как мычит. Юноша не помнит, где он и что с ним было. Зато прекрасно помнит боль во всем теле — буквально повсюду. Складывалось впечатление, что его пытались сжать: кости внутри горели, кожа натягивалась, а мышцы по красочным ощущениям будто бы рвались. От воспоминаний захотелось прочистить желудок, и Лео опять попытался подать голос. Безрезультатно. Сколько времени прошло в попытках — неясно, но приходит дикая усталость. Повторное пробуждение не обрадовало улучшением состояния, но и не удручило его ухудшением. В этот раз у койки, на которой он валялся, изображая полутруп, нашелся какой-то посапывающий пацан. Который, впрочем, тут же вылетел за дверь, стоило Лео замычать в попытке задать тысячу вопросов. На это хотелось закатить глаза и вставить пару едких слов, даже учитывая общество самого себя. Невозможность этого заставила Лео опечалиться и какое-то время не обращать внимания на засуху во рту и боль в конечностях. Через две минуты — от скуки он считал — в комнате оказался высокий юноша, сверкающий черными глазищами. Память, видимо, впечатлившись, услужливо подсунула имя: — Хаос. Лео бы себе поаплодировал, если бы мог. Первое слово, как-никак. — Доброй ночи, молодой человек, — бог, явно с интересом, обошел кровать по периметру. — Ощущения у тебя просто блеск, да? Судя по всему, на одном имени лимит слов закончился, поэтому Лео оставалось только кивнуть. — Ну, это пройдет, — пожал плечами Хаос, присаживаясь на край кровати. — В целом, выглядишь ты лучше, чем я ожидал. Крепкий. Если это состояние — «лучше, чем я ожидал», то Вальдес знать не хочет, чего ему удалось избежать. — Сейчас я попробую тебе облегчить это дело, — продолжает тем временем бог. — Поваляться в кровати придется еще какое-то время, без этого никуда, но потом будешь как огурчик! Сын Гефеста с неким трепетом проследил, как рука собеседника укладывается посреди его груди. От нее по всему телу волной разошлась прохлада, и только после этого Лео понял, что ему было безумно жарко. После прохлада сменилась чем-то не менее приятным, но неопознанным, да так и замерла. Чужая рука как будто с трудом отлипла от его груди. Хаос потер ладонь, после размял конечность и еще раз осмотрел его. — Через пять минут ты опять вырубишься. Думаю, на пару дней, не больше. За это время месиво внутри тебя вернется к должному состоянию, и ты сможешь встать. Я приду, когда ты будешь готов. Уже на краю сознания Лео про себя офигевши прокричался. Что значит, «месиво внутри тебя»?