Парень, девушка и собака

Сцена I.ii

(Где-то еще: за пределам Чертогов Мандоса, в переплетающихся сумерках у корней гор. Несколько широких и низких, плоских каменных ступеней ведут к самым величественным вратам, которые только были – или будут – построены. Никого нет, пока не входит Лутиэн (буквально сгущаясь из теней), оказываясь у подножия лестницы. Как и все тени в подземном мире, где все раскрашено во всевозможные оттенки серого, она не выглядит «призраком», то есть не светится и не выглядит чужеродно – в конце концов, это место предназначено именно для теней; чужеродно здесь будут выглядеть как раз живые. Она аккуратно, но просто одета, совсем как в начале пьесы, но без украшений и лицо у нее выглядит изможденным). Лутиэн: Ну вот, я и добралась. (глядит вверх на Врата и тяжело вздыхает) Конец путешествия. Ничего не должно быть просто, верно? (издает странный смешок, качая головой). Врата закрыты – я все еще могу повернуть назад, даже вернуться домой или еще куда-нибудь: в этом нет ужаса, это даже не страшно. Я всем поступилась ради него, или, по крайней мере, так они сказали – и мне это вовсе не кажется пугающим. Кажется, протяни я руку – и схвачу первоосновные элементы вселенной будто горсть зерна, или я могу посмотреть сквозь Пламя – и увидеть суть любого предмета, если присмотрюсь достаточно хорошо, или я могу стать, кем захочу – деревом, Орлом, Гончей как Хуан, или даже одной из звезд… (обнимает себя руками, вздрагивая, ходит туда-сюда, говоря сама с собой, то поднимаясь, то спускаясь по нижним ступенькам) Я вовсе не должна этого делать – никто не может мне указать, и именно поэтому я должна это сделать. (Она сверкает и переливается при ходьбе, особенно сильно это заметно в подстриженных волосах и на темном плаще, волосы длиннее и гуще, чем в предыдущих сценах). Все кажется таким далеким, маленьким, изящным и почти ненастоящим, как тот город, который я видела сверху. Не сравнить с огромным космосом, который еще надо исследовать. …Но этот крошечный город-цветок полон жителей, каждый из них со своей неповторимой жизнью, важной для кого-то еще, и они делают какие-то важные дела, чему-то учатся, сочиняют новые песни, даже если я не могу это увидеть. И я знаю, что Средиземье важно, даже если оно кажется малой частью Музыки, которую я почти слышу сейчас. (криво улыбается) Разве не сама Песнь зовет меня присоединиться к ней, самой стать подобной богам, создавать и менять мир, делать это, как моя мать, и лучше, чем она, даже если об этом никто не узнает. Разве я не справлюсь с этим лучше других, потому что я знаю, каково жить вовне, потому что я жила там и умерла – все это, прекрасное – величественно прекрасное – и невыразимо ужасное – разве я не могу двигаться сквозь него, и говорить с ним, и менять его, как Владыка Моря? Разве это не будет лучшим памятником Берену, чем остаться здесь призраком, оставив мою бессмертную жизнь и весь мир, чтобы только быть с ним, если они позволят? (качает головой) Я знаю, что бы он сказал. И мы бы стали бороться. (жестикулируя) Если бы я просто могла войти в Чертоги – это не должно быть трудно, правда? – и тогда бы я просто отвечала на их вопросы, и могла бы ничего не решать сама. Но тогда… тогда я не смогла бы выйти, ведь из тех, кто переступает порог, никто не возвращается, даже если бы Владыка Мандос мне позволил. Надо было просто идти и не останавливаться, не думать об этом. (пауза) И я боюсь. Я не знаю, что произойдет, не знаю, что я скажу, не знаю, что они скажут. Может, я нанесу ему этим вред, хотя не знаю, как это может выйти. А если они откажут мне, что тогда? Как же останусь здесь навеки, зная, что не смогла спасти его, зная, что мне некуда больше идти – и я ничего не смогу сделать, ничего, кроме как только ждать, ждать конца мира, когда кончится и моя боль? А худший исход – вернуться домой к родителям, потерпев неудачу… (спохватившись, испуганно) …но что если они отошлют меня обратно? Я не смогу там оставаться, после всего, что они нам сделали, не смогу выдержать их чувство вины, и сентиментальность, и попытки сгладить все углы, обращаясь со мной как можно ласковее – если такое продлится хотя бы год, я сойду с ума. Если бы они выказали немного милосердия Берену в самом начале… или подумали обо мне, а не о себе… этого бы не случилось. Но я не хочу быть жертвой их совести. (фыркает, со злостью) Я буду жить одна в землях Семиречья, а может, отправлюсь в Гавани и увижу, наконец, океан или попытаюсь пересечь горы и найти Келеборна, Галадриэль и их народ. Я могу это сделать, ну, не хуже любого другого. Мне никто не нужен, если со мной нет Берена, и если я «нужна» им, то им же хуже! (трет глаза и иронически улыбается) Глупо, глупо, глупо – печалиться о вещах, которые еще не случились, и неизвестно, случатся ли. Я так от всего этого устала… что может быть, чего не может… Но я не могу остановиться и боюсь идти вперед, и никто мне сейчас не может помочь. (останавливается, смотрит вверх и расправляет плечи) Так. Не могу больше ждать здесь тех, кто отворил бы мне Врата. (идет было к Вратам, но снова колеблется). О, был бы ты здесь, Хуан! Но тут все не так как в прошлый раз, боюсь, ничем хорошим это бы не кончилось. (вздыхает) Никаких больше масок. Никакого обмана. Сейчас я должна сказать лишь чистую правду и надеяться, что этого достаточно. (Скидывает плащ на ступени: он тает, растворяясь в тенях) Берен – я здесь. (Поднимается к Вратам, они исчезают перед ней, когда она ступает в Чертоги Мандоса)