Мне жалко, что я не зверь, бегающий по синей дорожке, говорящий себе поверь, а другому себе подожди немножко… © Александр Введенский
— Ты там в порядке? — Неле с трудом реагирует на голос, невнятно дернув головой, хотя в действительности звук человеческой речи выводит из оцепенения: пробуждение ощущается усталостью и онемением в руках, выставленных для опоры, а еще болью в коленях и согнутом позвоночнике. Подступает тошнотворное головокружение, как магнитом притягивает поближе к земле. Девушка пытается сморгнуть его, — второй публичный обморок за месяц ее репутации ни к чему, — как взгляд вдруг фокусируется на распахнутых в ужасе глазах Ведьмы. Помнится, в первую встречу они показались слишком черными и большими, чтобы принадлежать человеку, а теперь вовсе походят на искусственные стеклянные шарики. Этой мыслью начинается новый приступ дурноты, преодолеть который уже не удается. — Эй, кажись, с вашей сестричкой что-то не так, — не успокаивается голос, видимо, прежде не получивший удовлетворительного ответа. Сообразив краем сознания, что «сестричка» — медицинская, и это она, девушка совершает попытку встать, уже ожидая, что за этим последует падение и полная потеря связи с реальностью, как под локти ее подхватывают и оттаскивают в сторону. В нос ударяет отвратительный резкий запах — у Терри талант доставать нашатырь с рекордной скоростью. Вельховер находит в себе силы перехватить баночку, крепко вцепившись в нее пальцами. — Все нормально, я сама, — твердо произносит она и кивает в сторону тела, призывая доктора вернуться к работе. К удивлению, ободряюще похлопав ее по плечу, он уходит и оставляет их с нашатырным спиртом наедине. Когда в голове немного проясняется, Вельховер замечает за спиной стену и заваливается назад, словно там должна возникнуть мягкая кровать с шелковыми простынями. А ведь она и впрямь могла быть сейчас в уютной, теплой постели безо всяких нервных потрясений, вгоняющих гвозди в гроб психического здоровья. Несмотря на укоры благоразумной части личности, Неле с мазохистским довольством убеждается, что интуиция не подвела, не просто так лишила сна и покоя. Может ли это быть самоубийством, несчастным случаем, убийством на почве страсти, то есть, никак не связанным с мамой? Или предполагать случайность — выдавать желаемое за действительное? Что же это тогда? Что? Может ли быть, что убийца — сам Эрик, решивший все-таки исправить ошибку и тщательно замести следы? Нет, нет, она уже убедилась, что это не он. К тому же, убивать самому — для Лидера ненужная заморочка. Зато это может быть предупреждение им обоим, что дело Лив Вельховер лучше закрыть и забыть о нем. А не слишком ли тонко? Вряд ли кто-то мог знать, что эта несчастная девушка рассказала ей, Неле. Если так подумать, она толком-то ничего и не видела, кроме Эрика. Если только… От усиленного думания, которое не удается остановить, голова медленно — от темени до висков — наполняется тяжелой болью. Ноет и пульсирует. Неле тоже хочется заныть, потому что рой мыслей болью не вытесняется, а лишь пропускает жужжание через усилитель. — Ты как, Тронутая? — Эрик загораживает собой ставший немилым свет и протягивает ей флягу, которую Вельховер, пару раз моргнув, неуверенно принимает, пораженная такой заботой. Думала, умирать будет, он и пальцем не пошевелит, а тут даже воды нашел… Впрочем, она сейчас и на чистый спирт согласится. — Спасибо, уже все хорошо. Лидер многозначительно кивает, рассеянно наблюдая за тем, как жадно Неле пьет, как вода течет по подбородку, как потом она пытается вытереться краем футболки, но вовремя останавливается и возвращает флягу. При передаче их пальцы неудачно соприкасаются — ерунда, — но вместо того, чтобы окончательно забрать воду, он медлит, вдруг сосредоточившись на ее лице. Неле вздрагивает и резко вскидывает взгляд, словно у нее не простая человеческая кожа, а чистые оголенные нервы. — Тронутая, ты, случаем, не знала покойную? — с подозрением интересуется мужчина и присаживается на корточки, сокращая давящее расстояние между ними до минимума. Зато руку, наконец, отнимает, из-за чего Неле облегченно выдыхает… И чувствует легкое разочарование. Но это не к месту. Это не сюда. Она замирает в напряженной нерешительности. Стоит ли сказать ему? Можно ли ему верить? А если нельзя, может ли ей как-то навредить то, что она скажет? — Имени не знаю, но она наша соседка. И… Тот самый информатор… — отбросив все сомнения, решается. Она уже доверила ему свою судьбу во фракции, свою жизнь, так к чему нелепые полумеры? Пусть знает все, от первого до последнего слова. Хуже от этого не будет, зато сыграет на руку, если он все-таки друг. Союзник. — Она хотела рассказать что-то еще. Что-то важное, а я не дослушала, — добавляет Неле с сожалением и сталкивается со взглядом Лидера: озадаченным, тревожным. У него переносица, должно быть, уже болит от перенапряжения, так он вечно хмурится. — Достаточно. Позже. И больше об этом никому. Даже о том, что просто была здесь — ни слова. Ясно? — отчеканивает он, из озадаченного в миг став угрожающим. Разве сам не понимает, что с его-то манерой доносить информацию, неясно может быть разве что безумцу. — Яснее ясного, — кивает Бесстрашная болванчиком, снова привалившись к облюбованной стене. Практически неспособный к фокусировке взгляд блуждает по людям, бесцельно расхаживающим вокруг тела Ведьмы. Один только Терри во всеобщем балагане занят делом. И все же отрывается от осмотра, чтобы проконтролировать состояние Неле, на что та умиленно улыбается и, подмигнув, отмахивается, мол, все отлично. Словно порывом ветра сметает угрюмость и раздраженность, несколько портящие его красивое, «правильное» лицо, взгляд заметно теплеет, а черты смягчаются. У девушки и самой развязывается удушающий клубок в горле… — Что ты вообще тут забыла? Как не наткнусь на тебя, вечно шляешься ночами! — неожиданно разгорячившись, шипит Эрик, рывком выдернув ее из размышлений, начавших отдаляться от сути основного инцидента. — Убирайся уже отсюда! «Чего это он? — с недоверием Вельховер косится в спину Лидеру, накричавшему и тут же утратившему к ней интерес, — Неужели это из-за…?» — Она встречается глазами с доктором Хоббсом. Кажется, самое время ретироваться в общую комнату.***
Финал физического этапа пройдет спокойно и без неожиданностей. В конце концов, таблица, считай, уже сформирована, а это — чистая формальность для красоты штрихов в программе Инициации. Все уже решено. Тревожиться не о чем. Эрик повторяет себе это с самого раннего утра, если вообще можно называть «утром» тот эфемерный рубеж между темнотой и рассветом, который он проскочил, так и не сомкнув глаз. Если он не спит, утро же все равно наступает? Нелепо полагать, что природа подчиняется его прихотям, — будь это так, не приходилось бы обманывать ее, выжирая тонны снотворного, от которого все равно никакого толка: выдернут на какое-нибудь чрезвычайное, мать его, происшествие, стоит только соприкоснуться затылком с подушкой… Когда Эрик подступает к мосту через Пропасть, излюбленную пластинку прерывают воспоминания о сегодняшнем трупе, что очевидно, слишком очевидно не самостоятельно там оказался. Удивительно. Пропасть — столь удачное, столь подходящее место для реального самоубийства, что имитировать оное, считай, святое дело. Каким же недоразвитым надо быть, чтобы вместо этого выставить убийство напоказ? Впрочем, дальнейшие рассуждения ведут к тому, что демонстрация могла быть намеренной. Тогда необходимо понять посыл и кому он предназначался. С другой стороны, судя по следам борьбы, это могла быть неудавшаяся попытка фальсификации суицида. Предварительно Эрик останавливается на этих двух версиях, все же не отметая возможность того, что убийца просто клинический идиот. Остановившись посреди моста, обхватывает пальцами шаткий бортик и безучастно оглядывает Яму, где все настолько обыденно и ровно, что он, достигающий экстремального значения непокоя, жаждет вырвать металлические перекладины с корнем и швырнуть в бурлящий поток, который с ревом их поглотит. Тогда все точно очухаются от анабиоза своей беспросветной наивной простоты и веры в систему. Систему, сохранность и покой которой ты так самозабвенно хранишь. Гадючьи раздвоенные языки с мерзопакостным шипением проникают в уши. Вот бы и они канули в Пропасти. До начала испытаний еще около получаса, в чем таится замечательная возможность подышать свежим воздухом, предварительно испоганив его ядовитым табачным дымом, и хоть немного привести себя в адекватный, равновесный вид. Он оказывается вполоборота от бортика, когда понимает, что скромным планам не суждено сбыться, потому что Неле Вельховер спешно закрепляет резинку на чуть отросших за Инициацию волосах, прячет разделенную пробором на две стороны челку за уши и парой несмелых шагов урезает расстояние между ними до метра. Он разворачивается полностью, отняв из оставшегося пространства еще половину и невольно обратив эту сцену во встречу сомнительно интимного содержания. — Доброе утро, Эрик! — Бесстрашная бодро приветствует его с добродушной улыбкой на устах, но мужчина сходу чует утомительные нарочитость и неестественность. — Н-да, доброе, — без особого энтузиазма отзывается он и переносит вес с одной ноги на другую, как бы в намерении отступить на шаг, а затем двинуться по намеченному пути. Одновременно занятый множеством дел, он практически не думал про девчонку вне профессионального контекста, но стоило ей нарисоваться и начать с осторожным любопытством заглядывать ему в глаза, как ощущения — темные, идовские, восходящие к животной природе — вновь захлестывают разум до тумана в глазах. «И что это, мать вашу?» — в пустоту интересуется Лидер, убеждая себя, что не устал играть в незнайку. Впервые достаточно ясно и почти осознанно он почувствовал это всего несколько часов назад, когда наполовину бессознательная Тронутая перебрасывалась нежными улыбками с юным доктором Хоббсом (их близость выглядела беззастенчиво очевидной). А простая догадка, что они вряд ли случайно столкнулись в коридоре и решили совершить увлекательную прогулку до места преступления, окончательно вывела его из себя. Все из-за того, что он раскусил этот леденец и выяснил, что начинен он вовсе не малиновым джемом. Трогательная в своих неудавшихся отношениях с реальностью Вельховер, тщательно создающая образ свалившейся с луны, с успехом пользуется не только его благосклонностью, но, очевидно, и других полезных для нее людей. Может, и Макса каким-то образом сама подбила надавить на него? — Я хотела спросить, не узнал ли ты что-нибудь о той девушке? — Она слегка покачивается на носках, спрятав руки в задние карманы брюк, и старается не скатиться в заговорщицкий шепот. Получается из рук вон плохо. Интонации вновь режут слух, Эрик явственно замечает, что слова идут вразрез с тем, о чем она в действительности хочет поговорить. — Тебя это не касается, — подавляя недовольство, сухо бросает он. И вспоминает, что, в общем-то, касается, прежде, чем Неле успевает иронично вскинуть брови, — Сейчас это неважно, место неподходящее. Хочешь спросить что-то еще? А ты сам не хочешь спросить? Змеи презрительно хихикают, Эрику с ними тоже делается смешно. Смешно от иррациональности того, куда заводят его измышления про Тронутую, но решительно не смешно от бесконтрольности процесса. Пока девка мнется, Лидер с мученическим вздохом смиряется с тем, что в конце концов не успокоится, все равно станет искать способ разузнать все… Уж лучше последовать за инстинктами и позволить себе вмешаться в то, что по заверениям рассудка абсолютно его не касается. — Как ты вообще там оказалась? Если так подумать, в данном вопросе нет ничего удивительного. Неле — свидетель, он так и так собирался ее допросить. — Ах, это… — По бледным щекам Тронутой расползается румянец, а сама она отводит глаза, аккуратнее обычного забирая пальцами слишком короткую для хвостика прядь волос и пытается упрятать ее за ухо. Со стороны она, должно быть, выглядит мило, но Эрику это совсем не кажется очаровательным. Он вполне может представить, во всех красках, чего может так смущаться молодая девушка, которую пусть околицей, но вынуждают рассказать, где и с кем прошла ее ночь. — Это странная, пожалуй, даже нелепая история. — Небрежная усмешка слегка перекрывает замешательство, позволяя Вельховер, наконец, поднять глаза и встретиться с неотрывным, гипнотизирующим взглядом Лидера. — Я не смогла ночевать в общей комнате, потому что большинство там меня теперь ненавидит. — Ненавидит? — Эрик растягивает это слово, мысленно перебирая все его значения, и не находит, что бы оно могло значить именно сейчас, — Это тебя-то? Он действительно не представляет, за что можно ненавидеть Неле Вельховер, кроме, разве что, неуместности ее персоны во фракции Огня по некоторым не вполне качественно скрываемым причинам. И то, данный аргумент даже в его ксенофобном мировосприятии не срабатывает. Ты ненавидел ее еще секунду назад, рисуя волком в овечьей шкуре… — заседавший на троне в его системе ценностей рационализм негодует, — Эрик оставляет противоречие без внимания. — Сама удивилась. Когда тебя ненавидят — это, оказывается, очень неприятное ощущение. Ты как бы сталкиваешься лицом к лицу со своим несовершенством, а потом понимаешь, что ненависть абсолютно не имеет смысла… Губы Лидера раздирает сардоническая улыбка. Как и ожидалось, девчонка ничего не знает о ненависти, как ничего на самом деле не знает о реальности, в которую ее благополучно вышвырнули обстоятельства. Ну, разумеется, все должны любить ее, они просто не могут не любить или, в крайнем случае, хотя бы симпатизировать. Это столь естественно, что она вряд ли когда-либо задумывалась о возможности кому-то не понравится или быть отвергнутой. Глупый тепличный ребенок, квартирная кошка, одновременно до дрожи страшащаяся неизведанного мира за дверью и привыкшая принимать безусловные восторги окружения. Не попал ли сам Эрик на парадоксальное обаяние словно бы равнодушной ко всем Вельховер, транслирующей уверенность в том, что одного ее существования достаточно, чтобы люди заботились о ней, решали ее проблемы, защищали, поддерживали? Эрик злится на нее, хочет разрушить эти нелепые иллюзии, злится настолько, что подумывает столкнуть с моста, но чертова девка чересчур близко к краю, и он дергает ее за локоть, отодвигая на безопасный центр — она отвратительно рассеяна и расхлябана, поскользнется, сама себя в бездну отправит… — Так, у меня нет времени на твой поток сознания. Я просто хочу знать, как ты оказалась на месте убийства, — сердито выплевывает он в надежде, что это заставит Тронутую собраться с мыслями. Похоже, срабатывает на «ура». — Один парень вылетел из фракции по итогам рейтинга, и некоторые ребята нашли удобным обвинить во всем меня… — тараторит Неле, корча снисходительную гримасу, — Они думают, ты пропихнул меня на следующий этап, — Она иронично разводит руками, подытоживая сказанное; ей очевидно стыдно за чушь, которую приходится пересказывать. — И зачем мне это надо? — в тон девчонке откликается Лидер, вынуждая ее вновь покраснеть. — А, думают, даешь мне присунуть за дополнительные очки? — елейно улыбается, припоминая, что добавить пришлось не так уж много. — Они явно не самого лучшего мнения о тебе… Неле пропускает это мимо ушей, как высказывание, не имеющее действительной ценности. Она уже, похоже, на постоянной основе игнорирует его колкости и жесткие фразы, призванные вернуть ее на планету. Это бесит еще больше, потому что он перестает понимать, кем предстает в ее глазах. Теряет контроль. Над ней, над тем, что она могла навыдумывать про него. Над собой, над границей между жестокой реальностью и готовностью играть с Тронутой в поддавки. — Ты ведь ничего такого не делал, правда? Ты бы не стал подтасовывать результаты. В противном случае получится, что из-за меня ушел парень, которого все очень любили. Чувствую себя виноватой, хотя ничего дурного не сделала. На меня так ополчились, что я даже за угол одна не поворачиваю. Пока Тронутая говорила, Эрик пытался понять, почему она рассказывает это ему, будто старому знакомому, будто ему должно быть интересно что-то, помимо того, как она, мать вашу, попала на место преступления. Пора вспомнить, что это — просто задание, просто девочка, зачем-то нужная Максу, просто дело, которое необходимо довести до конца, потому что он всегда так делает. Именно поэтому Эрик бесцеремонно прерывает ее, неожиданно подцепив за подбородок и заставив смотреть в глаза. — Может, и правда заставить тебя отсосать? Проверить твое мастерство, раз уж поползли такие слушки? А? — взгляд Неле меняется на глазах, становясь суровым, отдающим тяжестью реки, промерзшей до дна. Лидеру всегда так нравится этот ее мужественный взгляд, который она никак не умеет скрывать. — Вдруг хоть в этом ты окажешься хороша, м-м? Несколько секунд уходит у тормозной Вельховер на обработку информации, после чего она разочарованно соскальзывает с его пальцев, бросив обескураженное и обиженное: «Да пошел ты!» Прекрасно, добился своего. Иллюзии пошли трещинами. Хотел отвадить девчонку от себя, чтобы утихомирить противоречивые чувства, варящиеся в животе в собственном соку. Первое получилось, второе — не особенно. Обесценивание происходящего в теле и разуме вдруг тоже вызывает ужасную досаду, поэтому он резко перехватывает Неле за локоть, протаскивая чуть ли не над самой Пропастью. Она взвизгивает, пытается вырваться, но Лидер захватывает ее в объятия, закрывая рот рукой, уволакивает прочь от посторонних глаз. Он сам толком не знает, чего от нее хочет. Его штормит и кидает в разные стороны. Затащив девчонку в темный угол, швыряет ее к стене, но в груди при этом предательски екает, и он по новой пытается откреститься от своего чувства, как от чумы. — Послушай меня, слушай, — Эрик говорит спокойно, плотно прижимает Тронутую за плечи к стене, стараясь удержать самообладание. Внутренние змеи заботливо подсказывают, что удержать он пытается скорее себя и скорее от нее, и хотя бы на расстоянии вытянутых рук. Приходится глубоко вдохнуть, чтобы отринуть и эту бесполезную мыслишку. — Я слушаю, — Неле напоминает о себе приглушенным голосом. Должно быть, ей больно и обидно, но отчего-то в блеске увлажнившихся глаз не заметно искорок страха. Это раздражает больше всего. — Прекрати отвлекаться на всякую хрень вроде пустоголовых кретинов, распускающих слухи. И неважно, есть ли в них правда. Это никого не касается. — А меня касается? — В том, как она это произносит, укор совершенно детский и трогательный. Он усмехается, ослабляя хватку. — Ты правда протащил меня по блату? Меня не должно быть здесь? — Учитывая наш договор, Тронутая, я был уверен, что ты точно знаешь, где должна быть, — нараспев произносит Эрик, радуясь замешательству девчонки, как манне небесной. Возможность поиздеваться над ней несколько снижает накал странных ощущений, в последнее время проявляющихся при их контактах все чаще. Как будто он не знает, что это за ощущения. — Да, я приняла решение, что должна остаться во фракции, но вопрос ведь не об этом, — Вельховер продолжает упорствовать и, воспользовавшись моментом послабления, с ожесточением сбрасывает с себя его руки. Кровь приливает к вискам, Лидер заглядывает ей в глаза потемневшим взглядом, ищейкой рыскает по самым мелким деталям сердитого лица, по насупленным бровям и двум складочкам между ними, по старому бледно-желтому синяку на скуле — отметке от его локтя, по тонкому носу, напряженно втягивающему воздух, и поджатой нижней губе, которая чуть больше, чем верхняя, и это красиво. Когда и где он утратил контроль, и глупая девка перестала его бояться? Когда она решила, что может говорить ему, что вздумается, говорить с ним, о чем вздумается? И сбрасывать с себя его руки, как если бы была ему ровней? Стоит указать на ее место. Или стоит разобраться, какого черта его насквозь прошибло возмущение, и сердце пропустило еще один непрошеный удар, когда она с явным пренебрежением избавилась от давления чужих рук. Будто на место поставили его. — Вопрос как раз об этом. С самого начала. Ты говорила, что готова на все ради своей цели, не так ли? — Эрик принимает несвойственное ему решение сосредоточиться на главной теме разговора, ради которого, собственно, и затащил Вельховер в подворотню. Да, только ради этого. Но все-таки не сдерживает свою мстительность: медленно наклоняется, размещая исполинские по сравнению с ней — со всей ней — ладони на измученных тряской хилых плечах, и с нажимом водит большими пальцами по ключичной линии, иногда попадая в ямки — идеального размера под подушечки его пальцев. Она неуверенно кивает и скрещивает руки на груди, тихо исчезая в этом жесте вместе со всей праведной злостью и негодованием. В ней зарождается сомнение, действительно ли его намеки (или угрозы) голословны, и Эрику становится легче. Так кажется правильнее. — Тогда тебе не должно быть дела до того, каким образом ты попадешь в эту гребанную фракцию, что я предприму для этого и, тем более, что об этом подумает общественность. Просто сделай, что от тебя требуется: заверши физические испытания, не промахнувшись по мишеням, не заработав вывих на полосе препятствий и не вырубившись прямо на ринге. Решив на этом закончить, он выпускает Неле из своих лап, но делает это с явной неохотой, что скрыть от самого себя никак не удается. Она продолжает стоять, вперившись в него одновременно негодующим, тревожно-выжидающим и восторженным взглядом. Блять. Снова все по пизде пошло… Ощущаемая уже несколько часов смешанность сознания, утраченная стройность и последовательность мысли вызывают откровенную досаду. Он достает из-за уха сигарету и хлопает себя по карманам в поисках того, чем бы любимую отраву зажечь, с каждой секундой все более резко и нервозно. — Эрик, — деликатно зовет Неле, кажется, не в первый раз, и участливо наблюдает за его дерганными движениями. Ни с того ни с сего его ладонь, которой он почти оторвал нагрудный карман, перехватывают тоненькие руки в извечных черных перчатках. — Спасибо. Я… Я пойду. И она уходит, оставляя в его пальцах зажигалку, обоюдно не заданный вопрос: «Что же, в конце концов, тебе от меня нужно?» и слишком ярко дифференцируемое возбуждение, которое не спутать уже ни с чем.***
Эрик шумно выдыхает, протискиваясь на свое место среди тренеров. Лорен по правое плечо формально кивает, слева, скрестив руки на груди, стоит столбом, как всегда непроницаемый, горячо любимый товарищ. — Фор, — Лидер не обламывается поприветствовать его первым. Когда они встречаются взглядами, парень выглядит слегка недовольным. Тут тоже ничего нового, тем не менее, Эрику в этот день любая мелочь все равно что спичка на бензоколонке: не знаешь, рванет ли, но рисковать не стоит. — Эрик, — сдержанно отзывается Фор и опускает глаза ниже — Лидер невольно следует за ними, силясь понять, в чем дело, — У тебя пепел на плече. — Черт… — Контакт обрывается, резко разряжая воздух вокруг. Создается впечатление, что все тренеры одновременно выдохнули, стоило Фору отвернуться к стрельбищу, а Эрику приняться с матом отряхивать последствия своей зависимости с куртки, через раз цепляясь пальцами за лацканы. Ужасный день. Далеко не первый таковой. Эрик наблюдает за всеми понемногу, особенно концентрируясь на фаворитах, но думает на самом деле об ином. Подымив всласть, он снял излишнее напряжение и теперь мог сосредоточиться на поистине важных вещах. Слишком много странностей творится в последнее время, с которыми он никак не разберется. А разобраться он должен и должен сам — никому другому нельзя доверять. Отчуждение фракции Отречения от власти откладывается из-за внезапно возникших проблем с разработкой сыворотки, призванной взять под контроль Бесстрашных, исключив всякую возможность неповиновения приказам. Но еще перед самой Инициацией Джанин утверждала, что все готово, и они идут «согласно графику». Могла ли безупречная Эрудитка Джанин Мэттьюс просчитаться или намеренно сказать неправду в надежде, что все будет улажено в срок? Подобное поведение ей несвойственно. Эрик может утверждать, потому что знает ее лучше других, возможно, лучше, чем кто-либо. И эта странность происходит на фоне убийства Лив, которая на протяжении нескольких месяцев вместо выполнения своих прямых обязанностей по контролю за патрульной службой постоянно проводила какие-то абстрактно прописанные в документации проверки и учения. Объяснить, что, где и зачем она делала, в штабе не смог никто. Подробности, похоже, известны лишь хитрому ублюдку Максу, который, естественно, ничего не скажет, только взбаламутит воду и наплетет формальной чуши. Но даже задать вопросы не представляется возможным: Эрик ведь не ведет расследование по делу Оливии Вельховер. Есть подозрения, что его никто не ведет, только подтверждающиеся ночным происшествием. Судя по словам Неле, убит единственный возможный свидетель. Кстати, о Неле. Пока он проклинал ее за свое опоздание на финальный этап и думал о своем, Тронутая успешно сдала экзамен по стрельбе, неплохо справилась с метанием ножей, сносно прошла полосу препятствий, — в общем, выполнила все, на что он сделал ставку. Остается поединок: она выходит со своей подругой Линн, и несмотря на попытки последней быть помягче, выглядит действо печально. На протяжении всего боя, в котором Неле демонстрирует все новые и новые грани бесталанности, Эрик про себя повторяет, что ей надо только продержаться, просто не вырубиться посреди ринга и ни в коем случае не сдаваться. Да, он, кажется, обещал, что повторит с ней опыт зарвавшейся Кристины, если посмеет сдаться. Причем, доставать из Пропасти он ее не станет. Лидер встряхивается, разминает плечи и шею, чешет затылок, без удивления отмечает, что уж больно волнуется о своей подопечной и радуется, видя, как отважно она держится. Разумеется, это лишь потому, что никому не может позволить его позорить. «Нахуй тебя, Вельховер», — уже совсем беззлобно изрекает он, когда объявление о завершении физического этапа подкрепляется радостными обезьяньими воплями и аплодисментами. В таблице находит Трис: не то чтобы не знает ее позиции, просто взгляд сам собою цепляется за звонкое (скорее, противно звенящее) имечко. От Убогой мало что ждали с самого начала, но она с поразительной скоростью прорвалась вперед. Кое-где ей просто фантастически повезло, тем не менее, было бы глупо отрицать ее заслуги. «Любопытно, действительно ли она всю жизнь переводила бабулек через дорогу с понурой головой?» — думает неприязненно, пока находит девчонку в толпе, к собственному неудовольствию, в компании Тронутой и ее дружков. Лидер чуть склоняет голову, наблюдая за глупыми, хохочущими детьми, пока не осознавшими, что за порогом Инициации взрослая жизнь — на редкость ебучая дрянь — начинается крутым обрывом. Трис и Неле стоят в середине человеческого полукруга плечом к плечу, и все взоры устремлены на них, что-то увлеченно рассказывающих. Мимика и жесты Тронутой насыщены жизнью, присутствием, которого он прежде за ней не замечал, тогда как Трис, наоборот, ведет себя сдержанно, смыкает пальцы на своем запястье, застенчиво улыбается. Это кажется чертовски забавным. Девчонка с не дюжим потенциалом, от которой никто ничего не ждал, и девчонка, от которой ждали значительно больше, чем она когда-либо могла дать. При этом, последняя ни с того, ни с сего стала выглядеть среди них в доску своей. Он ухмыляется. «Трис Прайор — ученица мечты для любого тренера, в то время как Неле Вельховер — тотальная катастрофа», — идея получается вымученно обязательной, логичной констатацией факта, потому что никакого внутреннего сожаления по этому поводу Эрик в реальности не испытывает. И если Трис вызывает у него сотни опасений и подозрений, то никаких объяснений, почему ему сейчас так откровенно плевать, что не довелось тренировать Юрайю или Питера вместо несносной, безнадежной во всем, кроме, пожалуй, стрельбы, девчонки, у него нет. Или есть? Мысль Лидеру не дает додумать вставшая подле него Лорен. Он плавно поворачивает голову, отчего-то не ожидая ничего приятного. — Поздравляю с успехом твоих фаворитов, — Бесстрашная окатывает его целым ведром презрения из своих ярко-голубых совиных глаз. Эрик не удивляется неуместности ее эмоций, только убеждается, что ненавидит все оттенки голубого; в радужках — особенно. — Тебя тоже, — через время тоскливо отзывается он, даже не пытаясь выдать светскую улыбку или что там еще надо в таких ситуациях. Лорен же, наоборот, нарочито уважительно растягивает губы и почтительно кивает на прощание. С облегчением, что бессмысленный диалог завершился, не успев начаться, он почти разворачивается, чтобы убраться восвояси, как замечает целенаправленное движение женщины к Тронутой. И заинтересовывается. — Самое сложное для тебя позади, — остановившись в полушаге от Неле, Лорен протягивает той руку, — Поздравляю. — Но ее голос не звучит радостно. Его подопечная, кажется, тоже замечает несоответствие и сухо улыбается, неловко пожимая протянутую ладонь. Ответное «спасибо» раздается в такой же неуклюжей манере. «Держи лицо», — в мыслях бросает ей Эрик, раздражившись. И, утратив интерес к еще одному малосодержательному разговору, вновь собирается по делам, которые вот-вот сшибут его с ног своим количеством. Но разговор не заканчивается. Лорен не выпускает руку Тронутой из своей, едва заметно тянет на себя, из-за чего мужчина так и замирает в позе намерения уйти. Само собой, просто из любопытства. — Нет, правда, молодец… — Тренер продолжает сжимать руку Неле, и тревожные морщинки пролегают у девчонки на лбу, — Чисто сработано, даже слухи ни на что не повлияют. — Не понимаю, о чем вы. Чисто сработано? — удивленно произносит Вельховер, хотя лицо ее превращается в защитную непроницаемую маску. Плохая актерская игра. — Брось, хватит разыгрывать невинность, — снисходительная улыбка Лорен вызывает желание немедленно свернуть ей шею, чтобы это блядское выражение навсегда запечатлелось на лице вместе с внезапным ужасом, который она испытает за секунду до… И чего он так зол? Из-за того, что кучерявая сучка намерена поставить под сомнение его тренерский авторитет, указав, что ему не удалось обойтись без мошенничества? Вот только мгновение назад от укола ее намеков он даже легкой щекотки не почувствовал. — Твоя мама, Лив, была честным человеком, не ожидала, что ты станешь вести игру по-черному. — Это все? — Неле наконец вырывает руку и демонстративно вытирает вспотевшую от долгого контакта перчатку о свою форму. — Почти. Хочу напомнить, что все неофиты находятся в равных условиях. Все осознают, на какой риск идут и что стоит на кону, но не обходят правила. Несправедливость зачастую остро воспринимается, будь осторожна, — презрительный тон Лорен и ее дешевые оскорбительно-наставительные речи, похоже, вколачивают девочку в землю, подобно тому, как молоток забивает гвозди. Раздражение нарастает до такой степени, что его уже нельзя таковым назвать. Гнев, негодование, ответное презрение, что-то еще — Эрик и этого-то не разбирает, просто ощущает жжение в груди, перенапряжение в челюсти и желание сжать кулаки до хруста. Но пик эмоций, сокрытых под внешним холодным равнодушием, наступает, когда Неле подавленно опускает голову и вперяет влажный взгляд в ботинки. Если начнет извиняться, он врежет ей между глаз при первой же возможности, все ребра переломает, а потом ее же заставит извиниться за это. — Прошу прощения… — как всегда невнятно шелестит девушка, и Эрик окончательно решает уйти, подтвердив свое разочарование, — Прошу прощения за то, что я сейчас скажу. Это все — чушь собачья. Равные условия? «Равные условия» в месте, где рожденные в Бесстрашии соревнуются с теми, кто впервые оружие вблизи увидел? Или «равные условия» и «одинаковые требования» — суть одно и то же? Я могу развить свои навыки и способности, но не в состоянии изменить конституцию или физиологию. Тем не менее, я оказываюсь на ринге с парнем в три раза больше меня, а вы учите меня о несправедливости? — Ты знала, на что шла… — незадачливый Лидер не унимается, однако во взгляде, которым она окидывает собеседницу, проскакивает смущение. Эрик складывает руки за спиной, полностью развернувшись к Бесстрашным, которые вот-вот рассекретят его, да еще станут причиной опоздания на встречу с Максом. И все-таки он обнаруживает, что видеть, какой поразительной может быть Неле Вельховер, когда разозлится, того стоит. — Да, знала. Поэтому спасибо за ваши поздравления, я приму их. Одно то, что, зная все о «равных условиях» этого места, я осталась ради моей семьи, делает меня победителем, — с чувством договаривает Тронутая, и надтреснутая дрожь, исказившая концовку пылкой речи, только усиливает эффект. Лорен смыкает пальцы в замок перед собой, вдыхает и выдыхает через нос. Ей не остается, что сказать. День перестает казаться таким отвратительным. — С вашего позволения, я пойду, — Неле благородно решает не вынуждать Лидера отвечать и откланивается, не дождавшись разрешения. Эрик едва сдерживает веселье: та, кого успели окрестить его юной протеже, возможно, не так уж безнадежна. Он следует взглядом за стремительной и важной Тронутой, которая обдает его ветром, прошествовав мимо, но в упор не замечает. Как всегда, в своем духе. Фильтр восприятия на него, что ли? Неохотно отпустив фигуру ученицы среди россыпи Бесстрашных, он натыкается на взгляд Лорен, обжигающе колючий (как обычно), но со смесью из уважения и изумления. Она несколько раз кивает, как бы говоря: «Кажется, понимаю, что ты в ней нашел». Эрик усмехается, пожимая плечами: «Это было неплохо, да? То, как она тебя сделала?» Потерпев неудачу, женщина напоследок выдает пораженный смешок и примыкает к своим друзьям из тренерского состава. Эрик вдруг находит, что единственный собирался уходить, а теперь единственный, как дурак, остался стоять без дела, но внутри уже не осталось ничего, кроме чувства гордости и некоторой незавершенности. Жаль, что Тронутая его не заметила. А чего, собственно, жаль?***
— Мы должны это отметить, срочно, срочно отметить, — Юрай попеременно хватает то Неле, то Марлен за руки, в то время как Линн пытается напомнить, что Инициация еще не закончена. Кажется. Неле не слушает. Она стягивает зубами правую перчатку и тыльной стороной ладони прикасается к щеке, оказавшейся даже горячее, чем ожидалось. Она понимает, что внешне выглядит практически обычно, но внутри ощущает свое состояние как кататонический ступор, будто все мышцы натянулись до предела, и их уже не расшевелить. — Ты какая-то красная, Эн. До сих пор не можешь поверить, что прошла? Ты, подруга, справилась, скажу я тебе! — Марлен радостно хлопает ее по плечу, едва не снеся с ног. Неле невнятно мямлит, что, вообще-то, вполне осознает свое прохождение дальше. Праведный гнев, послуживший отличным субстратом для отстаивания своей позиции и чувства собственного достоинства, еще не до конца улегся в груди. — Ты права, до сих пор не верю, спасибо, — выучено произносит она вслух и, глядя распахнутым взором прямо приятельнице в глаза, будто вправду находится в диалоге, кладет ладонь себе между ребер, прослушивая учащенное сердцебиение. Интересно, как долго Эрик стоял там? Сколько слышал? Она была так поглощена необходимостью преодолеть фрустрацию, не позволить себя унизить, на глаза будто шоры надели, и она заметила наставника только на финальном аккорде своего «выступления». Что он, собственно, делал там? Она бросила в его сторону мимолетный взгляд, едва ли захвативший его в фокус целиком, и все же уверена, что стоял он целенаправленно и смотрел прямо на них. На нее. «Это становится сложно игнорировать», — усталая усмешка, искривленная влево, прорезается на лице. Девушка глушит ее глубоким вдохом и выдохом, отрешенно дозволяя ребятам взять себя под руки и завлечь навстречу тому, что про себя она окрестила «промежуточным празднеством, необходимым для снижения уровня тревоги перед окончательным вердиктом». Только вот ее переживания касательно психологического этапа помогают сбить вовсе не дурацкие шутливые разговоры вперемешку с алкоголем, экстримом и танцами, а разноголосица чувств и суждений, какой-то кошачий концерт под черепной коробкой. Первая мысль, возникшая во время утренней выходки Эрика, что он не в своем уме. Вторая, что он ведет внутреннюю борьбу с чем-то, недоступным ее пониманию. Третья, с укоризненным уклоном, подсказывала, что она удерживает себя в намеренном неведении, потому как человек, ничего не смыслящий в происходящем, не несет за это происходящее ни-ка-кой ответственности. Ответственности без того хватает, еще немного — будет передозировка, реанимация, госпиталь (и все обязательства — к белым халатам). Но имеет ли смысл отрицание и проскакивание того, что в действительности уже замечено? Пусть Неле понятия не имеет, как быть с осознанным материалом дальше и спросить не у кого… Интересно, будь мама сейчас рядом, она бы к ней обратилась? Раньше казалось, что нет такого вопроса, с которым нельзя прийти к маме, но вот фраза: «Нечто происходит между мной и диковатым социопатичным мужиком старше на добрых девять лет, нечто с явным сексуальным подтекстом, но не предъявленными намерениями», — звучит как смертный приговор для упомянутого мужчины и является одной из самых страшных вещей, которые можно услышать от своей драгоценной дочери. Ответ любого вменяемого родителя лежит на поверхности: ничего подобного нельзя допустить. Вот только у Неле больше нет ни мамы, ни папы; она в открытом море на хлипкой барже, одна, и некому скорректировать ее курс. Правда, чтобы что-то корректировать, надо куда-то идти. Что-то делать. А все, что она делает на постоянной основе, — это вид. Вид холодный, равнодушный и, конечно, эмоционально тупой. Так можно отстраниться от непонятных, неизученных чувств, обстоятельств и просто наблюдать, что будет дальше. Это поведение тоже — позорная полумера? Знания о мире, жестоком и циничном, твердят Вельховер, что интерес Эрика — сугубо плотского характера, и если ее это не устраивает, стоит сделать все возможное, чтобы пресечь его поползновения на корню, а не увлеченно (но тайно) ждать следующий шаг. Личный опыт в то же время снова и снова подбрасывает доказательства, что с Эриком и его «поползновениями» все далеко не так просто, но поверить в это означает последовать за своими предчувствиями. Означает признать, что в ее теле есть больше, чем любопытство и благодарность за помощь. Означает наметить курс и начать движение — неважно, назад или вперед, — но к ответственности и определенности.