***
Сын Аида просыпается от разговоров. Опять не понимает, где он есть, и находит это даже забавным. Не может сдержать смешок, и его слышат. — Нико! Чьи-то светлые волосы загораживают ему обзор. Знакомый голос вызывает мурашки по всему телу, и полукровка на секунду думает, что на самом деле еще не проснулся. Но потом на его руку ложится ладонь, притягивая к чужому телу и согревая. Этот жест... Этот жест Нико узнает и на смертном одре, когда не будет видеть или слышать. Или даже если почти не сможет дышать. — Уилл... — отзывается он, сглотнув и кое-как приоткрыв глаза. Это правда он. Ладонь Нико в его теплой и ласковой руке. Солас сжимает его пальцы, большим поглаживая тыльную сторону, и притискивает к своей груди. В области сердца. — Уилл, — просящим голосом повторяет ди Анджело, — попроси Луку подойти с другой стороны. Кастеллан, ради приличия отошедший в дальний край комнаты, наверняка не слышал его полудохлого голоса. Сын Аполлона, слегка приподняв в удивлении брови, повернулся к сыну Гермеса и жестом пригласил ближе. Лука, встав у кровати с другой стороны и заметив взгляд Нико, наклонился чуть ниже. И получил в нос. — Ауч, — невольно пробубнил он, рукой зажимая пострадавшее место в попытке сдержать кровь. Нико не бил слишком сильно, чтоб повалить его, но достаточно, чтобы вызвать обильное кровотечение. Конечно, остановить оное у Кастеллана не получилось, и кровь с пальцев таки капнула на его футболку. — Какого хрена... — начал было возмущаться Солас, поглядывая то на ди Анджело, то на пострадавшего. — Он знает, за что, — перебил его брюнет, нахмурившись и сильно сжав чужие пальцы. — Лука! — попробовал найти поддержку у второго участника юноша, на что получил покорный кивок. — Есть за что. — Охренеть, — буркнул Уилл, постаравшись не обращать внимание на странный случай и дав короткий инструктаж, что делать с носом. — Нико, давай, садись. Сын Аида покорно приподнялся на кровати. Уилл тут же занял освободившееся рядом с ним место, проводил взглядом Луку, что скрылся за дверью, бурча под сломанный нос, и обеспокоенный обернулся к ди Анджело. — Он мне... рассказал кое-что, — сглотнув, начал Солас, почему-то не решаясь говорить детали. — Почему ты не вернулся? — Почему ты здесь? — проигнорировав вопрос, Нико уставился в глаза напротив. Нет-нет-нет. Солас здесь. Уилл, черт побери, на гребаной базе! Там, где Нико сходит с ума, боится что-либо делать, путается в самом себе и, еще раз, сходит с ума, без какого-либо преувеличения! Он никому не говорил. И никогда не сказал бы. У него даже почти получилось забыть это, но теперь, когда Солас рядом, сидит вот в прямом доступе, держит его руку... (Руку, которая по локоть в крови, и плевать, что во сне.) Уилл держит ее со всей своей любовью, ди Анджело чувствует это, но еще больше чувствует свой страх. Ведь первым от его рук погибает Уилл. Нико зажмуривается, дергает руку в ладонях Соласа в попытке освободиться, но слишком слабо, и у него не получается. Уилл не кричит, не стонет... Он улыбается сквозь кровь и боль и говорит, что любит. Нико почти видит эту картину сейчас. Солас сидит, загородив собой свет, но его волосы подсвечиваются теплым светом, а тени падают на лицо таким образом, что кажется, будто оно покрыто засохшей, почти черной кровью. — Потому что я нужен был. А еще я врач, а тебе явно нехорошо. Нико слышит это сквозь вату, но достаточно отчетливо. Он прикрывает глаза и позволяет слезам скатиться по щекам. Уилл рядом подрывается, прижимается к нему, что-то шепчет, но полукровка не вслушивается, молча принимая действительность. Уилл здесь. Дурак Кастеллан просто не знал, к чему это может привести. Ни первый, ни второй ни в чем не виноваты. Это ему стоило разговаривать с остальными, а не доводить себя до такого состояния. Ди Анджело давится словами и потому молчит. Молчит, чувствуя на себе родные руки, дыхание в макушку и концентрируется на тепле. Ему наконец-то легче. Потому что Уилл здесь, а Кастеллан просто делал, что считал нужным.***
Разговор с Калипсо получился сложным. Лео вышел в коридор, прикрыв за собой дверь, и вздохнул. Не так он планировал завершить этот и без того сложный день. Хаос врать не стал (зачем ему?), и Вальдес действительно странно себя ощущал. Иногда не вписывался в повороты, путал право и лево, переставлял в словах слоги или вообще не чувствовал расстояния. Это доставляло некоторые проблемы. Калипсо, все время просидевшая в их комнате и толком никуда не выходившая, встретила его эмоционально, едва не задушив. От нее, конечно же, не скрылся несколько потрепанный и болезненный вид юноши, который мгновенно споткнулся о ножку кресла, стоило ему пройти вглубь помещения. Тем не менее, всем ее вниманием завладело вновь молодое лицо Лео. — Что он попросил? Сыну Гефеста потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что ему что-то сказали, и еще несколько, чтобы придумать слова. — Да как обычно, — пожал плечами, с удовольствием опускаясь в кресло, благодаря которому чуть не пропахал носом здешний ковер. — Очередная спасательная операция. Калипсо сжала губы в непонятных ему эмоциях. То ли по обыкновению ушла в себя, пытаясь обдумать ситуацию, то ли ей что-то не нравилось. А может, все вместе. — Лео, — после недолгого молчания она присела на колени рядом с его ногами, взяла его руки в свои и мягко сжала. — Я боюсь, это кончится плохо. Разве мы должны оставаться? Вальдес посмотрел в ее красивые, выразительные глаза и сдался, опустив плечи. — Мы же уже обсуждали это, — подавленно начал он, отведя взгляд. — Как я могу сбежать? — Это не побег! — с резким запалом возразила девушка. — Я всего лишь не хочу, чтобы ты пострадал. Ты же видишь, что здесь много сильных людей, да вообще много людей... что будет с того, что один уйдет? Руки в ласковых ладонях зачесались, их начало знакомо покалывать. Лео поспешно освободился от хватки своей девушки, чтобы не дай бог не обжечь ее. Калипсо на это молча кивнула, встала с колен и присела на соседнее кресло. Способности полукровки ответили за своего хозяина весьма красноречиво. — Не отговаривай меня, — тихо проговорил юноша, сжимая руки в кулаки и снова разжимая. На пальцах красиво затанцевали огоньки, повинуясь его воле. — Я ведь... я ведь не только поэтому, ты же знаешь. Калипсо прекрасно все знала. Эти пятнадцать лет были лучшими в ее жизни, полными свободы и горячей любви, приключений и красивых мест. Ей так нравилось это... это... это все, что давал ей Лео, и она не могла уже без него. Огигия стала ей прекрасной тюрьмой, обрекавшей на болезненные чувства, но даже покинув остров, девушка ощущала страх. Ее любовь не пройдет, а Лео вполне может... остыть. Или погибнуть. Тогда он оставит ее одну в этом большом, полузнакомом мире с оглушающей болью в сердце, потому что именно в этот раз все было по-настоящему. Да, согласилась она сама с собой, Лео она любит не из-за проклятья, а просто потому, что любит. И очень, очень больно отпускать его, зная, что все время придется сидеть и ждать, не имея возможности помочь. Но ему это нужно было. Его сила рвется наружу, просится в бой, хочет показать всю свою мощь, и Вальдес ведь в этом непосредственный участник. — Знаешь, когда-то я сказала, что поддержу любую твою инициативу, — начала она издалека. — Это было здорово — твои идеи. За все пятнадцать лет я ни разу не пожалела о том, что улетела с тобой тогда, хотя могла остаться и рано или поздно встретить кого-нибудь другого. Но ты был первый, кто вернулся. Она улыбается, счастливо и немного печально. Поправляет прядь волос, выбившуюся из прически, и Лео этот жест видит буквально каждый день. — Сначала я боялась и думала, что вынудила себя, выбрав из двух зол меньшее. Что проведу с тобой больше времени за передалами острова, возможно, проклятье ослабнет, и я допущу мысль, что хочу иного. Сын Гефеста слушает внимательно, немного напряженно, чувствуя, что самое важное ещё впереди и Калипсо собирается с силами, чтобы что-то сказать. Прошло действительно много времени. Было столь же много всяких разговоров. Они спорили, даже ссорились как-то, мило шутили или соревновались. Но сейчас... Именно сейчас был один из тех моментов, когда они переходили к чему-то действительному сокровенному и волнующему. К предельной честности. — Но ничего не изменилось. Я все так же люблю тебя, нахожусь рядом, — девушка сделала паузу. — Я не хочу терять тебя, не хочу оставаться один на один с этим огромным и непонятным мне миром. Я сменила прекрасные берега острова на не менее пленительную свободу. Калипсо замолчала, обдумывая свои же слова. Она хотела говорить, но это давались с трудом. — Я поддержу любое твоё решение, правда. Вальдес сделал глубокий вдох, поднялся с кресла, кое-как дошёл до соседнего и протянул девушке руку. Та обхватила предложенную ладонь, вставая на ноги, и посмотрела в тёплые, заномые глаза. — Гляди, — говорит юноша, сжимая свободную руку и показывая тыльную сторону. Под кожей проявились маленькие желто-красные пятна, потянулись к пальцам красивыми ветвями, и Лео позволил пламени выбраться наружу. — Меня многие боялись. Огонь был неподвластен мне, он рушил все, к чему я привязывался. Я думал, что когда-нибудь он убьет и меня. Но чем дальше я шёл, тем больше он поддавался. Теперь Хаос обещает мне полный контроль и большую силу. Я наконец-то смогу с уверенностью защищать тебя, как самое дорогое, что у меня есть. И мне не страшно, что может произойти. Калипсо всхлипнула и уткнулась носом ему в футболку. Вальдес перевёл взгляд на закрытую дверь. Калипсо сбежала от него, сказав что-то про ванную и умывание. Сын Гефеста хмыкнул, поняв ее желание побыть в одиночестве. Но слёзы... Даже такие слёзы заставляли его нервничать и волноваться. На самом деле он не хуже других понимал, что его ждёт. Но он хочет этого. Он постарается, пройдёт через это все и снова вернётся за ней, чтобы забрать отсюда и показать весь мир. Чтобы она больше не чувствовала себя, словно в ловушке. Лео собрался, оттолкнулся от стены и пошел в сторону кабинета Хаоса. Чем раньше они начнут, тем больше у него будет шансов.