Мелиан. Охота Дикой Кошки

- Красиво, не правда ли? - О да! - искренне выдохнула я. - Потрясающе! Золотисто-алые лучи заходящего солнца дробились о крыши низеньких домов, отчего те сияли, словно новенькие золотые дории. Интересная традиция – настилать на верх строения медные полоски. В густой, словно кисель, сиренево-оранжевой выси неба проплывали чёрные силуэты птиц, а внизу тоскливо перекликались муаззины, провозглашая вечерний азан с вершин минаретов. Прохладный ветерок ласково касался моего разгоряченного лица, принося с собой пряный аромат вечерних цветов, смешанный с запахом базилика и жарящегося мяса. Столица Ранаханна готовилась к наступлению ночи. Мы с калифом стояли на самой высокой башне "Лилии", откуда с узкого балкона открывался изумительный вид на Хайсор. Глядя на этот древний город, раскинувшийся под ногами, я начала понимать, почему знаменитый алдорский поэт Афелион назвал столицу Ранаханна «прекрасным цветком, распустившимся в краю пустынь, песчаных бурь и засух». Хайсор и впрямь походил на цветок – прекрасный, пленительный и загадочный. Я тряхнула головой и слегка улыбнулась собственным мыслям. Похоже, скоро влюблюсь в столицу Ранаханна и начну слагать поэтические оды городу. Не следует забывать, что я явилась сюда не за стихотворными изысканиями. - Вас что-то рассмешило, Каэрре-хэннум? - с вежливым любопытством спросил Теймуран, внимательно глядя на меня. Я покачала головой. - Красота Хайсора настолько поразила меня, о лучезарный, что я почувствовала в себе не испытываемую мной доселе тягу посвятить вашему городу какое-нибудь стихотворение. - Вы пишете стихи? Я рассмеялась. - Немного, Ваше Величество. Прелесть столицы поразила меня в самое сердце, и я, пожалуй, посвящу Хайсору несколько строк. Обещаю, что вы непременно прочтёте их! Глаза калифа загорелись восторгом. Он стукнул себя ладонью по груди и воскликнул: - Поверьте, о прекрасная хэннум, это самые прекрасные слова, что мы слышали за последнее время. Ничто так не ублажает слух властителя, как искреннее восхищение чужеземца его страной! Я улыбнулась шире, изо всех сил стараясь передать нужное восхищение, с трудом подавив зевок. Восточное велеречие, в рамках которого некоторые вещи повторялись по нескольку раз, облачаясь в изысканные метафоры, начало меня утомлять. Мы посвятили почти весь день исследованию дворца. Калиф провёл нас с Дарсаном по целой анфиладе комнат, распахивая двери и демонстрируя такое пышное убранство, что на фоне его особняки алдорской знати казались жалкими коннемарскими лачугами. О да, мне доводилось бывать у власть имущих Алдории, правда не совсем в роли почётной гостьи. Ближе к вечеру, когда голова пошла кругом, а роскошь великолепных залов слилась в единое цветастое пятно, Теймуран, загадочно улыбнувшись, пригласил полюбоваться столицей. «Вы видели "Лилию", - сказал он, - но поверьте, её красота - ничто перед величием Хайсора». Я согласилась, досадуя на то, что нам так и не показали главного – сокровищницы и гарема. Да, кое-где в залах висели картины и гобелены, представлявшие из себя большую ценность, а по дороге в башню Дарсан чуть не опрокинул фарфоровую вазу работы хайаньских мастеров; даже на мой не очень намётанный глаз возраст безделицы насчитывал около пяти веков. Однако это были жалкие крохи; в сокровищнице калифа нас поджидала настоящая ценность. Скорее всего, калиф приберегал визит в святая святых дворца на завтра. Не зря говорят, что лучше всего запоминается последняя фраза в разговоре; так и калиф, очевидно, в завершении моего визита в "Лилию" решил окончательно сразить меня собственным величием. Как бы то ни было, сейчас я была вынуждена стоять на балкончике бок о бок с Его Величеством и поддерживать восторг при виде столицы. На узенькой площадке, огороженной коваными перилами, помещались только два человека, и Дарсан смиренно ожидал меня на лестнице. Воодушевлённое созерцание великолепного вида Хайсора скоро совсем мне опостылело, а Теймуран и не думал покидать башню. Бурно жестикулируя, он пламенно рассказывал мне о грядущих перспективах своего правления и какие меры он предпримет в дальнейшем, дабы ещё более возвысить Ранаханн. Я слушала его вполуха, погрузившись в медитативное созерцание окрестностей и поневоле представляя себе разочарованный гнев повелителя Ранаханна от того, что его излияния не вызывают у меня ни трепета, ни интереса. Однако кто бы мог подумать, что за невзрачным фасадом правителя кроется такой энтузиазм и любовь к стране? Только повезло ли её жителям? Как бы властитель не перегнул палку в достижении благополучия для всех и каждого. Кстати, о калифе. Его поведение казалось странным, а отношение ко мне – непонятным. Если остальных обитателей дворца, с которыми довелось пообщаться, я читала как открытую книгу, то Теймуран, если продолжить сравнение, был наглухо закрыт на висячий замок. Невинный флирт и кокетство, не выходящие за рамки приличия (я помнила наставления Дарсана), - моё главное орудие для расположения к себе лиц мужского пола - потерпели крах. Калиф вежливо улыбался, поддерживал тон светской беседы, но держался отстранено, не проявляя никаких признаков интереса – ни тайных, ни явных. Иногда возникало подспудное чувство, что он даже старается лишний раз не жестикулировать, чтобы ненароком меня не задеть. Лишь на балконе он позволил себе более сильные эмоции. При всём этом его поведение шло вразрез с его же стремлением всячески угодить мне и даже посвятить пару дней в угоду моему желанию совершить экскурсию по дворцу. Это было непривычно и тревожно. Я было заподозрила его величество в любви к сильному полу. Однако никто из встреченных нами слуг, включая неотступно находившегося рядом Дарсана, не вызвал у Теймурана никаких эмоций. Может быть, он и вовсе евнух, а гарем для прикрытия? Теряясь в догадках, я стояла на балконе, натянуто улыбаясь и глядя на собеседника. Муаззины смолкли, и наступил момент той особой тишины, какая обычно опускается на землю перед приходом ночи – звуки глохнут в вязкой ткани сумерек, воздух колышет прохладный ветерок, а на небе вспыхивают первые звёзды. Солнце почти скрылось за горизонтом, бросив на нас прощальный золотисто-алый луч. Тот скользнул по щеке калифа, отразившись в его медальоне-линзе; его тусклая поверхность неярко вспыхнула и будто бы поглотила свет. Мгновение помедлив, солнце скрылось. Повинуясь внезапному наитию, я сказала: - Какой у вас необыкновенный медальон, о лучезарный. Прошу извинить меня за то, что дерзнула прервать вас, но интерес мой слишком велик. Ломаю голову: что это за самоцвет? Мой вопрос застиг Теймурана в момент страстного рассказа о строительстве Великой Мечети Элоаха. Калиф запнулся, недовольно нахмурился и суховато ответил: - Воистину, женщине присуще крайне неуместное любопытство. Как сказано у Великого Пророка... - Он обернулся, явно ища подсказки визиря, но тот отсутствовал. Мне, задетой его отповедью, это показалось смешным. Я едва не прыснула, вовремя скрыв усмешку ладонью и сделав вид, будто чихаю. Холодно пожелав мне здоровья, калиф торопливо сказал: - На третий год нашего правления вернулись люди, отправленные ещё отцом в экспедицию к Забытым Пустошам. Я кивнула, недоумевая, зачем родителю Теймурана понадобилось посылать людей в земли, даже не граничащие с Ранаханном? К тому же об этой местности ходили недобрые слухи: это была единственная незаселенная территория на материке. Пустоши раскинулись на северо-восточном побережье, простираясь вглубь нашего материка вплоть до Кайташеррских степей, которыми полностью владело кочевое племя Воронов. Однако на Пустошах кочевники не селились, предпочитая держаться от них подальше. По слухам, распространяемым бродячими торговцами и музыкантами, эти земли представляли собой тоскливую равнину, занесённую песком и покрытую кучками голых, изогнутых под самыми невообразимыми углами деревьев. Картину дополняли рассказы пиратов, чьим судам иногда доводилось проходить мимо этих неприветливых берегов. Хлебнув лэя в таверне на побережье Двух Океанов, они говорили о странном песке Пустошей, мерцающем в темноте зеленоватым светом, о полупрозрачных тенях, скользящих меж мёртвых деревьев, и о громадных камнях, разбросанных по равнине, насколько хватало глаз. Не знаю, насколько правдивы были их рассказы. Сдаётся мне, трудновато разглядеть столько подробностей, просто проходя мимо берегов, да ещё не с самым сильным амулетом видения(43). Интересно, что искали там люди калифа Аббаиса Шестнадцатого? И удалось ли им это найти? - К сожалению, из похода вернулись не все, - продолжал наследник старого калифа. - Дорога к Пустошам далека и опасна. Ничего примечательного экспедиция не принесла. Кроме этого медальона. Он с нежностью погладил выпуклую поверхность линзы. В очередной раз подавив желание последовать его примеру, я промолвила, будто невзначай: - Уверен ли лучезарный, что эта безделица действительно найдена на Пустошах? Откуда ей там взяться? Лицо калифа неуловимо помрачнело, а тон лишился ещё нескольких нот приветливости и обходительности. - Хэннум, мы склонны доверять нашим слугам. Без доверия нет преданности, так, кажется, сказано в Священной Кни... - Он вновь обернулся, но его верного советника рядом не появилось. Тогда Теймуран насупился – точь-в-точь ребёнок, у которого отняли игрушку – и сухо произнёс: - Мы благодарим вас за чудесную компанию. Мы распорядимся, чтобы вас проводили до ваших покоев, а завтра за вами зайдет слуга. Вы ещё не увидели всех чудес "Лилии". Поняв, что сегодняшняя беседа окончена, я поспешила откланяться, пышно возблагодарив его за оказанную мне милость. Интересно, почему он так взъелся из-за какого-то медальона? *** «Не понимаю, Каэрре-хэннум. Почему нам не показали гарем?» Перо скрипуче чиркало по пергаменту, оставляя неровный чёрный след и кляксы. - На празднике главное блюдо всегда приберегают под конец, - вполголоса сказала я, вынимая шпильки и распуская узел волос. Дарсан невидяще посмотрел на меня и вновь яростно набросился на пергамент. Строчки змеились из-под его руки. «Мне недоступно и другое, хэннум. Тетка рассказывала, что при дворе состоят несколько прорицателей. Они толкуют сны калифа, защищают его от дурного глаза и порчи. Ещё они предсказывают ближайшее будущее. Обычно мы видели их, когда калиф выходил к народу. Сейчас их нет». Я успокаивающе похлопала разгорячённого паренька по плечу и ласково прошептала: - Это не наша забота, Дарсан. Перестановки при дворе – не наше дело. Давай ложиться спать, завтра поиски должны подойти к концу. Паренёк пару мгновений буравил меня тяжёлым взглядом, потом безнадёжно махнул рукой. - Вам что-нибудь ещё нужно, хэннум? Я устало улыбнулась и покачала головой. - Ступай. Лёгкая завеса из мелких бусин колыхнулась с тихим музыкальным позвякиванием. Скрипнула кушетка – Дарсан укладывался спать. Я зевнула, потянулась и изнеможённо упала на прохладное шёлковое покрывало, не снимая одежды. Минувший день, полный впечатлений, настолько утомил меня, что я решила немного перевести дух, прежде чем разбирать кровать. *** Бескрайняя равнина, чьи границы размыты клубящимся по линии горизонта сизым туманом, простиралась вокруг меня, насколько хватало глаз. Воздух душный и спёртый; ни малейшего дуновения ветерка, будто вокруг застыло тёплое вязкое желе. И небо, такое же тяжёлое, свинцово-серое, как в Коннемаре, грозно нависающее над головой. Кажется, будто оно выгнулось вовнутрь пространства. Под этим небом я почувствовала себя ничтожной букашкой и попыталась сдвинуться с места, но ноги не послушались. Словно ступни вросли в почву. Где я? Что это за место? Как я здесь очутилась? На небе нет ни звёздочки. Луны тоже не видно. Краем глаза где-то там наверху можно уловить неясное движение. Будто тьма, наполнившая небесную чашу, клубится и беспрестанно извивается в безумной пляске. Сон это или явь? Чувствуя, как внутри начинает нарастать сосущий страх, я попыталась пошевелить хоть пальцем – тщетно! Холодное онемение разлилось по телу, отняв любую способность двигаться. Земля под ногами дрогнула – едва уловимо, но всё же заставив редкие песчинки на поверхности всколыхнуться. Оглушающую тишину прорезал гулкий стук сердца. Земная твердь вновь пришла в движение, словно огромный червь пробирался под окаменевшим слоем почвы. Если бы я только могла, то зажмурилась бы. Беспомощное ожидание - а вдруг этот "червь" выберется и проглотит меня? - оказалось куда страшнее неизвестности. Внезапно всё прекратилось. Колебания почвы улеглись, а темень вокруг начала развеиваться. Приглядевшись, я быстро поняла, почему. Над землёй стало разгораться тусклое, еле заметное зеленоватое свечение того мертвенного оттенка, какой испускают гнилушки в лесу. Оно разгоралось не постепенно, а резкими толчками, словно... Пульсировало? Свечение шло не от самой земли, а от появляющихся на её поверхности крохотных созданий величиной не больше ногтя. Они были похожи на плоские чайные блюдца, уменьшенные в несколько десятков раз; единожды возникнув, они, не шевелясь, застывали. Мне стало так жутко, как не было ещё ни разу в жизни. Когда стремительно увеличивающийся ковёр из "светлячков" подобрался к моим ногам, я напряглась изо всех сил, пытаясь собрать всю свою силу воли, чтобы сорваться с места. Тщетно. Рост "ковра" остановился за удар сердца до моих пальцев. Над самым плотным скоплением “светлячков” в воздухе померещилось движение. Все крохотные существа хлынули туда, и на месте уплотнения вырос бугор, все ярче и ярче пульсирующий зелёным так, что глазам было больно. Мне не дали даже удивиться. Бугор шевельнулся и принялся расти, с поразительной скоростью принимая очертания... Человеческой фигуры?! Удар сердца. На боках фигуры вздулись две припухлости, выплюнувшие плети рук. Удар сердца. Внизу копошащаяся светящаяся масса одним махом разделилась на две ноги-подпорки. Удар-удар-удар. Сердце начинает захлёбываться в безумном ритме страха. По телу фигуры пробежала дрожь последней пульсации. Ослепительное сияние стухло, и плоское лицо приняло внятные очертания. Передо мной стоял Моррис Сокол. Будь у меня голос, я бы закричала. Но губы не слушались, а голосовые связки не откликались на все попытки исторгнуть хоть какой-нибудь звук. Мне оставалось только безмолвно наблюдать. Бывший возлюбленный неподвижно стоял передо мной, безжизненно опустив руки. Лицо его было страшно: ввалившиеся щёки, тонкие губы, обнажившие зубы в кривой усмешке, пустые глазницы, из которых сочилась мерцавшая жидкость. В его облике не осталось ничего от того красавчика-пирата, которого я когда-то самозабвенно любила; сейчас это была скелетоподобная пародия на человека, обтянутая истлевшими лохмотьями некогда белоснежной рубашки и кожаных штанов. Призрак вздрогнул и повел ввалившимся носом, как собака, принюхивающаяся к подачке. Чёрные провалы глазниц обратились ко мне. В голове прошелестел глухой голос. «Здравствуй, крошка». Высохшие губы пирата не шевелись, но слова отчетливо звучали в моём мозгу. «Ты рада меня видеть?» Говорить я не могла. Но что мешало попробовать ответить ему его же способом? «Здравствуй, Моррис», - мысленно сказала я, стараясь сосредоточиться на произносимой фразе и не отвлекаться на полнейшую нереальность происходящего. Уголки рта Сокола разъехались в стороны. «Раньше ты была более ласковой, крошка. Ты уже нашла замену мне? Интересно, ему ты глаза тоже выцарапаешь?» Будь это под силу, я стиснула бы кулаки. Сам вид бывшего любовника внушал омерзение и гадливость, какие возникают при виде жирного червя. «Уходи, Сокол. Ты мёртв». «Разумеется, - оскал покойника стал шире. Ещё чуть-чуть, и кожа на щеках лопнет. - Я мёртв по твоей милости. Быстро же ты утешилась, Мелиан. Надо было оставить тебя на твоём убогом островке. Я показал тебе почти весь мир - и какова была твоя благодарность?» Я промолчала. «Теперь ты ищешь Призрака. А кто натолкнул тебя на такую мысль? Ты украла мою мечту! Мою единственную цель в той никчёмной жизни!» «Теперь это моя цель. Моя мечта». Сокол склонил голову набок. Голос в моей голове приобрёл оттенок саркастического злорадства. «А сумеешь ли ты найти его? Отыскать все вехи на своём пути, по которым ляжет одна-единственная дорога?» «Я уже отыскала одну, - мне очень не хотелось что-то доказывать Моррису, но ответы так и рвались в сознание, стремительно обретая вид мыслей. - Она здесь, во дворце калифа! И завтра я её заполучу!» «Тц-ц-ц, - мертвец издевательски-укоризненно покачал головой. - А сумеешь ли ты найти её? Подумай, крошка. Не кажется ли тебе, что ты ищешь чёрную кошку в тёмной комнате? Ведь у тебя всего-то и есть, что рассказ пьяного забулдыги да глупая самонадеянность. А если этой самой кошки не окажется в комнате - что тогда делать будешь?» Боги, как же я ненавидела его. Чувство это нахлынуло внезапно и сполна, поглотив остатки страха, блуждающего во мне. Я ненавидела его за эти насмешки, за предательство, за то, что заставил меня убить его. За то, что исковеркал мою душу. Призрачные обрубки его рук протянулись ко мне узловатыми ветвями. «Ты ещё пожалеешь о том, что сделала со мной, крошка». "Светлячок" сорвался с гнилой ладони и упал мне на плечо. Приступ панического ужаса болезненно сдавил мою глотку. Я выгнулась, хватая ртом спёртый воздух, выдавливая из лёгких едва слышный сип, и... проснулась. *** Лёгкий ветерок шевелил занавеси на окнах, принося облегчение и обдавая лицо свежим дуновением. Мир вновь наполнился звуками: где-то в окрестностях дворца мелодично заливалась ночная птица; снизу доносилось приглушенное бормотание стражников "Лилии" и чей-то раскатистый храп. Я лежала на боку, судорожно сжимая горловину абаны. Пропитанная потом одежда неприятно холодила тело. Левая рука, откинутая в сторону, отозвалась неприятным покалыванием при попытке пошевелить ей. Ко лбу прилипли пряди волос, а в горле царапало, словно я наглоталась сухого песка. Поморщившись, я перевернулась на спину, тяжело дыша и приходя в себя. Что это было? Кошмар? Они перестали мучить меня несколько месяцев назад. Тогда что же? Всё выглядело настолько реальным... и Сокол... Я хрипло вздохнула и обтёрла дрожащей ладонью лицо, липкое от пота. Пальцы нащупали две подсыхающие полоски на щеках. Неужели во сне плакала? Неужели Сокол даже после смерти продолжает что-то значить для меня? Я резко села на кровати и стянула абану. Пропитанные потом вещи, касаясь кожи, вызывали во мне брезгливую дрожь и неприятные воспоминания. Швырнув одежду на пол, я накинула халат, взъерошила волосы и принялась жадно пить холодную воду из хрустального графина, заботливо поставленного на прикроватный столик. Вода немного отрезвила меня и прояснила прочно засевший в мыслях сумбур. Ночные страхи стали понемногу съёживаться, отступая в глубину комнаты. Постепенно неистовое биение сердца стало ровнее, замедлило ритм и перестало отдаваться в горле; вместо деревянной скованности возникло желание выйти из комнаты, подышать полной грудью и хорошенько обдумать происходящее. *** Двери комнаты выходили в открытую галерею, с балюстрады которой открывался вид на внутренний двор "Лилии небес" – изысканный многоуровневый сад с миниатюрными прудиками, полными экзотических рыб, аллеями фруктовых деревьев и изящными статуями. Во время дневной экскурсии я не успела толком разглядеть и оценить кропотливую работу дворцовых садовников, и сейчас мне представилась такая возможность. Втайне радуясь, что рядом нет калифа с его высокопарными речами и непонятными обидами, я облокотилась о перила галереи и поплотнее запахнула халат. Ранаханнские ночи отличаются той особой прохладой, что приходит в жарких странах на смену дневному палящему зною. В серебристо-молочном свете убывающей луны сад казался хайаньской акварелью, нарисованной на тончайшем шёлке. Казалось, только дотронься до него рукой – и волшебное очарование исчезнет. Каскадом звёзд белели внизу цветы сумеречной гайаты – растения с невзрачными листьями и огромными, похожими на фижмы алдорских придворных красоток, цветами. Они распускаются только после захода солнца и неистово благоухают, приманивая ночных бабочек. Нежный аромат слегка успокоил меня. Я глубоко вздохнула и подняла голову, с наслаждением любуясь таким родным куполом неба, чей бархат был усыпан гвоздиками звёзд. Эмоции распирали грудь. Я стала тихонько напевать старую моряцкую песенку, услышанную когда-то от Одноглазого Тома, когда позади раздался голос. - Вы не спите, Каэрре-хэннум? Я испуганно поперхнулась, откашлялась и сердито ответила, не оборачиваясь: - Капитан Коннар, неужели дворцовый этикет позволяет так бесшумно подкрадываться и пугать гостей? Рядом со мной возникла массивная фигура северянина. Капитан облокотился на перила и тоже задумчиво уставился на сад. Я украдкой рассматривала его: он сменил бежевую с серебром дисдасу, в которой щеголял днём, на более простую, чёрную, и теперь напоминал огромного ястреба, приготовившегося схватить добычу. Его огромный рост вновь пробудил во мне совершенно ненужное ощущение хрупкости и беззащитности, но я уже не чувствовала ни малейшего страха. - Я простой воин, хэннум, - сообщил капитан, то ли умело притворяясь, то ли действительно не замечая моих взглядов. - Все эти условности и правила – полная чушь. Мне платят за то, чтобы я следил за безопасностью дворца и его обитателей, а не расшаркивался по каждому пустяку. Я почувствовала невольную симпатию к наёмнику и позволила себе слабую улыбку: - Похвально. Капитан повернул голову и пристально посмотрел на меня, прищурив чуть раскосые тёмные глаза: - А вы так и не ответили, хэннум. Что вы тут делаете? Не хотелось бы поутру не досчитаться столь важной гостьи. Я обезоруживающе развела руками, стараясь не выдавать напряжения. - Вы угадали, капитан: мне не спалось. Тяжело, знаете ли, засыпать в незнакомом месте. Вот я и решила, что небольшая прогулка по свежему воздуху – это отличное лекарство от бессонницы. Могу ли я считать, что мы пришли к единому мнению? Капитан тряхнул густой гривой волос и раскатисто рассмеялся. - Каэрре-хэннум, то, что для вас легкая прогулка, для меня - еженощный обход дворца. - Были случаи? - уточнила я, вспомнив его слова о важной гостье. Капитан вновь улыбнулся. Напряжение пошло на спад. - Это дворец самого важного человека в Ранаханне, хэннум. Здесь нужно быть постоянно готовым ко всему. Я побарабанила пальцами по перилам балюстрады и вспомнила ещё кое-что. - Капитан Коннар, пока вы не продолжили свой обход, можно вопрос? Наёмник склонил голову, внимательно глядя на меня. - Этим днём вы сказали странную фразу, мол, я сама не знаю, во что ввязалась, но так и не пояснили, что вы имели в виду. Почему бы вам не сделать этого сейчас? Северянин медленно повернулся лицом к саду. Его голос, прозвучавший после непродолжительного молчания, был низким и на редкость серьёзным. - Я повторюсь, хэннум: я воин. Воин не имеет право на ошибочные суждения и выводы, особенно если речь идет о его нанимателе. Просто позвольте дать вам небольшой совет: постарайтесь не проводить много времени наедине с калифом. Он стал странным в последнее время. - Странным? - изумленно перебила я. Капитан гневно глянул на меня и с нажимом продолжил: - Я не могу точно сказать, в чём заключается его странность. Это не бросается в глаза. Однако моё чутье – а оно меня ещё никогда не подводило, поверьте – в последние полгода упорно твердит, что с ним неладно. - Исчерпывающее объяснение, - вздохнула я. - Только оно как-то не очень вяжется с вашим грозным заявлением. Ответом мне вновь стал раздражённый взгляд из-под нахмуренных бровей: капитан явно не переносил, когда ему перечили. Он помедлил ещё немного, а затем вдруг распрямился, отстегнул что-то от пояса и протянул мне. - Возьмите это, хэннум. Надеюсь, вам оно не пригодится, но раз вы такая недоверчивая, пусть это станет гарантией вашей безопасности. Я удивленно рассматривала простые кожаные ножны, в которые был вдет недлинный острый кинжал с рукоятью, замерцавшей инкрустацией в дрожащем лунном сиянии. - Спасибо, но... - Считайте это проявлением чувства долга капитана дворцовой стражи! – отрезал северянин столь безапелляционно, что мне не осталось ничего, кроме как принять подарок. - Носите его всегда с собой. Это мой личный кинжал, поэтому я даю его вам на время; вернёте перед отъездом. Спокойной ночи. Капитан коротко поклонился мне и удалился размашистым, но абсолютно бесшумным шагом. Я медленно вытянула оружие из ножен и задумчиво провела пальцем по холодному лезвию. Спасибо за предупреждение, капитан. Похоже, я судила о тебе слишком предвзято. Надеюсь, завтра всё пройдет гладко. Надеюсь, ты не будешь мне больше сниться, Сокол. 43 - амулет видения - морской амулет, в который встроен самоцвет, как правило, кварц или лазурит, позволяющий владельцу видеть достаточно отдалённые от него предметы.