Паутина

Из спальни любовники переместились в купальню. Как и в прошлый раз, ее освещало единственное окно, но теперь в него заглядывали лучи восхода. Они тянулись блеклыми линиями и меркли в клубах пара, скрывающего воду бассейна, куда Анорион добавил масло мирта. Нежный, свежий аромат глубоко проникал в тело, заполняя легкие горьковатым ароматом трав, который смягчали нотки гвоздики. Вместе они порождали атмосферу магии, словно облегчавшую тела и готовую отправить их в полет. Эвита так и не справилась со шнуровкой — стянула платье через голову и устроилась на краю бортика. Раздвинув ноги, она задрала нижнюю рубашку и опустила колени на плечи Трандуила, лежащего в воде, давая ему опору. Голова эльфа приятно тяготила живот, а сверху открывался прекрасный вид на рельефную грудь, блестящую от влаги при каждом вдохе. Неторопливые, они отражали движения женских рук, массировавших лоб и виски эльфа. Его лицо выражало спокойствие: долгожданная близость сняла напряжение, а ласки навевали дремоту. Щеку все еще кололо, но уже приятно. Тьма будто отступила, или же слилась с фэа, как это было когда-то. Возможно, она и вовсе ее поглотила — не важно, сейчас Владыка хотел просто отдохнуть. Его любовница тоже гнала унылые мысли, но они не отступали и кружили над ней, словно мошкара. Такое всегда случалось, когда ее отправляли к молодым господам: она развлекала их, наслаждалась сама, а после оставалась одна. Эвита не мечтала о любви и романтике, свобода — вот то, чего не хватало для счастья. Но в юности она неосторожно показала Маршалу, что умеет завлекать мужчин, отчего и оказалась в его плену. Он закончится лишь с молодостью, но ждать этого не хотелось. Побег казался единственным выходом, но скопить денег не удавалось — все шло на украшения, наряды, масла и остальные вещи, поддерживающие красоту. Трандуил был настоящим даром Илуватара, но он пугал Эвиту и слишком отличался от других любовников, из-за чего она терялась. — Ваше величество, — расслабленность эльфа вселяла уверенность, — неужели на принца Леголаса напали? Все только об этом и говорят. Надеюсь, он не пострадал? Шумно вздохнув, синда приоткрыл глаза и покачал головой. — А… девушка, что была с ним, в темнице? — Женщина старалась придать голосу равнодушие, но фальшь в нем резала слух. — Тебе что за дело? — Просто любопытно. Когда-то мы были подругами… — А сейчас? — Вопрос казался бесстрастным, но Эвита испугалась подвоха. — Сейчас мы просто живем в соседних комнатах, — она улыбнулась и опустила руки на грудь Владыки, надеясь отвлечь его от разговора — спокойствие пугало не меньше напряженности, в которой он пребывал вечером. Но легкие прикосновения к горячей коже прогнали тревоги. Опустив глаза на чёткие горошины сосков, женщина любовно накрыла их ладонями и погладила, смакуя дразнящую твердость. А затем двинулись вверх, согнув пальцы и оставляя еле заметные следы. На это Трандуил резко втянул воздух и сжал колени Эвиты, чувствуя, как ласковые руки все сильнее, резче давят на мышцы. — А еще мы с ней часто обсуждали, — шепнула она, наклоняясь, — что бы сделали с прекрасными эльфам, попадись они нам. Дотянуться зубами до уха эльфа не получилось, и тогда его кончик огладил жадный язык, обещавший поведать тайны. Удивительно, но Трандуил хохотнул, позволив себе миг забвенья. Освободившись из плена стройных ног, он развернулся и потянул любовницу к себе. Но та рассмеялась и прыгнула в воду, наполнив купальню гулким плеском, еще не раз отразившимся от стен. Вода приятно обожгла кожу и намочила волосы, упавшие на лицо тяжелым покрывалом. Женщина едва успела откинуть их, как снова раздался плеск, и ее настойчиво дернули куда-то. Перед глазами оказались раскрытые губы, и она прижалась к ним, затягивая в рот язык, принимаясь гладить его, ласкать. Владыка отвечал неторопливо, смакуя момент и помогая любовнице устроиться сверху. Но руки опять натыкались на ее одежду, облаком парившую в воде; терпение эльфа кончилось быстро, и он отстранился, рывками стаскивая ткань. Мокрая, она облепила грудь и не скрывала ее контуры, отчего Трандуил дышал все громче, отвлекался и сжимал ноющие соски. Закрыв глаза, Эвита выгибалась, мучимая тягой в животе, куда упиралось возбуждение синда. Обхватив его руками, она стала энергично двигать ими вверх и вниз, разгоняя в стороны крупные волны. Густые, тяжелые, они мешали двигаться, и женщина приподнималась всем телом, не желая останавливаться. Не желая, чтобы затихали стоны Владыки, а пальцы его теряли напряжение, будоражившее спину. Рубашка уже не мешала: Трандуил прикусывал ее вместе с кожей, или поднимался к шее, собирая языком блестящие капли. Он беспорядочно мял то ягодицы, то грудь любовницы, иногда откидывая прилипшие волосы, обнажая уши. Эвита жарко целовала его щеки и виски, когда могла дотянуться, но эта игра быстро наскучила. Приподнявшись в очередной раз, она замерла на миг и стала опускаться на плоть эльфа; медленно, наслаждаясь ощущением твёрдого давления, заполняющего лоно. Но Владыка устал томиться и крепко схватил женщину за талию, принуждая двигаться быстрее.

***

В этот раз Трандуил не позволил Эвите остаться, а она так и не решилась заговорить. Хотя пыталась: долго выпутывалась из мокрой рубашки, которая громко шлепнулась о каменный пол, терзала волосы полотенцем и даже распутала шнуровку. Но Владыка казался бесстрастным, и это настораживало — кто знает, что за мысли скрывались в его голове. Вернувшись к себе, женщина упала в кресло, ощущая, что мышцы вот-вот растекутся, как жидкое тесто. Прошедшая ночь оставила множество сладких воспоминаний и ломоту, навевающую сон. Однако разум цеплялся за желто-розовые лучи в окне, безжалостно напоминающие о тяжёлом долге. Сосредоточиться не получалось, но Эвита заставила себя встать и подойти к туалетному столику. Она надеялась, что злополучный конверт исчез — тогда и делать ничего не пришлось бы. Однако он мирно лежал среди жемчужных нитей и толстых золотых цепочек, будто любовное послание. Внутри оказались мелкие крупицы, напоминающие расколотый лед. Маршал сказал, что их можно развести в жидкости, но тогда как пронести ее мимо охраны? Возможно, стоит выдать это за какое-нибудь лекарство? .. Или добавить немного воды и смазать дно стакана? Нет, слишком заметно. Отчего-то Эвиту стало трясти: понимание еще не вернулось, но сердце хлестнул образ Агаты с отравленным стаканом в руке. Все это казалось ненастоящим и пугающим, будто сказка о чудовище в тёмном углу — хотелось спрятаться, закрыться в комнате и никогда не выходить! Но вместо этого она швырнула конверт обратно и направилась к окну, громко стуча каблуками. У шторы стоял сундук, где обнаружились глубокая корзина из светлых прутьев и небольшая фляга, обтянутая свиной кожей. Из-под кровати Эвита вытащила ротанговый ящик, где звонко перекатывались три бутылки с вином. Открыв начатую, она поднесла ее к губам, но слишком резко запрокинула голову, и по щекам скатились алые ручейки — тело не слушалось. Естество восставало и горело, пока в желудок стекал горький напиток, не оставивший вкуса. А что почувствует Агата? Боль? Сухость? От этих мыслей в горле женщины запершило, будто она сама проглотила отраву. Задуманное медленно становилось чем-то явным, но как избежать расправы или гнева Маршала? Ответа не было. Эвита боялась эльфов, боялась покровителя, а кроме них довериться не кому. Поэтому она металась по комнате и нервно собиралась, по-детски ожидая чуда. Наполнив флягу вином, она с трудом насыпала туда яд и поясом привязала ёмкость к ноге: Агата решит, что стражи не разрешили угощать ее дурманом. Неровность на фигуре скрыла широкая накрахмаленная нижняя рубашка и голубой хук: прямоугольная полоска ткани с небольшим вырезом для головы, части которой закрывали спину и грудь. Он тянулся до щиколоток и был сшит по бокам от груди до талии. Дэгни принесла с кухни соль, глиняный кувшин с водой, хлеб и сыр. А растерянная Вигдис дала полотенце, гребень и чистую одежду своей госпожи. Сложив все это в корзину, Эвита вышла из комнаты. Она не торопилась, но мозаика быстро сменилась шероховатой оболочкой коридора для слуг, а затем и лестницей в подземелье. Крутая и узкая, она напоминала лаз и вела к просторному тоннелю, где множество факелов буквально сожгли воздух, заменив его на грязный неприятный запах. Он царапал ноздри и смешивался с отрывистыми звуками, похожими на храп. Так и есть: впереди оказалась дверь с толстым засовом и двое человеческих стражей, спящих на полу. А все из-за крепкого угощения эльфов, так же вдвоем стоящих напротив и глядевших на Эвиту. — Я хочу видеть пленницу, — заявила она, взглянув сначала на полуэльфа, а затем на его друга, фигурой походящего на Леголаса, но с черными волосами и хмурым лицом воина. — Нельзя, — строго ответил полуэльф. — Почему? — Указ Владыки Трандуила. — Но он ведь не знал, что я приду. — Женщина улыбнулась, а стражи растерянно переглянулись: они знали о ночных визитах в спальню Орофериона и догадывались, что его любимице требуется оказать уважение… но до какой степени? — Нельзя, — буркнул темноволосый эльф, скрестив руки на груди. — Да почему нельзя-то? — Эвита заговорила резче. — Боитесь, что я ее под юбкой отсюда унесу? Она не влезет. Судя по лицам, это не исключалось, и тон ее вновь смягчился: — Послушайте, вы же ее видели! Безобидное создание… мы и вдвоем ничего вам не сделаем. Я всего лишь хочу передать подруге чистую одежду. Вот, смотрите… — Не нужно, уходи, — растерянность сменилась недовольством, но женщина не обратила внимания. — Здесь ничего не спрятано, — поставив корзину к ногам, она достала из нее медно-коричневое платье и кинула эльфу, — а вот нижняя рубашка, вполне обычная, сам смотри. Белье тут же оказалась в руках полуэльфа, и он вздрогнул, как от удара. — Да мы верим, верим, — лепетали стражи, возвращая груду одежды, — но нельзя тебе туда… — Я ненадолго! — Оставляй корзину, мы сами отнесём. — Сами? — вкрадчиво спросила Эвита, отбрасывая с лица прядь. — А почему это вы не хотите, чтобы я видела ее, а? — Не в этом дело… — Я немедленно пойду к королю и расскажу, что вы споили наших воинов и мучаете пленницу! — Никто ее не мучает! У нас приказ… — Не мучаете? Так дайте мне на нее посмотреть, или все в Медусельде узнают о том, что вы творите по приказу своего Владыки! — О, Эру Единый! — простонал эльф и вырвал у женщины одежду, нагибаясь к корзине. Еще не хватало, чтобы она бегала и чернила народ Лихолесья! — Обыщи ее. Последняя фраза иглой вонзилась в позвоночник — как можно было о таком не подумать?! Возможно, эльфы не станут исследовать флягу и поверят в рассказ о том, что у людей запрещены такие гостинцы? Нет, вряд ли: отломив кусочек хлеба, страж принялся рассматривать его, нюхать и мять в руках. Эвита испугалась и ощутила, как воздух застрял в горле. Но один лишь взгляд на полуэльфа заставил ее улыбнуться: тот не изменил серьёзного выражения лица, однако стиснутые зубы и покрасневшие уши говорили о многом. Желая убедиться, она раскинула руки, будто маня в объятия, и страж помрачнел еще больше. Юноши его народа, в отличие от зрелых эльфов, не чурались женщин. Однако срок жизни позволял не торопиться, и страсти они уступали куда реже людей. От этого бедняга растерялся и опустил голову, не выдержав насмешливого взгляда. Он принялся ощупывать руки гостьи, застенчиво, но все же тщательно. Сердце Эвиты напряженно колотилось, но она улыбнулась, надеясь смутить полуэльфа, кожей чувствуя его неуверенность. Торопливые ладони действительно слабели, едва коснулись волос и талии, но на том обыск не закончился: резко выдохнув, страж опустился на одно колено. Мир вокруг качнулся, но женщины с готовностью выставила левую ногу, приподняв хук и нижнюю рубашку. Кажется, он несколько смирился и уже решительнее обхватил щиколотку, затем скользнул вверх, потрогал колено через ткань, бедро. Когда он повернулся, внутри Эвиты словно обрушилась лавина. Она дернулась и рассмеялась — тихо и нервно, чего страж не заметил, ведя руками по голени. Он уже добрался до коленки, но замер, ощутив на пальцах теплую ладонь. — Ну что же ты, смелее… — Ласковый голос отшвырнул его в сторону, будто ураган. Вскочив на ноги, полуэльф забрал корзину у друга и сунул ее Эвите, глаза которой обратились в стекло. — Идем, — буркнул он и снял засов. В темнице оказалось светло, тихо и душно, но хотя бы не пахло перегаром. На втором ярусе дышалось легче — царившая здесь темнота будто охлаждала воздух и даже грозила затушить факел стража, который он снял внизу. Полуэльф остановился у первой же двери, вытащил из-за ремня связку ключей и принялся грохотать ею, открывая замок. С каждым поворотом тело Эвиты наливалось свинцом: не хотелось ни двигаться, ни дышать, просто развернуться и уйти. Но дверь скрипнула, и она безвольно шагнула за молчаливой спиной в каменную коробку, где потолок будто выжидал момента, чтобы прихлопнуть гостей. Кроме него факел освещал лишь две стены и образованный ими угол, в которой забилась призрачная фигура Агаты. Лицо ее казалось таким же белым, как и одежда, мелькавшая сквозь грязные полосы от земли и травы. Остатки прически колтуном лежали на груди, а рыжий оттенок в ней заметно померк в сиянии огромных настороженных глаз. Через пару мгновений немого диалога девушки бросились в объятия друг друга: душа Эвиты взвыла от жалости и скорби, а Агата забыла про обиды и наслаждалась утешением, в котором так нуждалась. Тем временем страж повесил факел на крепление в стене и вышел, оставив дверь открытой, чтобы все слышать. — Как ты? — Отстранившись, женщина натянуто улыбнулась: распухшие, красные веки подруги и шишка на лбу заставляли тревожиться. — Откуда это? Она хотела коснуться ушиба, но девушка мотнула головой: — Я упала. Ничего, пройдет. Слова неожиданно кончились, и молчание вновь скрасили объятия. Но выносить тишину оказалось трудно. — Давай-ка приведем тебя в порядок, — Эвита чувствовала обязанность как-то поддержать Агату и заставила себя широко улыбнуться. — Самое время, — усмехнулась девушка и взяла корзину. Она не имела понятия, сколько находилась здесь. Не чувствовала ни голода, ни усталости, но лишь мысль о воде заставила губы пересохнуть и выхватить кувшин. — Здесь так мрачно. И как ты выносишь… — Женщина осмотрелась и тут же прикусила язык. — Я привыкла, — напившись, Агата отошла к стене и устроилась на куче соломы, затерявшейся в полумраке. — Чем-то напоминает сосну, под которой мы прятались: темно, тихо и ничего не понятно. — Она набрала в рот соли и принялась тереть зубы пальцами, морщась от горьковатого вкуса. — Я бы не сказала, что тогда было тихо, — Эвита села рядом и попыталась распутать волосы, еще не готовые для гребня, — ты без конца хныкала. Боялась, что лес тоже загорится или придут дунландцы. А я тебя успокаивала. — Ушпокаивала. И шама ревела как младенец. — Ничего подобного. — Как ни странно, грустные воспоминания заставили подруг рассмеяться; весь ужас теперь казался далеким, будто и не с ними происходил. — Я как раз занималась тем, что высматривала опасность сквозь ветки. И отца… Последнее слово прозвучало глухо и женщина замолчала, сосредоточившись на колтунах. Сплюнув на пол, Агата прополоскала рот и обернулась, заглядывая в мрачные глаза: — Уверена, он вернулся за нами. В лесу трудно найти воду — он просто не успел, и солдаты… — Его убили хищники или дунландцы. А может, он и вовсе сбежал: на войне все мы превращаемся в животных, которые пытаются выжить. Не потому что хочется, а потому что так надо. Ничего, я смирилась. — Эвита изобразила улыбку и отвернулась к корзине, ища гребень. Девушка знала, как трудно вытаскивать наружу эти воспоминания, и мысленно обругала себя за то, что поддержала разговор. Плеснув на ладонь воды, она оттерла засохшие слезы и взяла у подруги гребень — та слишком нервно дергала им волосы, причиняя боль. Она не хотела этого, но руки утратили возможность двигаться плавно. Бурливший внутри гнев требовал выхода и лишь подстегивался образами детства и ремнем, сдавившим кожу на ноге. Хотелось скорее со всем покончить, и женщина глянула на дверь: страж явно где-то рядом, но его не видно. Нужно сейчас… — Вставай, — буркнула она и потянула девушку за руку. — Что с тобой? — удивилась Агата, когда в ее шнуровку буквально вцепились дрожащие пальцы. — Ничего, просто злюсь! Не нужно мне было тебя втягивать, советовать обольстить Леголаса… — Ты же не знала. К тому же на него не поэтому напали. Эвите удалось прогнать дрожь, но нервозность осталась. Она и не заметила, как переодела Агату — сердце колотилось так быстро, что не давало сосредоточиться. Полуэльфа видно не было, а значит, можно прижать палец к губам и достать флягу. Только быстро, к чему медлить? — Все будет хорошо, слышишь?! — В порыве жалости Эвита обняла девушку со спины. — Тебя выпустят. Уверена, все это лишь для вида. Она не знала, почему сказала это, почему не решалась. Страх перед гневом эльфов? Безвольность? А может, восстала привязанность к той, что делила с ней тяготы? Трудно сказать, особенно когда шум крови заглушает мысли. Но разговорам она не мешала: подруги еще долго говорили о войне, племени, своих судьбах. Избегали лишь тему нападения, ведь каждой было что скрывать. Это забытье в тиши полумрака разорвал страж, многозначительно топавший где-то неподалеку. На миг Эвита решила, что с удовольствием осталась бы здесь, подальше от Маршала и его козней. Только вряд ли он ее не найдет. Выбора не было, и женщина попрощалась с Агатой, в душе завидуя ее неведению. Дорогу наверх она не запомнила — слишком переживала о том, куда исчезла корзина. Удивительно, но сейчас это казалось чем-то важным, потому что оставалось единственным, что Эвита могла решить самостоятельно. Теперь судьба ее в руках сильных этого мира, но к кому податься: молить господина Агнара, чтобы он нашел другого отравителя? Или попытать счастья у эльфов, которым хватит сил защитить девушек?