Маша

— Это что за такое!!! — Алиса и Ульяна почти сразу заметили мирно спящую на койке кошкодевочку. — Это… оно с хвостом! И ушами! Вот это наблюдательность! Хотя реакция у девчонок вполне адекватная, что не удивительно после всех местных чудес. Мелкая, кстати, благоразумно спряталась за старшую подругу, которая мгновенно вскинула свою фомку (она с ней что, по лагерю бегала?) и встала в оборонительную позу. Особым образом порадовала Лена: рыжих она застала за обедом и перед возвращением предусмотрительно совершила набег на столовую. Несколько пачек кефира и целая горка сладких булочек определенно не будут лишними. Уходили девчонки через решетку на площади и буквально чудом разминулись с вожатой, которая увлеченно кого-то искала. Да и черт с ней! Уже не важно. Ульяна с ситуацией справилась очень быстро: как только поняла, что ничего страшного наша новая знакомая из себя не представляет, так сразу приблизилась к койке и начала с интересом её рассматривать. А вот Алиса, напротив, всё никак не может прийти в себя. Надо помогать. — Это и есть те самые ответы, которые я тебе обещала. Немного экзотично выглядит, конечно, но сути не меняет. — Где вы откопали это… эту? — Рыжая, вроде, расслабляться начала. — Эту. Её Юлей зовут. Тут, по катакомбам пряталась. — А теперь козырь! — Она про Семена всё знает. Не ошиблась я! Пробрало Двачевскую! Интересно, что её связывает с этим мифическим Семеном? Хотя, я догадываюсь. Ладно, не суть. Пока мы тут культурно дискутировали, ушастая проснулась, села на койке, внимательно осмотрела вновь прибывших и внезапно резко приблизилась к Алисе. — Рыжая… — Огромные карие глаза кошкодевочки как будто сверкнули. Алиса сначала снова подобралась, но быстро успокоилась. — Теперь я понимаю… Ты тоже солдат! Ну, в этом я ни разу и не сомневалась. — Маша! Это что за… — Голос Алисы звучал немного глухо, а взгляд был насмерть прикован к глазам Юли. — Она может помочь тебе вспомнить, кто ты есть на самом деле. Ты ведь уже догадалась, что этот лагерь совсем не то, чем кажется на первый взгляд? — Конечно. — Двачевская встряхнула головой. — То есть я вспомню… всё? — Именно. Вон, Лена уже вспомнила. Сигма коротко кивнула. Сразу после возвращения она, вооружившись тесаком, замерла возле двери в бункер и ни на что не реагировала. Колебалась Алиса не долго: — Что нужно делать? Процедуру вправления мозгов Алиса переносила гораздо болезненнее Лены, да и продолжалась она дольше. Ульяна переживала за подругу, но вмешаться не решилась. Когда всё закончилось, а Двачевская с потерянным видом упала на пол, мелкая все-таки бросилась к ней и схватила за руку: — Алиска! — В голосе чувствовался неподдельный страх. — Что с тобой?! Ульяна ещё что-то кричала, но и я и она понимали, что это уже не Алиса. В светло-карих глазах погасли озорные хитринки, уступив место до боли знакомой ледяной расчетливости. Плечи распрямились, всё тело словно подобралось, напряглось. Ещё секунда — «разбуженная» собралась с мыслями, резко вскочила, мгновенно приняв стойку «вольно», и назвалась: — Сеген Элис Двачевски, заместитель командира 785-й разведывательной роты «Палсар», 401-й танковой бригады «Иквот ха-Барзель» армии обороны Израиля. В ответ я тоже представилась и попробовала начать диалог: — Сеген… это старший лейтенант по-нашему? — Так точно. Вашему званию капитана соответствует наше звание серен. Алиса отвечает ровным голосом, но некоторая нервозность в нем ощущается. Продолжаем налаживать контакт: — Я считала, что в бронетанковых войсках ЦАХАЛ женщины не служат. — Срочницы не служат. Да и коренные израильтянки тоже. А таких, как я, там навалом. — Голос отчетливо дрогнул. Взгляд Алисы, до того направленный в никуда, сфокусировался на мне. — Я пятнадцать лет служу. Из них десять на гусеницах. Прошла все возможные мясорубки, зачистки и прочие антитерроры. Вожу четвертую «Меркаву», медаль «Итур ха-Оз» за вторую ливанскую войну получила. Это «За отвагу» по-русски. Но как бы я не старалась, сколько бы ни воевала — я всегда останусь всего лишь репатрианткой. Второсортной. Пушечным мясом. А все потому, что до совершеннолетия меня звали Двачевская Алиса Соломоновна. И жила я в славном городе Санкт-Петербурге. Надо же! Землячка, хоть и бывшая. Ладно, хватит ходить вокруг да около. Не факт что у нас много времени в запасе. — Ну что, сеген, располагайся. У нас есть о чем поговорить. Двачевская, наконец, расслабилась, присела на край койки, и с хрустом размяла костяшки пальцев. Ульяна всё это время пораженно смотрела на того, кто ещё недавно был её близкой подругой, веселой и озорной девчонкой с рыжими хвостиками. А теперь превратился во что-то совершенно чужое и непонятное. Алиса никак не реагировала на мелкую. Немного подумав, она в упор посмотрела на меня: — Да за что тут говорить-то? Всё и так очевидно. Ты меня спасла, мы на вражеской территории, возможности связаться со своими у меня нет. Короче, командуй, серен. — Вот это ты таки резко заложила! — А зачем кривляться-то? — Алиса холодно усмехнулась. — Я прекрасно себе представляю, что такое капитан русского спецназа. И таки что-то мне подсказывает, что с таким командиром как ты, я не пропаду. Ну, или, на худой конец, продам свою жизнь подороже. — Как-то не оптимистично. — Реалистично зато. Уж в чем в чем, а в начальниках я разбираюсь. — Что, сильно доставали? — Само собой. Я и на малую родину-то попала из-за того, что меня мои бравые командиры решили крайней назначить. — Не поняла. На какую родину? — Ну, так я сюда попала, когда в Питер рванула. Из Пулково ехала, заснула в автобусе. А проснулась тут. Опа! Локализация вырисовывается! Лена ведь тоже сюда попала, когда из Питера в Москву ехала. И я в пригородах северной столицы была, когда так неудачно заснула. Интересно получается, надо запомнить. — А что ты там забыла? — Родных повидать, отдохнуть. Забыться, в конце концов. — Двачевская нервно выругалась. — Родной ЦАХАЛ таки решил меня наградить за верную службу и четкое выполнение приказов. Правда, несколько своеобразно — отстранили от службы и начали проверки устраивать. Однако ж выезд не запретили. Вот я их в итоге и послала по известному адресу. И домой рванула. — Домой? — Именно. — Алиса удобно расположилась на койке. — Знаешь, я частенько бывала на волоске от билета в один конец. Глаза в глаза дралась, ну ты понимаешь. Всякое бывало. Но когда тебя предают свои же… притом в подлую, за спиной. В больших красивых кабинетах. Твари! — Понимаю… — Не, это вряд ли. Я ведь не от хорошей жизни палестинцев по пустыне гоняла. Родители мои начудили капитально. Кто-то им красиво напел, что на земле предков прям рай и молоко бесплатно. Типа всем сразу дом, машину дают, и работать не надо. Тогда, в начале 2000-х, целая волна репатриации была. Это потом мы поняли, что государству Израиль глубоко параллельно на своих новых граждан. Никто им сказку делать не собирается. А вот работники нужны. И пушечное мясо нужно. Вот и вышло в итоге, что мой папа, доктор философских наук и бывший профессор гуманитарного универа, на земле предков был вынужден мацой возле рынка торговать. И сладким бубалехом. А мама, хирург с огромным опытом, за стариками в местном приюте утки мыть. Алиса резко дернула головой, окончательно разметав уже и так основательно растрепанную прическу. На какое-то время установилась тишина, нарушаемая лишь хрумканьем Юли, которая уничтожала третью сладкую булочку. Ульяна пристроилась на краю койки, но всё ещё не могла переварить происходящее. И только Лена смотрела на все равнодушным ледяным взглядом. Вскоре Двачевская продолжила: — Но самую большую свинью родители подложили мне. Не подумали, они, видите ли. Через два месяца после репатриации мне стукнуло 18. Это во всем остальном мире девочка в таком возрасте радуется жизни, получает внимание противоположного пола и предается романтике. Мне заместо всего этого достался броник, автомат и пустыня с террористами. Срочку я в «Каракале» оттянула. Притом уже там началось резкое деление на коренных и «понаехавших». Местные девчонки дрыхли в казармах, фоткались в купальниках с автоматами, и с офицерами флиртовали. А нас, после двух недель учебки, сразу на зачистку села бросили. Вот так я стала взрослой. Охренеть какой контраст: ещё недавно тебя мальчик из школы вдоль Литейного провожал, а сегодня ты в Секторе такому же мальчишке мозги вынесла. Буквально. Короткой очередью. И такая мясорубка повторяется с завидной регулярностью. А самое поганое, что после срочки я вдруг поняла, что больше ничего не умею. Мирная жизнь давно кончилась, как будто её и не было. Вот так я и осталась в армии. Сначала штурмовиком пахала, до звания рав-самаль дослужилась, это примерно как старшина у вас. А потом переучилась и в бронетанковые перевелась. Как раз разведроту в бригаде «Иквот ха-Барзель» комплектовали. Думала — повезло. Самые новые танки, снабжение хорошее…, а потом поняла, что эта рота, по сути, настоящий клуб самоубийц. Нами самые опасные дыры затыкали, особо не заботясь о том, выживем мы или нет. Одно слово — смертники. И брали туда всех подряд. Ну, вот наводчица моя, допустим, Хайма Стефанович — уголовница. Была осуждена за грабеж и тяжкие телесные. Та ещё заноза. Ей выбор предложили: десятка на зоне или два года смертницей. И это мне с ней ещё повезло. Но больше всего туда попадало репатриантов. Таких, как я. Ну что? Опять удача! Тут весь контингент прям как на подбор: спецназовец, сигма, телепатка ушастая. Теперь вот израильский штурмовик с немалым опытом реальной войны. Это не может не радовать! Алиса тем временем рассказывала дальше: — Броня, конечно, отличная, тут слов нет. Нам часто экспериментальные машины для испытаний в реальных условиях подбрасывали. Моя «четверка», например, как раз с опцией «разведка плюс десант». Автомат заряжания вместо подающего, движок форсированный, большой десантный отсек в корме. Ну и ещё куча профита. Самое главное — два члена экипажа вместо четырех: командир-водитель и радист-наводчик. Прогрессивная инновация, понимаешь. Вот на таких красавицах мы и двинули в один прекрасный день на прикрытие каравана беженцев. В Секторе очередное обострение было: боевики два селения сожгли. Ребята из пограничной стражи должны были гражданских выводить. Сотни три. Дети, женщины, старики. Мы им проход обеспечивали. И всё бы хорошо, но была на пути колонны палестинская деревушка. Вот там эти гады и засели. Мирняком своим прикрылись. И, когда мы на позиции выдвигались, долбанули минометами по пристрелянным точкам. Нас семь машин было, я вторую тройку вела. Командир, серен Хачинсон, третьим в колонне шел. Твари целенаправленно по его машине влупили. Другим тоже досталось. С неба буквально минный дождь пошел. Броня аж зазвенела. Головной машине сразу в моторный отсек прилетело, хорошо хоть в сторону откатились. Экипаж эвакуировался. А вот командиру не повезло. Четыре прямых попадания подряд, детонация укладки. Башню сорвало. Я, как замком, приняла командование, и… короче… решила проблему. Развернула отряд и двинула на деревню. Раскатали мы её, наплевав на то, что там мирняк был. Человек пятьдесят на гусеницы намотали. Ни одна тварь не ушла… и ведь я все правильно сделала! Во всех наставлениях прописано, что в подобной ситуации необходимо любыми средствами обезопасить проход колонны. Но командиры решили повесить на меня всех собак. Чуть ли не в геноциде обвинили. А я всего лишь приказ выполняла. Как всегда четко и до конца. Не зря я разглядела в Алисе родственную душу. Ох, не зря. — Э… подробно ты мне тут всё расписала. Даже вопросов придумать не могу. Пока. — Не хочу, чтобы между нами недопонимание было. — Двачевская холодно усмехнулась. — Если и вправду вместе воевать придется, лучше все сразу прояснить. И чем быстрее, тем лучше. — Профессионально. — И меня это снова радует. — Что ж, добро пожаловать в наш маленький отряд, сеген. Тебя, кстати, как называть-то? Элис, Алисой или по званию. — Как хочешь. Я не привередливая. — Свежезавербованная рассмеялась, но вдруг резко осеклась. — У меня тут… короче, я кое-что выяснить хочу. С этими словами Алиса резко вскочила с койки и двинулась в сторону Лены. Девушки какое-то время напряженно друг на друга глядели, затем Двачевская что-то произнесла. Видимо, опять на иврите. Сигма ей тут же ответила, надо полагать, на нем же. Вообще в том, что сигма владеет таким не особо популярным языком, как иврит, нет ничего необычного. Весь секрет тут в одной простой особенности: для Лены не существует понятий «свободное время» или «личные дела». Если ей нечего делать, то она, как сейчас, будет стоять у стены и ничего не делать. Чтобы такого не было, сигм постоянно загружают обучением и тренировками. Я не удивлюсь, если она и на языке эвенков свободно разговаривает. Перебросившись ещё несколькими фразами с Леной, Алиса вернулась ко мне. — И что это было? — Я так-то тоже не люблю недопонимания. — Секретничаешь? — Да ничуть. — Рыжая резко дернула головой, сбрасывая с лица растрепавшиеся волосы. — Просто хотела уточнить, кто на самом деле скрывался под личиной нашей милой скромницы. — Успешно? — Ну… просто когда я… была не в себе… короче, Леночка, когда сюда попала, несколько раз подряд тут локальный холокост устроила. В том числе и мне. — Да, я в курсе. — Отличный у Двачевской самоконтроль. Даже намека нет на страх, злобу или нервозность. Опыт. И не малый. — Ну, теперь-то я понимаю, что это она на очень профессиональном уровне проводила допросы в полевых условиях. «Потрошение», проще говоря. Вот и хотела уточнить, кто же она на самом деле. — Я так понимаю, ты в своих предположениях не ошиблась? — Нисколько.