Человек на луне устал быть чужим лицом, Улыбаться по воле хозяйки луны, По ночам играть с алмазным обручальным кольцом, Видеть под утро печальные лунные сны. Он хотел бы покинуть тайком царицу ночей, Но боится остаться без дела, как всякая тень. И когда готов он сделать свой решительный шаг, Петушиный крик возвещает день. © Человек на луне, Наутилус-Помпилиус
В генеральном штабе Бесстрашия с утра царит какая-то ленивая атмосфера, народ бродит туда-сюда, даже не особенно стараясь изобразить рабочую занятость, когда мимо проходит хмурый Лидер, прямо-таки комплиментарный сегодняшней погоде. Тяжелые тучи сгустились над Чикаго еще с ранних часов, но обещанный ливень никак не грянет. А майская влажная жара убивает всяческое желание что-либо делать. Правда, Эрику и жара, и дождь побоку, дел невпроворот — тут не до жалких оправданий. Свою активность он уже успел навязать и самым невезучим со-фракционерам: вызвал к себе стрелков, что из профессиональных и не болтливых, и нагрузил перепроверить баллистическую экспертизу по делу Лив Вельховер. Что-то в ней, как и во всем этом гнилом деле, не давало ему покоя. Например, утверждение о высоком профессионализме стрелка… Эрик пока, слава богам, не жалуется ни на память, ни на зрение, и готов поклясться, что дырка во лбу Оливии была, с точки зрения ценителя, проделана эстетически далеко несовершенная. Угол входа, навскидку, откуда-то сбоку, хотя даже любитель с такого расстояния угодил бы прямо «в яблочко». Не с закрытыми же глазами он стрелял? Или, как раз, с закрытыми, и руки у него дрожали и потели, как у мальчишки перед первым трахом? Сомнительно? Вообще-то, у него даже есть теория на этот счет, еще с того дня, как он пил с Тронутой у себя на квартире, но подтвердить ее пока не довелось, хотя с той ночи шел уже седьмой день. Ты считаешь, что ли? Он отмахивается от внутреннего голоса, с обычным ехидством что-то вякнувшего. Сегодня все проверит, раз шумиха среди Лидеров вокруг Анны Дейн затихла, и не без его помощи, конечно же. Эрик крайне убедительно захлопнул перед Максом папку с пометкой «самоубийство» и толкнул на поминках очередную нихуево так завернутую речь про смелость уебать из этого мира, пока самого не выперли. Народ вопил и аплодировал похлеще, чем с предыдущим, тем несчастным Переходником (как бишь его?), и была в беснующейся толпе такая первозданная мощь и сила, что Эрик побоялся, не совершат ли дебилы, вдохновившись, коллективный суицид. Кто же тогда будет свергать Отречение и все такое прочее, мать вашу? Джанин ему мозг выклюет, а глаза он сам себе вырвет, чтоб ее больше не видеть. Эрик обладает удивительным чутьем на общественные настроения и, с оглядкой на требования идеологии, всегда с успехом говорит то, что заставляет одних плясать под его дудку, а других — удовлетворенно наблюдать. И, если первые однозначно убеждены в том, что он сам верит в свои слова, насчет вторых он никак не может понять. Действительно ли они верят в то, что проповедуют, и что он придерживается одних с ними взглядов, или все с успехом притворяются, мысленно друг другу подмигивая? «Да черт с ним…» — раздраженно одергивает себя мужчина и осматривает оживленную Яму, решаясь, куда двинет дальше. Главная цель каждого — каждого! — из их «маленького клуба заговорщиков» — власть. А кто там во что верит — их личное дело. Неделя выдалась насыщенная, и мысли к концу уже путаются, натыкаются на ненужные, сомнительные материи… Надо бы навестить мед блок и побеседовать с доктором, который первым осматривал труп Анны Дейн. Главное — умело избежать вопросов о том, какого черта он вынюхивает по делу, которое сам квалифицировал как суицид. В узком лестничном проходе без перил (вот ей-богу, никогда не понимал этой необходимости усложнять самим себе жизнь в и без того самой опасной фракции) Лидер лицом к лицу сталкивается с Убогой, слегка от их встречи оторопевшей. Он ухмыляется. После того, как он набросился на нее из-за самовольной отлучки и, вероятно, растянул ей запястье, Трис опасается его еще больше и практически не отходит от своего защитничка. — Так-так, кто это у нас тут? — С садистским наслаждением протягивает Эрик, чуть ли не обрадованно скалясь. Занятый исключительно серьезными и скучными вопросами, он изголодался по отведенной самому себе роли въедливого задиры. — Добрый день, — она вежливо кивает и выдавливает из себя весьма улыбчивое выражение. Какая умница, только посмотрите. Эрик надеется, ей скулы не свело. — Как дела на новой работе? Тебя все устраивает? — Он с поддевкой намекает на постоянные выступления Трис в процессе Инициации и проходится по ее тоненькой фигурке, значительно, правда, окрепшей, сканирующим взглядом, силясь понять, о чем она сейчас думает. Но с ней это, как и с Неле, не работает. Впрочем, с Неле уже он не работает. Зато Трис и ее дружки, как докладывают источники, подозрительно часто ошиваются вокруг его бывшей ученицы. — Все отлично, Эрик, я рада быть частью Бесстрашия. — Другим бы эти слова не показались подозрительными, но Лидеру мерещится в них вымученная необходимость то ли не нарваться на неприятности, то ли вписаться туда, где ей не место. Будь он Джанин, уже бы бросил «присматриваться» и чисто на всякий случай отправил ее в рай для Убогих (она же до чертиков хорошая, точно местечко на небесах отрабатывает). — Приятно слышать. Ну, удачи тебе, милая, — выдерживая добродушный тон беседы, мужчина отступает к стене и приглашающим жестом пропускает девчонку вперед. — Спасибо, Эрик, — процеживает Трис. В ней случается едва заметная перемена, будто лимит лицемерия некстати закончился. На прощание она снова кивает и проходит мимо, опасливо косясь на него. Ждет нападения? Он, конечно, мог бы устроить ей взбучку, профилактики или веселья ради, но должного энтузиазма в себе как-то не обнаруживает. Когда Эрик увлечен работой, злость на весь мир отступает на второй план, и он может чувствовать себя почти нормально. Не хотелось бы самому себя накручивать. После самого не информативного диалога из возможных Лидер зарекается отвлекаться на несущественное и достигает места назначения без происшествий. Еще на подходе в мед блок в нос ударяет типичный для больниц аромат хлорки и медикаментов, который у большинства вызывает ворох неприятных ассоциаций. Только у Эрика, мечтавшего, было, стать врачом, по-прежнему сохранилось благосклонное, приязненное отношение к местным запахам, да и атмосфере в целом. Окинув взглядом полупустой приемный покой, Бесстрашный тормозит за локоть симпатичную медсестричку и интересуется, где найти доктора Хоббса. — У себя в кабинете, — девушка неопределенно машет рукой в конец коридора и с подчеркнутым недовольством выворачивается из хватки Лидера. Отчего-то медицинские работники везде и всегда поразительно наглые, вяло подмечает он. Терри Хоббс — один из лучших Переходников, кого Эрику доводилось тренировать. Толковый и взвешенный, неконфликтный и не по годам взрослый; с самого начала занимал верхние позиции в рейтинге, при этом, в отличие от самого Лидера, в болезненной гонке за первенством замечен не был, и, в отличие от его извечного соперника, не видел в этом повода задирать нос и расхаживать везде с высокомерным видом. Отличный парень, у которого стоит многому поучиться, будь Эрик на это еще способен. Только вот последние деньки этот отличный парень вызывает немотивированное раздражение и желание вогнать его в землю по самые девчачьи золотистые кудри. Хоббс улыбается вполне искренне, когда Эрик протягивает ему руку в приветственном жесте. Ну, или он просто куда лучше в притворстве, чем Трис Прайор. — Это неофициальный визит, я попрошу тебя особо о нем не распространяться, уговор? — Лидер с осторожностью вворачивает угрожающие нотки в голос — конфликт ему ни к чему, но и серьезность ситуации как-то обозначить надо. Он не глядя приземляется на стул для посетителей, вероятно, с излишней небрежностью. — Понял, без проблем. Итак… — Терри мягко улыбается и призывно подается вперед. Его деловой подход вызывает одобрительный отклик — говорить становится проще. — Ты был первым, через чьи руки прошло тело Анны Дейн. Хочу услышать твое врачебное заключение. Любые детали, все, что ты заметил и о чем подумал. — Вскрытие обычно проводят эксперты в Эрудиции, это вне моей юрисдикции, — Доктор заметно колеблется: в глазах вертятся шестеренки, все рецепторы сканируют пространство на предмет опасности. Черт, в моменты, когда людям приходится решать, можно ли доверять ему, Эрик обычно с треском проваливается. На него, блять, с какой стороны не взгляни, — подозрительный тип. И рожа палача, и взгляд исподлобья большинством оценивается как надменный и враждебный, а улыбка, его улыбка — это вообще катастрофа. — Ну, я полагаю, у тебя было достаточно времени на проведение осмотра… — он продолжает настаивать с не присущей себе мягкостью, от чего чуть ли не блевота к горлу подступает. Терри вздыхает, бросая на посетителя последний оценивающий взгляд с прищуром и все-таки решается. — Могу я узнать, почему ты интересуешься? — Док осмотрительно опускает «закрытым делом» и вежливо скалится. Его, небось, даже не тошнит под этой маской. Эрик завидует. — В деле есть определенные прорехи, которые мне хотелось бы закрыть, завершить гештальт, так сказать. — Тут и не поспоришь… — парень подавляет иронию разве что взглядом в стол, но Лидера это не задевает, он и сам знает, что заключение о самоубийстве сделано с колоссальной натяжкой. — Может, у тебя есть конкретные вопросы? — Характер повреждений, причина смерти, возможно, предположения о том, как это могло произойти, не будь это самоубийством. Чисто гипотетически, — Лидер исходит из предположения, что определенная искренность сыграет козырной картой, — проницательный доктор растает и прекратит ломаться. Когда так и происходит, Бесстрашный исполняется гордости за свои способности переговорщика. — Ну, вскрытие, как ты понимаешь, я не делал… Могу сказать, что умерла она, скорее всего, быстро — от перелома нижнешейной части позвоночника и, скорее всего, имел место разрыв спинного мозга. Но это, я думаю, тебе и эксперты сказали. Хм… При осмотре я обнаружил много прижизненных повреждений: синяков, ушибов, ссадин. — Насколько ранних? Это могли быть следы борьбы? — уточняет Эрик, подавшись вперед. Он может предполагать, что угодно, но для того, чтобы двинуться с места, нужны факты, подтверждения, что это было именно убийство. И что Эрудиты по неясным пока причинам клепают поддельные отчеты. — Некоторые выглядели довольно старыми, но были, определенно, и свежие. Самым интересным мне показались ее сбитые костяшки на правой руке. На них были ушибы от колец, — средний палец на правой руке так и вовсе сломан из-за впившегося в него украшения. Я не могу точно сказать, произошло ли это непосредственно перед смертью или за пару часов, но предполагаю, что кольца перед дракой обычно снимают… — …Если только не находятся в смертельной опасности, — заканчивает за него Эрик, задумчиво кивая. Это уже дело: есть, с чем работать. Терри соединяет ладони в замок перед собой и подается вперед, как давеча сделал Эрик. — Что-то еще? — Ах да, девушка вероятнее всего была левшой. Во-первых, украшения были только на правой руке, а во-вторых, на левой руке я обнаружил пороховые следы… — Лидер впадает в задумчивость, попутно удивляясь, как это док предвосхитил его вопрос. — Это важно? — осторожно уточняет Тэрренс, выдергивая собеседника из транса. — Я же сказал, все важно, — отрешенно бросает Эрик и поднимает свою отяжелевшую от непрерывной работы тушу со скрипучего стула, — Если еще что-нибудь вспомнишь, найди меня. И никому ни слова об этом, если не хочешь испортить наши отношения, — Последнюю фразу он произносит, предупредительно размахивая перед лицом парня не зажженной сигаретой. До зуда в костях охота покурить и подумать. Есть подозрения, что он вовсе разучился рефлексировать без дополнительной «табачной» стимуляции. Да и хер с ним. Уйти все равно так и не удается. Доктор подскакивает и, прокашлявшись, громко окликает его по имени. «Эрик» звучит внезапно воинственно, словно ему пришлось переступить через себя и набраться сил ради произнесения этого простого двуслогового имени. — Раз уж ты здесь, можно тебя на пару слов? Это касается нашей общей хорошей знакомой. — Лидер смиряет его, постепенно крепнущего в своей уверенности, недоуменным взглядом в холодных тонах. — Сомневаюсь, что у меня есть хорошие знакомые, — после непродолжительной паузы откликается он, иронично вскинув брови. — Это о Неле. Эрик утомленно прикрывает глаза. Неле. Неле, Неле, опять Неле. Он избегает ее уже неделю, но девчонка недоброй тенью преследует его повсюду — в коридорах, на мостах, на местах преступления, в отчетах и сводках, в разговорах, слухах, сплетнях, вечно перед глазами, даже под закрытыми веками и вообще везде! Это становится до воя на луну невыносимым и требует чего-то… Определенности. Знак вопроса не обратится как по блядскому феечкиному волшебству в завершенную и совершенную точку. Необходимо решение, потому как обесценивание, отрицание и отмахивание лишь усугубило проблему, зациклив разум на самой нелепой и неуместной вещи, которую он только мог вообразить. На вине и досаде, что он закончил все так до одури нелепо и странно. Он ведь и по делу Лив так усиленно мотается не иначе, чем из-за чувства вины. — Ну, пойдем покурим, — Эрик выдерживает безэмоциональный тон и пожимает плечами. Решение еще не принято, поэтому не стоит спешить с выражением какого бы то ни было отношения к происходящему. Внутренний двор мед блока, закольцованностью и проседающим к центру растрескавшимся асфальтом напоминает дно иссушенного колодца, который вскоре, судя по всему, заполнится вожделенной влагой. Грозовые облака пенятся, стремительно застилая небо. В них Эрику мерещится издевательски смеющееся лицо Неле, а в раскатах грома слышится голос Лив, которая упрекает его за эгоизм, аморальность и полное отсутствие хоть каких-то границ. В конце концов, сколь регулярно он убеждался в редкости и глупости человеческой доброты, высмеять и отбросить все то, что сделала для него Лив, даже у него не хватало бессовестности. И чем он отплачивает? Навязчивым желанием завладеть ее любимой больной дочерью наперекор жажде поскорее избавиться от нее везде, особенно в своей башке. — Итак, Неле… — оторвавшись от скребущих внутренности рассуждений, Лидер призывает Терри говорить уже, чего хотел. Делает глубокую затяжку, и противные ощущения на мгновение вытесняет жгучий дым. Парень напротив кажется уже не столько решительным, сколько решающимся на что-то. — Ладно, ходить вокруг да около не буду. Этот разговор — достаточно рисковое предприятие, и мне остается только верить, что мои расчеты верны. Ты ведь знаешь о Неле больше, чем она говорит, не так ли? — А что она говорит? — Ничего конкретного, но она убеждена в том, что может доверять тебе, хотя бы потому, что ты знаешь и хранишь ее тайну, — Док, сощурившись, заглядывает своему собеседнику в лицо. Его оценивающий, изучающий взгляд с неясными всполохами Эрику до жути не нравится, как не нравится весь этот диалог с прощупыванием почвы и завуалированными намеками на то, что он — Лидер Бесстрашия — залез на чужую территорию. «Мы, дорогой, еще посмотрим, кто тут на чужой территории ошивается!» — злобно думает он, но потом спохватывается, что решил разорвать все связи с Тронутой и бросить карьеру совратителя несовершеннолетних, так что, вслух ничего лишнего не произносит. — У кого-то вроде нее бывают тайны? По мне, она прозрачнее родниковой воды, — то, что задумывалось как злой подъеб, на выходе обретает жутко романтичные черты. Эрик не элегантно сплевывает на сторону, чтобы сбить нежелательный эффект. — Может, обойдемся без излишней болтовни? Ты ведь сам торопил разговор, — наглость доктора становится интригующей: он никогда не был нетерпимым или раздражительным и никогда не позволял себе лишнего. Неужели с девчонкой опять беда? Лидер ощущает, как тревога зарождается и нарастает под диафрагмой. — Ладно, будь по-твоему… — он со вздохом подмечает, что сдался чересчур быстро и стоило еще поломаться, хотя бы для проформы, а то эта парочка заговорщиков влезет на шею, ножки свесит и будет ими беспечно размахивать. — Инициация значительно ударила по здоровью Неле, а сейчас ей приходится работать в патруле с теми придурками, что едва не избили ее неделю назад. Ее состояние и без того может ухудшиться в любой момент, а тут еще эти «вершители справедливости». Полагаю, тебе доподлинно известно, какими жестокими могут быть подростки… — Хоббс говорит что-то еще, но Эрик только хмурится от термина «подростки», что снова отсылает к его низменным, темным желаниям и тому, насколько они неправильные. Впрочем, он всегда обладал удивительной способностью прикипать к самым мерзким привычкам. — Так, я понял, Тр… Неле у нас бедняжка. От меня-то ты чего хочешь? — Лидер, должно быть, прерывает дока посередине его отточенной, последовательной речи со стройной и надежной аргументацией, но у него уже ноги зудят от долгого стояния на месте. — Я хотел узнать, есть ли какая-то возможность перевести ее на службу в мед блок в ближайшее время? Хотя бы в ближайшие месяцы и, может, перевести ее в другую патрульную команду? — Эрик бросает делать равнодушный вид и с нескрываемым интересом разглядывает Тэрренса. Это до какого отчаянья должен быть доведен человек… Или нет, не то. Это ж насколько сильные чувства должен испытывать человек, чтобы идти на такие риски и просить вероятного конкурента о помощи? Он мысленно прикидывает, что будет, если заставить его сейчас просить на коленях и, к своему неудовольствию, явственно видит картину, как доктор Хоббс невозмутимо опускается на землю и смотрит на него снизу вверх, не теряя ни капли достоинства. Наоборот, это будет очень мужественным поступком — унизиться ради любимой девушки и таким хитроумным образом унизить и конкурента, который тут же обратиться злобным огнедышащим драконом… Эрик одергивает себя. Блять, от ежедневного общения с Вельховер он подцепил самую дурную привычку: витать в облаках. — Не хотелось бы, чтобы сегодняшний день рождения стал для нее последним, — заканчивает тем временем Тэрренс слезливой манипуляцией. Долбанные Эрудиты никогда не меняются. У Неле день рождения? Ага, она на шаг ближе к совершеннолетию, проблема решена! Аспиды, как всегда, над ним издеваются, посмеиваясь откуда-то из живота. Им решительно не нравится, как их хозяин, еще недавно решивший больше никогда с девчонкой не видеться и ничем ей не помогать, обмяк и взревновал к этому холеному принцу на белом коне (или в белом халате). Он вдруг осознает, что у парня есть все, что Эрик вот прямо сейчас отчаянно возжелал. Он в этой истории изначально в более выигрышной позиции вечного спасителя, а еще он моложе и в разы адекватнее, прямо-таки вменяемый, и имеет постоянный «доступ к телу». Так какого хуя подзаборного Эрик должен отказываться от своих желаний и потребностей? В конце концов, они у них с Тронутой, походу, не сильно расходятся. Так что, вместо того, чтобы возмутиться и объявить этот бред не своим делом, он молча докуривает вторую сигарету и, избавившись от окурка, поднимается обратно. На предпоследней ступени он через плечо бросает: — Я подумаю, что можно сделать, — и чувствует, как трясина по имени Неле Вельховер снова его затягивает. Но, вероятно, он просто принял наконец решение.***
— Так, томаты бросать до или после? До или после? — бормочет себе под нос Вельховер, в очередной раз заглядывая в замусоленный, изрядно настрадавшийся за время готовки блокнот. Этот блокнот с рецептами, исписанный аккуратным ровным почерком, достался ей в наследство от мамы, кулинарные способности которой, в общем-то, переписыванием рецептов и ограничивались; в довесок к блокноту шли квартира, нераскрытые тайны, рана на сердце и двое детей. Мрачные мысли постоянно спутываются с обычными бытовыми. Неле даже улыбается: забавно. Теперь ее разум функционирует только так, совмещая сухое планирование дня и решение «взрослых» проблем с тревожными, иррациональными, а зачастую и пессимистичными размышлениями о прошлой, нынешней и будущей жизни. Это ужасно раздражает, но не так сильно, как непрекращающееся пережевывание отношений с Эриком. Сейчас Неле как никогда похожа на типичную девочку-подростка, страдающую из-за парня. И это несмотря на то, что есть дела намного — намного! — важнее. С момента нелепой ссоры прошло шесть дней. Это 144 часа, 8640 минут и лениво не посчитанное число секунд. Несмотря на тягостное ожидание и неудачные попытки разрешить ситуацию, время не идет — мчится, и седьмой день уже подходит к серединной отметке. Казалось бы, только что тело Ведьмы вытащили из Пропасти, как вдруг наступил день рождения. События недели скомкались в бумажный шар, и отделять их друг от друга, а затем расставлять в хронологическом порядке удается с большим трудом. Психологический этап, кажется, прошел на «ура» и оказал значительное влияние на место непутевой Бесстрашной в рейтинге. И ее совсем не смутило, что Эрика больше не было рядом, — сама справилась. По распределению она попала на работу патрульной, и в этом месте радуга успеха заканчивалась, — начиналась реальность. Реальность была наполнена беготней с тяжелым автоматом, от ношения которого ныли руки и спина, запахом металла и пороха, частой одышкой и, разумеется, недоброжелательными коллегами. Большинство ее друзей оказались в рейтинге значительно выше и должности получили соответственные, а ей в напарники достались Джина и ее прихвостень по кличке Тон (или это имя такое?). Так что, и без того небезопасная работенка усугублялась риском, что в случае опасности спину не прикроют — в нее ударят. Вельховер уже успела нажаловаться на свою незавидную судьбу Терри, на что получила жесткий выговор. Странный человек: как будто это от нее зависит. Ее бы воля, вообще, может, не работала. Сидела дома, читала книги, готовила чертовы обеды и потихоньку съезжала крышей… «Оно горит или так надо?» — девушка хмурится, заглядывая в сковороду, но ей оттуда не отвечают. Со спины раздается грохот — Неле роняет лопатку в пасту и резко оборачивается, с облегчением обнаруживая, что это всего-навсего Эль спрыгнула на пол со спинки дивана. Интересно, а им можно оттуда прыгать? Мама им разрешала? Она подавляет вздох и на автомате помешивает томатный соус, который, помнится, так и не попробовала на соль. Наверное, разрешала, они же Бесстрашные. Возвращение домой — в квартиру, слишком шикарную для простой патрульной, — далось Вельховерам нелегко и еще больше осложнялось завистью вышеупомянутых коллег, чьи семьи занимали положение ниже ее. Вообще, Неле сначала одна вернулась, без двойняшек, воспользовавшись великодушным предложением Ханны «присматривать за ними, пока не будешь готова». Успела навести порядок после обысков, отдраить кухню со скрупулезностью ОКР-щика, немного свыкнуться с мыслью, что теперь это не просто дом, но и ее личная ответственность. Потом стало уж совсем неловко эксплуатировать Педрадов: знала ведь, что мелкие там на головах стоят, так что, сегодня сама забрала их из школы и даже решилась самостоятельно приготовить обед. Первый день вместе, как-никак. Вообще, после завершения инициации она почувствовала, что может немного расслабиться, ведь самое страшное позади, и перспектива стать Изгоем пока что отдалилась. Вот только постоянная активность недружелюбных товарищей, и эта глупая размолвка с Лидером, которого она в течении этих шести с половиной дней практически не видела и даже успела соскучиться по их изматывающим тренировкам, держат ее в состоянии непрекращающегося стресса. Не потому ли за эту неделю она устала намного сильнее и быстрее, чем за предшествующий месяц невменяемых нагрузок? Должно быть, организм тоже почувствовал возможность расслабиться и закончил период мобилизации сил. — Не-е-ле! Мы скоро будем кушать? — Бесстрашная вздрагивает всем телом, когда в ее ноги вцепляются одновременно с двух сторон, и подавляет раздраженный вздох. — Скоро? Ну скоро? «Обложили!» — обреченно думает она, пытаясь удержать равновесие. — Может, ты уже сдашься, и мы просто пойдем в столовку? — Если Эль еще надеется на кулинарные способности сестры, Дэн в них заведомо разочаровался. И его за это сложно винить: готовка никогда не была сильной стороной женщин Вельховер. Зато оба ее отца готовили весьма прилично, может, с возрастом и у Дэниела талант проснется? Было бы неплохо. — Дайте мне пять минут. Можете пока посуду расставить и достать сок из холодильника, — Неле цепляется за возможность чем-то занять близнецов, как за спасательный круг, и спешит скорее со всем покончить (то есть, закончить). Бесстрашная рассеянно оглядывается вокруг себя и наблюдает мини-постапокалипсис в их мире постапокалипсиса. В мойке откуда-то взялась накренившаяся башня грязной посуды, рабочие поверхности вместо пепла застилали овощные очистки и хлебные крошки (она нарезала хлеб — и где он?), еще и печка залита кроваво-красным соусом. Вот это она себе «праздник» устроила в день рождения, прямо-таки эксперт в увеселительных мероприятиях… Ее уже давно поставили перед фактом, что отмечать ее семнадцатилетие будут всенепременно, слава богу, бразды правления в организации настоящего праздника сразу взяли на себя Юрайя и ко. Это вселяло надежду, что друзья сделают ей лучший подарок: помогут отвлечься от безумной кутерьмы, хаоса, который уверенно владеет всем ее существом. Реальность Неле напоминает закручивающийся и разворачивающийся к небесам смерч, и с каждой минутой он захватывает все больше клочков жизни. Вот, теперь еще приходится гадать, как продвигается расследование и не забросил ли его «истерично-психический» Лидер. Тратить энергию на это, тем не менее, легче, чем размышлять над вопросами воспитания детей и что они вообще из себя представляют. Да, чистейший интроверт в своем естестве, Неле невероятно рада вечеринке и польщена вниманием и участием друзей. Ребята все время о чем-то шушукаются за спиной, кажется, руку к этому прикладывают еще и Тори, и Терри, а Неле только приглашает новых людей. На следующий день после того инцидента к ней вдруг подошла Трис с предложением исполнить-таки обещание и вместе выпить. С тех пор они понемногу общаются почти каждый день, Трис уже успела познакомить ее со своими друзьями — Кристиной, Уиллом и даже с Фором. С последним она, похоже, встречалась, из-за чего в голове вспыхнули очевидные параллели, из-за которых на сердце становилось тяжело, и было немного стыдно за свою глупость и наивность… В итоге, Неле сама не знает, как пригласила всех этих людей на свой день рождения, а теперь переживала, что будет неловко, ведь планировалось отмечать только самым близким кругом. Ну, зато она может похвастаться наличием проблем полностью релевантных состоянию семнадцатилетних: новые друзья, вечеринка, неприятности с парнем, который нравится. Только все, словно в Зазеркалье, вверх ногами, и чем дальше, тем страннее и чудесатей… Разложив пасту и салат по тарелкам, Вельховер пытается по привычке занять свое место справа. Дети синхронно поворачивают головы на одиноко пустующий стул во главе стола, и девушка сконфуженно пересаживается. На месте мамы она чувствует себя немного неуютно и чересчур напряженно — настолько, что моментально начинает раскалываться голова. Стресс, этот чертов стресс повсюду. — Как дела в школе? — Неле считает себя весьма оригинальным человеком, но в общении с братом и сестрой не может уйти дальше банальнейших штампов. Вот бы они сделали милость: начали подробный рассказ, а там она вольется в беседу. — Нормально… — Дэн пожимает плечами, с характерным прихлебыванием и чавканьем поглощая лапшу. Сестра, действующая зеркально, бормочет что-то бессвязное: Вельховер переводит взгляд с одного на другого и догоняет, что, в общем-то, выбрала неподходящий момент для вопросов. Она упирается лбом в ладонь для опоры, вяло развозя еду по тарелке. Пульсирующая боль в висках усиливается, ее привычность удручает, но встать и что-то с этим сделать просто не хватает сил. Надо, наконец, поесть, чтобы прогнать эту слабость из тела. В конце концов, ее ожидает насыщенный вечер, а она уже к двум часам дня на грани умирания. От одного взгляда на пасту в томатном соусе, в которую она вложила все свои умения и способности (минуя неумения и неспособности), Неле тошнит. И не то чтобы получилось невкусно — близнецы вон, за обе щеки уплетают, — просто ей отчего-то не вкатывает. Что ж, Терри рекомендовал употреблять побольше клетчатки, поэтому обойдется одним салатом. Так даже лучше будет. В комнате устанавливается тихая спокойная атмосфера, где все звуки сводятся к постукиванию вилок о тарелки, пережевыванию пищи и шелесту ветра из распахнутого окна. С тех пор, как Неле вернулась домой из полуподвальной общей спальни, под завязку утрамбованной людьми, где воздуха на метр квадратный катастрофически не хватало, она никак не может надышаться. Ради возможности беззастенчиво открывать окна нараспашку, она даже вышла из зоны комфорта и в первый же день договорилась об установке прочных решеток. Бесстрашные, занимавшиеся ее окнами, смотрели на все эти меры предосторожности свысока, но Вельховер им лишь сочувственно улыбалась. У людей на подкорке извращенные представления о храбрости — что с них взять? Зато теперь можно не бояться ни вражеского вторжения, ни того, что ее сиблинги без тормозов случайно «выйдут погулять». Кстати, насчет погулять. — Ребят, что думаете о том, чтобы прогуляться после обеда? Мы могли бы сходить… Ну, туда, где вы с друзьями катаетесь на скейтах и все такое… — девушка очень старается не звучать натянуто и, хотя ее желание наладить отношения абсолютно искреннее, тон получается неловким. — Чего это вдруг? Ты ж всегда ненавидела «таскаться» за нами? — Передразнивания Дэниела вгоняют сестру в краску и немного веселят. — Ну, не то чтобы ненавидела, скорее, слегка недолюбливала… — с улыбкой оправдывается она, потупив взгляд в свой салат, — Теперь все изменилось. Я хочу проводить с вами время, хочу знать, что вам нравится, а что — нет, с кем вы дружите, чем живете. Хочу, чтобы мы были настоящей семьей. — А мы какая семья? — И снова две пары глаз в ожидании уставились на нее. И снова Неле понятия не имеет, что сказать. — Ну… Гхм… Номинальная? — Она сама не знает, что говорит и почему нервничает сильнее, чем на экзамене и, какое счастье, что детям не знакома дефиниция слова «номинальная». — Хей, мы семья, но вот вы все время проводите вместе, а меня никогда не было рядом. Я хочу это изменить. Теперь уже Неле выжидающе всматривается в лица ребят, отчаянно надеясь, что они примут этот ответ. Так они сидят несколько тянущихся удручающую вечность мгновений. Бесстрашная ожидает худшего: несогласия, обвинений, новых вопросов, на которые у нее нет ответов. — Окей, пойдем погуляем, — Эль беспечно пожимает плечами, и близняшки одновременно возвращают все свое внимание к тарелкам. — Покажем ей пару новых трюков, может, кататься научим, — весело предлагает Дэн, на что Эль, не прерываясь, одновременно согласно и отрицательно кивает, уточняя, что их сестра в этом бесталанна — пусть лучше книжку читает. Может, воспитывать детей не такая уж большая задача?***
Скейт-парк — относительно новая площадка на территории Бесстрашия, и одна из немногих специализированных для экстремальных видов спорта (жизнь в Бесстрашии и так равняется экстриму). Как и наказала Эль, «бесталанная Неле» находит неизвестного происхождения бетонную трубу и усаживается на возвышении с книгой, но читать при таком шуме и постоянной потребности следить за детьми оказывается делом гиблым. Зато наблюдение вопреки ожиданиям ее действительно увлекает — дети и взрослые тут вытворяют на своих досках и велосипедах невероятные вещи, а ее мелкие в крутости могут посоревноваться со многими старшими ребятами. Со временем Вельховер втягивается, забывая о быте, работе, своих страданиях, Эрике и даже о головной боли, радостно смеется удачным трюкам Дэна и Эль и болтает свешенными с трубы ногами, пока кто-то не дергает ее за носок кеда, внезапно прервав веселье. Растерянно оглядевшись, Неле натыкается на человека, из-за которого резко перехватывает дыхание. — Как дела, Тронутая? — Лидер облокачивается спиной на трубу, плечом затрагивая голую лодыжку девушки. Волны жара прокатываются по телу. И Неле уже точно знает, что это такое. Она учится себя не обманывать. — Терпимо, — она незаметно отодвигается — не из неловкости, принципиально, потому что злость и обида преобладают над остальными чувствами, — Что это ты вдруг решил заговорить со мной? — Это что, запрещено? — Он, как всегда, передергивает, ироничный и невозмутимый, буднично закуривает. Будто ничего и не было. Будто не напугал ее до смерти своими эмоциональными скачками и не кинул безо всяких объяснений. — Да кто тебе запретит… — мрачно отмахивается Вельховер и старается смотреть куда-то вдаль, только бы не на него, на этого истеричного курильщика. — Вот и славно. Поздравляю с успешным завершением инициации. Как боец ты, конечно, бестолковая, зато ученица отменная. Хвалю! — Неле хочет оскалиться и наброситься на него, крикнуть, что пусть идет других оценивать, по головке гладить ее не надо, не собачка. — Поздновато, — вместо этого скупо откликается девушка, тревожно прижимая книгу к груди. После случившегося ей, откровенно говоря, страшновато сказать что-то лишнее и снова разозлить Эрика, но и совсем промолчать она не может. — Тогда с днем рождения, — Лидер поднимает голову вверх. Его взгляд снова не читаемый, но легкая полуулыбка смягчает грубые черты лица и, хотя перемены в нем в очередной раз вгоняют в замешательство, Бесстрашная испытывает облегчение. — Спасибо, наверное… — Холодно отвечает она и снова отворачивается, не выдержав долгого зрительного контакта. У нее не возникает вопросов, откуда Эрик узнал про день рождения — по должности положено все знать, — а вот какого хрена произошло неделю назад и что с ним вообще не так, узнать хочется невыносимо. Да и черт с тем, как он на это отреагирует! — Раз уж у меня сегодня праздник, может, поделишься, что произошло? Чем я тебя так сильно задела, что ты решил разорвать наш… «творческий союз»? — Неле не находит ничего лучше, чем заговорить в равнодушно-ироничном тоне, украв немного типичных повадок Лидера. — Задела? Солнышко, ты думаешь, что обладаешь каким бы то ни было влиянием на меня? — О, да брось, это не так странно, как если тебя вывели голоса в голове, а я просто под рукой оказалась! — Выпаливает Вельховер и с ногами влазит на трубу, вызвав у Лидера, искоса за этим наблюдающим, приступ громкого хохота. — Не бойся, за правду не бьют, — отсмеявшись, Эрик спешит ее успокоить, но даже не пытается приблизить к пониманию причин того нелепого инцидента. Обычно, если он собирается ответить на вопрос, то просто делает это. Если начинает уклоняться — надеяться не на что. Неле приходится принять, что ее интерес останется неудовлетворенным. По крайней мере, сейчас. — Как идут дела на новой работе? — Как и ожидалось, Лидер успешно съезжает с темы, — Слышал, несладко тебе приходится. Это так? — А с чего это ты вдруг интересуешься моими делами? Разве ты не бросил это занятие? — Раз уж «за правду не бьют», Вельховер больше не пытается подавлять язвительность. — С удовольствием бы отказался от этого дерьма, но ты повисла на мне мертвым грузом, просто так не избавишься! — И снова неясно, что здесь правда, что шутка и где, черт возьми, смеяться. Неле неудовлетворенно хмыкает. — Дружок твой переживает, прицепился, слезно за тебя просит, герой… Вельховер не сразу понимает, что еще за «дружок», процеженный сквозь сжатую в зубах сигарету, и почему Эрику этот «герой», сплюнутый на сторону, так неприятен. Неужели это… Осознав, что речь может идти исключительно о Терри, девушка принимается нервозно теребить корешок книги. Из ума, что ли, выжил? Она рассказала ему, что Эрик узнал о болезни и согласился закрыть на это глаза, да, сама рассказала, но уж точно не для того, чтобы он об этом с Эриком же и трепался. Великодушию Лидера есть предел, и достичь его не такая уж большая задача. — Послушай… Ты прости его, пожалуйста, если он тебя побеспокоил. У меня все нормально, правда, — Неле скатывается в привычный тихий голос, вся дерзость куда-то девается. Она вынуждена признать, что боится гнева Эрика по отношению к другим людям намного сильнее, чем по отношению к себе. В конце концов, у него было немало шансов по полной проявить на ней свою дурную натуру, но он сдерживал себя каждый раз, даже во время злополучного случая в симуляционной. И Неле уже убеждена, что Лидер ведет себя так далеко не со всеми. Она вновь обращает свой взгляд на мужчину. Он смотрит вперед, сдвинув брови к переносице, и странно усмехается, будто кусок лимона в рот засунул. Интуиция подсказывает, что перемена в нем напрямую коррелирует с переменой в ней. Неле выказывает повышенное беспокойство из-за Терри — Эрику не нравится. Неле демонстрирует Терри свою симпатию — Эрик злится. В прошлый раз, на мосту, ей не показалось. — А если не прощу, что делать будешь? — Теперь Лидер звучит совсем серьезно — мрачные тени залегают на его лице. Неле сжимает коленки: то ли от тона, то ли от того, что видит в этих словах очередную провокацию. — Не знаю, — честно признается девушка, — А что нужно? — Пригласишь меня на день рождения? — Что? — недоуменно переспрашивает Неле, но тут же спешит исправиться, — С каких пор тебе нужно приглашение? — Действительно, — Он за пару тяг кончает свою сигарету, притаптывает окурок носком ботинка, — Тогда до вечера. Неле так и остается болтать ногами на трубе, только теперь — в еще большем замешательстве и тревоге, чем прибывала все это время. Общаться с Эриком как прыгать на батуте. С дырами. Которых не заметишь, пока нога не провалится. Или пока целиком не рухнешь в зияющую пропасть… Ощутив прилив тошноты от представленной картины, Вельховер спрыгивает на землю. За грудиной нарастает неясное беспокойство, будто что-то дурное вот-вот случится. Лишь бы не с Терри и лишь бы не из-за Эрика. Двойного удара она не перенесет.***
Ближе к вечеру дождь обрушивается с небес. Наконец-то. Вредно все держать в себе, оскаливается Эрик небу. Снимает куртку, чтобы прикрыть ею голову, и почти бегом устремляется к деревьям в отдалении, сияющим от влаги изумрудами (именно так, должно быть, думает об этом Тронутая). Он до жути хочет выматериться на того, кто, несмотря на очевидные знаки природы, решил устраивать день рождения в какой-то перекошенной беседке на окраине города. Выматериться и въебать хорошенько (у него кулаки чешутся, как когти у кошки, имеется потребность периодически мебель драть). Когда Эрик подходит к нужному месту, когти, маты и все вопросы вылетают в трубу. Он натыкается на озаренное счастьем лицо Неле Вельховер. Тронутая по-детски свешивается из-под навеса, удерживаясь одной рукой за несущую балку; вторую руку выбрасывает вперед, чтобы собрать дождевой воды и, вернувшись внутрь, брызгает в мальчишку Педрада, который, в свою очередь, безуспешно и не слишком настойчиво уворачивается. Потом все повторяется снова. Косые струи попадают внутрь беседки: балки выглядят скользкими, и у Эрика перед глазами всплывают тревожные образы, где глупая, невнимательная девчонка, не удержавшись, нахер летит с лестницы и непременно что-нибудь себе ломает. Блядь, он что, ее мамочка? Лидер одергивает себя от нелепых переживаний, решив осмотреться и узнать, какие еще гости в наличии на этом празднике жизни. Беседка оказывается достаточно большой, чтобы в ней помещался внушительных размеров деревянный стол с широкими скамьями по бокам. Тем не менее, две неофитки, Марлен и как-то там еще, сидят на бортике, поставив ноги на скамью, на краю которой пристроился Юрайя. Дальше Эрик замечает миссис Педрад и двух мелких спиногрызов, видимо, близнецов Вельховер. С ними возится смуглая девушка, в которой Лидер к своему неудовольствию узнает Кристину. С другой стороны стола он без труда опознает спину Тори Ву и ебанный белокурый затылок доктора Хоббса. Последними он замечает местных пташек-неразлучников — Фора и Трис, которые стоят поодаль от остальных, естественно, не в состоянии оторваться друг от друга. Черт возьми, компания даже хуже, чем он предполагал. Что он-то здесь делает, Господи? Эрик встряхивает головой, смахивая с волос влагу, натягивает насквозь промокшую куртку, пытается избавиться от давно забытой, не прошенной неловкости. Тогда-то его и замечают. И без того постоянно перепуганные глаза Убогой округляются, она рефлекторно сжимает ворот стеганой куртки своего дружка, пытаясь привлечь его внимание. Эрик делает шаг — нога тяжело опускается на ребристую поверхность ступени, — расшатанная лесенка отзывается возмущенной металлической вибрацией. Он инородным предметом вторгается в чужой организм, и вот уже лейкоциты сбегаются на опасность. Гости коллективно вперяют в него настороженные взгляды, на автомате подавшись вперед. В голове вертится с десяток язвительных приветствий и ответов на вопрос: «что ты, мразота такая, здесь делаешь?», который никто пока не решается задать, но он и так висит в воздухе, в их насупленных бровях и выжидательных позах. Язык уже касается неба, насмешливый рот слегка приоткрывается, — он готовится сделать еще один шаг, но Тронутая его опережает, загораживает проход своим тщедушным тельцем. Заговорить тоже успевает первой, разъебывая Лидеру весь настрой. — Так ты действительно пришел, — Она вроде как констатирует и немного спрашивает, бесстыдно разглядывая его со смесью удивления, живого интереса и какой-то странной радости, граничащей с иронией, даже с превосходством. Так нелепо: Тронутая — маленькая мамина девочка, — и вдруг превосходство… Но не первый раз он ловит в ней это щемящее, до рычания бесящее несоответствие, особенно заметное сейчас, когда она возвышается над ним, элегантно накрыв тонкими пальчиками ржавые перила. — Я ненадолго. — Он невольно отступает назад, в ногах происходит нечто возмутительное: в них дерганная нерешительность. Хорошо хоть голос не предает, все такой же чеканный, уверенный. — Давай пройдемся. — Льет, как из ведра, куда тут гулять? — Весомо вставляет Хана, единственная из всех разглядывающая Эрика, а теперь и Неле, с нескрываемым любопытством. Девчонка оборачивается, наталкиваясь на перекошенные лица. Расстроится, наверное. Бедняжка. — Пойдем, — Неле протягивает к нему ладонь столь безапелляционно, что Эрик, обескураженный, не может не принять ее. Девчонка спускается, сосредоточенно глядя под ноги и слегка покачиваясь. Эрик теперь замечает, что она довольно-таки поддатая, но пока старается удерживать равновесие. Напоследок среди прочих мрачных рож он находит доктора: губы сами расползаются в милейшей улыбке, Эрик победно подмигивает: «Видишь, я забочусь о ней, как ты и просил». — Сколько ты уже выпила? — Тронутая забирает руку, как только дождевой поток полностью поглощает их. — Всего лишь бокал вина, на самом деле… — Трет переносицу, пытаясь прийти в себя, — Тут есть еще одна беседка, может, зайдем? Нескольких минут под ливнем, прежде чем они прячутся под навесом, хватает, чтобы и Тронутая промокла от взъерошенных волос на макушке до белых носков, высунувшихся из солдатских ботинок. Ну да похер, если инициацию пережила, с простудой уж как-нибудь управится. Она вздергивает подбородок вверх, чтобы удобнее было сверлить его своим излюбленным не читаемым взглядом. Эрик почти цокает вслух от того, что башку снова заполняет и набатом бьет одна-единственная мысль: «Что. блять. творится. в. твоей. голове?» И обращен ли этот вопрос вовнутрь, к самому себе, или все-таки к девчонке? — Я рада, что ты пришел, — Вельховер разрывает молчание внезапным заявлением и даже не отводит глаз, не смущается толком, как будто заигрывать с ним, своим учителем, Лидером, неадекватным социопатом — самая, сука, естественная в мироздании вещь. И это с ней сделали пара бокалов вина, или косяк успела забить? «Вопрос все-таки к девчонке», — сам себе хмыкает Эрик. В груди, в животе, в руках — да везде! — расползается тягучее приятное чувство, что-то радостное, сладкое и абсолютно не подконтрольное. Чувство Эрику не идет, не сочетается с глазами, оно такое же охрененно лишнее, как и он — на дне рождения Неле Вельховер. За то, что он сейчас чувствует, потом придется платить провалом в самую черную бездну. Уж он-то знает, все об этом дерьме знает и, тем не менее, сделал выбор. Если беснующиеся вокруг Тронутой мысли, желания, ебанное притяжение не выходит побороть ни самоустранением из жизни источника проблем, ни усилием воли, ни обожаемым обесцениванием — стоит прекратить сопротивление. Эрик, по сути, столь же примитивное существо, как и прочие людишки: запретный плод для него так же сладок, и в штанах становится так же тесно при виде симпатичной мордашки и чувственных бедер. Если он прекратит себе запрещать, вскоре исчерпает интерес до дна и переключиться на более значимые дела. Наверное. По крайней мере, он больше не может бегать, как глупый мальчишка, и шарахаться любых чувств, будто они чумные. — Я, в общем-то, только хотел отдать тебе это, — Лидер лезет двумя пальцами в узкий нагрудный карман, выуживая оттуда кулон. В висках сразу начинает пульсировать, хотя воспоминания даже не успели добраться до сознания. Он жадно следит за реакцией Тронутой, когда вкладывает вещицу в ее ладонь и заставляет крепко зажать. — Это же… — От изумления девчонка не может договорить или хотя бы прикрыть рот. Мутная алкогольная дымка почти сходит с болотистых глаз, оставляя только влажный блеск, чрезвычайно привлекательный, зовущий: за собой, к себе, в себя… Но Эрик знает, что сейчас не время, не место, и только поэтому не смеет отдаться порыву. А не потому, что жалкий трус и боится не выбраться из собственной игры. — Да-да, тот самый. Я, знаешь ли, за практичность. Держать его в коробке ведь непрактично, правда? Так что, забирай. Только носи на шее, не в кармане, — Напоследок он усмехается, по-доброму, без злорадства, а то, как Неле бережно прижимает подарок к груди, консервным ножом вскрывает в нем способность к умилению. Да, он действительно может доверить ей этот медальон. Только ей и может. — Мне очень приятно, Эрик, не знаю, что и сказать… Мне сегодня было так тревожно весь день, даже немного страшно, казалось, что-то дурное может случится… Ты меня удивил. Было бы еще круче, если бы ты немного объяснил, что к чему и что случилось… — Слепая уверенность, которой Неле держалась до сего момента, куда-то улетучивается, она тараторит что-то все менее связное. Боже, ребенок, как можно быть настолько впечатлительной и до сих пор жить в Бесстрашии? Эрику действительно ее жаль, но больше не жаль, что она осталась. — Кулон принадлежал моему близкому родственнику. Теперь он твой. Больше тебе знать не нужно. — Ты прав, не стоит жадничать, — Неле все же краснеет, одаривая Лидера теплой улыбкой. Ему такие обычно не адресуют. Должно быть, именно поэтому он усматривает в ней усилие, шероховатость; не доверяет. Она странно ведет плечом, чуть покривившись, и обходит его стороной, чтобы сесть на скамью. — Плечо сегодня разболелось, сейчас как-то особенно сильно… Из-за холода, наверное. Склонив голову набок, Эрик наблюдает за тем, как Тронутая развозит воду с налипшими прядями волос по лицу, и взгляд ее явно расфокусируется, она вся словно растекается по сиденью. Все-таки с выпивкой перебрала, мелкая идиотка. — Тебе пора возвращаться, пока там кого-нибудь инфаркт не хватил от того, что мы тут секретничаем. — На самом деле уходить ему не хочется и заканчивать эту бессмысленную беседу — тоже, но тогда его поведение станет уж чересчур подозрительным и очевидным. Стоит запутать следы. И избавиться от мокрой одежды. — Эрик, уже… — Раздается за спиной, как только Эрик разворачивается с четким намерением уйти. Голос кажется подавленным. Он усмехается. — Что, уже скучаешь, Тронутая? — Надменно тянет он, как вдруг в голове что-то щелкает, все переворачивается, ужас охватывает его. — Уже что, Тронутая? — Инфаркт, — выплевывает Вельховер, сминая рубашку на груди, прежде чем с глухим звуком повалиться наземь. С ебучей иронией звякает и выпадает из ослабевшей руки медальон, приземляясь в аккурат перед ботинком Эрика.