Навыки в таблетках

      Чикаго оккупировало настоящее лето. Солнечное, удушливое, безветренное. У Бесстрашных на службе оно вызывает ужас и мученический вой — вся эта черная форма с бронежилетами и полной боевой комплектацией так и кричит, чтобы ее надели, когда отметка на градуснике переваливает за сто! Жара — это испытание на прочность похлеще всяких там симуляций страхов. По крайней мере, с перспективы Неле, которая теперь счастливо расхаживает по гражданке: в простой хлопковой футболке и шортах. Но даже в таком виде днем на улице нечего делать.       Поэтому, как только солнце скрывается за высотками, а бетон и металл, составляющие основную часть жилых районов, немного остывают, Вельховер выбирается из медблока и едва не бежит к неприметному выходу на улицу, притормаживая свое рвение замечанием, что, должно быть, впервые в истории кого-то так влечет в темный переулок. Тем более, ее. И все равно решительно преодолевает тяжелую дверь, мимо мусорных баков следует в едва освещенное тусклым желтым светом из окон верхних этажей узкое пространство меж двух обшарпанных стен.       — Привет, — со сбитым дыханием произносит она в полумрак, больше ощутив, чем разглядев присутствие другого человека. Повисает недолгая пауза, и с тихим шелестом подошвы о мелкие камешки широкоплечая фигура вырастает из тени: походка вразвалку, руки за спиной, голова задумчиво опущена к плечу. Эрик.       — Ты что, бежала? — Игнорирует приветствие по обыкновению, будто тратить вечер на «детскую прогулку» ради нее — это совсем не противоречит его характеру, но вот потратить силы на нормальное «привет» — уже чересчур. Неле улыбается в кулак, сделав вид, что закашлялась.       — Да нет, просто быстро устаю из-за лекарств, — отмахивается она. К щекам румянцем подступает неожиданное смущение. Бежать через все Бесстрашие, чтобы увидеть какого-то парня, — это уже не в ее характере. Но так приятно в тот промежуток времени, когда она поспешно переодевается после работы и, нерационально растрачивая силы, мчится по коридорам и лестницам, чувствовать себя обыкновенной влюбленной девчонкой. Влюбленной. Боже.       — Тогда целесообразно ли куда-то идти? — Лидер наклоняется вперед и приподнимает брови, растягивая уголки губ. Может показаться, что он просто издевается, но Неле уже немного изучила его и знает, что именно так выражается (или вуалируется) беспокойство.       — Целесообразно! — Вельховер хватает его за рукав и тянет за собой; разочарованно пыхтит, когда вопреки усилию всего ее веса, медвежья туша не двигается с места.       — Ты точно не сдохнешь по дороге? Я не собираюсь нести тебя назад, Тронутая…       — Не сдохну, если только повсюду не выросли лестницы! Лестницы ужасны! — Она продолжает тащить, упираясь ногами в асфальт, и Эрик наконец-то делает широкий шаг вперед, видимо, прекрасно осознавая, что тогда незадачливая девчонка полетит вперед. Он ловко перехватывает ее за локоть перед падением и теперь уже сам выводит на освещенную фонарями улицу.       — Ты всегда должен быть у руля, да? — Вельховер дразнится, сморщив нос. Дразнить Эрика ей нравится так же сильно, как целовать его, и так же сильно, как ставить в ступор своими рассуждениями, поведением или просто — существованием. На самом деле, она не настолько наивна, чтобы не видеть, как весь мир этого хладнокровного циника перестраивается вокруг нее, насколько неловким и неуместным он себя чувствует, пытаясь… Делать что-то нормальное вместе с ней. Это льстит до детского восторга, расходящегося вибрациями от макушки до кончиков пальцев. В конце концов, кому бы не польстило?       — Проф. деформация Лидера, — Он пожимает плечами и отпускает руку Неле, чем вызывает у той разочарованный вздох, — Но ты и сама не прочь рулить, да?       — Неправда, — Неле хмурится, заведенная в тупик, и теперь уже ее реальность перестраивается вокруг его неожиданных предположений, — Я… Я сама по себе. Я не командный игрок и не лидер. Мне не нужна власть над другими. И я не тот человек, который мог бы иметь ее… — продолжает рассуждать, пока не замечает, что идет одна, на два шага опережая компаньона, и разворачивается на пятках, чтобы не свести все к разговору с самой собой.       — Нет, конечно, не тот, — В ответе Эрика, как при добавлении молока в кофе, смешиваются мягкая теплота и что-то горько-ироничное. Он долго смотрит на нее сверху вниз и отводит взгляд прежде, чем сквозь задумчивость прорывается враждебность. Вельховер не понимает причину. О том ли это, что он находит ее власть над собой угрожающей? Идея кажется глупой.       Они продолжают свой путь в молчании. Неле сама по себе, Эрик следом за ней, будто какой-нибудь телохранитель. Девушка засовывает большие пальцы в задние карманы шорт, подушечкой левого скользит по плоскому металлическому предмету. Так и не возвращенный ключ. Сколько это уже длится между ними? Всего пару-тройку дней? Кажется, что намного-намного дольше. Вероятно, стоит вернуть ключ сейчас, но она не станет. Она не вернула его в первый день, потому что не пришла ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин, потом близнецы остались дома впервые за долгое время, а ее лицо было безобразно распухшим от долгих рыданий. На следующий день неловкая встреча все же состоялась во время обеда, и оба вели себя так, словно ничего не произошло. Неле почти постигло уныние, как Эрик мельком спросил, не хочет ли она зайти вечером, а она буднично уточнила время, на что получила ответ, который говорил намного больше, чем она могла ожидать: «Приходи, когда захочешь. Ключ у тебя есть».       Хотя они практически не обсуждают то, чем занимаются, будь то тайные полуночные встречи в квартире Лидера или такие чертовски неловкие и романтичные прогулки под луной, все кажется поразительно простым. Если двое хотят видеть друг друга, разговаривать, обнимать, целовать и на время становиться одним целым — чего в этом такого? Если, конечно, забыть о том, насколько разные эти люди, насколько странные и сложные.       — Мы можем подняться? — Неле останавливается перед пустырем, за которым возвышается стена, как вдруг ее спина сгибается от неожиданного глухого удара. Она потирает плечо и в неверии оборачивается: он что, врезался в нее?       — Блядь! Ты чего остановилась? — Возмущенно шипит Эрик — абсолютно так же, как обычно реагирует, когда она, задумавшись, врезается ему в спину. Неле изумленно прыскает, надеясь вызвать хотя бы толику смущения, но напрасно. Мужчина обходит ее и становится рядом с совершенно непроницаемым видом. — Что ты там говорила?       — Мы можем подняться на стену? — Указывает подбородком на уродливое строение, укрывающее их от целого мира (или мир от них). Лидер вновь равнодушно пожимает плечами — стена так стена.       Путь лежит через старое иссушенное поле, поросшее пожухлой травой; то тут, то там вспышками попадаются безобразные островки разномастных сорняков — тараканы от мира растений, которые выживают в абсолютно любых условиях. Раньше Неле не доводилось думать ни о тех, ни о других в подобном ключе, но у ее нынешней версии эти малоприятные представители флоры и фауны даже вызывают уважение за их стойкую тягу к жизни. Пока она аккуратно обходит заросли, не желая подцепить клеща или колючку голыми ногами, Эрик с хрустом и шелестом ломает стебли амброзии. Не похоже, чтобы идти напрямик было так уж удобно — Неле заинтересованно оборачивается на него, глядящего прямо перед собой; этот пустой взор ей знаком. Она прикусывает губу, чтобы не ухмыльнуться.       — Разве продираться через кусты целесообразно? — Вельховер весело перепрыгивает металлическую балку, оказавшуюся на пути. Вновь растягивается неприлично длинная пауза, прежде чем Лидер все-таки откликается.       — М-м? — Взгляд приобретает осмысленность, но ему не удается скрыть растерянность. Так странно и не похоже на Эрика, которого она знает. — Без разницы.       — Что с тобой? Задумчивость — моя фишка, не твоя, — Кажется, если сохранять шутливый тон беседы, можно добиться более внятного ответа в злобно-ироничной форме. Еще одно выведенное Неле правило общения с Лидером. Но он снова удивляет ее, изменив своим обычным привычкам.       — Ага, позаимствую ее ненадолго… — Он даже не старается выдать что-нибудь по-настоящему остроумное, не ворчит, не срывается за то, что докапывается, просто устало соглашается. Хотя бы наконец-то вылазит из высокой травы с застрявшими стебельками в ремешках, украшавших брюки, и в обувных крючках. Они сравниваются, идут рядом. С губ Неле срывается огорченный вздох. Должно быть, ей просто слишком не терпится достичь того уровня близости, когда они будут задавать откровенные вопросы и действительно получать простые, честные ответы друг от друга. Это ведь возможно? Это то, к чему люди обычно стремятся в отношениях? А можно ли применить к ним категорию «обычные»? Или «отношения»?       Вельховер встряхивает волосами. Нет. Еще одно негласное правило их взаимодействий: пока один витает в облаках, второй должен сохранять здравый рассудок. Никто не говорил, что раз роли заранее распределены, они так же заведомо закреплены за каждым из них.       — Когда я была маленькой, у нас с родителями была традиция забираться на стену в конце каждого месяца. Обычно я уставала уже на середине пути, и папа нес меня на плечах. Я это обожала, лучшее время вместе… — Неле выбирает новую опцию из списка «Тысяча и один способ общаться с этим придурком»: перескакивает на абсолютно несвязанную с разговором тему, будто так и надо. — А как вы с семьей проводили время вместе?       Эрик останавливается на полушаге, выглядя оглушенным, и отводит взгляд вниз и в сторону. Разрядом тока девушку прошибает понимание, что все ее знания о родне Эрика ограничиваются двумя фактами: 1) они Эрудиты; 2) у него есть (или была) сестра. Будет просто чудесно, если запланированную непринужденную беседу украсит какая-нибудь жуткая история о том, что их семейной традицией было бить Эрика головой об стену по четвергам. Ничего лучшего, глядя на то, каким он вырос, представить не получается.       — Прости, для человека, который потерял трех родителей за десять лет, я должна быть более тактичной. Я даже не спросила, есть ли у тебя… — И это снова ужасно бестактно! — Прости, просто забудь об этом… — Неле заламывает руки и прикусывает губу, сконфуженно ускоряясь.       — Все в порядке, — раздается за спиной негромкий, бесстрастный голос; что-то щелкает и шипит — зажигалка. Вельховер выдыхает и благодарно принимает нейтральную реакцию Лидера, позволяя себе забыть об этой глупости и молча двигаться к цели.       Трава приятно сминается под ногами, смягчая каждый шаг. Неле воображает, что пушистый ковер простелили специально для них, идущих в ночи взглянуть на пугающий, неизведанный мир прямо за полями Дружелюбия, чтобы потом поднять глаза и посмотреть на красоту холодных небесных светил, лежащих от нескольких до нескольких миллиардов световых лет от них. И затем попытаться осознать, что земли за пределами Чикаго начинаются всего в десятках километров, но остаются абсолютно недостижимыми для жителей города. А ведь когда-то люди летали в космос!       — Интеллектуальные игры, — на выдохе произносит все тот же ровный голос, хотя чуткий во всеобщей тиши слух Неле улавливает некоторую сдавленность, — Мы любили, знаешь, собраться… вечером… и играть во всякие настольные игры, интеллектуальные, в основном… — слова тянутся смолой, застревают у него во рту, вынуждая чаще прочищать горло, — Эрудиты, одним словом.       Вельховер понимает, почему он снова отстает, что так ему легче говорить, но ей до жалобного скулежа хочется развернуться и выкрикнуть восторженное или, быть может, пораженное: «Вау!»       Этот такой простой, на первый взгляд малозначимый и информативный факт о детстве Эрика — самое откровенное, что он сообщил о себе за два с лишним месяца знакомства. Да, в другой ситуации она посмеялась бы с такого «внушительного» срока, но для них, здесь и сейчас, все иначе. По собственной ли воли, по стечению ли обстоятельств, — они уже стали частью жизней друг друга. Несправедливо, что один из них знает о другом слишком много, а второй — ничтожно мало.       Прямо перед лестницей — о, она правда ненавидит лестницы! — Эрик равняется с ней и, примагнитив ее глаза к своим уже привычным глубокомысленным взглядом, выбрасывает истлевший окурок в сторону.       — Не надо со мной миндальничать, Тронутая, — Он впервые с ее инфаркта допускает предупреждающее рычание в тон, вместе с тем основные нотки скорее интимные, чем угрожающие, — Я не рассыплюсь от бестактных вопросов.       — Нет, конечно, нет, — Неле быстро находится, что сказать, с вызовом вскинув подбородок, — Ты можешь просто внезапно наброситься на меня из-за неуместного любопытства… — она случайным движением поглаживает аквамариновый кулон на шее, — Или какого-нибудь недоразумения.       Намек на полдюжины случаев, когда Лидер ни с того ни с сего выходил из себя и преступал ее физические границы за то, что она задевала его, — причем, лишь словесно! — не говоря уже об истории с кулоном, вызывает у него неопределенный смешок. Мужчина проводит языком по внутренней стороне щеки, беспомощно кивая: он попался.       — Хорошо, — Соглашается он покорно, но хитрые змеиные глаза отражают вызов девушки, — Я обещаю сдерживать себя. Но не обещаю удовлетворять любой твой интерес. Идет?       — Вау, — Таки находит, куда вставить свое «вау»! — Смотри-ка, мы договариваемся совсем как обычные люди. Идет! Теперь поднимемся наконец-то наверх?       Неле нетерпеливо взбирается по гудящей расшатанными балками металлической лестнице, не оглядываясь вниз, точно уверенная, что Эрик будет прямо за ней, когда она выберется на вершину, как оказывался за плечом каждый раз за этот вечер. За эти недели с момента их первой встречи.       Наверху он первым делом устраивает разнос всей смене в лице двух растерянных представителей, ведь они обнаружили вторжение только в момент, когда вся охрана уже могла быть перебита. Командир однажды — командир всегда. Неле не вмешивается, тихо, мышкой проникнув на обзорный пункт, с которого открывается лучший вид на поля, пустыню и чернеющую вдали линию горизонта. До ушей доносятся жалкие попытки парней оправдаться тем, что издали заметили Лидера Бесстрашия, поэтому нарушили протокол. Она сочувственно цокает. Это — фатальная ошибка.       — Да хоть сам Господь Бог, вы, подхалимы недоделанные, должны проверять каждого — каждого! — кто только думает приблизиться к стене! — Мужчина отчитывает их лениво, даже не в половину своих способностей, хотя пацанам, таким же зеленым, как Неле, хватает, чтобы ноги подкосились от благоговейного ужаса. Саму Вельховер ураган с именем Эрик больше не впечатляет, и это придает странное чувство гордости и уверенности.       — Закончил кошмарить молодняк? План на день выполнен? — Игриво цепляется девушка, когда Эрик присоединяется к ней в рубке. Он остается серьезен, молча берет ее за локоть и вытаскивает наружу, другой рукой указывая ребятам, чтобы они немедленно вернулись на свой пост. Очевидно, стена — не то место, где Лидер допускает нарушение правил. Это… ответственно. И почему-то мило. Она снова чувствует себя глупо.       Свесив ноги, они сидят на краю стены. Эрик смотрит вниз, разбирая от нечего делать, где и какие культуры растут. Неле разглядывает небо, жалея, что не знает созвездий, кроме двух медведиц. Что-то внутри нее, в груди и животе, ноющее, почти болезненное, хочет, чтобы Эрик тоже смотрел вверх, а не вниз. На прекрасные звезды. Несмотря на все ее запутанные, сильные чувства к нему, Неле боится, что он неспособен увидеть ту красоту в мире, что видит она.       — Я не знаю звездных карт, поэтому обычно играю сама с собой в бестолковую игру, предполагая, где может быть созвездие, — издалека начинает она, надеясь привлечь внимание мужчины, и поглядывает исподтишка, работают ли ее пассажи, — Вот это, например, тускловато, но может быть созвездием.       — Это и есть созвездие. Волосы Вероники, — отзывается Лидер, неохотно проследив за ее вытянутым пальцем. Она потрясенно таращится на хмурый, съеденный полутьмой профиль.       — Ты и в звездах разбираешься?       — Постольку поскольку.       — Тогда что это? — Сощурившись, смещает палец влево, указывая на скопление с яркой звездой оранжеватого оттенка. Эрик шумно вздыхает, открывает рот, подбоченившись, и захлопывает обратно.       — Эта звезда — Арктур, входит в созвездие Волопас. — Похоже, Лидер героически поборол порыв нагрубить, и Неле чувствует себя чуточку счастливее от его очаровательной попытки держать слово, но особенно от того, что ему все-таки не чужда истинная красота.       — Ва-а-у, это потрясающе! — Вельховер больше не сдерживает восторгов, в конце концов, не так часто сильные эмоции вызывает в ней нечто приятное. Эрик фыркает рядом, картинно не разделяя ее чувств.       — Это просто звезды. Светящиеся хуйни из газа и плазмы. Найду тебе книгу, сможешь развлекаться хоть каждую ночь. — Неле не удостаивает вниманием ворчание Лидера, оставаясь при своем мнении о том, что в Космосе, даже видимом им, ничто не «просто», и о том, что Эрик не стал бы изучать астрономию «просто» для общего развития Эрудита. Потому что в нем тоже не было ничего простого.       — Ну, по ночам у меня бывают и другие дела… — Лучезарная улыбка призвана перекрыть стыдливость от своего намека. Эрик склоняет голову, слегка усмехнувшись, и протягивает руку к ее волосам, разметавшимся по лицу от внезапного порыва ветра. Методично прячет прядки за уши, погрузившись в эту свою тоскливую задумчивость. Стоит ли попытать удачу во второй раз и вытянуть из партизана признание? Что его так тревожит? Связано это с ней или с чем-то другим? Или ей все привиделось, и задумчивым он стал уже после того, как она заговорила про семью? Что с ними случилось, с его близкими? И отчего в разуме плотно, сорняком засела убежденность, что абстрактных «их», семьи Лидера больше нет?       «В нем чувствуется тот же дух сиротства, которым пропитались мои одежды», — сама себе отвечает Неле, перехватывая большую, шершавую ладонь, прислоняет к своей щеке и мягко целует венку на запястье.       — Тебя что-то беспокоит? Ты сам на себя не похож… — «с тех пор, как мы впервые переспали» — не добавляет на всякий случай. Без реальных фактов это не больше, чем ее незрелые фантазии. Эрик не отвечает, придерживаясь и собственного условия — не удовлетворять любой ее интерес. Вместо этого, подавшись вперед, он смыкает их губы, медленно и глубоко целует, соответственно своему общему настроению. Неле догадывается, что это отвлекающий маневр, но он куда приятнее резкого отказа. Она позволяет выиграть этот раунд.       — Ладно, не говори. — Она грустно усмехается и неуверенно протягивает руку к его волосам, плавно пропуская сквозь пальцы жесткие пряди; на секунду кажется, что Эрик специально подставляет голову, ластится под нежные прикосновения, но что угодно может примерещиться в ночи. — Я только надеюсь, что однажды стану тем человеком, которому ты сможешь доверить что угодно, даже, о ужас, свои переживания… — Это кажется чрезмерно пафосным, так что, Неле ищет, чем разбавить концентрат сопливости, — Кхм, мои ноги отваливаются! Кажется, я перебрала с нагрузками на сегодня… Ты же несерьезно насчет того, что не собираешься нести меня?       Еще один задумчивый взгляд и еще одна затяжная пауза.       — Не уверен, — уклончиво отвечает Эрик, закуривая. Неле хочет знать, в чем именно он не уверен. В том, что сможет доверять или нести?       Позднее, когда на часах уже за полночь, Эрик относит ее домой на спине и, должно быть, это ответ.

***

      «Эрик, Эрик, Эрик… — девушка нараспев повторяет про себя имя, вслух мыча незамысловатую мелодию, — Надо бы найти кого-то, кто поможет Эль с математикой… Она точно пошла не в маму… На ужин можно приготовить рагу из тех овощей, что принес Юрайя… Хорошо, хоть пообедают с Тори… Интересно, какими упражнениями сегодня будет мучить меня Терри? Мы пойдем прогуляться? Прогулки — самое приятное, но он запрещает пока часто гулять… Что не так с Эриком? Почему он не может, как нормальный человек, объяснить, что с ним происходит? Приходится отвлекаться на него, когда и так уйма дел…»       С момента пробуждения этим утром в своей кровати, куда девушка с трудом помнит, как попала, она блуждает в каком-то тревожном забытье, полусне. Ворох мыслей вертится в голове, пока руки автоматически перебирают баночки и пакетики, складывая их в разные кучки на столе. Она даже не фокусирует взгляд.       И все же, как мама справлялась и с работой, и с домашними делами, и с дополнительной нагрузкой? Она никогда не выглядела уставшей или, тем более, рассеянной, как ее старшая дочь. Говорят, что старший ребенок обычно собранный и ответственный — чушь несусветная. Стоит Неле углубиться в одну сферу, непременно страдает другая, и угораздило ее еще к этому завести странные лю… Язык даже не поворачивается сказать «любовные» и «отношения», когда речь идет об этом парне. Но все же совсем не хочется это терять.       До края сознания доносятся смутные голоса. Неле хмурится, поняв, что снова куда-то унеслась, и слышит внешнюю реальность будто со дна наполненной до краев ванной. Но, оглядевшись, обнаруживает вокруг себя лишь обыкновенные очертания пустого кабинета.       Вельховер вздыхает, осуждающе качая головой. Казалось, в последнее время она все лучше контролировала окружающую обстановку и не позволяла себе терять связь с миром, чтобы не попасть в неприятности… Это все Эрик. Ее задумчивость перекинулась на него и вернулась бумерангом к хозяйке.       Безучастный взор скользит по хромовой дверной ручке. Никто не входит. Что ж, по крайней мере, не размышления виной тому, что она не расслышала разговоры. Это в приемном покое что-то происходит. Кого-то привели не то с ранением, не то просто с травмой на рабочем месте. Слов почти не разобрать. Думается, говорили бы громче, случись что серьезное. В любом случае, она там не нужна. Девушка возвращается к порученной работе, стремясь ускорить каталогизацию только что доставленных препаратов. Работа не пыльная. Спокойная. Даже умиротворяющая. Терри старается находить ей простые и не нервные занятия, лишь бы не чувствовала себя бесполезной. Говоря откровенно, это не слишком-то радует. Да, пережила инфаркт, и работа в медблоке в основном служит прикрытием для реабилитации, но она ведь не совсем беспомощная! В состоянии делать больше.       Досадливое ворчание прерывает резко открывшаяся дверь, — Неле едва не сносит порывом ветра — в собственный кабинет влетает Хоббс. Она уже открывает рот для вопроса, но напряженный лоб и, в целом, серьезный вид доктора захлопывает его обратно. Похоже, не стоит его сейчас отвлекать. Она возвращается к работе, краем глаза наблюдая, как доктор усиленно что-то выискивает в стоящей между ними коробке — шуршит полиэтилен, внутри наступает полный хаос, — наконец, он выуживает упаковку ампул в прозрачном пакете с чуть желтоватым содержимым и озабоченно озирается по сторонам, опираясь руками о край стола.       — Терри, ты как? Может, чем-то помочь? — Ненавязчиво предлагает Вельховер, ловя на себе рассеянный, хмурый взгляд. — Терри?       — А? — Парень не сразу понимает, что обращаются к нему, хотя, казалось бы, больше тут никого и нет. — Нет-нет, все в порядке. Просто забегался. Эта новая вакцина… И этот грипп… И очередной пациент с арматурой в ноге… Бесстрашные как с ума посходили.       — Я… могу что-то сделать? — Хоббс, наконец, фокусируется на ней, давя мягкую полуулыбку, по которой Неле моментально предвосхищает ответ: «Достаточно того, что ты жива».       — Буду благодарен, если разберешься в этом бардаке, — Терри кивает на заваленный стол, — Ни о чем не переживай, ладно?       Неле мысленно закатывает глаза. Она оказалась права. Слова иные, а суть та же. Надо бы ненавязчиво напомнить, что она не фиалка на морозе, а полноценная Бесстрашная. Вопреки слабости и болезненности своего тела, справилась со всеми испытаниями, что выпали на ее долю. Не без помощи. Но и не сломалась ведь.       — Ладно, — Отвечает сухо вместо этого, нейтрально улыбнувшись. Бессмысленно пытаться объяснять что-то Хоббсу. Он не первый год рискует собственным будущим во фракции, помогая, защищая, заботясь о ней. Неудивительно после этого чувствовать повышенную ответственность и чрезмерную тревогу. — А что там за грипп и новая вакцина? — Все-таки добавляет Вельховер с интересом. Хотя провокации тут больше, чем реального любопытства.       — В Центре заявили, что по Чикаго гуляет новый штамм гриппа, у них много заболевших, прислали вот новую разработку — завтра будем всех вакцинировать… Ничего интересного. Говорю же, ни о чем не переживай, — Тэрренс снова натянуто беспечно улыбается, — Я пойду. Как вернусь, займемся физическими упражнениями, пора увеличивать нагрузки.       Вельховер провожает доктора за дверь одними глазами. Вздыхает. Он явно сказал не все и явно дал понять, что больше говорить не собирается.       «Вот это мне и нравится в Эрике. В отличие от некоторых, он не пытается оградить меня от реальности, будто это все решит, не носится вокруг, как курица-наседка, считается с моим мнением, хотя даже не друг мне…» — девушка изумленно замирает. Мысли настигли ее неожиданно. Неожиданные мысли.       Неле правда не собиралась сравнивать Терри и Эрика. Они совершенно разные люди, с которыми у нее совершенно разные отношения. Их ничего не связывает. Кроме того, что она нравится им обоим, — ехидно подсказывает подсознание.       Как бы все было, начни она… встречаться с Хоббсом? Он ведь тоже всегда нравился ей. С ним может получиться, и будет намного проще и надежнее, чем то, что есть сейчас. Вначале ничего существенно не изменится: разве что, дружеские встречи и прогулки станут гордо именоваться «свиданиями» и покроются пыльным налетом интимности. Вскоре, преодолевая стеснение, они позволят друг другу несколько больше, чем целомудренные прикосновения рук и поцелуи в щеку. Оба согласятся, что не стоит сразу рассказывать о переменах близким, пока не убедятся, что действительно хотят быть вместе. Через несколько недель это все же произойдет само собой: проколются на какой-нибудь мелочи, а внимательные друзья подметят, раскрутят и придут в восторг. Любой — от Юрайи до Марлен — скажет, что из них прекрасная парочка. Терри ответственно подойдет к отношениям и обязательно постарается показать свою способность и готовность заботиться не только о Неле, но и о близнецах. Дети могут насторожиться, когда частота присутствия доктора в их повседневности резко возрастет, но он, конечно же, быстро завоюет их полное доверие. Неле и Терри — эти имена редко будут звучать по отдельности, потому что они все станут делать вместе: жить, работать, отдыхать, есть и решать проблемы. Неле скажет, что не готова заводить семью, что ей нужна свобода, нужно больше пространства и времени. Сначала. Через год, едва ей стукнет восемнадцать, согласится выйти за него замуж. Это будет… правильное решение.       Фантазия отдает кислым на языке. Вельховер морщится. Любой нормальный человек посчитает такой вариант развития событий идеальным для нее. Кроме Эрика, конечно. Любопытно, как он отреагирует, если убедить его, что и ей самой по душе такая перспектива? Невольно ухмыляется, представляя циничное и недоверчивое выражение его лица, холодные глаза, за которыми скрываются ревность, негодование, даже легкая паника.       «Какое-то садистское удовольствие», — Она неискренне смущается и позволяет себе еще немного воображать о бурной реакции Лидера.       Любой нормальный человек сказал бы, что Неле делает ошибку, не выбирая Терри, но разве она похожа на нормальную?

***

      Рабочий день проходит сносно, несмотря на то, что после завершения каталогизации Неле мается, без толку наводя порядки в и без того безупречно чистом пространстве и читая книгу по сестринскому делу. Сам хозяин кабинета практически не появляется до трех часов, но, когда возвращается, время до конца рабочего дня пролетает незаметно. Он проводит короткий осмотр, слушает дыхание и обычные жалобы, потом они занимаются кардионагрузками; Терри выдает недельную дозу лекарств и, наконец, они коротают спокойное время за чашкой зеленого чая и разговорами ни о чем.       Вельховер возвращается домой совсем не уставшей, поэтому с удовольствием думает о том, чтобы забрать близнецов из салона Тори, где они остались после школы, и провести весь вечер вместе. Неважно, придется ли помогать им с уроками, если они еще не сделали их, или играть, осуществляя очередную безумную задумку, сегодня у нее достаточно сил. Так бывает далеко не всегда.       Неле бодро перебирает ногами; тревожные мысли, занимавшие ее утром, рассеялись, стоило переключиться на физическую активность и приятную болтовню. Она даже забыла, за что злилась на Хоббса.       До мастерской Тори Ву остается не больше пятидесяти метров, когда Бесстрашная натыкается взглядом на Макса в окружении нескольких человек. Старший Лидер тихо переговаривается с мужчинами и женщинами, все они кажутся сосредоточенными и несколько встревоженными. Неле прикидывает, будет ли в таком случае более вежливым поздороваться или пройти мимо, не отвлекать от дел. Учитывая, что в ее сторону никто не смотрит, второй вариант представляется более удачным. К тому же, не очень-то хочется обращать на себя внимание Макса. Она не уверена, что сможет держать свои недовольства и подозрения при себе, если мужчина заговорит с ней. Тогда обещание, данное Эрику, будет нарушено.       — Мисс Вельховер! — Неле тормозит, озадаченно оборачиваясь на оклик. Угроза нарушить слово вновь нависает над головой, потому что Макс оставляет своих собеседников и уверенно устремляется к ней. Что ему надо?       — Добрый вечер… — девушка спотыкается, не зная, как ответить столь же формально: во фракции все зовут Лидера просто Максом, — Макс… Сэр.       — Неле, — кивает он, приблизившись на дружескую дистанцию. Неле ведет плечом — требуется усилие воли, чтобы не сделать шаг назад. Раньше к этому мужчине она была индифферентна, как к любому знакомому матери, но странности и отсутствие продвижения в следствии вызывают сомнения, в чем он заинтересован больше: разоблачить преступника или похоронить эту историю. — Хорошо, что мы встретились. У меня есть новости насчет Оливии.       — Новости? — Брови удивленно взмывают вверх. Он что, мысли читает? Мужчина доверительно кладет руку ей на предплечье и слегка улыбается, словно пытаясь смягчить предстоящие слова и заранее успокоить. Вельховер, напротив, не на шутку напрягается.       — Мы поймали ублюдка, который убил твою маму. Он находится под стражей и уже дает показания.       — П-поймали? Как? Кто… — Сердце глухо стучит в висках, мысли спутываются, а слова вязнут на языке. — Постойте, вы уверены?       — Конечно, уверен, — Макс, кажется, искренне удивляется этому вопросу. Он отводит Неле в сторону, заботливо прикрывая от любопытных глаз прохожих. — Должно быть, это внезапно, не хотелось бы говорить, но это была почти случайность. Пойдем, я все тебе расскажу.       Главный Лидер теперь кажется воодушевленным, в то время как Вельховер — растерянной и беспокойной. Да уж, это действительно слишком внезапно.       — Я… я смогу его увидеть? — Преодолевая смятение, проговаривает она. Макс останавливается, смиряет ее непонятным взглядом.       — Пойдем.

***

      — Значит, вы работали на погрузке? — Сотрудник службы безопасности или, быть может, детектив, подается вперед к собеседнику, кладя локти на серую поверхность стола. Неле на автомате шагает вбок, чтобы мужчина не закрывал обзор на того, кто ее действительно интересует.       — Угу, работали… — на реплику бритоголового Бесстрашного, сидящего спиной к зеркальному стеклу, откликается другой, тоже Бесстрашный, хрипловатым, будто заспанным голосом. Это смугловатый парень немногим старше Неле, мало чем примечательный, кроме, пожалуй, нависающего века, курьезно подходящего вялой манере речи. Сидит, развалившись на стуле, движения небрежны, но за ними легко угадывается нервозность: много ерзает; то кладет руки на стол, то убирает, проводит пятерней по плохо расчесанным густым черным волосам по плечи, заправляет за ухо постоянно падающую на лицо короткую прядь, звеня наручниками. Самый обычный человек. Не чудовище. Девушка щурится и с содроганием отмечает внешнее сходство с ее отцом, Диди Вульфом.       «Любой мог бы быть здесь, на его месте. Убийцей». — Ее суждения холодны, а сердце отсчитывает размеренные удары, как старомодные часы со стрелкой на руке у того, кто, кажется, убил ее маму.       Маленькие темные помещения всегда заставляют Неле внутренне сжиматься и искать воздуха, а комнатка перед допросной с отсвечивающей голубым компьютерной техникой кажется чересчур тесной для шести человек, собравшихся здесь. Двое — мужчина и женщина — сидят за столом, следя за ходом допроса и что-то сосредоточенно помечая на сенсорах, еще один нависает над коллегой, держась рукой за спинку стула, Макс переговаривается с серьезной женщиной в форме, которая прервала их диалог, стоило переступить порог этой удушливой камеры пыток. Неле оттягивает ворот своей футболки-поло, будто это поможет, не отрывая взгляда от происходящего за стеклом. Напряженно вглядывается в лицо, волосы, одежду парня — подозреваемого — в надежде заметить что-то… Подсказку, мелочь, которая скажет, что перед ней на самом деле находится убийца Оливии Вельховер.       Она прокручивает в голове то, что Макс успел рассказать ей по дороге. Некоторое время назад на заводе стали обнаруживать мелкие недостачи в компонентах к медицинским препаратам, началось следствие по делу. Запустили проверки среди сотрудников завода и поймали одного, с сомнительным алиби, от которого получили наводку на Бесстрашных, ответственных за погрузки и доставку материалов. Потом события развивались быстро: вычислили, кто, понаблюдали, где, что и как, вломились в гараж одного из «банды» и накрыли горе-химиков прямо во время процесса изготовления наркотиков на основе краденного.       «Криминальный фильм какой-то… — Неле фыркает, не особенно понимая, как отнестись к услышанному, — Но не то чтобы нереалистичный». В итоге разумным представляется в принципе никак это не оценивать. Сосредоточиться на главном. Пистолет. При обыске помимо прочего обнаружился пистолет — тот самый пистолет! — и услужливо оставленные на нем отпечатки Бесстрашного, чешущего затылок сейчас в допросной. Как же Макс его назвал? Кровь так шумела в ушах, что она не расслышала.       — Значит, этот — как вы сказали его зовут? — и есть убийца? — «ненавязчиво» заговаривает Вельховер, чтобы напомнить Старшему Лидеру о своем присутствии. Тот, наконец, завершает свою чертовски важную беседу и возвращается к ней.       — Крэйн. Да, это он. Его отпечатки нашли на рукояти и спусковом крючке. Неумело стертые. — Макс самодовольно ухмыляется краешком губ.       — Весомо… Но значит ли это, что именно он убил мою маму? Может… Мало ли, может, он просто по дурости выброшенный пистолет подобрал? — Она косится на мужчину рядом, ожидая его реакции. Макс недовольно хмыкает, слегка насупившись. Не нравятся ее сомнения? Или что считает себя умнее опытных детективов?       — Это могла бы быть разумная версия, если бы не признание. — Он заключает пальцы в замок за спиной и тоже бросает взгляд на Неле, похожий на вызов. Возможно, ей так только кажется.       — Признание? Он признался?       — Да, почти сразу. Как видишь, даже надавить не успели, — спокойно продолжает Макс, указывая подбородком на задержанного. Вельховер удивляется, что Лидер Бесстрашия почти прямо намекает ей, что при допросах в их фракции не чураются насилия или даже пыток. Это признак доверительного отношения? Или… предупреждение?       «Ебанная паранойя…» — Материться неловко даже в собственной голове, хотя оно уже как-то само вырывается. Все Эрик виноват! Кстати, где его носит? Не он ли больше всех за раскрытие дела топил?       — О. Ладно. Может, он и про свои причины рассказал? Должны же у него быть… какие-то причины, я-я должна знать, за что она умерла… — Неле надеется, что ее не слишком дергает и перекашивает, пока она пытается изображать простое желание дочери получить ответы на мучающие ее вопросы о смерти матери. Не то чтобы она и впрямь не хотела знать, ничто из сказанного не является ложью — тогда какого черта чувствует себя шпионкой на грани разоблачения? В данной ситуации она действует полностью в своем праве. Эта мысль помогает несколько расслабиться.       — Рассказал, — Сквозь зубы цедит Макс, кулаки за спиной сжимаются, — Ублюдки работали в прямом подчинении твоей мамы, так что, Лив первая про их промысел узнала. А она, ну, ты ее знаешь, всегда за своих рвала на части…       — Мама дала им возможность самим с этим покончить и встать на путь истинный? — Предполагает девушка в ответ на красноречивый взгляд собеседника, который скупым кивком подтверждает ее правоту. — Да, это похоже на нее. Она могла быть строгой, даже немного холодной, но всегда видела лучшее в людях и заботилась о тех, кто ее окружал.       Они улыбаются друг другу, впервые тепло и искренно. Тоскливая тишина оборачивает коконом, ненадолго заглушая удушливый мир. Тогда Макс нарушает молчание.       — Лив была достойным человеком. За то и поплатилась. — В злых словах чувствуется горечь. Неле обнимает себя за плечи, чтобы сдержать подступившие к горлу слезы. Выдыхает и улыбается.       — Даже если бы она заранее знала, что случится, не стала бы сожалеть. Она дала им шанс, потому что считала это правильным. Я чертовски злюсь на нее, но… уважаю ее решение, — Бесстрашная смаргивает все же вырвавшиеся на свободу слезинки и жестом просит Макса ничего больше не говорить. И так уж очень разоткровенничалась.       Подойдя ближе к окну, она сопоставляет внешний вид задержанного с характеристиками из отчета Эрика. Этот Крэйн подходит под параметры: невысокий, как для мужчины, худощавый, пластичный. И мотив у него, в отличие от Анны Дейн, ясный.       — Можно воды? Долго болтаем, в горле пересохло, — Крэйн перебивает детектива на полуслове сиплым голосом, непринужденно улыбаясь. Его поведение должно бы возмутить в Неле праведный гнев, но нелепые попытки придурка хорохориться, когда все уже рухнуло, ее не задевают. По помещению разносится треск оплеухи.       — А по уху не хочешь? — Угрожает бритоголовый сотрудник — разумеется, уже после удара. Парень трет ушибленную левую щеку и ухо правой рукой, неудобно потянув наручники, и разумно прикусывает язык. Бесстрашные по эту сторону стекла реагируют одобрительными смешками и пренебрежительным фырканьем. Макс шепчет беззвучное проклятье.       — Дайте ему воды. Он, может, и убийца, но мы-то не варвары, — Безразличным тоном просит Неле, глядя прямо перед собой. Женщина в униформе недоуменно выглядывает из-за плеча Старшего Лидера, двое за столом оборачиваются с похожей смесью эмоций. Вельховер не реагирует, только вопросительно смотрит на Макса. Тот кивает, не разрывая изучающего зрительного контакта.       — Ты ее слышала, — Серьезно, возможно, нарочито серьезно бросает он коллеге. Женщина покидает комнатку, сухо кивнув. Макс неясно улыбается. Который раз Неле определяет его реакции как «неясные», «непонятные» или «неоднозначные»? Она могла бы принять его за родного брата Эрика, если бы не очевидные внешние отличия.       — Наконец, вижу, что ты дочь Лив. Такая же добросердечная… И с той же уверенностью раздаешь приказы, — Подразумевавшееся умиление в устах грубого военного искривляется в насмешку. Девушка в ответ неопределенно пожимает плечами. Она никогда не считала свое дефектное сердце еще и добрым. И никогда не пробовала раздавать приказы.       — Мы пока не знаем, действительно ли он виновен. Он так легко признался… Может, покрывает кого? Или пытается скрыть что-то серьезнее? — Новая провокация вылетает легче отпущенной птицы. Да, Макс, может, ты кого-то покрываешь? Или пытаешься скрыть что-то серьезнее?       — В любом случае, волноваться не о чем. Через пару дней мы передадим ублюдков Искренним, — Мужчина не покупается и, более того, разрушает своим уверенным, довольным заявлением все версии событий, выстроенные ярким воображением Неле.       — Мы передаем их в суд? И сыворотку им введут? — Девушка не может скрыть удивления, хотя, по идее, удивляться тут не должно. Черт, Макс точно поймет, что она им всем не доверяет и что-то разнюхивает. Эрик ее убьет.       — Разумеется, как и подобает по закону. — Спокойно кивает Старший Лидер. Если реакция Неле его и смутила, виду он не подал. — Мы не хотим обвинить невиновных.       Это озадачивает.       В допросной появляется давешняя женщина со стаканчиком, и в глубокой задумчивости Вельховер наблюдает, как Крэйн принимает воду, с благодарным кивком отпивает. Когда он поднимает невидящий взгляд на стекло, его спрашивают, сожалеет ли он о том, что сделал.       — Больше всего на свете.       Это перестает иметь всякий смысл.