Mensonge and Betrayal

Новая глава романа была отправлена Артуром редактору вовремя, и даже слегка опережая установленный срок. Господин редактор, глубокий ценитель художественной литературы и по совместительству — страшнейший критик и гроза всех европейских и американских писателей, разносящий в пух и прах с холодным спокойствием любого неудачливого автора, осторожно передвинул чашку с горячим кофе в сторону и открыл пришедшее в одиннадцать поутру письмо (а значит, в пять часов по бостонскому времени) от своего партнера-писателя. Автоматически щелкнув на крестик на выплывшем предупреждении о новом сообщении от знакомого и крайне неугомонного скандинава, он пренебрежительно пролистнул первые три страницы присланного текста. Потом еще три. Потом еще четыре. С удивлением изогнув бровь, редактор щелкнул на значке скайпа и набрал сообщение вечно красной («Нет меня!») иконке Льюиса Дефо. Артур отреагировал сразу. NorvTroll: Что это? Merlin: Что, все так плохо? Надо было все-таки послать тебе анекдоты Альфреда вместо текста! NorvTroll: Ненавижу американский юмор. Merlin: Я в курсе. Но это лучшее из моих предложений на данный момент — или бостонские байки, или моя ночная писанина. Выбирай. NorvTroll: Тут не меньше сорока страниц. Ты написал это за одну ночь? Merlin: Да. Dammit, я так и знал, что все получится из рук вон паршиво, если я буду писать впопыхах... NorvTroll: Это гениально. Артур на секунду замер и осторожно убрал руки от клавиатуры ноутбука, откинувшись обратно на спинку кресла. В такие моменты ему очень хотелось закурить, причем не паршивые сигареты, смольный дым от которых всегда раздражал его легко улавливающий любые запахи нос, а хорошую, добротную трубку, как в старых фильмах. Наверное, с трубкой Холмса он бы выглядел забавно, но лишь качественный табак мог бы сейчас помочь сложить ему картину в единое целое, а не глядеть на все произошедшие события как сквозь разбитую призму. Если его редактор, Кетиль Йенсен, говорит, что его текст гениален, значит он точно вчера слишком сильно ударился головой и у него начались галлюцинации. Артур вообще не был уверен, что такой циничный критик, как Кетиль, в принципе способен совместить слова "текст" и "гениально" в одном предложении. Это было против его природы. Этот факт Артур уяснил еще в первый день их знакомства. *** В Осло стояла предрождественская суета, отчего все улицы столицы были запружены горожанами, туристами и детворой, которая, хохоча, носилась туда-сюда по припорошенному снегом тротуару и так и норовила попасться под ноги. Увернувшись от одного такого мальчугана, бегущего к магазину новогодних сладостей, Артур Керкланд поправил шарф и ступил на Большую площадь. Вот уж где было сложно развернуться — главная площадь столицы Норвегии была любимейшим местом народных гуляний и столичных торжеств. А ведь традиционная февральская ярмарка будет только через три месяца, и Артур боялся предположить, сколько же в таком случае здесь образуется народу. Осторожно пробираясь к Кафедральному собору, он то и дело приносил свои извинения со, скорее всего, страшнейшим акцентом перед случайными прохожими, которых ему невольно приходилось расталкивать, чтобы добраться до центрального входа архитектурного памятника. Подойдя ближе, Артур сразу приметил стоящего у древней лестницы в одиночестве молодого мужчину. Одетый в теплый плащ и с завернутым вокруг шеи темно-синим полосатым шарфом, он с каким-то отсутствующим видом изучал резные окна церкви, не обращая ни на кого особого внимания. В волосах блеснул бледным серебром крестик, и Артур полностью уверился в личности стоящего перед ним человека. — Мистер Йенсен? — Артур подошел поближе. — Вы угадали, — почти сразу откликнулся тот и повернул голову, бросая оценивающий взгляд на незнакомца. — Чем обязан? — Артур Керкланд, — кивнул англичанин и протянул руку норвежцу. — Я назначал с вами встречу сегодня. Благодарю за то, что пришли. — Значит, это были вы, — без интонаций признал Кетиль. — Надеюсь, вы не зря отвлекли меня от дел, позвав сюда, и наш разговор действительно будет существенным. — Полагаю, — не оставшись в долгу, мягко парировал Артур, — если вы согласились на встречу, диалог так или иначе уже показался вам примечательным. Ранее ничего не выражающие глаза Кетиля блеснули слабым интересом. Он еще раз коротко окинул взглядом собеседника и кивнул, первым двинувшись вдоль площади. Керкланд поспешил за ним. — Что ж, если вы решили занять мое время, прошу сразу перейти к делу, — норвежец дождался, пока Артур с ним поравняется, и продолжил диалог. — Значит, вы и есть знаменитый Льюис Дефо? Слово "знаменитый" было произнесено таким скучным тоном, словно критик не вкладывал в его значение ни капли смысла. — Боюсь, что да, — спокойно ответил Артур. — И вы желали встречи со мной, тем, чья профессия — причинять как можно больше моральных травм таким писателям, как вы? — Именно. — Я один нахожу это странным? — саркастично наклонил голову набок норвежец. — Боюсь, что так, мистер Йенсен. Кетиль задумчиво хмыкнул и поднял голову вверх, смотря на затянутое тучами норвежское небо, с которого сыпался ворох белоснежных хлопьев. Они вышли к скверу, который тонкой улочкой зазмеился меж празднично украшенных домов, устремляясь к ярким огням под аркой далеко впереди. Там угадывались очертания еще одной крупной площади, которую уже заполонили люди, создавая атмосферу предновогоднего настроения. Но пока они шли по умощенной старинными камнями мостовой, тянущиеся вверх дома надежно укрывали их от шума оживленного Осло. — Вы удивительный человек, мистер Керкланд, — после некоторой паузы, продолжил Кетиль. — Впервые в моей жизни меня ищет писатель, чтобы поподробнее ознакомиться с моим хобби. Обычно, они стараются избегать меня и не попадаться лишний раз на глаза. —Меня действительно интересует ваш талант как критика, мистер Йенсен. — Хм-м. — Но не совсем в обычном понимании этого слова. — Что вы имеете в виду? — Я ищу себе редактора. Норвежец остановился и удивленно развернулся к Керкланду. — И вы собрались предложить мне работу вашего редактора? — с иронией уточнил Кетиль. — Это именно то, ради чего я и проделал путь от Лондона до Осло, — ничуть не смутившись, кивнул Керкланд. Норвежец нахмурился, явно не предполагая такого диалога. Артур выжидающе замер, прекрасно понимая, что его предложение абсурдно по своей сути и нелепо по логике вещей. Но проработав в паре с несколькими наемными редакторами, которых предоставляли ему различные издательства, Артур понял, что на эту роль ему требуется особенный человек, которому он будет готов отдать хоть все 20% гонорара за романы, если это окажется необходимым. Ему требовался независимый, хладнокровный редактор, не видящий в имени Льюиса Дефо ничего, кроме набора букв. Ему требовался Кетиль Йенсен. — Я никогда не работал в качестве редактора, — с сомнением произнес норвежец, все еще хмурясь. — Уверен, подобная должность, при вашем складе ума, не покажется вам затруднительной. — Но она покажется затруднительной вам, — холодно прокомментировал Кетиль. — Вряд ли вам понравится мое мнение относительно ваших "творений". Хочу заверить вас, мистер Керкланд, что ваши предыдущие работы были очень слабы. — Это вы про мой фэнтезийный роман, набравший миллионные продажи, или про детективную историю в двух томах, ставшую бестселлером в прошлом году? — с легкой улыбкой уточнил Артур. — Про оба сразу, — прикрыв глаза, спокойно кивнул Кетиль, и Керкланд, не сдержавшись, рассмеялся. — Знаете, я очень хочу видеть вас своим редактором, мистер Йенсен, — с жаром выдохнул Артур. — Вы все еще уверены? — все так же размеренно и с весомым скептицизмом откликнулся тот, подняв бровь. — Могу предсказать, что с таким редактором, как я, ваш новый роман может вообще не увидеть свет. — Именно поэтому я в вас и заинтересован. — Вы мазохист, мистер Керкланд? — на всякий случай уточнил Кетиль. — Никогда не замечал за собой подобных наклонностей. — Тогда мне сложно объяснить ваше желание заключить со мной партнерство. Более того, я далеко не являюсь вашим фанатом. — И это прекрасно. Артур снял перчатку и протянул руку Кетилю. Норвежец занял минуту на размышления, пока высвобождал руку из тонкой черной перчатки. Погрузившись в свои мысли с отстраненным выражением лица, он несколько раз медленно сжал пальцы в кулак и разжал, согревая их. Мимо них, осторожно огибая иностранца и его делового друга, проходили люди, радостно смеющиеся и несущие подарки своим семьям. Норвегия вновь готовилась к празднованию Рождества, а у Кетиля Йенсена все так же непоколебимо оставалась эта холодная и неживая эмоциональность в чертах лица. — Ну хорошо, — руку Керкланда накрыли холодные пальцы норвежца, и мир снова ожил. Артур со сдержанным энтузиазмом тут же пожал предоставленную ладонь. — Но я уверен, что еще пожалею об этом. Какая тема вашего следующего романа? — Пираты. — Отвратительная тема. Артур улыбнулся одной из самых счастливых улыбок на свете. В это мгновение ему показалось, что он выиграл джекпот. *** Merlin: С тобой все в порядке? NorvTroll: Да. А вот с тобой явно что-то не то. Эти главы сильно отличаются от тех, что ты писал раньше. Что у тебя произошло? Merlin: Я перебрался из Бостона в пригород. Я слал на этот счет тебе e-mail. NorvTroll: Я помню, но это не то. Обстановка не может так влиять на изложение мысли. Что-то еще. Merlin: Не имею представления. NorvTroll: Ты развелся с Альфредом? Merlin: Кетиль! NorvTroll: Ты не ответил на мой вопрос. Merlin: ...не разводился я с ним. NorvTroll: А жаль. Merlin: Кетиль!! NorvTroll: Так мы бы легко определили причину. Любовница? Merlin: Знаешь, за все время нашего знакомства ты задавал мне меньше вопросов о моей личной жизни, чем за эти три минуты. NorvTroll: Не хочется лишать тебя мнимого удовольствия, но твои сексуальные пристрастия интересуют меня в последнюю очередь. Merlin: Спасибо Королеве, я боялся, что мир перевернулся. NorvTroll: Артур. Ты понимаешь, что каким-то мистическим образом вывел себя из четырехмесячного творческого кризиса? Артур об этом действительно думал. Он не писал с таким упоением уже много... очень много времени. Он почти забыл, как это — чувствовать мир своего произведения. Merlin: Да. NorvTroll: Что ж, в таком случае ты должен понимать, что я не приму от тебя ничего хуже того, что ты написал сейчас. Артур не сдержался и тихо рассмеялся. Все-таки его редактор был бессердечной скотиной с ледяным сердцем. Неудивительно, что он сам — дотошный, злой и жестокий по своей сути человек — так легко смог сойтись с этим странным норвежцем. Merlin: Ну, это было мною ожидаемо. NorvTroll: Я не знаю, что у тебя произошло, Артур, но ты должен каким-то образом вновь вернуть себе это вдохновение. Merlin: Видит Дервона, я понятия не имею, как это сделать! NorvTroll: Значит, плохо стараешься, Артур. Запомни, это важно для книги. Ищи. На этом Кетиль отключился. На первом этаже старая реликвия семейства Керкландов в лице старинных часов тихо отбила пять утра и снова мирно затикала, лениво ворочая тяжелыми черными стрелками. Артур прислушался к утренней сонной тишине дома и шумно вздохнул, закрывая крышку ноутбука. Кресло скрипнуло, когда он поднялся с него, впервые за шесть часов непрерывной работы. Потерев онемевшую спину, Артур заворчал и повернул голову, разминая затекшую шею. Ему стоило заканчивать с ночной работой, но, как известно, муза — женщина прихотливая, и, если ей приходило в голову заявиться поздно ночью, отказывать даме было бы совершенно опрометчиво. Такова жизнь писателя, с которой мистеру Керкланду приходилось мириться. Спустившись вниз, он прошел мимо стоящих в холле часов с мерцающим потемневшим золотым маятником в форме льва и направился на кухню, оставляя за собой право на утреннюю чашку чая. Рассудив, что это по-своему тоже файв-о-клок, только наоборот, Артур без зазрения совести поставил чайник и насыпал сухие листья в темную чашку. Отпив готового чая, он мрачно бросил взгляд на возвышающуюся гору посуды в раковине. Видимо, это был некий протест Альфреда, заключавшийся в том, что может он и убрался внизу после вчерашней перепалки Бонфуа и Керкланда, но мыть посуду он не будет ни под каким видом. Хмыкнув, Артур примостил пустую чашку рядом с мини-небоскребом керамики, решив разобраться с этим «памятником домохозяйке» после хотя бы получасового сна. В спальне, развалившись сразу на всю двуспальную кровать целиком, мирно сопел Альфред в живописной футболке с Мстителями, изобразив раскиданными конечностями морскую звезду. Ровно по центру его груди примостился Черч, свернувшись клубком и задремав под мерное дыхание Джонса. Одеяло и две подушки были сброшены на пол, как лишний реквизит в этой суровой мужской идиллии сна. Артур потер плечо, поежившись от сквозняка: Альфред открыл нараспашку окно, и холодный ветер, налетевший с леса, радостно забрался под воротник англичанину, заставив даже волосы на загривке встать дыбом. Альфред дискомфорта явно не чувствовал, как и Черч в своей меховой шубке — кот лишь иногда лениво дергал ушком под особо сильным порывом ветра. Безнадежно вздохнув, Артур прошел внутрь, прикрыл оконные ставни и автоматически собрал разбросанные по полу вещи, укладывая их на краю кровати. Оценив амебообразную позу Альфреда и прикинув свои шансы сдвинуть того с места, Артур ограничился поцелуем в лоб супруга и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Примерно в девять утра, в момент, когда молодой писатель с успешной карьерой и блестящим будущим ворочался внизу на диване, все еще пытаясь немного вздремнуть, Франциск Бонфуа, тоже молодой, успешный бизнесмен с целым ворохом жизненных и деловых проблем, выскочил из дома напротив, на ходу затягивая потуже галстук и ища по карманам брюк ключи от гаража и машины. Порывшись, он с сомнением посмотрел на вытащенную из кармана пачку презервативов и выкинул ее за плечо. — Нет-нет, Мишель, задержи его еще немного, — прижимая мобильник плечом к уху, Франциск извернулся, натянув на себя пиджак, и даже смог застегнуть его на пару пуговиц. — Да. Нет. Я без понятия, почему не работает домашний телефон. Да, я уже фактически выехал, — Бонфуа уселся за руль ситроена и завел машину. — Нет. Mon Dieu, Мишель, да если бы у меня был мой мобильник, я бы обязательно его взял! Тебя не смущает, что я звоню с телефона Матьё? Мне пришлось забрать его мобильник, мой сломан! Да так, один кот бешеный набросился. — Бонфуа мрачно повернул голову вбок, рассматривая в зеркале заднего вида оцарапанный висок. — Пусть Агава отвлечет мистера Эдельштайна еще минут на пятнадцать. Я скоро буду. — Боже, спасибо тебе за моего Заместителя, — выключив мобильник, искренне простонал Франциск. Действительно, если бы не Мишель Шамильяр, эта молодая и собранная девушка, выпускница экономического института с красным дипломом, которую он когда-то подобрал в солнечном Монако, Marque Liberté точно бы не дожила до своего нынешнего расцвета. Стоило признать, что Мишель, которой и двадцати пяти-то не было, справлялась с целой корпорацией гораздо лучше ее непосредственного директора. И это при том, что до того, как ее нанял Франциск и забрал во Францию, девушка даже опыта руководящей работы не имела. Что-что, а чутье на людей француза не подводило никогда. Бонфуа прикрыл глаза, опираясь мучительно болевшей головой о руль. Все тело ломило — явная месть мышц после вчерашней внезапной встряски. Сложно сказать, когда он вообще последний раз опускался до такой примитивной вещи, как драка, поэтому неудивительно, что все тело сейчас отзывалось нещадной болью, особенно затылок, которым он вчера так замечательно приложился к сервизному шкафу своих злосчастных соседей. Мэтью, начиная с прошедшего вечера, так и не обмолвился с ним ни словом, лишь разбудил его утром, придя в гостиную комнату, где ночевал француз, с мобильником в руках и сообщив, что его ищут на работе, причем почему-то по телефону Мэтью. Когда Франциск закономерно поинтересовался, почему, собственно, Мишель не позвонила ему на домашний, оказалось, что их телефонный кабель уже месяц как отключен из-за поломки. Самое неприятное в этой ситуации явилось то, что Мэтью говорил ему об этом и о том, что надо вызвать ремонтников, раньше и не один раз. Но Франциск даже его не услышал. Подняв руку, он сжал саднящее место на груди под сердцем. На душе было более чем мерзко, и, казалось, чем дальше, тем хуже. Проблемы рушились на него одна за другой, и, что было особо неприятно, большинство из них оказывались результатом его же небрежности. Неужели в тридцать лет он так и не научился ценить то, что имеет? А теперь на него еще и свалился Родерих Эдельштайн, встречу с которым он так старательно пытался отложить как можно дальше, прекрасно зная, чем могут закончиться переговоры с этим человеком. О том, что австриец и его корпорация собираются поглотить Marque Liberté с потрохами, знал лишь ее директор, и от осознания этого мир терял свои цвета, становясь черно-белым, как в старом кино. Пленку зажевало, и теперь его кинолента жизни комкалась и мялась, норовя вот-вот разорваться на части. Куда бы Франциск ни смотрел, ему казалось, что везде его окружает черный цвет. Сжав перчатками руль, Франциск набрал полную грудь воздуха и выпрямился, упрямо смотря перед собой. Даже если так. Даже если все вокруг против него, он не будет самим собой, если не будет бороться за себя и свою компанию. Даже если методы достижения его целей будут опасны. И незаконны. В конце концов, у него еще остался последний козырь — Гилберт и Антонио. И их дело этой ночью. Если их троих поймают, это будет конец всему. Но если он даже не попытается, он никогда не простит себе этого. Ситроен взвизгнул шинами, выскочив задним ходом на проезжую часть, после чего почти сразу стартанул вперед, даже не сделав передышку. Благо, машина собиралась во Франции, и к сумасшедшей манере вождения парижских водителей была морально готова. *** Стены красивого белоснежного здания с золотой гравировкой "Marque Liberté", устроившегося ближе к центру города, сотряслись от дикого хохота одного из "лучших друзей" его директора. — А-ха-ха-ха, вы на это только посмотрите! Крутанувшись в кресле, Гилберт с восторгом глянул на мрачную физиономию появившегося в стеклянных дверях Бонфуа. Тот мысленно вздохнул и прошел к пункту охраны, где восседал, закинув ногу на ногу, Гилберт. Рядом лежал недоеденный сандвич из ближайшего Старбакса и кофе, круги от которого сейчас красовались на белых приходных листах журнала пропусков. Бросив взгляд на монитор компьютера, Франциск ни капли не удивился, обнаружив там раскрытый солитер, который Байльшмидт даже поленился свернуть. — Боже, кто тебя так разукрасил?! — хохотнул Гилберт, когда Франциск подошел ближе. Определенно, что Гил, что Тони, входили в категорию тех самых близких друзей, которые будут снимать на фотик твой фейл и дико ржать, прежде чем оказать помощь. — Познакомь меня, я пожму ему руку. У тебя физиономия такая, словно тебя в подворотне побили. Что, один из тех мужей, которым ты успел понаставить рогов, решил совершить возмездие? — Очень смешно, Гилберт, — кисло откликнулся Бонфуа, оставляя на натертом до блеска полу свой портфель, доставая из внутреннего кармана синюю ленту и подвязывая волосы в хвост. Похоже, перед встречей с Родерихом стоило хоть как-то закрасить тоналом ссадины, раз уж даже Гил заметил. — Лучше расскажи мне, что ты забыл на работе так рано утром? По законам жанра и теории вероятности ты сейчас должен досматривать третий сон под аккомпанемент бесконечных звонков Людвига. — Это что же, я не могу на собственную работу вовремя заявиться, чтобы не встретить удивленных воплей и предсказаний о конце света? — надменно фыркнул Байльшмидт, а затем посерьезнел. — Да и мне набрала Агава час назад. Сказала, что одна боится — тут какой-то мажорный урод должен был понаехать богатый... попросила составить ей компанию, раз Мишель в Бостоне. — Вот как. Спасибо, что не оставил мою девочку одну, — искренне поблагодарил Франциск. На самом деле, и Агавы, его маленького солнышка-секретаря, тут не должно было быть, если бы не сломанный мобильник Бонфуа. Вероятно, узнав о приезде мистера Эдельштайна, Мишель сразу набрала ему, а когда он оказался недоступен, без жалости тут же вызвала в центральный офис в Агаву. И ведь подняла девочку ни свет ни заря... А самое главное, что во всем этом переполохе виноват лишь Артур Керкланд и его наглый, злобный, невыносимый, членовредительский кот! Подавив подкативший приступ злости, Франциск бросил тяжелый взгляд на Гилберта. Тот жестом пожелал ему удачи. На третьем этаже, у дверей его кабинета, Франциска ждала новая неожиданность. Кроме сидящей на своем рабочем месте с неестественно выпрямленной спиной Агавы, на кожаном диване расположилась еще одна длинноволосая девушка, изучающе рассматривающая его секретаршу. От такого спокойного и одновременно железного взгляда малышке явно было не по себе. Пожалуй, такой взгляд могла бы выдержать Мишель, но не его хрупкая Агава, которая и пожить-то как следует не успела, чтобы выработать иммунитет на такой взгляд, не то что самой его повторить. — Veuillez m'excuser, - Франциск кашлянул, привлекая внимание дам, и одарил незнакомку одной из самых чарующих своих улыбок. Он был не в форме, но оставалось надеяться, что рефлексы все сделают за него. — Я немного припозднился. Девушка вежливо кивнула Франциску, теперь уже пройдясь испытывающим взглядом по нему. Ах, простите, леди, но ваш взгляд даже вполовину не обладает такой хваткой, как у мистера Керкланда, поэтому против меня он будет совершенно бесполезен. Агава встрепенулась и радостно подскочила со своего места к мужчине. — Месье Бонфуа! — шепотом начала его секретарша, еле сдерживающая счастливый блеск в глазах от долгожданного появления директора. — Вас ждет мистер Эдельштайн. Он уже в вашем кабинете. — Давно ждет? — уточнил француз, бросив короткий взгляд на дверь своего кабинета. — Где-то уже полчаса, — извиняющимся тоном призналась Агава, словно в этом была хоть капля ее вины. — Я пояснила, что вы можете задержаться из-за... по срочным делам, и предложила мистеру Эдельштайну приехать в другой раз, но он сообщил, что готов вас подождать. Цыкнув языком, Франциск поджал губы. Плохо. Если патетичный и блюстительный до правил этикета Эдельштайн сегодня настолько благосклонен, что готов мириться с опозданиями Бонфуа, то это сулит действительно серьезный разговор. Плохо. — Спасибо, Агава. Ты и Мишель — мои единственные солнышки в этой серой жизни, — против силы мягко улыбнулся Франциск, и щеки загорелой девушки зарделись от похвалы. — А эта прекрасная дама?.. — Жена мистера Эдельштайна. — Вижу, — Франциск опытным взглядом сразу подловил дорогое золотое кольцо на пальце девушки. — Элизабет Хедервари. Франциск кивнул Агаве и сразу шагнул к ожидающей на диване даме. — Мои извинения, мадам, — Франциск галантно протянул руку, помогая Элизабет подняться с места, и нежно коснулся губами ее пальцев. — Мне больно думать, что я заставил вас прождать меня столько времени. Если бы я знал, что вместе с месье Эдельштайном будет ждать его прекрасная жена, я бы бросил совет директоров прямо на середине встречи и примчался бы сразу сюда. Красные губы Элизабет дрогнули в полуулыбке, и она чуть наклонила красивое лицо, иронично глядя на директора Marque Liberté. — Небезызвестный месье Аруэ, я так понимаю? Или правильнее "месье Бонфуа"? — Я предпочитаю сохранять свою личность инкогнито, но для вас — как угодно, — мурлыкнул француз, распрямляясь. — Мой муж многое рассказывал о вас. Будучи впечатленной его рассказами, мне показалось интересным хотя бы раз увидеть человека, владеющего тем издательством, которое вскоре приобретет мой муж, — пояснила Хедервари. Франциск не изменился в лице, но его кожа чуть заметно посерела. — Ну, это утверждение еще не было подкреплено фактами, — деревянно прокомментировал Бонфуа. — А теперь, если вы позволите, я бы более не хотел заставлять вашего мужа ждать. — Да, конечно, — кивнула Элизабет, а затем окинула скучающим взглядом светлые стены, украшенные картинами. — Хотя, стоит признать, я устала ждать. Если вы позволите, я бы хотела прогуляться по зданию и осмотреть его. — Как пожелаете, — у Франциска создалось нехорошее впечатление, что разрешения у него словно и не спрашивали. Хедервари убрала за ухо выбившуюся прядь обратно за красивую брошь в виде розового цветка и направилась к лифтам. Франциск ободряюще улыбнулся волнующейся Агаве и остановился у дверей своего кабинета, где должен был ожидать его Родерих Эдельштайн. Прежде чем войти, он вытащил из внутреннего кармана мобильник Мэтью и набрал уже давно зазубренный номер. — Да? — хрипло ответили ему по ту сторону. — Жильбе, сделай мне одолжение, — Франциск бросил взгляд на стеклянные двери, где исчез силуэт Элизабет. — Сейчас вниз спустится молодая особа, которой будет требоваться сопровождение. Везде. Чтобы дама не могла заблудиться там, куда ей вход воспрещен. — А если откажется от эскорта? — хмыкнул Гилберт. — Это все еще мое издательство, и правила здесь создаю я, — жестко произнес Франциск. — Придумай что-нибудь. В кабинете, расположившись в кресле напротив его рабочего стола, сидел мистер Эдельштайн. Выглядел он совершенно спокойно, закинув ногу на ногу и читая свежий выпуск Finance Time. Франциск не сомневался в добропорядочности австрийца, и все же не удержался от короткого взгляда, осматривая свой кабинет. Нет, все лежало на своих местах, не было передвинуто или тронуто. Даже принесенный неделю назад бостонский доклад Мишель так и лежал аккуратной папочкой на краю его стола. Похоже, Эдельштайн не был заинтересован в документах фирмы или считал ниже своего достоинства трогать вещи в чужом кабинете. Кстати, хорошо было бы отчет Мишель все же разобрать. — Мистер Эдельштайн, — поприветствовал Родериха француз. — Благодарю, за то, что смогли меня дождаться. — Ничего страшного, мистер Бонфуа, — кивнул Родерих, сворачивая журнал и убирая в полы пиджака, — со всеми бывает. Заработались, я вижу? — Не жалуюсь, — натянуто улыбнулся Франциск. — Кофе? — Ваш секретарь уже предложил, — австриец чуть приподнял белую чашку, в которой дымился свежий кофе, — не стоит беспокойства. — И все же, почему же вы не предупредили о своем приезде заранее? — спросил Бонфуа, проходя на свое место и усаживаясь в кресло. — Тогда бы не случилось никаких конфузов. — И дать вам возможность снова найти тысячу и одну отговорку отложить нашу встречу в неопределенное будущее? — в тон ему уточнил Родерих, отставляя на столик чашку и переплетая пальцы. Франциск поджал губы. — С чего вы взяли? — О, не считайте меня лишенным ума, месье Бонфуа. Я прекрасно ознакомлен с вашим нравом и знаю, что разговор для вас может быть не слишком приятен. — Что же за разговор, мистер Эдельштайн? — Франциск нервно убрал прядь волос за ухо и сцепил руки в замок перед лицом. — Как вы помните, в октябре должно состояться собрание совета акционеров Marque Liberté, и я, если мне не изменяет память, все еще один из его членов... — То, что ваша семья владеет значительными процентами акций моей компании сложно забыть, — сухо прокомментировал Франциск. — Вашей? — с иронией повторил Родерих. — Не обольщайтесь, Бонфуа. В глазах Франциска мелькнул неподдельный гнев. — Я создал издательство "Marque Liberté" с нуля, — холодно пояснил француз. — Я был ее директором с самого ее зарождения, еще в Европе. — Без финансовых вложений семьи Эдельштайн вашей компании никогда бы не удалось подняться, — чуть наклонив вбок голову, спокойно возразил австриец, — и ваши амбиции остались бы простыми амбициями. — Чего вы хотите, мистер Эдельштайн? — напрямую спросил Франциск, устав ходить вокруг да около. Родерих покачал головой, словно нетерпеливость француза его огорчила. — Пожалуй, мистер Бонфуа, сейчас самое время для изменений, — медленно произнес австриец после небольшой паузы, — и нововведений. Франциску потребовалось несколько секунд, чтобы наконец до конца осмыслить тот план, который собирался воплотить в жизнь Эдельштайн. — Вы не собираетесь покупать издательство, — тихо произнес Франциск, боясь собственных слов, которые произносит. — Это было бы для вашей семьи слишком убыточно. Вы собираетесь стать ее новым директором. — А вы сообразительнее, чем кажетесь на самом деле, мистер Бонфуа, — прокомментировал Родерих и отпил немного кофе. — Даже если так, сейчас я являюсь Генеральным директором, — раздраженно взмахнул рукой блондин, — и "уходить по собственному желанию" не собираюсь. И, если вы еще помните, поменять директора компании может только... Франциск вдруг умолк, и его взгляд замер. — "Только совет акционеров". Все верно, — учтиво улыбнулся Родерих, чуть прищурившись. — И он будет как раз в октябре. — Даже если так, — медленно возразил Франциск, сжимая подлокотники и унимая дрожь в пальцах, — совет без всяких вопросов оставлял меня во главе директората уже много лет. Они уважают мой вклад в компанию. — Уважение — понятие эфемерное. А теперь подумайте, мистер Бонфуа, — Родерих придвинулся к столу и чуть наклонился к Франциску, — кому отдадут предпочтение акционеры? Безродному выскочке, который имеет за плечами неудавшегося отца-художника и неизвестно куда пропавшую мать, или наследника старого немецкого рода, имеющего жену благородного происхождения и ждущего ребенка, чья семья владеет сорока процентами акции компании? Пакуйте вещи, Бонфуа. Я хочу, чтобы вы привели дела в порядок, когда в октябре я сяду на это место. *** — Вы у меня над душой долго стоять будете? — не выдержала Элиза, в упор смотря на все время следующего за ней белобрысого охранника. Охранник сделал строгое лицо. — Простите, мисс. Здесь зона повышенной опасности. — Это — зона повышенной опасности?! — девушка в негодовании ткнула пальцем в детскую комнату, где размещались стенды с презентациями книг для малышей. — О да, — Гилберт был так серьезен, что Франциск бы ему похлопал за выдержку. — Вы не поверите, но в прошлом месяце один из писателей, который давал здесь интервью, убился насмерть, выписывая автограф одному своему юному читателю. — Боюсь спросить, но каким образом? — Ткнул себя ручкой в глаз. Элиза прикрыла рукой лицо. — Так что я должен следить, чтобы вы нигде не поранились... — ...и не запачкала своей кровью стены? — мрачно уточнила девушка. — И это тоже, — участливо кивнул Гилберт, качаясь с пяток на носок. — Уборщица у нас страшная женщина. Знаете, однажды сюда пробрались воры, так она избила их пустым ведром. Их нашли мертвыми в туалете. Так что туалеты тоже опасная зона, пожалуй. А летом, когда стояла жуткая духота, в одной комнате случайно закрыли репортера с пороком сердца, так, говорят, его призрак до сих пор бродит по третьему этажу... Выражение лица Хедервари было сложно передать словами. *** Когда Родерих и Франциск спустились на лифте вниз на первый этаж, Элизабет и Гилберт уже ожидали их внизу, у пункта охраны. — Родерих! — Элизабет хотела было вскочить с дивана, но муж остановил ее движением руки, явно беспокоясь о ее здоровье. Хотя после получасовой экскурсии Байльшмидта она выглядела всего на полтона бледнее. Оставалось надеяться, что ребенку передастся железная выдержка его матери. Гилберт не спеша поднялся из кресла и лениво сложил руки за спиной. Франциск бросил короткий взгляд на друга, и Байльшмидт ему успокаивающе кивнул. Родерих учтиво протянул руку своей жене. — Вы закончили? — пальцы Элизы крепко ухватились за локоть супруга. — Да, мы уже все решили. — Долго, — недовольно известила Элиза, бросив короткий взгляд на Байльшмидта. — Извини, — легко согласился Родерих. — Что ж, еще раз спасибо за встречу, мистер Бонфуа, — Эдельштайн посмотрел через плечо на Франциска и поймал ледяной взгляд француза, до сих пор хранившего молчание. Австрийца взгляд не смутил, и он снисходительно продолжил: — К сожалению, мы уже обязаны вас покинуть. На сегодня у меня запланирована еще одна встреча в Бостоне. После этого, боюсь, мы должны будем сразу вернуться в Европу — Эржебет сейчас не положено переносить долгие переезды. Полагаю, мы с вами, мистер Бонфуа, увидимся уже только в октябре. Франциск одарил австрийца одним только кивком, но Родерих явно был в слишком превосходном расположении духа, чтобы обращать внимание на такую фамильярность. Он поправил очки, и чета Эдельштайнов попрощалась с Marque Liberté. До поры до времени. — Ну что? — Гилберт, все так же сцепив сзади руки, вальяжно прошел к другу и глянул вслед удаляющимся европейцам. — Чего сказал тебе очкарик? — Я предвидел эту ситуацию, но все оказалось хуже, чем я думал, — мрачно ответил Франциск. — Но это ведь не меняет нашего маленького саботажа сегодня вечером, верно? В голубых глазах француза блестел холодный лед решимости. — Скорее, это делает его необходимым. Ведь не в наших правилах сдавать свои замки без боя, верно, Жильбе? Гилберт хищно улыбнулся. *** — Артур, ты только на это глянь! Я нашел это в почтовом ящике! — Альфред заорал с порога, распахивая парадную дверь, держа подмышкой несколько свежих газет и письмо от администрации города, приветствующей новых жильцов их небольшого городишка. Черч, сидевший на коврике у двери и посвящавший себя дневным умывальным процедурам, испуганно метнулся в сторону, прочь из-под ног Альфреда, который чуть его не зашиб. Клетчатый плед в гостиной издал смутный мычащий звук, заверяя Альфреда, что он вовсе не Артур и никогда им не являлся и вообще будить людей в середине дня — плохая идея. — Ну, А-а-артур! А-а-артур! Хватит спать весь день! — Альфред, я ночь не спал! — Ну А-а-а-артур! Памятуя о том, что Джонсу легче уступить, чем что-то втолковать, Артур заворочался, протирая глаза. — Ну что там у тебя? — Я думал, это совсем дыра, но ты только глянь, кто сюда приезжает! Альфред перегнулся через спинку дивана в гостиной и свесился над мужем, который, морщась от дневного света, выглянул из-под пледа. Перед лицом Керкланда возникла помятая яркая листовка, извещающая любого, кто ее прочтет, что в их обители состоится грандиозный концерт с участием сразу нескольких известных эстрадных звезд. Спонсорами являлись какой-то швейцарский банк и, черт возьми, вездесущая Marque Liberté. — Концерт? Здесь? — Да-да. Ну как? — с нетерпением спросил Альфред. — Пойдем туда? — Так, а я там что забыл, — Артур ухватился за край пледа и натянул обратно на голову. — Как же так? — Альфред непонимающе схватил одеяло и потянул на себя. — Это же гуру рока! Я должен их видеть! — Ну так иди без меня! — раздраженно ответил Керкланд, отпустив плед, из-за чего Альфред временно пропал из виду в силу того, что грохнулся на пол. Англичанин еще раз развернул листовку. — И вообще, ты на цену-то смотрел? — Артур сначала принял цену на билет за телефонный номер. — Может, этот гребаный француз себе мог бы такое позволить, но явно не ты, на свою зарплату журналиста. — ...К тому же, там ведь не только звезды будут, я уверен, там будут и продюсеры! — Ал явно его не слушал, продолжая упоенно рассказывать с пола, где уселся в позе лотоса. — Может быть, если я смогу выступить... — Альфред, — внезапный тон Керкланда, которым хорошо было бы резать металл, поубавил обороты Джонса, и тот с удивлением глянул на мужа. Артур подтянулся на диване, усаживаясь удобнее, — ты все еще не оставил свою идею с выступлениями? — А должен был? — Мы это обсуждали сколько раз! Ты забыл все мои слова или тебе просто плевать на то, что я говорю? Если бы ты перестал держать в голове эти глупые идеи стать звездой, ты бы уже давно наработал себе стаж журналиста, и тебя взяла бы редакция какой-нибудь приличной газеты, но ты же в итоге сам себе карьеру губишь... — О нет, Артур, только опять не начинай! — Альфред закрыл уши руками и зажмурился. — Ты опять завел свою шарманку "выкинь гитару"! Я не выдержу еще одной лекции! Ты всегда только и делаешь, что ворчишь! Я тебя не понимаю! Как можно жить, всегда будучи всем недовольным? — Я не вижу в этом доме никого, кем бы можно было быть довольным, — патетично заявил Артур. Черч, устроившийся в соседнем кресле, и Альфред одновременно оскорбленно посмотрели на Керкланда. — Я смогу, — упрямо ответил Джонс. — Я наберу группу и стану известным музыкантом. Что бы ты ни думал по этому поводу, — насупился Ал. — То, что я устал ждать священного момента, когда ты возьмешься за ум, не делает меня злодеем в твоей сказке, — хмыкнул Артур. — Альфред, посмотри на свой образ жизни. Что ты можешь дать этому миру, если ты в свои года до сих пор не нашел вектор своей неуемной энергии? — Вот только не надо поучать меня, — буркнул Джонс. — И не собирался, — покачал головой Артур, поднимаясь с дивана. — Ты уже взрослый мужчина, чтобы тебя хоть чему-то учить. В твоем возрасте люди уже делают себе карьеру, а ты до сих пор носишься в обнимку со своей гитарой в надежде стать звездой, перебиваясь подработками журналиста. Разве это жизнь? — риторически спросил англичанин, поднимаясь вверх по лестнице, оставляя мужа в одиночестве внизу. — Ты никогда в меня не веришь! — обиженно крикнул Альфред вслед, когда дверь в его кабинет захлопнулась. *** Ближе к ночи, когда Артур впервые оторвался от бумаг, он почувствовал необходимость все же извиниться перед Альфредом за все, что успел наговорить в гостиной. Может, он действительно переборщил. Да, Ал был совершенно безответственен и бесполезен в большинстве вопросов, касающихся честного труда и счетов за коммуникации, в силу своей неспособности усидеть на одном месте и собрать свои мозги в трезвомыслящую кучку. Из-за шила в заднице, проще говоря. Но, в конце концов, Альфред мог иметь сотню недостатков, кроме одного — он никогда не был плохим человеком. Даже если он не работал, делал он это не из лени или нежелания пахать, пока существуют отчисления за романы Артура. Просто из-за своих глупых фантазий, которым, Артур был уверен, никогда не сбыться, Альфред все еще упорно оставлял хорошие перспективы ради своих попыток стать звездой. Боже, он ведь еле уговорил Джонса взяться за журналистику, когда у Артура началась черная полоса в писательстве (а обращаться за деньгами к своей семье в Англии он не стал бы, даже если бы находился на смертном одре). Но Артур не может все время думать за двоих. У него никаких нервов не хватит. И все же, ему точно стоило хотя бы попытаться извиниться. Прислушавшись к мерному храпу Джонса, слышный даже через закрытые двери, Артур понял, что этот момент лучше будет отложить до завтра. Задумчиво откинувшись в кресле, он крутанулся, разворачиваясь к окну за спиной. Поле затянуло легкой дымкой, а за ней сплошной стеной стоял незыблемый черный лес, к которому Артур уже даже успел привыкнуть. Последние лучи солнца уже давно лизнули верхушки особо высоких елей и исчезли, уступая свои права ночи. Пожалуй, вместо того, чтобы думать об Альфреде, ему стоило подумать о сроках издательства и о том лимите, который как раз подходил к концу через месяц-другой. Все-таки поздно он спохватился. И его редактор прав — если он не разберется сам в себе, никто не будет ему гарантировать, что он сможет снова писать как прежде. Часы на первом этаже чинно пробили два часа ночи и вновь успокоились, погружая дом в зыбучую тишину, прерываемую лишь мерным и далеким храпом Альфреда в их спальне. Чувствуя необходимость в уже ставшем привычным ночном чае, Артур поднялся из кресла, выключил зеленый торшер на рабочем столе и спустился по лестнице во тьму первого этажа. Лампочку на кухне Альфред, разбивший ее еще утром (чем мгновенно разбудил мужа) бейсбольным мячом при попытке опробовать распакованную биту, конечно же, не заменил, поэтому Артуру и здесь пришлось со всем справляться на ощупь. Выхватив с верхних полок черную банку с благородной золотой гравировкой плантации чая, он развернулся к столу и тут же чуть не подскочил — через кухню за ним наблюдал двумя фарами глаз черный силуэт, сидящий на подоконнике. — Черчилль, — выдохнул Артур, — не пугай меня так. Шотландский кот протяжно мяукнул, медленно моргнул и вдруг повернул голову в сторону окна. Повернул почти на 180 градусов, но припоминая, что для котов это все-таки норма, Артур постарался оставить этот факт без внимания. Подойдя к Черчу, Артур выглянул в окно, куда смотрел его кот. Из окна открывался прекрасный вид на притихший светло-бежевый дом их соседей, четы Уильямс-чтоб-его-Бонфуа. Вспомнив об этом чертовом французе и вчерашнем инциденте, Артур мысленно скривился. Но тут же все посторонние мысли вылетели из его головы — к дому напротив медленно подкатил черный джип с приглушенными фарами. Из джипа вышли двое молодых мужчин: блондин и, вероятно, шатен — в темноте и из-за расстояния Артур не мог точно разобрать. Вдруг Керкланд сконфузился — какого черта он вообще следит за своими соседями? Мало ли кто к ним приехал? Может, Бонфуа задолжал этим двоим денег и с ним наконец приехали разбираться... физическим путем. Так или иначе, это ведь не его дело, верно? Побарабанив по подоконнику пальцами, Артур неуверенно глянул на своего кота. Черчилль ответил ему таким же осмысленным взглядом, а потом вновь повернул мордочку к окну. Вздохнув, Артур послушно вернул взгляд к улице. Блондин, ранее сидевший на водительском месте, вышел вперед, к дому Бонфуа-Уильямс, попав в пятачок света слабого фонаря, и Артур с удивлением понял, что тот вовсе и не блондин — мужчина оказался полным альбиносом. Таких Керкланд еще не встречал. Загорелый брюнет остался у джипа, расслабленно прислонившись к двери спиной и скользя ленивым взглядом по синему дому напротив. Артур мысленно отметил, что его не должно быть видно — в темноте кухни его вряд ли можно было бы различить. Это успокаивало — внимание Керкланду привлекать особо не хотелось. Не прошло и минуты, как на первом этаже соседей вспыхнул свет. Через секунду он погас, и на пороге дома оказался одетый в темную куртку Бонфуа. Он развернулся, осторожно прикрывая черными перчатками парадную дверь. Дождавшись мягко щелчка, француз повернулся к своим, видимо, знакомым, кивнул бледному и прошел к джипу. Брюнет прекратил подпирать спиной двери машины и тоже повернулся, через плечо молчаливо кивая французу. Оба мужчины сели в джип одновременно: Франциск на переднее пассажирское сидение, брюнет — на заднее. Бледный тоже двинулся к джипу. Но, уже обойдя машину кругом и взявшись за ручку дверцы, он вдруг оглянулся назад, хищно глянув прямо в окно кухни, где стоял Артур, заставив Керкланда непроизвольно отступить на пару шагов назад. Сердце забилось где-то у горла, и Артуру пришлось несколько раз мысленно повторить самому себе — его не видно, не может быть видно. На кухне стоял мрак, как и на улице, и разглядеть на кухне хоть кого-то было физически невозможно. И все же взгляд альбиноса был сосредоточенный, словно у зверя, который почуял неладное, но еще не понял, откуда исходит угроза. Вероятно, его знакомые окликнули его, потому что бледный внезапно вздрогнул и отвернулся от дома, сразу усаживаясь за руль. Двери мягко хлопнули, и джип тронулся с места, направляясь в город. Облокотившись о подоконник, Артур нагнулся к стеклу, прослеживая направление машины. Джип двигался небыстро, вероятно, не желая привлекать лишнего внимания, а значит, догнать и проследить за ним было вполне реально. У них был форд, каких в Америке десятки тысяч, а значит, его автомобиль вряд ли бы привлек внимание преследуемых и оставил бы самого англичанина незамеченным... Артур облизал губы и бросил взгляд на висящие на крючке поблескивающие ключи от их форда. Вдруг он громко выругался и стукнул себя по лбу. Господи, о чем он только думает?! Что случилось, мистер Керкланд, в детективы заделались? Собираетесь устроить слежку за собственным соседом? Лишних проблем на свою задницу захотелось? — Это не мое дело, — убрав руку от лица, твердо сказал сам себе Артур. Взяв чашку, он развернулся к выходу из комнаты. — И что бы там ни происходило, это никаким образом меня не касается. Тебе ясно это, Черч? — покинув кухню, громко сказал Керкланд своему коту, который уже исчез в темноте, уходя своими, кошачьими путями. --- Примечания и пояснения: • Дервона — Фея-Богиня дубовой рощи из кельтской мифологии. • «Veuillez m'excuser» (фр.) — «Прошу прощения». • Я не дала перевод в прошлый раз, но все же: «Marque Liberté» (фр.) - «Марка/Печать Свободы». Немного о фамилиях Монако и Сейшелы, которые тоже не были взяты с потолка: • Агава де Моро — мне захотелось дать ей фамилию, которая имела бы смысл. Моро де Сешелл - именно в честь этого человека, министра финансов Франции, и были названы Сейшельские острова. Было бы еще логичнее звать ее "де Гамма", в честь первооткрывателя Васко де Гамма, но он был португальцем, а все-таки 70% жителей Сейшел носят именно французские фамилии. • Мишель Шамильяр — в свое время я прониклась вооруженными силами Монако, которые не только единственные в мире, у которых военный оркестр больше, чем сама армия, но и славится историей о том, как министр вооруженных сил Франции, Шарль де Голль, пригрозил войной Монако, на что князь Монако отреагировал быстро и решительно - в боевую готовность против французской многомиллионной армии были приведены все 80 гвардейцев Королевского дворца и 207 полицейских. К счастью, войны не случилось, ибо князь Монако "смилостивился" и пошел на уступки. Монако. Маленькая, но очень гордая страна, не дающая себя в обиду : D Так что фамилия у Монако стала "Шамильяр" - в честь одного из французских военных генералов.