Ярче солнца

Посмеиваясь над самим собой, Ганнибал нетвёрдыми шагами месил снег узкого переулка, в то время как я стоял напротив в том же переулке и взволнованно следил за его перемещениями, опасаясь, как бы он, чего доброго, не подскользнулся. — Чёрт, я такой пьяный, — пробубнил он, зачерпнув пригоршню чистого белого снега с кирпичного выступа какого-то подвала и, прислонившись спиной к кирпичной стене дома, размазал этот снег прямо по своему лицу. «Добром это не кончится», — думал я, готовый в любую секунду страховать его от нечаянного падения. Вечером, за час до вышеозначенных событий, я как обычно встретил Ганнибала на подступах к ближайшему от дома магазину, и тогда он ни с того ни с сего спросил меня, не хочу ли я пойти с ним выпить. Пить я не хотел, но не мог и отказаться, поэтому уже через пять минут мы сидели с ним в баре… да-да, в баре! …и пили напитки различной степени крепости. Напрасно я надеялся, что нам удастся поговорить: мешал шум в зале — компания неподалёку самозабвенно смотрела футбольный матч. Тем не менее, поначалу наши посиделки выглядели более чем прилично. Я заказал лёгкое пиво, он тоже. Однако, быстро прикончив свой стакан, он повторил свой заказ, и, как оказалось, не собирался на этом останавливаться. Я терялся в догадках: что могло вызвать его такую внезапную страсть к алкоголю? Не заладилось с тем самым занятым бизнесменом, чью машину я заметил на днях у его дома? Ганнибал успел выпить пару-тройку стопок, пока мы громкими короткими фразами обсуждали ничего не значащие погоду с работой. Всё это время он производил впечатление кристально трезвого человека, но вдруг что-то пошло не так, когда, пытаясь слезть со стула, он споткнулся и едва не протаранил носом барную стойку. Хватая его за шиворот и сажая обратно, я выпалил первое, что пришло мне в голову: — Может, проводить тебя до дома? Ганнибал, элегантно поправляя воротник, ответил слегка заплетающимся языком, что не против такой любезности с моей стороны. Расплатившись, мы вышли из бара, и Ганнибал попросил меня немного постоять на улице, чтобы он смог подышать воздухом и прийти в норму. Мне ничего не оставалось, кроме, как согласиться. И вот теперь, после всего этого, выдыхая белые клубы пара в свете уличного фонаря, Ганнибал тёр лицо снегом, а я стоял столбом рядом с ним, не зная, могу ли чем-то помочь, надеясь, что приступ опьянения пройдёт сам собой, его отпустит, я поймаю ему машину и отправлю… И отвезу его домой. Мысли о том, чтобы напроситься в гости я отбрасывал, как излишне греховные. Да, я собирался отвезти его домой, отпереть ему калитку, открыть ключом дверь, поставить его внутрь дома, после чего вернуться через двор на улицу, закрыть калитку и подпереть её кирпичиком, чтоб не болталась. Это было действительно всё, на что я надеялся, но Ганнибал не торопился позволить мне исполнить мой замысел. Отряхнув снег с лица, он вытер нос запястьем. — Немного больше, чем следовало, — со странной улыбкой спросил он, скосив на меня глаза. — Так ведь?.. — В другой раз закусывай, — посоветовал я, сунув руки поглубже в карманы куртки и всё ещё опасливо на него глядя. Ганнибал выдохнул, и в его горячем выдохе растворились падающие снежинки. Он, сделав над собой усилие, повернулся в мою сторону, упершись плечом в кирпичную кладку дома. — Откровенно говоря, ты так или иначе помог мне сегодня с покупками, — улыбнулся он. — Лучше бы это были брокколи и тунец, — скептически проговорил я. Он закрыл глаза, признавая мою правоту, и прислонился к стене головой. Снова он модничал, предпочитая в тёплые зимние дни ходить без шапки. Снег сыпался прямо на его волосы, и замирал невесомыми пушинками на прядях. В переулке было тихо… Слышны были лишь мерные звуки проезжающих в отдалении автомобилей, эхо сигналов, и ничего больше. Снегопад усиливался, и было, в самом деле, очень тепло. Что ни на есть рождественский вечер. Ганнибал смотрел мне в лицо, я тоже взирал на него с тихим спокойствием. Он умолк, и я не торопился ничего прибавлять к сказанному. Молчание слегка затянулось, и я осознал, что мы уже довольно долго смотрим друг другу в глаза, и тогда Ганнибал, глянув куда-то под ноги, а потом возвращая свой взгляд к моему лицу, проговорил: — Знаешь… Я ведь поцеловать тебя хотел, — сказал он. Я копнул руками карманы, почти улыбнувшись на это. — Ты разрешения спрашиваешь? — поинтересовался я. — Да. Спрашиваю разрешения, — согласился он вдруг. Я криво улыбнулся. — Ты протрезвеешь и будешь ненавидеть меня за это? — спросил я. Тогда он оттолкнулся от стены, шагнул ко мне и, обхватив за шею, порывисто поцеловал. Горел, подрагивая, фонарь над нашими головами. Падал, кружась на ветру, снег. Оставив в покое мои несчастные зацелованные губы, Ганнибал отстранился на самое мерзкое, самое романтично-ублюдочное расстояние, так, чтобы я в самых мельчайших подробностях мог разглядеть его лицо без очков, хотя я не решался его разглядывать. Я смотрел только на очертания его губ, и думал: какого?.. Не зная, что ответить себе на очередной дурацкий вопрос о том, кто мы теперь друг другу, я выдохнул, и Ганнибал поцеловал меня во второй раз. Он взял меня за руку, и я подчинился, отвечая на поцелуй. Я чувствовал прикосновения его языка, тепло чужого дыхания и то, что мы стоим в засранном переулке — два взрослых дядьки, один из которых в совершенном подпитии — и целуемся, держась за руки, словно школьники. А ещё я думал, что, несмотря на глубину унизительного падения в бездну розового конфетти, я готов стоять с ним вот так хоть целую вечность. «Милый, — думал я. — Милый ты мой любимый трагик…». Я попытался обхватить его за плечо, но он отстранил мою руку. Жест рассказал мне больше, чем если бы мы час проговорили об отношениях. Он собирался меня поцеловать, и в его приглашении не было никакой случайности. Всё так, как он запланировал. Но как мне это понимать?.. Он хочет всё вернуть? Собирается разгрести дерьмо отношений и вновь стать партнёрами? Или в планах утешиться мной, пока не всё в порядке с кем-то другим, с кем он всерьёз?.. Или ему просто нравилось со мной трахаться, и он хочет ещё? Как мне узнать, что он задумал, когда его о таком спрашивать бесполезно? Возможно, мне следует перестать предполагать и просто ему подчиняться? Делать, что он скажет и не ломать голову, даже если я пожалею об этом? Было очевидно, что так оно и произойдёт, чёрт возьми. Я не хотел признавать этого, но я знал, что это случится, стоило ему заикнуться о выпивке. Зачем он меня пригласил? Чтобы сделать то, что он и сделал. Конечно, только для этого, а не чтобы провести время в дружеской беседе друзей. Затем же, зачем и я не сказал «тебе хватит одного пива, парень». Потому что ждал, что он напьётся настолько, чтобы начать меня целовать. И не был уверен, позволит ли он мне так долго оставаться нежным, но я рискнул наклониться к его губам снова, но он вдруг спокойно, но твёрдо упёрся мне ладонью в грудь и неуверенным тоном сказал: — Завтра… Я внимательно слушал, боясь пропустить хоть звук. — Завтра приходи? — окончил он с таким выражением, будто просил передать соль за обедом. Я кивнул, и для верности ещё покивал. Ганнибал облизнул губы. — Будет великолепно, если ты захватишь бутылочку вина, — проговорил он. Я снова убедительно покивал. — Конечно, — добавил я. — На твой выбор. — Хор… ага, — почти пританцовывая от кивков, соглашался я. «Спроси его «когда завтра»!» — требовал здравый смысл, но я велел смыслу заткнуться. Не важно. Не буду ничего уточнять. — В таком случае, до завтра, — сказал он, и звучало это так, будто он, наконец, выполнил невыполнимую миссию. — До завтра… — впадая в задумчивость, отозвался я, но спохватился, — Тебя проводить?! — Нет, что ты… — запахнув воротник пальто, неловко улыбнулся он, почти сделав шаг в сторону. — Тут совсем рядом. — Да, — согласился я. — Да. Конечно, — и шёпотом: — До завтра, — и громче: — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — бросил он, съёживаясь, отправляясь прямиком через дорогу и переходя её в неположенном месте. Развернувшись, ничего больше не говоря вслед, я зашагал прочь от переулка, параллельно обдумывая то, о чём мы говорили и что делали. Значит ли это, что чаша весов-таки склонилась в мою пользу и я могу на что-то надеяться? Нужно было лишь время, и время расставило всё по своим местам? Я должен побриться. Выгладить костюм, отмокнуть в душе, найти галстук, почистить ботинки… Столько всего разом ворвалось в мою больную несчастную голову… Но это были глупости по сравнению с тем, что после всего этого мне следовало ещё предстать перед Ганнибалом, который, я надеюсь, не отменит всё с утра первым делом и не отправит меня домой от порога своего дома, когда я заявлюсь к нему с вином. Я знал, что я ему нужен. Но почти невероятным кажется то, что он нашёл в себе силы признать это. Или хотя бы попытаться. Вернувшись в свою комнатушку, я бегом выгулял Уинстона, после чего распотрошил свой чемодан в поисках приличной одежды. Я носился по комнате от полусломаного утюга в ванную, из ванной, попивая пиво, нёсся в комнату. Стирал бельё, стриг ногти, искал вешалку, чтобы повесить костюм, тщательно брился… Еле совладав с утюгом, я наглаживал пиджак, когда вдруг отчётливо вспомнил, как Ганнибал его ненавидит. Откинув его, так и не доглаженный, я вновь закопался в чемодан и, о чудо, обнаружил на самом дне по какой-то немысилимой ошибке затолканный туда впопыхах гейский полосатый свитер! Ура, я всё-таки его взял. Я обнимался со свитером с лицом счастливого идиота, а Уинстон смотрел на меня и разве что не крутил лапой у виска. В три ночи, ещё раз сводив пса на прогулку, я улёгся в постель, но уснуть не мог. Проворочавшись с час, я включил телевизор и, поставив будильник на десять утра, принялся внимательно смотреть ночной канал, в надежде, что меня сморит сон. К счастью, расчёт оказался верным. Я обнаружил, что уснул, когда подскочил на кровати от пиликанья будильника. Увидев мелькающий телевизор, я нашарил в кровати пульт и выключил его. Переведя мутный взгляд на окно, полускрытое жалюзи, я увидел льющийся с улицы в комнату свет белоснежного дня перед рождеством. Закрыв глаза, я медленно и глубоко вздохнул. Резко распахнув глаза, я сказал себе «Ну, вперёд!», и, спрыгнув с кровати, ушёл в ванную комнату. Уинстон заинтересованно поднял голову, но, услышав, как я включил воду, вновь грустно улёгся на коврик.