Замене и возврату (не) подлежит

— Я думал, ты придешь раньше. Даже связанный, Томас умудрялся выглядеть так, будто бы полностью контролирует ситуацию. Он ухмылялся, в глазах его мелькало издевательство, и скованность движений его ничуть не смущала, впрочем, как и то, что ему приходилось поднимать голову, чтобы говорить с Перси. Джексон ничего ему не ответил. Захлопнул дверь и неспеша сократил расстояние. Как же это странно — понимать, что источник всех проблем сидит, привалившись спиной к креслу, у твоих ног, и делай ты с ним все, что захочешь, а он и не сбежит. — Так и будешь молчать? — Томас задирает бровь в притворном удивлении. — Неужто сказать нечего? Перси скрипнул зубами и едва сдержал порыв разбить ему лицо. Резко наклонился, схватил за футболку и подтянул к себе. — Поверь, мне есть, что сказать, — он дергает его. Сильно, так, что тот клацает зубами. — Но сначала я подумаю над тем, как поговорить с тобой, не прикончив на месте. Он отпускает его, и Майер падает на пол, наверняка больно ударившись локтем. Перси замечает, как кровь струится по чужой губе — прокусил, наверное. И это приносит лёгкий налет удовольствия. — Как сурова и несправедлива жизнь, — внезапно выдаёт Томас, кое-как стерев кровь и прощупав больное место языком. — Вот вроде делаешь все, как скажут, стараешься ради светлого будущего, а в итоге оказываешься здесь. У Джексона ярость змеей сворачивается под ребрами. Пальцы рефлекторно дергаются, и он сжимает кулаки. Но не говорит ни слова, вынуждая брата продолжать. — Я знаю, что ты говорил с Посейдоном, — Томас кивает сам себе. — Интересно, как много он помог тебе понять. Держу пари, лучше не стало. И он улыбается. Выглядит, как молодая, забитая крыса, зажатая в угол, но слишком наглая, чтобы просто смириться с судьбой. — Зачем все это? — Джексон, без желания, торопит его: выслушивать его речи совершенно не хочется. — Если ты собираешься и дальше так выворачиваться, то мне проще тебя убить прямо сейчас. Томас смеётся. — Не убьешь ведь, — выдавливает он сквозь всхлипы, — хочешь, но не убьешь. Перси внутри себя вынужден согласиться. Ему нужна информация. Он нуждается в подтверждении своих подозрений. — В твоих интересах перейти к делу. — А мне казалось, в твоих, — он дергает руками и невольно кривится. — Понимаешь, я что так, что так труп. Вопрос во времени. — Джейсон сказал, что ты хотел покончить с собой, — вспоминает Перси. — Почему? Томас вздыхает, медленно, мгновенно сворачивая свою веселость. Кажется, Джексон нашёл первый рычаг давления. — Я уже сказал, что и так, и так умру. Хотелось бы, чтобы этот процесс был более приятным. — Это из-за Геи? — Возможно, — лицо Томаса выражало смесь эмоций: страх, броваду, смирение и печаль. — Возможно, из-за тебя. — Что? — То, — Майер отвернулся, прикусив и так больную губу. — Никто же не спрашивает меня, что я должен был сделать. Все спрашивают меня, почему я сделал то, что сделал. Перси закрыл глаза. Несколько раз вдохнул и выдохнул. — Меня не волнуют твои терзания на этот счёт, — говорит он, присаживаясь рядом на корточки. — Я хочу знать, как ты оказался здесь, как связан с Геей и кто вам помогал. — Хорошо, — внезапно голос Томаса дал сбой, скрипнув старой дубовой дверью. Перси удивленно покосился на него, не до конца поверив глазам: это что, щека Майера пошла трещинами? Он перевёл взгляд на его руки. На том месте, где возникают покраснения, натертости и синяки, у его брата красовались вмятины, а на верёвке виднелся песок. — Что за?.. — Ах, это, — юноша повёл плечами. — Началось. Я, конечно, думал, что попозже, но как имеем. Посмотри, Перси, это то, к чему привело моё желание иметь семью. Моё желание не убивать тебя. — Как ты оказался здесь? — Джексон проигнорировал его слова, положил руку на веревки и с силой надавил. Томасу было адски больно, это заметно сразу. Но он только шипел, невольно дергаясь в попытке избежать ощущений. Когда Перси отпустил его, он облегченно вдохнул и ответил: — Гея. Однажды она кое-что попросила у меня, взамен подарила это тело и обещания, что я попаду сюда оттуда, откуда сложно куда-либо вообще попасть. — Кто вам помогал? Я знаю, что вам кто-то помогал. Томас посмотрел на него, как на идиота. Деланно глубоко вдохнул, качнул головой и опять поморщился. — Вот за кого ты меня держишь? — он глядит исподлобья. — Гея никогда не любила сильно распространяться о чем-то. Требовать и обещать — да. Общаться как подружки — нет. — Доиграешься, — использовать способность второй раз оказалось проще, и Перси не хочет копаться в причинах этому. То ли потому, что это Томас, то ли потому, что он входит во вкус. Майер вскрикивает. Губа снова лопается, кровь потекла на подбородок. Он постарался сжаться, но Перси не дал ему: схватил за волосы и заставил выпрямиться. Глаза брата заполонила дымка боли, он едва различал, что видел. Когда его мышцы свело повторно, Джексон отпустил его голову, напоследок от души надавив ногой на потревоженные агонией бедра. — А ты садист, — прошипел юноша, кое-как открыв глаза и смерив мучителя взглядом. Закашлявшись, он даже не попытался вновь принять сидячее положение. Перси заметил, как трещины пометили уже большую часть его тела: даже на спине имелись большие росчерки. — Что это? — Замена, — отвечает он. — Довольно жестокая вещь. После того, как отец отказался от меня, пришлось искать альтернативу. И меня научили этому. Я могу повлиять на большую часть жидкостей в твоём теле. Видишь, какой интересный эффект это даёт. Томас хмыкает и дергается, стоит Перси вновь ухватить его за волосы и осмотреть. — Твоя покровительница едва не убила тебя, — продолжает он. — А ты все ещё не сказал мне ничего интересного. — Думаешь, твой покровитель лучше? — не остаётся в долгу Майер, скаля окровавленные зубы. — Ты же не тупица, Перси, да? Как и я. — Ты ходил под ней долго, Томас, — змеиным шипением говорит Джексон. Он дергает его за плечи, резко усаживая обратно, но покалеченное тело не держится само, и ему приходится придерживать его несколько секунд. — Конечно, — тот давит улыбку. — Хотел бы, а все равно не сбежал. Но будет ошибкой полагать, что оставался не по своему желанию. — Мудак, — припечатывает полукровка. — Почему ты не пришёл как все? Зачем этот цирк с переворотом? — Планы, Перси, планы, — Томас сплевывает густую кровавую слюну в сторону и ведёт челюстью. — Кому-то везёт больше, кому-то меньше. Я боролся за своё место под солнцем. Жаль, что самым подходящим было твоё. У Перси надрывно забилось сердце: Томас, черт бы его побрал, опять улыбался. Только в этот раз как будто по-настоящему. В чертах лица застыла застаревшая боль, и Джексон видел ее как солнце в полдень — столь же явно. И, пожалуй, это вызвало в нем куда больше эмоций, чем все, что было до этого. Как он смеет так улыбаться? Разве человек, способный совершать такие поступки, еще помнит о реальных чувствах? Может выражать что-то, помимо искусной подделки? Нет, не может. Томас успел показать себя, продемонстрировать свою двуличность, и он определенно не заслуживает сочувствия с его стороны. — Мне тоже жаль, — обрубает Перси. — Тебе стоило убить меня сразу. Потому что я не позволю тебе выйти отсюда, не сомневайся. Майер безотрывно смотрит на него, и цвет его лица давно и рядом не стоял с нормальным. Кожа посерела, стала выглядеть как наждачка, губы высохли, а кровь все не останавливалась, хотя ранка была небольшой. Пальцы на руках, казалось, вообще посинели и усохли в полтора раза, стали напоминать старческие. В целом, по нему было видно, что времени у него осталось не так уж много. Джексон удержал в себе волну злости на него, боясь случайно добить. Тот постоянно что-то говорил, даже по теме, но ничего важного так и не выдал. А время заканчивается не только у него одного. — Давай так, — брат никак не комментирует его последние слова. — Обмен вопросами. Я тебе один, ты мне один. По-моему, вполне честно. — Сейчас мне мало дела до честности, — рычит на него полукровка. — Я могу выпытать у тебя все ответы. — Можешь, — покладисто соглашается тот. — Но ты уверен, что случайно не грохнешь меня? Перси с силой впивается ногтями себе в ладони, пачкая их кровью. Он все-таки не может удержаться и с удовольствием сжимает подбородок Томаса, не обращая внимания на его дерганья, и насильно задирает его голову. — Хорошо. Я начну. Почему я? Томас явно не сможет говорить в таком положении, и Джексону приходится дать ему немного свободы. — Я не знал о тебе до последнего, — юноша дергает веревки, которые уже болтаются на его руках. — Неожиданно, правда? Она говорила о тебе как о любом незнакомом мне полукровке. Видимо, к тебе у нее были какие-то претензии. Или стоит винить те строки, что дал ей тот человек? — У вас было пророчество? — Перси нахмурился. Оказывается, все было куда сложнее, чем он мог себе представить. — Вы это так называете? — Томас сильно закашлял. — Наверное. И это был второй вопрос. — Спросишь дважды, — бросил Джексон, поведя плечами. — Скажи мне, Перси, — Майер аж поддался вперед, хотя для него это было невыносимо. — Кто стоит за тобой? — Хаос. Юноша смотрит на него круглыми глазами и заходится истеричным хохотом. Смеется долго, потом откашливается и еще хихикает время от времени. — Так у меня изначально и шанса остаться живым не было, — он закрывает глаза и враз становится меньше. Ослаб окончательно и сдался. — Ты в курсе? — Ай, не-ет, — тянет, как резину, едва шевелясь. — Еще один мой вопрос. Откуда такое желание мстить? — Ты еще спрашиваешь? — Перси отходит от него. — Ты влез в мою жизнь, вытеснил меня оттуда, забрал все мое и неплохо устроился. Зря потратил вопрос. — Отнюдь, — послышался еле слышный ответ. — Моя очередь. Хаос. — Тут все просто. В местах, где я бывал по велению Геи, я не раз натыкался на его упоминания. Проверять не советую, это в той еще жопе мира. Когда ты меня убьешь? — Когда захочу, — отрезал полукровка. — Мне все не дает покоя. И каково было тебе? На моем месте. Томас широко ухмыляется. — Чудесно, — он откидывается назад, надрывно выдыхая. — Мне толком ничего делать не пришлось. Многое уже было в их голове. Они были рады мне, а я наконец-то оказался там, где всегда хотел быть. И даже испытательного срока не дали, представляешь? — Врешь ведь, — Джексон отворачивается от него, не желая смотреть: одно его лицо вызывает в нем отторжение, заставляет что-то внутри него подниматься к горлу и давить на глотку. Ему очень хочется избавиться от Майера прямо сейчас, прекратить таким образом свои выкидоны. Перси уверен, что если не станет его брата, что если он убьет его своими руками, жить станет куда проще. Да, все, что есть в нем из плохого, все, что зародилось, исчезнет, стоит только прервать одну жизнь. — Зачем мне врать? — юноша смотрит ему в глаза. — Хотя да, Джейсон тоже мне не поверил. Спроси у него на досуге, что именно он видел, когда я снимал магию. Но самое интересное в том, чего он не почувствовал. — Ты отвлекаешься, — Перси снова заставил его застонать от боли. Тело Томаса разрушалось, и применять свою способность на нем сейчас было сродни самой жестокой пытке. Тот не отвечал ему какое-то время: пытался заново начать дышать. Джексон начинал нервничать. Не хватало еще, чтобы тот скопытился сам по себе. — Разве? — выдавливает брат. Он еще хватает ртом воздух, и слова выходят спутанными. — Ладно. Я ответил на твой вопрос. Но ответишь ли ты на мой? Полукровка сглотнул вязкую слюну. Как же его бесит вот эта черта характера Томаса: актерство. Ему стоило больших усилий не поддаться и не выдать что-нибудь чисто на эмоциях. Веселить будущий труп напоследок не входит в его планы. — Ты думаешь, я твой враг, — голос у того был едва слышен, и дышал он с каким-то присвистом. — Но не ошибаешься ли ты? — С каких пор тебя интересует мое мнение по поводу чего-то? — Вопросом на вопрос отвечать некрасиво. Для Джексона это стало последней каплей. Он подходит и наклоняется к нему, чтобы прошипеть ему в лицо: — Мое терпение кончилось, Томас, — Перси чувствует, как ярость разносится по его телу вместе с кровью, пропитывает его насквозь. Он дрожит, из последних сил сдерживаясь, чтобы просто-напросто договорить. — Теперь я уверен, что пользы от тебя нет.

***

— Перси! Первое, что он слышит, закрыв за собой дверь Большого дома, это голос Луки. Полукровка отрывает взгляд от своих рук и поднимает глаза на Кастеллана. Тот выглядит так, будто бы никто не ковырялся в его теле полчаса назад. Видно, Солас хорошо постарался. — Что... Что ты сделал? Джексон не реагирует на его вопрос. Он зачем-то оборачивается и видит, что ручка двери вся в красном. Он вздыхает и трет лицо. В нос бьет металлический запах крови, и он запоздало понимает, что сделал. Лука говорит что-то еще, но он слышит его как сквозь вату. Оседает на ступени и смотрит в небо, где вовсю догорает рассвет. Облака окрашиваются в красно-фиолетовый, и ему это напоминает цвет лица Томаса в последние минуты. Он смеется. Тихо и истерически. Картинки одна за другой всплывают в голове. — Не... не заходи туда, — с трудом говорит он Луке, что оказывается у его ног на коленях. — Почему? — Кастеллан осматривает его по возможности, и с каждой замеченной деталью сердце сбивается в ритме. — Я не смог остановиться. Лука порывисто обнимает его, не чувствуя ответа. Перси в его руках мягкий, податливый, какой-то заторможенный. В груди все замерзло, страх пропитал его насквозь. Он видел, в каком состоянии оказалась ручка, стоило Перси коснуться ее. — Перси, послушай, — он берет его лицо в ладони, пытается оттереть кровь, а в голове вертится: "как же ее много, чертовски много...". — Я позову Уилла, он тебе поможет. Убедившись, что Джексон сидит достаточно ровно и не скатится наземь, юноша подрывается и со всех ног бежит к домикам, стараясь уверить себя, что он не слышал. Не слышал. "Мне уже ничего не поможет".