***
С дня проведения ритуала прошло больше двух недель. Всё шло относительно нормально. Самариль более к Себастьяну со всякими предложениями не цеплялся, хоть и тщательно наблюдал за ним через своих слуг, следя, чтоб Филипп был поцелованным вовремя. Впрочем, на поцелуи ни некромант, ни тем более сам зам. ректора не скупились, милуясь едва ли не дни напролёт. У леди Скартлетт и Девона ещё пару раз не получилось заклинание, так что едва залатанная на полу тренировочного зала дыра тут же образовывалась вновь, заставляя Самариля едва ли не кровавыми слезами обливаться из-за порчи его драгоценного замка. Роберт продолжал расти в объемах, в то время как сам становился худее и измождённей. Грим неустанно варил для него все новые зелья и модифицировал уже использованные и проверенные под чутким руководством Патрика, который в эти дни был безмерно занят. Каждый день он проверял состояние Себастьяна довольно кивая на быстрое восстановлении, как голосовых связок, так и полное возвращение функций языка. В то время, как его радовал некромант, в большей степени его беспокоил Роберт — тому было явно мало той энергии, что давал Самариль, поэтому он сутками искал альтернативу, придя к выводам, что придётся усиливать нагрузку для омеги, иначе он просто не доносит деток. Из соседнего далёко приходили не особо хорошие вести. Что так же заставляло студентов и преподавателей нервничать. Инквизиция набирала скорость и объём, с каждым днём становясь все более беспощадной и организованной силой. Безопасность тёмного мира была под угрозой, и с этим было необходимо что-то срочно делать. Самариль этим активно занимался, однако, стараясь не выводить свои дела за пределы собственного кабинета. Порой он даже не спал — проводил время или с требующим внимания Робертом, или делами академии. Будь ректор человеком, то уже наверняка должен был бы заболеть и слечь. Однако он был высшим демоном, которому при желании сон не требовался вообще, поэтому усталость выдавала лишь чрезмерная бледность, не свойственная даже страшащемуся солнца инкубу. Самариль не хотел, чтоб кто-то пострадал, ведь в этом месте было слишком много близких для него личностей: его любовник с двумя детьми в утробе и ещё много других детей, чьи жизни были для ректора намного важнее собственной. Они с Филиппом всё же доработали ту сложную формулу, однако Роберту ничего не сказали, ведь неудача гарантировала смерть практикующего мага — остальных Самариль планировал обезопасить ограничивающим кругом. Однажды днём, когда вся академия уже спала, возвращаясь к ночному режиму жизни, Роберт утомленный очередной передачей магии вместе с Самарилем лежали в постели. Полумрак спальни был приятен уставшим глазам, а свет свечей добавлял уюта, разгоняя любопытные тени по углам, не давая приблизится к любовникам. Омега лежал головой на груди инкуба и слушал биение его сердца, как всегда сильное и ровное, уверенное и гулкое. Преподавателя алхимии всегда пробирало на нежности в такие моменты, особенно когда демон поглаживал горячей ладонью его живот, и дети от этой ласки начинали ворочаться в утробе, лишний раз убеждая своими пинками носящего папу в том, что они реальны и это не сон и не его больная от одиночества фантазия. Но в это раз было несколько иначе — волк внутри омеги недовольно барахтался и поскуливал, а это всегда было плохим знаком. Возможно, это и особенно сильный толчок внутри живота заставил Роберта завести довольно неприятный и неуместный в данной ситуации разговор, но иного более удобного времени, он почему-то ждать не стал. — Самариль, ты ведь знаешь, что Папа начал активные действия. Как думаешь, насколько скоро он доберется до академии? Самариль не хотел на это отвечать и всегда избегал этой темы. Он терпеть не мог врать Роберту и не собирался этим занимать никогда. Однако омега спросил его в лоб. — Не знаю. Месяц, может, в крайнем случае, полтора, — нехотя ответил ректор, глядя в потолок и рассчитывая что-то своё в уме. Омега чуть переместился в объятьях Самариля, приваливаясь животом к его боку, а голову устраивая так, чтобы иметь возможность заглянуть в глаза демона. Найдя ладонь мужчины на животе, он переплел их пальцы, чуть крепче прижимая к своей коже, давай инкубу прочувствовать и «услышать» копошение детей. — Что ты собираешься делать? Я не поверю, что ты ничего не предпринимаешь, и, судя по тому, что проводишь время или в моей компании, или в компании Филиппа, разрываясь меж нами, то ты или мне изменяешь, или собираешься ставить защиту вокруг замка, планируя арканы. Самариль, это так? Ты собираешься рискнуть и защитить замок? — Роберт, милый, ты же понимаешь, что сейчас у нас только два выхода, — устало сказал Самариль, переводя взгляд на Роберта. — Или я рискну и защищу Академию, чтоб раз и навсегда, чтоб инквизиция и подумать о нас не могла, или нам остаётся просто сдаться им и самим перерезать себе глотки — нам не выстоять в прямой битве. Я видел, как колдует Себастьян. Если все их маги такие, то, боюсь, шансов крайне мало, так как ударная сила нашей академии — это я и Ост, в крайнем случае леди Скарлетт — она ведь профессиональный пирокинетик. Остальные или женщины, или дети, или слабые или вообще не маги. Ты думаешь, что я случае битвы допущу до неё тебя, или Филю, или Девона? Ваши жизни слишком важны для меня. — Ты противоречишь сам себе, — спокойно отозвался омега, сильней сжимая пальцы Самариля. — Если ты рискнешь, и этот риск не оправдается, то аркан выпьет тебя, при этом замок не факт, что будет защищён ценой твоей жизни. Умрешь ты — я останусь без подпитки. Без неё дети иссушат мой резерв до нуля за несколько дней. На моей жизненной силе они протянут ещё две недели, при очень большом везении. И даже если Патрик сможет извлечь их и спасти, дав им до развиваться вне моей утробы за счёт родственной магии, то они всё равно буду неполноценными, не здоровыми, не сильными, они будут слабыми сиротами. Они не выживут или проживут гораздо меньше, чем могли бы. И это в том случае, если моей жизни будет достаточно, а если нет, то и они погибнут так и не родившись? Ты готов пожертвовать своей семьёй, своим потомством, ради призрачной надежды на то, что академия будет защищена, что магия не вырвется из-под контроля, если ты умрёшь во время ритуала? Ты готов поставить три самые, хотелось бы в это верить, ценные жизни на кон за призрачную надежду на успех? — Роберт говорил спокойно и без слёз, без истерик, словно он не в первый раз прокручивает это, будто бы он не раз задавал себе этот вопрос и долго готовился к тому, чтобы поднять эту тему. — Я не могу не рискнуть, — Самарилю было тяжело этого говорить, он понимал, что Роберт тоже прав, что в случае чего он рискует остаться один и вскоре тоже умереть. Но итог всё равно окончится смертью. — Мы в любом случае не сможем долго бегать и прятаться по углам. А детей после надо будет ещё и ставить на ноги, воспитывать. Ты думаешь, им будет хорошо, если им будем в постоянных бегах? К тому же, Роб, скажи, разве здесь так много личностей, кому есть, куда идти? Я создавал эту академию, чтоб дать этим детям приют и хоть какую-то защиту. Я знал, на что я иду и с чем мне придётся столкнуться. — Я бы в жизни не подумал, что доживу до того момента, когда общее благо отдельной группы пересилит благо тебя лично. Я бы гордился тобой, и горжусь, но мне досадно, что это случилось в тот момент, когда на одной чаше весов находятся наши дети, — Роберт отпустил руку Самариля и сел в кровати — он успел выспаться достаточно, чтобы не засыпать на ходу. А ещё поспать, если выпадет такая возможность, он успеет в другом месте. — Когда ты планируешь провести ритуал? — спросил омега, подгибая под себя ноги, чтобы было удобней сидеть. Живот иногда перевешивал, и ему приходилось следить за этим. Малыши внутри заворочались, недовольные тем, что мужчина встал и отнял у них тепло отцовского тела и одеяла, поэтому Роберт получил по печени, от чего сморщился — малыши были в Самариля характером — уже сейчас ему было страшно представить, что с ними будет в подростковом возрасте, хотя, возможно, ему повезёт, и столь беспокойным будет лишь старший. А младший и правда будет омегой, хотя он бы никогда не пожелал своему малышу родиться омегой и быть сиротой с самого рождения. — Через неделю, возможно, — ответил Самариль задумчиво. — Мы ещё пытаемся усовершенствовать аркан, возможно, есть какой-то способ обезопасить колдующего — мне тоже как-то не особо хочется умирать, — ректор поморщился. — Роберт, пожалуйста, помни, что в первую очередь я собираюсь сделать это для тебя и детей. Наших детей. — Ты обрекаешь наших детей на смерть, в случае неудачи, — ответил, качая головой, Роберт. Омега обнял руками живот в защитном жесте, согревая и пытаясь успокоить разбушевавшихся малышей — он боялся, что они сами могут друг друга покалечить своими метаниями по его нутру.- Если действительно хочешь, чтобы они родились при любых обстоятельствах, то перенеси дату ритуала хотя бы на неделю, и ближайшую неделю, пока будете искать с Филиппом варианты, постарайся заполнить как можно больше аккумуляторов своей магией. Это даст пару недель, может больше, если экономить. У них будет на пару недель больше времени, чтобы развиться, на моём сроке это может стать решающим. Сделаешь это для них? — спросил Роберт, оборачиваясь и смотря любовнику в глаза. — Роберт, милый, я всё продумал, — Самариль тоже сел на кровати, поджав под себя ноги. — Амулетами я уже занимаюсь — я не хочу верить в плохой исход, но перестраховаться, как ты правильно говоришь, всё равно надо. Не волнуйся. Я верю, что всё будет хорошо. — Я хотел бы тебе верить, но ты слишком часто мне врал, да и я не настолько идиот, чтобы не понимать на какой риск ты идешь, — ответил Роберт, приваливаясь к горячему плечу Самариля. — Я хочу услышать первый крик наших детей, я хочу увидеть, как они растут: первые шаги, первые слова, первый успех, интересы, бессонные ночи — я всего это хочу. Я столько лет этого ждал, хотел, и уже не надеялся получить, и вот сейчас есть реальная вероятность того, что всё рухнет из-за глупого, алчного и нездорового от власти жалкого человека, — мужчина накрылся одеялом, ему стало зябко скорее не от сквозняка в комнате, а от того, что он может все потерять. — Дай нам и детям чуть больше времени, вдруг что-то да изменится? — Роб. У нас нет этого времени. Я не хочу жить в постоянно страхе. Я хочу бороться. Я понимаю тебя, как ты волнуешься. Был бы у нас хотя бы один год… мы бы наверняка смогли вывести идеальную формулу для защитного аркана. Однако, у нас его нет. — Ты меня не понимаешь! — Роберт отстранился и повысил голос впервые за весь разговор. — Я лучше буду жить в страхе каждый день, засыпая с мыслью, что не проснусь через восемь часов. Я готов бегать всю жизнь, но я буду не один! Вся моя жизнь — это бега, я привык, мне плевать, как это будет, я всегда был слишком слабым, чтобы дать кому-то отпор. Я похоронил родителей, я похоронил брата и двух его жен, я десятки раз хоронил близких друзей, тех, кто спасали меня, тех, на кого я мог положиться. Я хоронил двух племянников и племянницу, двое из них погибли ещё в утробе, а остальные не прожили и месяца на этом свете. Я дважды пытался начать жить заново, дважды хоронил тех, с кем был готов создать семью, раз тот, кого выбрал мой волк, не хотел быть со мной. Кроме Девона у меня до недавнего времени никого не было. И если чтобы сохранить свою долгожданную и новую семью, мне придется бежать, я побегу. Если бы от меня не завесили сейчас две ещё толком не начавшиеся жизни, я бы предложил всё, что угодно, лишь бы моя семья не видела того, что видел я. Пять попыток самоубийства, последние семь лет назад, когда мне пришлось привязать Девона к себе как патрону, чтобы удержать его силу и не дать ему погубить себя. Я до сих пор ненавижу себя за слабость и трусость. И если ты думаешь, что твоя, даже гипотетическая, смерть для нашего спасения принесет мне хоть каплю счастья, то ты ошибаешься, — с этими словами Роберт встал с кровати, завернувшись в лежащий на кресле плед и обувшись, вышел из спальни.Глава двадцать третья
7 января 2019 г. в 18:00
Лекарь в компании Девона и корзинки, заполненной разными склянками, вошёл в покои Филиппа почти через час, после того, как выпроводил беса и некроманта из своих комнат. Вид лекаря был сосредоточенный, а плетущийся за ним следом Девон выглядел убитым в усмерть: под светлыми глазами залегли чёрные тени, а почти лишенная в последнее время солнца кожа, окончательно приобрела смертельную бледность. Впрочем, глаза юноши горели. Сегодня он закончил зелья, которых хватит Остогару на полгода, и он будет себя прекрасно чувствовать. Тот уже выпил бальзам и лёг отдыхать, и как только грим поможет Патрику, он направиться к любовнику, что бы закапать ему глаза, а после нежиться с ним под одеялом.
Филе снова стало стыдно при одном только взгляде на Девона. Ведь юноша не обязан был этого делать, или сделал бы, когда уже отдохнёт. Филипп снова мысленно пообещал Самарилю все муки ада за его настойчивость. Ведь Девон же — растущий организм, ему нужен отдых, солнце и нормальное питание, а ректор об этом совершенно не думает.
Впрочем лекарь быстро приобщил его к делу, заставив помогать, поэтому на время муки совести его оставили. Патрик велел Себастьяну раздеться и лечь в кровать. Тот, особо не стесняясь, быстро выполнил распоряжение. Патрику, как лекарю, приходилось видеть сотни тел, поэтому ничего нового для себя он не увидел. А Девону было настолько всё равно, что он просто смотрел куда-то в сторону. Впрочем, огромную чёрную татуировку на спине африканца он заметить успел, хотя и не разглядел рисунок. Сам же мужчина лёг с краю кровати, но Патрик буквально пинками отправил его на середину и велел полулечь, а ещё лучше, сесть, да так, что бы голова была зафиксирована подушками. После этого он протянул ему светло-зелёное зелье с ментоловым привкусом и приятным сладким запахом. Как позже выяснилось, это было зелье против боли — к слову, подействовало оно довольно быстро. Следующим было зелье, которое и должно было «отрастить» некроманту новый язык. Но, прежде чем отдать его некроманту, он провёл краткий инструктаж.
— Голова должна располагаться вертикально, постоянно — за этим надо следить. Ещё мы погрузим вас в сон, чтобы время прошло для Вас быстрей и незаметней. То зелье, что вы сейчас выпьете, обще регенерирующее. Проще говоря, если внутри у вас нет селезенки, то и она отрастет помимо языка — все раны затянутся, все рубцы заживут. Беда лишь в том, что вы можете проснуться раньше, чем закончится процесс, из-за чего будет очень больно. Если проснетесь раньше, чем боли полностью спадут, то на подобный случай я оставлю снотворное и болеутоляющее. Выпьете и будете дальше плавать в радужных снах. На этом всё, — после этого лекарь протянул некроманту флакончик с ярко-алой жидкостью.
Некромант выпил его и следом — снотворный бальзам. Через пару минут его сморило сном. Патрик устроил его так, чтобы голова не опрокинулась назад, и он случайно не подавился отросшим языком. На этом Патрик дал зелья Филиппу, коротко велел в случае чего звать его и следить за головой некроманта. На том и распрощались. Даже Девон пожелал удачи и быстро ушел, спеша к Остогару.
Филипп суетился вокруг некроманта весь оставшийся день — всю ночь. Подправлял одеяло, укладывал поудобней, взбивал подушки, стирал со лба выступающий пот прохладным полотенчиком, смоченным в холодной воде, иногда, когда набирался смелости, ложился рядом, успокаивал спящего, но жутко напряженного и постоянно вздрагивающего некроманта. И лишь под утро позорно заснул, свернувшись калачиком и обхватив ладонь некроманта в свои объятия — на большее он не решался.
К счастью, действие болеутоляющего и снотворного, хватило с избытком, и мужчина проснулся, не ощущая боли в теле. Даже выбитый когда-то сустав перестал беспокоить. Тяжесть нижний челюсти и слишком заполненное пространство рта было ответом на главный вопрос. Язык вновь был на месте, и шевелился он крайней неохотно, то ли от того, что мышцы ещё не до конца восстановились, то ли от того, что сам Себастьян забыл, как надо управлять этой мышцей. Рядом, тихонько посапывая во сне, лежал Филипп, и некромант с готовностью и улыбкой окрестил этот день и это пробуждение самыми счастливыми в своей жизни. Он не решился будить рыжика, но и отказать себе в том, что бы пригладить вздыбленные вихры, он себе отказать не смог. Но он делал это очень осторожно, боясь разбудить нежное чудо, лежащее рядом.
Но Филипп всё же спал очень чутко, настроившись на то, чтоб проснуться тут же, как только с Себастьяном будет что-то не так. Он не проснулся от его шевеления, однако прикосновение к волосам мгновенно оборвало его сон, вырвав в реальность.
— Себастьян? — забеспокоился зам. ректора, смотря на мужчину всё ещё сонным глазами. — Ой, Себастьян, прости. Я не должен был засыпать. Тебе не больно? Как ты себя чувствуешь? Всё нормально? Ничего не болит? Помощь не нужна? Ничего не хочешь?
Мужчина лишь улыбался в ответ, качая головой. Ему ничего было не надо, у него уже всё было, ну или почти всё, из того, что он мог пожелать. Единственное, что мужчина мог сделать, кроме качания головой и улыбками, так это показать отросший язык. Тот по-прежнему плохо слушался, но высунуть его у него получилось, как и вобрать обратно в рот.
— Ух ты! прелесть-то какая! А ну дай посмотреть ещё раз, — восторженно проговорил Филипп, полез Себастьяну в рот, совсем потеряв всякий стыд. — Ой, а у меня такой же, — произнёс бес, подемонстрировав собственный раздвоенный, точно у змея, язык во рту с четырьмя внушительными клыками.
Некромант с интересом посмотрел на продемонстрированную часть, приметил завораживающие и явно острые клыки, а после поставил себе на заметку, что когда вновь начнет говорить, поинтересоваться, не ядовит ли Филипп, а то было бы очень неловко, если Себастьян отравиться, решив поцеловать желанного рыжика.
Филя закрыл рот и улыбнулся, чтоб после быстро подобраться ближе к некроманту и коротко, но чувственно поцеловать того в уголок губ, после тут же отстраняясь.
— Теперь всё будет хорошо, — широко улыбнувшись, произнёс Филипп.
Мужчина, удивленный наглостью и смелостью рыжика, чуть-чуть задумался, несколько мгновений смотря куда-то перед собой. Но после он буквально накинулся на Филиппа, крепко его обнимая за плечи и талию, тиская и поглаживая особо приглянувшиеся места. Губами же он активно исследовал лицо и губы рыжика, нежно и жарко касаясь кожи.
— Ой, Себастьян, ты чего? — тут же, хихикнув, смутился Филя, впрочем, из рук некроманта не вырываясь, а, наоборот, подставляя особо чувствительные точки на лице и обнимая мужчину в ответ.
Некромант же, довольный покорностью, согласием и активным участием рыжика, вдохновился и продолжил с ещё большим напором целовать подставляемое личико. Его ладони удобно устроились на округлых и подтянутых ягодицах Филиппа, чуть сжимая и разжимая их. Руки медленно спускались по бедрам вниз и вверх, мужчина, потеряв всякий стыд и меру, несколько раз довольно ощутимо поглаживал пах беса, а после прижимал его плотней к себе, чтобы тот почувствовал, как некроманту хочется продолжения. Впрочем, он не собирался заходить так далеко.
Филипп, до этого скорее развлекающийся и веселившийся, пусть и смущавшийся, вдруг затих. Только дыхание у него было тяжелое, он широко распахнул глаза и серьёзно уставился на некроманта, который, также поняв настроение беса, поумерил пыл и остановился. Филя рассматривал тёмное, но такое светлое и открытое лицо некоторое время, даже поднял руку и погладил щеку.
— Себастьян, ты такой хороший, — через некоторое время произнёс рыжик, приникая к губам некроманта, на этот раз не коротким мгновением, а долгим поцелуем, хоть и не решаясь как-то проявлять большую активность.
Мужчина недоуменно приподнял бровь — по его мнению, рыжик произнёс это немного не к месту и не ко времени, но он был не против. Если Филипп считает его хорошим, он постарается поддержать его уверенность в этом всеми возможными путями. Некромант перестал быстро перемечать ладони по телу Фили, сбавив жар и напор. Он ласково и нежно отвечал на касание губ рыжика, но большее он боялся позволить — было бы неловко, если он не сможет, как нужно, повернуть язык, что бы сделать Филе приятно. Поэтому подобные поцелуи было решено оставить до лучших времен.
— Давай же, Себастьян, — Филя лукаво улыбнулся, смотря некроманту в глаза. — Патрик сказал, что тебе надо ежедневно тренировать язык, чтоб он работал нормально. Это отличный шанс, — улыбка беса стала шире, он похлопал себя по губам указательным пальцем, приглашая.
Некромант был уверен, что лекарь не это имел в виду, когда говорил о тренировках, но когда желанный и такой красивый, и уже порядком заведённый и тяжело дышащий Филипп буквально сам себя предлагает… Да кто он такой чтобы отказывать этому созданию? Правда, неуверенность и неуклюжесть никуда не делись, всё же опыта в подобном у него по понятным причинам не было, а сейчас очень хотелось сделать всё хорошо. Но рискнуть всё же стоило. Себастьян переместился, буквально вдавливая Филиппа в постель и коснувшись кончиком языка на пробу его губ, и проник за приоткрытую преграду зубов, неуверенно, осторожно касаясь чужого языка и сосредоточено хмуря брови.
Там его тут же встретили. Гибкий язык тут же обвил его, притягивая ещё ближе, некромант почувствовал, как у Фили так же затаилось дыхание от волнения, руки, обнимающие шею даже чуть напряглись.
У Фили был более тонкий и пластичный язык сам по себе, нежели у Себастьяна, но они оба были слишком поглощены друг другом, чтобы это замечать. Некромант подтянул ногу рыжика и согнул её в колене, тут же начиная поглаживать бедро и голень, надеясь что рыжику это понравится, и ему будет приятно, или что подобное его успокоит и настроит на нужный лад. Сам же мужчина пытался пошевелить непослушной мышцей, но при всём желании у него это выходило неловко, вяло и через чур мокро. Хотя в этом было что-то особенное и новое.
Филипп же не давал ему отчаиваться, сам вёл поцелуй, оборачиваясь вокруг языка некроманта своим, длинным, тонким, раздвоенным на острых кончиках и ужасно гибким, что хватило на несколько оборотов, тянул его к себе. С губ периодически вырывались несдержанные стоны. Эта ситуация его чертовки заводила, хотелось ещё и ещё, совершенно не хотелось, чтоб Себастьян отпускал его и прекращал это.
Себастьян откровенно поплыл, ему было мало, но настаивать он не хотел. Всё же им не стоило спешить, у них еще очень много времени впереди, и они успеют всё попробовать. Нехотя мужчина отстранился от Филиппа, но тот отпустил его язык лишь после того как некромант отпрянул от пухлых и раскрасневшихся губ рыжика. Рукой же он поглаживал бугорок в паху Фили, сам же боролся с искушением потереться членом о так удачно подставленное бедро беса, но отмашка к началу или просьба остановиться должны были исходить от Филиппа. Да и что дальше делать, некромант не знал. Прежде чем продолжить, ему надо было поинтересоваться у знающих нелюдей, что, куда и как, чтобы рыжику было приятно.
Но Филя уже и сам остановился, глядя на Себастьяна чуть пьяными глазами. Рука толкнула мужчину в грудь легонько, заставляя упасть спиной на подушки. А Филя пристроился рядом, устроив голову у некроманта на плече.
— Лучше тебе пока лежать, — улыбнувшись, сказал бес. — Ты голоден? Пить хочешь?
Мужчина лишь громко вздохнул — его гложило другое желание, которое довольно бесстыдно торчало под тонкой и не скрывающей ничего простынкой. Но на последнее предложение он все же кивнул. Пить и правда очень хотелось, пусть за поцелуями это было не так заметно. Выругавшись про себя, Себастьян чуть развел ноги, что бы не давить на собственное возбуждение, потер ладонями лицо и перевёл взгляд на Филиппа. Может, вода немного поможет делу? Или стоит сходить в душ?
Филипп тоже заметил небольшую проблемку некроманта. На губы рыжика выползла хитрющая улыбочка.
— Лежи тут, — буквально приказал Филя, прежде чем соскочить с кровати и умчаться в ванну. Оттуда он вышел довольно скоро, налил из приготовленного заранее графина воду в стакан, по пути проверил огонь в камине — он всю ночь подкидывал туда дрова, чтоб не гас, но сейчас они уже тлели. Однако на дворе всё ещё стояло лето, и солнце уже успело как следует прогреть даже холодные камни замка. Камин был бы сейчас излишним. Филя вернулся в кровать, чтоб тут же оседлать Себастьяна. Сел он намеренно прямо на торчащее из простынки достоинство, правда, сильно давить не решился, однако всё равно было довольно чувствительно. — Дашь мне тебя напоить? — держа в руках стакан с водой, с хитрецой спросил рыжик.
Себастьян прикрыл глаза, руками вцепившись в твёрдые бедра рыжика. Несколько раз глубоко вздохнув и выдохнув, он открыл глаза и кивнул, решив, что бес что-то задумал и наверняка что-то хорошее, судя по тому, как он уверено его оседлал и как горели в нетерпении разноцветные глаза за стёклами очков. Мужчина был сильно напряжен сдерживая порывы жадной до неиспробованных ласк плоти, которой очень хотелось потереться о подставленную попку, но некромант был сильней этого, по крайней мере, он на это очень надеялся.
Филипп набрал воды в рот из стакана, чтоб после прильнуть к губам некроманта и так начать поить его. Рука скользнула под простынку, нащупав стоящий там колом член, обхватила его, начиная ласкать. Руки Филиппа были тёплые, сухие, приятные. Сначала он нежно, дразнящее, завлекающее ласкал его, не предпринимая активных действий, словно бы пытаясь оценить, какой же он на ощупь.
Себастьян восхищенно вздохнул, а после прикрыл глаза, отдаваясь на милость разгулявшегося Фили. Хотя руки некроманта довольно быстро оказались на ягодицах рыжика, поглаживая и сминая их. Мужчина, почти полностью лишенный подобного рода контактов, буквально расплылся под Филиппом от блаженства и удовольствия. Несколько раз он непроизвольно подкидывал бёдра, будто бы торопя беса, хотя ему хотелось продлить все это как можно дольше. Он пил воду, что давал ему рыжик, лизал его губы собирая остатки влаги, руками поднырнул под одежду, касаясь горячей, нежной кожи и от этого возбуждаясь ещё сильней.
Филипп облизывался, целовал Себастьяна и позволял целовать себя — глубоко и чувственно, так, как никто его никогда не целовал. И пусть Себастьян не был таким профессионалом в этих делах как, например, Самариль, может, это даже лучше — его поцелуи были ещё гораздо более чувственными от этого. А рука на члене уже сжималась, мяла и тёрлась, доводя буквально до пика.
Себастьян уже буквально порыкивал в губы Фили, начиная их покусывать, ему было безумно хорошо, даже глаза сами закрывались от накатывающего временами удовольствия. Но Филипп умело отодвигал его оргазм, растягивая удовольствие. Когда сил терпеть уже не было, а вода в стакане благополучно закончилась, мужчина резко сел и прижал к себе рыжика, впиваясь в его губы, кусая их, раздавшийся стон был ему наградой. Он яростно потёрся членом, о так удачно накрывшую его попку, и с рыком кончил, вцепившись мертвой хваткой в ягодицы Фили. Когда тело расслабилось и обмякло, он опустился на подушки, утягивая за собой и возлюбленного, и стал осыпать лицо беса благодарными поцелуями, это было по его неискушенному в подобном мнении просто великолепно.
Оказавшись в руках некроманта, Филя блаженно расслабился, прикрывая глаза. Он устал за ночь, и сейчас эта усталость дала о себе знать. Не прошло много времени, как бес уснул, наслаждаясь поцелуями Себастьяна.
Мужчина же, убедившись, что тот крепко спит, осторожно и как можно аккуратней переложил его на кровать. Скинув запачканную простыню на пол, сам слез с постели. Он медленно и вдумчиво раздел Филю, чтобы ненароком не разбудить его, рубашка была снята, так же, как и брюки, и повешены на стул недалеко от кровати. После некромант накрыл рыжика пледом, добытым из недр разворошённого шкафа, а сам направился в душ.
Когда он уже выходил из душа, входная дверь открылась, и в спальню Фили, как к себе домой, вошёл Самариль. Ректор придирчиво осмотрел голую фигуру Себастьяна со стекающими по груди капельками, обошёл его кругом, осматривая со всех сторон, хмыкнул, потёр подбородок с лёгкой щетиной.
— Ну-ка, открой рот, — задумчиво попросил ректор, продолжая осматривая Себастьяна, как наглядное пособие.
Некромант закатил глаза — подобное отношение было более, чем привычным, всё же в Ватикане такие, как он, больше вещи, чем живые и мыслящие создания, хотя ко всем африканцам такое отношение, несмотря на то, что свою самостоятельность и независимости они уже доказали. Себастьян потёр гладковыбритый подбородок, всё же за последнюю неделю он довольно сильно зарос. Открыв рот, брюнет вывалил язык на обозрение ректора и даже пошевелил раздвоенным кончиком.
Самариль долго осматривал его, вертел голову некроманта и так и эдак, задумчиво хмыкая или издавая похожие звуки, поджимал нижнюю губы, хмурился. После чего отпустил беднягу и снова задумался. Прошло немало времени, прежде чем ректор отмер и критично произнёс:
— Годится, — некромант ещё не был знаком с ректором и, соответственно, не знал, что в данном случае это была его наивысшая оценка, каковую демон только мог дать и означало, что Самариль готов доверить некроманту одно из самого ценного, что у него есть — Филю. — Парень, а ты целоваться-то умеешь? Филю же нужно целовать. Желательно три раза в день. Как минимум. Идём, научу, — безапелляционно сказал ректор, щелкнув пальцами. Над спящим Филей появился прозрачный купол, похожий на чуть светящуюся сеть. Впрочем, тут же исчез, но присутствие его магии чувствовалось. Купол тишины теперь вообще не должен был пропустить внутрь ни звука.
Себастьян нахмурился и отступил от демона, уходя в другую часть комнаты. Там он не стесняясь стянул полотенце с бёдер и надел брюки, которые они прошлым днём нашли в шкафу Девона и которые принадлежали его брату, рубашка того же хозяина хорошо села на плечи и не мешала двигаться. Обулся некромант в свою потрепанную дорожную обувь. У некроманта были чуть иные планы, нежели просто «болтать» с ректором. В первую очередь он хотел поесть, потом навестить лекаря, затем спуститься на задний двор замка и набрать немного цветов, а после принести завтрак Филе — тот к тому времени должен был уже проснуться. Некромант планировал принести рыжику завтрак в постель, таким образом, поблагодарив за помощь и беспокойство.
— Эй, ты чего меня игнорируешь, неблагодарный? — искренне негодовал ректор.
Мужчина обернулся к демону, глянул на него и тут же перевёл взгляд обратно на свои сапоги. Обувшись, он подошёл к крайне возмущённому Саморилю и, пожимая плечами, согласно покивал, при этом ехидно улыбнувшись, после чего подхватил его под руку и вытащил из комнаты, плотно закрывая за собой дверь. Уже в коридоре африканец отпустил ректора и помахав ему рукой, уверено пошёл в сторону кухни — за эти дни, которые Филипп водил его по замку, он успел неплохо его изучить и запомнил основные коридоры и места, которые могут понадобиться в первую очередь.
— Ну смотри, изменник! Если не сможешь целовать Филю — пеняй на себя! Я тебя предупреждал! — крикнул ему вдогонку страшно возмущённый Самариль. Да когда ж ему отказывали, когда он предлагал такие уроки?! Он — профессионал! Ещё и ради Фили!
— Я даже не хочу знать, к чему это сейчас было сказано, — произнес за его спиной холодный и явно очень-очень недовольный голос Роберта. — Я рассчитывал, что утром ты уделишь мне внимание, в итоге ты занимаешься непонятно чем, делая неприличные намеки формальному пленнику. Если ты жаждешь, чтобы я уехал от тебя так далеко, как смогу, чтобы ты никогда не нашёл ни меня, ни детей, то ты своего добьешься уже очень скоро, — обижено фыркнув, омега направился в противоположную от Самариля сторону — он был возмущен распутностью демона, хотя понимал, с кем связывался, но он был уверен, что у них более чем достаточно контактов для удовлетворения сексуального голода Самариля. Видимо он ошибся, это было неприятно, и било по самому самолюбию и по сердцу.
— Роберт? Роберт! Ты чего! Ты всё не так понял! Да стой же ты! — раздосадованный Самариль бросился вдогонку оборотню. Вот уж! Теперь даже доброе дело нельзя сделать. — Роберт, погоди! — нагнал его ректор довольно быстро, остановил, развернул к себе, коротко поцеловал в губы, нежно улыбнувшись. — Роберт, милый, ну прости. Я правда не думал ни о каких изменах, и подумать не мог. Что ты так воспримешь подобное… Прости, родной, я иногда забываю, какой ты у меня ревнивый и ранимый, — омега был заключен в объятия.
— Плевал я с центральной башни замка на твои измены! Меня возмущает то, что своими походами налево ты будешь подавать отвратительный пример детям. Я знал, с кем связываюсь с самого начала, но от твоей распущенности мне иногда становится плохо! Ты даже не понимаешь, что делаешь непозволительные вещи, принимая как должное! — Роберт негодовал, но не вырывался это было бесполезно — он заведомо слабее любовника в физическом плане, особенно будучи уже на двадцать первой неделе.
— Роберт! — возмутился, было, Самариль, но после смущенно потупил взгляд, что совершенно на ректора похоже не было. — Боги и демоны, прости меня, любимый. Я, правда, стараюсь исправиться, но, иногда правда… туго. И ты прав, я многое принимаю, как должное. Но у меня есть ты, чтоб исправиться, — демон обезоруживающе улыбнулся.
— У меня иммунитет на подобное. Так что строить из себя святую невинность бесполезно, — омега обнял демона в ответ, насколько это позволил его живот, и тяжко вздохнул. — Так и быть, я всё забуду и сделаю вид, что ничего не было, но у меня будут условия.
— И какие же? — обречённо согласился Самариль, подхватывая беременного омегу на руки, понёс в сторону своей башни.
— Во-первых, ты прекратишь лезть в личную жизнь Филиппа. Пусть сам разбирается с Себастьяном, что и кто, кому и куда. Это их дело. Они не маленькие, не неопытные, поэтому твоей вмешательство только хуже сделает, — мужчина чуть повернулся, удобней устраиваясь на руках демона, и положил ему голову на плечо. — Во-вторых, ты снимешь заклинание на лестнице в своей башне, хотя бы для меня — я уже физически не в состоянии подниматься в пять раз выше, чем нужно. И последнее, — уже совсем мрачно и жутко проговорил Роберт. — Помнёшь мне ножки и поясницу, а то болят, а ноги еще и опухают.
— Заклинание? — Самариль задумчиво почесал макушку. Сам он никогда по лестнице не поднимался, и уже совсем позабыл об этом забавном заклинании. — Ой. Прости. Совершенно забыл. Роберт, но это же такая долгая и тонкая работа… я же открыл для тебя теневой проход, а лестница — для студентов. Вот чего не пользуешься? Если теневой проход не устраивает, что возле шкафа есть скрытый портал, как раз возле двери входа в башню — его выход. Но я не очень люблю эти порталы… когда сначала расщепляет, потом обратно собирает, — Самариль фыркнул. На последний вопрос он и не думал отвечать, ведь Роберт и так знал, что ответ будет положительным.
— Самариль, не строй из себя большего идиота, чем есть. Я не полезу ни в теневой вход, потому что меня с них полдня мутит, ни тем более в портал! Самариль, я на двадцать первой неделе, я ношу двойню. Ты хоть представляешь, что может с ними случиться, если я по десять раз на дню буду перемещаться таким способом? Я лишний раз от студентов с неустойчивой магией держусь, чтобы не нарушить наше общее магическое поле вокруг них. А ты предлагаешь мне передвигаться таким образом? — омега на руках ректора негодовал, его и так разнесло как беременную болонку, что кажется, живот скоро станет больше него самого, так еще и любовник пытается пошатнуть его веру в него и добавляет переживаний.
— Да… Роберт! Ну хорошо. Только ради тебя, я модифицирую это заклинание. Чтоб пока ты на лестнице — оно не действовало, — хитро улыбнулся Самариль. — Ну прости, милый. Это заклинание жутко раздражает наших дражайших студентов, и не только. По нему всегда можно распознать, что к тебе кто-то подкрадывается, уж поверь мне!
— Пусть раздражает. Я бы не просил его трогать, но я уже не могу скакать, а впереди ещё почти половина срока — мне даже страшно представить, что будет в последний месяц, если мне сейчас так тяжело, — мужчина потерся носом о подбородок демона. — Я, наверное, вообще с постели по утрам прекращу вставать.
— Ничего. О! придумал! Я наложу другое заклинание — чтоб сжимало наоборот пространство. Будешь ещё быстрее спускаться, — улыбнувшись, сказал Самариль. Теневым проходом он всё же воспользовался, правда, наложив защитное заклинание на Роберта, чтоб не так худо было.
Правда после, выходя тот все равно позеленел, как листва весной, но в ванную не побежал, а значит, все было хорошо. Роберт полностью завладел вниманием провинившегося Самариля на этот день, поэтому Себастьян смог без лишних помех выполнить свой план и разбудить Филиппа ароматами полевых трав и цветов, а так же вкусным и ещё тёплым завтраком, приготовленным леди Скарлетт.
Филя проснулся как раз к тому моменту, как вернулся Себастьян. Бес потянулся до хруста костей, лопая поставленный вокруг него купол тишины, сладко зевнул. После чего вдохнул вкуснейшие ароматы и, наконец, взглянул на только что вошедшего некроманта.
Тот, заметив, что бес проснулся, добродушно и широко ему улыбнулся, сгружая завтрак на стол. Сгрузив свою ароматную ношу на мебель, он подошёл к кровати и сел на краешек, но улыбка его чуть переменилась и из дружелюбной стала больше походить на нежную, впрочем, чуть прикрытые глаза и теплый взгляд черного кофе подтверждали реальность испытываем и читаемых на лице африканца эмоций.
— Ох, я снова заснул, да? — чуть смущенно проговорил Филипп, опустив взгляд в пол, после чего снова поднял его на некроманта, коротко поцеловал в губы. — Прости. Я такой безответственный. Спасибо за еду, это же мне?
Мужчина ответил на поцелуй и, когда отстранился, согласно кивнул. Завтрак он принёс Филиппу — тот заслужил вкусно поесть, наверняка он всю ночь просидел над ним — не просто же так у него столь усталый вид. Да и уснул он довольно быстро, несмотря на то что, был возбужден, а это может означать лишь крайнюю степень усталости.
— Ой, а ты тоже, наверное, голодный? В меня одного столько не влезет. А значит, ты мне поможешь, — вынес вердикт бесёныш, пододвигаясь ближе, почти вплотную к некроманту. После он встал, взял некроманта за руку, повёл к столу.
Мужчина же совершено сытый — есть не хотел. Леди Скарлетт накормила его, стоило некроманту появиться на кухне, о чём и постарался намекнуть рыжику, когда тот пытался поделиться с ним завтраком. В итоге мужчине надоело отбиваться от его атак и он, отняв столовые приборы из тонких рук, принялся кормить Филю самостоятельно, так было быстрей и «съедало» гораздо меньше нервов. Мир был восстановлен, а зам. ректора накормлен.