***
— Ваше высочество, госпожа желает вас видеть, немедленно, — сообщила Мейлин — молодая служанка, постоянно цепляющаяся за юбку своей госпожи. Маленькая стервозная девчонка встала в позу «руки в бока», в упор смотря на юношу, который спокойно изучал какую-то толстую книгу, сидя в кресле в библиотеке. Он даже и взгляда не повёл, считая, что отвечать ей — это ниже своего достоинства и лишь терпеливо ждал, пока она покинет помещение, как это делали другие слуги, принесшие кому-либо из господ весть. Но была тут маленькая разница — те слуги честно исполняли свою работу и были преданы королю, а ещё у них была хоть капля уважения к Осту, и прежде чем что-либо сказать, они попросят разрешения, а на крайний случай хотя бы учтиво кивнут, предупреждая, что у них есть что сказать. Но только не эта девчонка. Она простояла рядом с не обращающим на нее внимание Остом еще минут десять, а после начала на него кричать. Сам юноша был довольно спокоен и терпелив, но, похоже, это было последней каплей. А иначе как объяснить то, что он хмуро поднял на девчонку взгляд, от которого по её спине пробежали стада мурашек? После отложил книгу в сторону и медленно поднялся, заставляя напуганную девушку отшатнуться. Смерив её ещё одним ужасающе спокойным взглядом, тихо произнес: — А знаете ли, леди Мейлин, что следует за неуважительным отношением к своему господину? — от его тона девушка буквально сжалась, после, упав в ноги, стала молить о прощении. Да, в некоторых ситуациях парень не гнушался пользоваться своим положением. Он сын короля, и оскорблять себя каким-то отбросам общества не позволит. А именно так Ост и считал. И даже это персональное деление было не по титулу, а по воспитанности той или иной личности. Он, просто гордо и унизительно обойдя девчонку, быстрой походкой удалился из библиотеки, направляясь в сторону покоев мачехи. Как бы это не было прискорбно, перед ней колено склонять должен был и он тоже. Она королева, она госпожа, пусть молодой принц и утверждает, что она и его мать тоже. Но это всего лишь глупые бредни — Ост это осознавал как никто другой, он ведь уже далеко не ребенок. Но вот то, что старуха вызвала его к себе, было весьма и весьма странно. Что же это за сомнительная «честь» и в чем подвох? Стоя около двери в покои, Ост ощутил, по спине даже прошел какой-то холодок. Что же старуха задумала? Вот уж точно бы она не вызвала его к себе, чтобы мило поболтать на отвлеченные темы. Дьявол, да что это с ним? Вечно холодным и гордым Остом? Нет, никакого страха! Ещё чего! Прочь все эти мысли, немедленно прочь! Не впервой. Собравшись с духом, парень закатил глаза, глубоко вздохнул, после, убирая с глаз все эмоции, оставляя лишь безграничный холод, что казалось, что эти самые красные глаза ещё холоднее, чем сам юноша, тихо постучался. Ответили ему почти сразу. Холодный аристократичный женский голос. Что ж, пока все вполне обычно. Он, чуть толкнув и так приоткрытую дверь, как можно более уверенной походкой зашел в комнату; обойдя большое помещение, остановился шагах в десяти около кресла с красной, бархатной обивкой и высокой спинкой, где была только видна тонкая, аристократичная женская ручка, зажавшая в пальцах сигарету. — Госпожа? — тихо, но от этого не менее требовательно позвал он. Единственное, что хотелось сейчас юному Осту, так это скорей уйти из этой обители холода и несчастий. Рука на подлокотнике дернулась, исчезая за спинкой кресла, и парень услышал лишь одно слово: «Подойди». Что ж, ему не трудно. Ничуть не теряясь и не мешкая, подобно испуганному котенку, как это обычно делают все, кто разговаривает с этой женщиной, парень обошел кресло вокруг, вставая лицом к лицу с госпожой, опять-таки, на расстоянии десяти шагов. Женщина хмыкнула, всё ещё глядя прямо в глаза парню. Он тоже пристыженно опускать голову не торопился, разглядывая женщину. Она сейчас сидела, гордо выпрямив спину, положив ногу на ногу, мирно покуривая сигарету. На ней было красное, не очень пышное платье, сейчас свободно свисающее с кресла на пол, черные, словно безлунная ночь, глаза выражали всеуничтожающий холод, на аристократичном лице начинали проступать возрастные морщинки. Чёрные волнистые волосы с чуть заметной проседью убраны в аккуратную прическу сзади. Вполне привычная картина, нечего больше сказать. — Вы желали меня видеть. Я вас внимательно слушаю, — сразу перешел к делу Ост, как только игра в гляделки начала действовать ему на нервы. Женщина, с секунду смотря в ярко-алые глаза, наконец отвела взор, придирчиво окинув взглядом всю фигуру пасынка. После, хмыкнув, приложила сигарету к тонким губам, блаженно затянувшись. — Ост, мой дорогой Ост. Или, может, Остогар? — при упоминании полного имени, по телу парня словно пришёлся электрический ток, однако он не подал и виду, продолжая сохранять гордо-холодную позицию. — Да, мальчик, я знаю, что тебе это неприятно. Однако научись уже принимать действительность такой, такая она есть, — многозначно сказала королева, грустно улыбнувшись. — Прошу вас, госпожа. Вы ведь меня сюда не чтоб философствовать позвали, — прервал её парень, продолжая прожигать взглядом. — Верно, мой мальчик. Как всегда, верно. И от чего же ты такой злой? А? Обижен на меня? А вот незачем. Хотя, не мне судить. Так зачем я тебя сюда позвала? Я мать. В первую очередь мать. И как любая мать, желаю своему отпрыску в первую очередь счастья и успехов. Но сын ещё так наивен, так наивен! Ты же понимаешь, что его это доброжелательное отношение к тебе ни к чему хорошему его не приведёт. Ты делаешь его слабым, дорогой мальчик… — Вы хотите, чтоб я покинул дворец, — оборвал он её на полуслове, коротко закончив длинную речь. — Что ты, дорогой мой… — Нет, вы правы, мне не место во дворце, около Его высочества. До свидания, госпожа, — выдавив из себя что-то вроде улыбки, парень поспешил к выходу. Женщина проводила его грустным взглядом и, когда захлопнулась дверь, тихо произнесла «Прости меня, если сможешь». Да, ей тяжело дались эти годы с пасынком, этот вечный холод в их отношениях, вечное противостояние. Как она к нему относилась? Да никак, в общем, а вот отношение её сына к нему вводило женщину в ярость. Как можно? Как можно быть настолько наивным и влюбиться в сводного брата? И, быть может, если бы не молодой принц, отношения мачехи и пасынка сложились бы несколько иначе, но, как говорится, чему бывать, того не миновать. Сам же Ост просто шёл по коридорам дворца, привычно ориентируясь в холодных каменных проемах. Что он сейчас чувствовал? Ничего. Абсолютно ничего. Ни злости, ни радости, ни сожаления и тем более отчаяния не было. Была лишь какая-то странная меланхолия, полностью заглушающая все остальные чувства. Ничего особенного ведь и не произошло. Решение было принято добровольно, в трезвом рассудке, да и вполне обдуманно. Да и не место ему во дворце, просто — не место. Осознание пришло чуть позже, уже за сотнями километров от обители мрака. Это было невероятное и непередаваемое ощущение свободы. Да, именно свобода, которой он был лишён под оковами толстых каменных стен. Как же сейчас было чудесно и легко на душе. Прошлого словно и не было. Не было этого вечного холода и безразличия, этого противостояния, постоянного выживания в этой среде предательств и подлостей. Не было и этого проблемного мальчишки, постоянно с момента своего рождения ломающего парню жизнь. Сейчас вокруг был лишь лес, голые ветки которого покрыты красивым инеем только начавшего выпадать снега, а по правую сторону все ещё журчит незастывшая река, и никого вокруг нет! А где-то там, за лесами, позади, лежа на простынях, орошенных семенем долгожданной страсти, обливается слезами молодой принц, слуги убирают разворошенную после горячей ночи постель, а мачеха ликует. Да, так оно и должно быть. Всё правильно. И всё должно быть забыто. Вскоре так оно и будет. А сейчас надо всего лишь перейти буйную реку, разделив свою жизнь на «до» и «после». Подойдя к широкой реке, Ост опустился на одно колено, склоняя светлую голову перед богом воды, спрашивая разрешение и прося немного силы. После снял с руки перчатку, чуть коснулся ледяной воды пальцами, чувствуя, как приятные холодные импульсы проходят от пальцев по всему телу, задерживаясь где-то в районе солнечного сплетения. Поднимает голову чуть ввысь, всматриваясь, в каком уклоне летят пушистые снежинки, ловит их у себя на лице, чуть улыбаясь, замечает, в каком направлении дует несильный, зимний ветер. Все так же стоя на одном колене, опустив одну руку в воду, чуть прикрывает глаза, чтоб мир окрасился в чёрный и все вокруг представляло собой белые, голубые и синие нити, извивающиеся и переплетающиеся между собой. Как только он открыл глаза, уже начинала бушевать самая настоящая буря, так приятно холодившая лицо и развевающая белые волосы, а вокруг него на радиусе ста метров вся река покрылась толстым слоем льда и продолжала это делать по всей своей величественной длине и ширине. Всё прошло гладко. Духи от него не отвернулись за всё то время, что он не пользовался силой ледяного мага. А можно даже сказать, наоборот помогли ему, открыв путь по широкой реке на другой берег, давая жизненно необходимую для него силу холодных ветров. Как только юноша переправился на тот берег, снегопад из лёгкого и воздушного превратился в самый настоящий шторм. Ветер нещадно колыхал ветки, чуть ли не ломая их, снег осыпался на землю, вновь поднимаемый воздушной массой ввысь. Ни один путник бы не выжил в таких условиях, тут же замёрзнув, и был бы погребен снегом, но не Ост. Буря словно слушалась его, открывая путь вперед, словно показывая, куда надо идти, мягко обхватывая парня по кругу, при этом не ограничивая в действиях. Совсем скоро показалась уже утоптанная человеческими лошадьми, довольно широкая дорога. Значит, рядом есть поселение или город… *** Окрестности Оксфорда. Англия. Каменный особняк был выполнен в холодных светлых тонах. Сад вокруг него: аккуратно посаженные деревья вдоль дороги и сама аллея из бежевого камня разветвлялась где-то на половине, ведя к двум полукруглым лестницам, что поднимались на широкую веранду этого особняка, а оттуда можно было пройти в просторный светлый холл. Всё в этом особняке говорило о том, что хозяин предпочитает исключительно светлые тона. И нет, несмотря на свой холодный тон, он ничуть не выглядел ледяным и безжизненным. Скорей наоборот, он был очень светлым и привлекал к себе внимание своей изящностью и лёгкостью. На мягком кресле с темно-зеленой обивкой — чуть ли не единственной темной вещью в доме — сидел мужчина лет тридцати пяти на человеческий взгляд. Длинные белые волосы были собраны сзади, полностью открывая его светлое лицо. Бордовые глаза, сейчас внимательно прищуренные, вчитывались сквозь преграду тонких очков в какую-то толстую книгу, на губах уже привычная спокойно-сосредоточенная улыбка, острый подбородок от усердия чуть ли не упирается в ключицы. Одна из его тонких, аристократичных рук легко поддерживает книгу на манер подставки на коленях, другая рука покоится на небольшом журнальном столе, иногда постукивая по нему длинными пальцами. Левая нога спокойно лежит поверх правой. Его сейчас окружают высокие стеллажи с бесчисленными рядами книг на совершенно разные темы. Вся его коллекция, которую он смог собрать за сто с лишним лет. Сейчас мужчина производил впечатление довольно интеллигентного аристократа, располагающего к себе. К тому же мужчина был довольно привлекателен. Как любят говорить сейчас молодые девушки, он был похож на прекрасного принца на белом коне. И даже этот неестественный бордовый цвет глаз ничуть не портил его спокойного и привлекательного вида. И ведь неудивительно. Мужчина, что сейчас восседает на кресле — Ост Котани, довольно известный лорд, владеющий внушительным капиталом, выпускник Оксфордского университета и просто разбиватель сердец местных дам и хороший человек. — Лорд Котани! Лорд Котани! — в библиотеку, запыхавшись, буквально залетел дворецкий. Ост чуть рассмеялся над его нерасторопностью, кивнул, дав разрешение говорить. — Профессор Джонсан. Прибыл, — задыхаясь, ответил мужчина. — Профессор? Хорошо, я сейчас выйду. Проводи его в мой кабинет, — вежливо ответил мужчина высоким, приятным голосом с долей хрипотцы. Дворецкий, кивнув и извинившись за свою бестактность, вышел. Ост устало вздохнул, вставляя закладку в книгу, убрал её на тот самый столик, намереваясь дочитать позже. Он уже давно ждал профессора, вечерние беседы с ним всегда приносили моральное удовольствие и отлучение от всех забот. — Доброго вам дня, профессор. Чем обязан такой чести? — медленно спускаясь по мраморной светлой лестнице, гостеприимно улыбнулся Котани. — Мой дорогой Ост, как же я рад тебя, наконец, видеть! — произнес щупленький, седой старичок, что был почти на две головы ниже мужчины, отвлекаясь от осматривания позолоченного глобуса, который стоял на подставке около стола из светлого дерева. — Я тоже рад вам. Большая честь принимать такого человека, как вы, в своем доме, — улыбнулся ему мужчина, предлагая присесть. За место этого старик подошёл к нему, взяв в свои щупленькие, тонкие ладони его руки, смотря прямо в глаза с доброй улыбкой на губах, восторженно произнёс: — Что ты, мальчик мой. Это мне большая честь тут находиться. Поздравляю тебя сердечно со званием доцента исторических наук. Поблагодарив профессора, Ост, не вырываясь из слабого захвата его рук, все же усадил старика в кресло, сев на соседнее. Разговаривали они долго, темы находились постоянно. Ведь и профессор и сам Ост были личностями очень образованными. К тому же оба невероятно любили общество друг друга. Вскоре даже не заметили, как солнце скрылось за Оксфордским горизонтом, отдавая власть тьме и ночи. Профессор замешкался, растерялся, принялся извиняться за свою бестактность, ссылаясь на свою старческую забывчивость. Ост же поспешил его успокоить, при этом предлагая провести эту ночь в особняке под тем предлогом, что сейчас уже очень поздно и ехать куда-либо в такое время очень опасно. Старик долго препирался, отнекиваясь и отказываясь с густым румянцем на худых щеках, однако под вежливым, но настойчивым упором со стороны своего бывшего студента сдался, и его проводили в спальню для гостей, при этом предварительно её прогрев камином, который почти никогда не топился из-за странной любви к постоянному холоду хозяина дома. Ост же остался сидеть в кресле, попросив слугу принести из погреба бутылку красного полусладкого вина. Это была ещё одна из постоянных прихотей Котани. Вино он мог пить литрами, при этом не пьянея ни на один глаз. С помощью вина он лишь согревался, при этом оставаясь в любимом холоде. Тело ледяного мага постоянно требовало порцию холода, не переносило жары, но иногда зубы начинали предательски стучать, требуя что-нибудь тёплое. Вот так и управлялся. Терпкое вино было любимой выпивкой мужчины еще со времени жизни во дворце, но там удавалось выпить полбокала только по праздникам, раз в месяц, а то и в полгода. А сейчас, когда он являлся почтенным лордом Оксфордского двора, он мог не отказывать себе в этом, при этом как-то умудряясь держать себя в рамках, не переходя за край дозволенного. Через час он не выдержал и лично задул все свечи, заставляя комнату погрузиться во тьму, освещаемую лишь тусклым светом новой луны. Снова сел в кресло, вглядываясь в её неясный, однако от этого не менее завораживающий ночной свет. Сейчас под этим заботливым и трепетным светом гуляют сотни таких же, как он — отвергнутых обществом, погрязших в вечном обмане и истерзанных отчаянием. Некоторые, подобно ему, пытаются притворяться, что всё в порядке, пытаются влиться в человеческое общество под обманчивым обликом, с фальшивыми улыбками. Но что они еще могут? А некоторые ведь даже на это не способны. Лишь терзают себя могильным отчаянием, позволяя ему захватить их тёмные души. Многих уже давно нет. А ведь всё из-за их неразумности… Под такие мысли он просидел в кресле, пригубив бокал, пока луна не начала склоняться к горизонту, после, оставив всё на столе, ушёл в свою комнату, намереваясь погрузиться в очередной тревожный сон. Но кто же знал, что этой ночью этому бывать не суждено. Зайдя в гостиную своих покоев, он тут же уловил предчувствие тёмной магии поблизости. И не просто темной, какой питается любое существо, относящееся к детям тьмы, а самой настоящей, сильной, тёмной магии, прожигающей всё твоё существо и поселяющей в сердце невероятную боль и отчаяние. Где-то рядом маг теней. — Хватит уже устраивать этот цирк, выходи, — совершенно не обратив внимания на искаженную тень, проплывшую по стене, спокойно проговорил он, — Самариль Джильотти. За его спиной раздался ехидный смешок и застыла другая тень, больше напоминающая человеческий силуэт. Существо, скрывающееся в тени, подошло практически вплотную к Осту, проведя пальцами по белым волосам, сбрасывая с них коричневую ленту, заставляя их рассыпаться по спине. Лунный луч просочился сквозь щель между закрытыми шторами, осветив белые пряди своим сиянием, что показалось, будто они на миг засияли каким-то потусторонним светом, зовущим умершие души к себе. Мужчина продолжал просто стоять, не двигаясь и не сопротивляясь, зная, какой наркотической любовью к его прекрасным волосам страдает этот демон, давая вдоволь наиграться, прежде чем тот начнет свою, как и обычно, недлинную речь. — Ну, здравствуй, друг мой, — наконец, заговорил Самариль. — Не рад меня видеть? Кота. От упоминания этого шутливого прозвища мужчину чуть передернуло, он, наконец, обернулся, вырывая из рук демона вожделенные пряди. Благо, тот их совсем не сжимал, давая мягко и ласково скатиться с его рук. Джильотти был как всегда прекрасен и дьявольски красив… Это мог заметить даже Ост, который никогда на внешность не заглядывался. — Что ты, тебе всегда рады в этом доме, — чуть улыбнулся мужчина, отвлекая Самариля от рассмотрения его рук, на которых минуту назад были прекрасные, лунные пряди. Сейчас Котани с ностальгией вспоминал, как Самариль говорил лет сто, а может и больше, назад, что помогает ему выбиться в люди только чтоб белые волосы всегда оставались такими прекрасными и ухоженными и чтоб он их никогда не стриг. На это мужчина, тогда ещё совсем юноша, лишь чуть посмеивался, давая Джильотти мягко втирать мыло в них, споласкивая теплым, травяным настоем. После этого он их нежно и тщательно расчёсывал деревянным гребнем, при этом бросая колкие и обидные замечания о том, что его глаза совершенно не сочетаются с его волосами и натурой. Тогда ему и правда было до слёз обидно. Ведь он всегда ненавидел свою внешность, считая себя первым уродом. Разговор выдался довольно интересным. Сначала они долго вспоминали те два года, проведенные вместе, после чего каждый начал рассказывать, что делал на протяжении ста лет. «Кота» о своих многочисленных университетах, начиная простым городским институтом, заканчивая Кембриджем и Оксфордом. Было весьма впечатляюще, однако Самариль, внимательно его выслушав, при этом как-то таинственно улыбаясь, вынашивая какую-то интересную мысль, как понял Ост, стал медленно и неторопливо рассказывать обо всём, что произошло за сотню лет. Разумеется, жизнь Самариля Джильотти не обошлась без нелепых казусов, совпадений и приключений, которые после вылились, как сказал сам демон, в кое-что очень интересное и стоящее внимания. Ост ещё ни разу не видел, чтобы Самариль рассказывал что-либо с таким энтузиазмом, однако, был поражен. Друг предлагал ему должность профессора исторических наук и магии воды в своей академии! Это было просто невероятно. Старый замок в трансильванских краях, усилиями Самариля и одного из его друзей полностью переделанный под академию за каких-то два года. Теперь просто остается прийти и работать. Лорд Котани был искренне восхищен. Разговор подошёл к концу, когда уже начало светать. Мужчина знал, что его друг больше предпочитает ночной образ жизни, пренебрегая солнцем. Они были даже похожи в этом… На Самариля солнце действовало так же плохо — как и на Осте, оставляло ожоги. Мужчина отправил его спать в одну из гостевых комнат, обещая подумать над его предложением. К вечеру он, всё обдумав и взвесив, принял решение, что в этом поместье, в Оксфорде, теперь, после окончания университета, будет просто бесцельно коротать время, дал свое решительное и твёрдое согласие. День уже давно близился к закату, окрашивая все вокруг в красивый, золотой цвет. Шотландский лес сейчас, в конце лета, был невероятно свеж и густ. Однако ни один житель местных деревень сейчас бы сюда не сунулся, разве что сумасшедший или непросвещенный, хоть и мало кто знал, как красиво бывает в это время в лесной гуще. Конечно, сейчас период новолуния, опасность не так велика, но ведь никогда не предугадаешь, когда она появится. Вот уже несколько столетий тут ходит слух об ужасном лесном демоне, уносящем нерадивого путника в свое страшное логово, а после жестоко с ним расправляющегося, не оставляя никаких следов, кроме как удушающего запаха свежей крови. Именно такие мысли сейчас занимали юную Нейну Лор. Девушка, перекинувшись сейчас в своё человеческое обличие, просто лежала в густом мхе, смотря на покрывшееся золотом небо. Эх, давненько она не оборачивалась, а молодое тело просто требовало магической подпитки, и чудовище в ней начинало обиженно шипеть, намереваясь пожрать человеческую сущность девушки изнутри. Вот уж чего-чего, а этого она допустить не могла. В полнолуние перекинуться не удалось, хоть боли в груди от обиженного существа и мучили юную леди трое лунных суток. Хорошо, что отец был тогда рядом, помогая ей не только морально, но и готовя обезболивающие настойки, заряженные специальной лунной магией, от чего существо, получив немного подпитки, ненадолго отпускало её. Но этой магии у её отца оставалось совсем немного, и хоть когда луна стала снова уменьшаться, боли и прекратились на недолгое время, но чувствовала она себя неважно. Было сильное ощущение, что до следующего полнолуния она не дотянет. Хотелось подпитки чистой лунной энергии, находится не на разворошенной от бессонной ночи постели, слушая разговоры отца, которые хоть как-то успокаивали, при всём этом еще и находясь в человеческом обличии, а хотелось ночного леса, слышать чутким ухом уханье филина, звук ветра, чтоб сырая земля давала приятную прохладу сквозь густую шерсть, деревья укрывали своими мощными стволами её от чужих глаз, при этом пропуская как будто сквозь сетку вожделенный лунный свет, подпитывая тело на ближайший месяц. Хотя насчет последнего Нейна не была уверена. Магия новой луны совсем не сильная, хоть и очень вкусная и свежая. Совсем другое дело полная луна — сила, собранная за весь лунный месяц, так приятно струится по телу, давая чувство какой-то моральной удовлетворенности и принося покой, заставляя зверя, вырвавшегося наружу, довольно мурлыкать. Но прошло уже три дня новолуния, надо было возвращаться домой. Ничего, позже она попросит отца ещё раз перекинуться в период полнолуния, предварительно запугав местных зверем, чтоб лишний раз не совали свои любопытные носы в лес. Как же Нейна надеялась, что отец сжалится и позволит. Сейчас она устало лежала на мхе прямо с головой, совершенно не обращая внимания на то, на что она сейчас похожа. Сейчас было так хорошо. Вставать совершенно не хотелось. Да и не получится так быстро встать — ноги от усталости просто не будут ее держать. Поэтому она предпочитала после обратного обращения просто лежать весь солнечный день, смотря на то, как дневное светило проходит свой путь от востока к западу, затем снова уступая место ночи, окрашивая кроны деревьев в темный, чёрный цвет, сквозь который паутиной виднеется золотая сетка неба. Но как бы она не устала, нужно было пересилить себя, встать и направиться в их двухэтажный небольшой домик, отец наверняка уже весь извёлся, ожидая дочь, наверняка приготовил ей угощение. От мысли о еде в животе предательски заурчало. Сила, конечно, силой, однако физическое тело тоже требует пищи. Причем требует сильно, ведь в своем человеческом облике Нейна была совсем худенькой. Наконец, мысленно себя пнув, девушка села на мху, устало оглядываясь. Как же слипались сейчас глаза… Нет, не думать об этом! Нужно домой, нужно к папе. Тем более что дома, на теплой мягкой постели под мягким пуховым одеялом, которое так приятно шуршит от крахмала, предварительно приняв горячую ванну, спать намного комфортней, чем на жёсткой земле с липнущим к потной коже мхом. Девушка почесала затылок, с ужасом выудив из темных волос что-то вроде паутины с застрявшими там листочками и всё тем же мхом. Эх, отец опять будет ругать её за нечистоплотность, но что поделать… С такими мыслями девушка, наконец, немного пошатываясь, поднялась на совсем не держащие её ноги, попыталась сделать несколько шагов, при этом чуть было не оступившись и опять не упав. Как же это было уже привычно. Поэтому она, ухватившись за первое попавшееся дерево, в буквальном смысле толкнула себя к другому дереву и так и шла, пока не добралась до опушки. Сейчас она уже более крепко стояла на босых ногах, при этом даже умудрилась надеть на себя старое, потрепанное платье, которое, предварительно аккуратно и компактно сложив, привязала к своей лодыжке, зная, что от старой одежды останутся лишь лохмотья. Дом находился почти рядом с лесом, поэтому дойти до него не составило никакого труда. Но как только она вступила на осыпанную солью территорию, в сердце ударило чувство смерти и падали. Что-то было не так. Она должна была почувствовать теплую, алхимическую магию, почуяв носом приятный запах сушившихся трав. При этом тут всегда была какая-то уникальная, горячая энергия персональной отцовской магии, мимолётно пронизывающая защищенную территорию. Отчасти именно из-за этой магии Нейна так любила это место. Нигде такого она еще не видела за свои недолгие восемнадцать человеческих лет. Этот нелюдь хоть и не являлся её родным отцом, но именно эта магия к нему всегда так тянула, заставляя буквально купаться в его безграничной и настоящей отцовской любви. Своих родителей Нейна уже почти и не помнила. Как и не помнила имени, данного ей от рождения. При том, когда она пыталась что-то вспомнить, были лишь два холодных, аристократичных лица, совершенно не проявляющие родительских чувств, была темная комната с задернутыми дорогими шторами, была какая-то безликая женщина-нянька, а затем был всепоглощающий, адский огонь, от которого огромный, каменный особняк превращался в самое настоящее пепелище. Помнила неистовый детский крик невероятного ужаса, помнила, как языки пламени начинают окутывать её милое, голубое платье, опять эти лица, которые в видениях были её родителями, как из их грудей вытекает кровь. А после было только Его лицо. Лицо её нынешнего отца, её наставника и единственного друга, которого она любила всем сердцем и чуть ли не боготворила. Хотя он ей годился в деды. Он всегда ей улыбался, по-детски радовался каждой её небольшой победе, носил на руках, баловал, ласкал, приносил ей радость. Он смог поднять несчастное дитя на ноги, заставив напрочь забыть о трагедии, жертвой которой стал не один десяток людей и нелюдей… и сама Нейна. Так он её всегда называл, говоря, что она самый ценный дар, который ему некогда достался. Он дал ей всё, что не хотели давать ей те, которые девочку породили. Но самое ценное, что он ей дал, как думала Нейна, — это знание. Знание премудростей алхимии, знание её истории и ценности. Она ценила это знание и берегла, стараясь его с каждым днем пополнять, внимательно изучая все проекты отца и вникая в них. Но что происходит сейчас? Почему сердце так болезненно сжимается, стоит ей сделать шаг к дому? Что случилось с его тёплой энергетикой? Почему так пахнет железом? Решив больше не мучить себя вопросами, Нейна буквально вбежала в дом, не обращая внимания на терзающее чувство. Запах железа стал еще сильней. — Папа! Папочка, ты где? Я вернулась! — крикнула девушка в пустоту. Обычно этот дом встречал её дурманящим запахом только что заваренного ароматного чая, со второго этажа, все время спотыкаясь, выбегал отец, неся на протянутых руках пушистое, белое полотенце и поднос с ароматным напитком. Начинал заваливать дочь вопросами о её самочувствии, по-доброму ругать за то, что вся вымазалась в грязи, а после, отведя в ванную, убегал готовить ужин. Но не сейчас. В доме было так холодно, и это мерзкое чувство смерти, что острыми когтями буквально вцепилось в душу… Следуя своей интуиции, девушка медленно и осторожно спустилась в подвал, где находилась алхимическая лаборатория отца. Оттуда смертью фонило больше всего. Здесь было удивительно темно и мрачно. За небольшой бойницей прямо под самым потолком девушка уже видела луну и звёзды. И опять это выворачивающее наизнанку чувство. А ещё здесь пахло гнилью и кровью… Как такое может быть? Эта лаборатория — самое теплое место во всем доме, буквально пропитанное отцовской энергией. Нейна ненадолго поднялась наверх, зажгла свечку, взяв подсвечник в руки, снова спустилась. Теперь можно было разглядеть, что творилось в лаборатории — погром, бардак, а в самом тёмное углу… В этом углу… Девушка закричала не своим голосом. Словно какое-то чувство дежавю. Казалось, что сейчас дом должен ещё и загореться. Бездыханный, холодный отец с пулей в груди лежал прямо перед ней. Было видно, что хрупкое тело старика специально прислонили к стене. Его ясные голубые глаза были широко раскрыты, а руки сжались в кулаки. Сразу видно, что он боролся. До последнего. Девушка на ватных ногах приблизилась к трупу, дрожащими руками убрав с лица абсолютно седые волосы. — Папа! Папочка! Нет, не надо! Прошу тебя, не делай этого! Не оставляй меня одну! — обливаясь слезами, произносила девушка в сумасшедшем бреду. — Папочка… я же тебя люблю. За что? После она просто упала лицом на окровавленную грудь, стала тихо плакать. Вопросы терзали её, она ничего не понимала. Кому нужна жизнь старого, бедного алхимика, у которого есть всего лишь несколько соток земли, небольшой дом и несовершеннолетняя дочка? Зачем? Почему? За что судьба опять её наказывает? Сколько она так пролежала, она точно не помнила. Забвение покинуло её, когда к плечу прикоснулась холодная, тонкая рука, а приятный мужской голос с беспокойством прошептал в самое ухо: — Что с тобой, дитя? Она нехотя открыла глаза, наткнувшись взглядом на запекшуюся кровь на груди отца, её мертвого отца. Прикрикнув, стала вспоминать всё то, что произошло. Эта холодная рука так и продолжала лежать на плече, с беспокойством его сжимая. Девушка нехотя повернулась. «Какие же красивые глаза, » — была первая мысль Нейны. Она встретилась взглядом с двумя тонкими глазами цвета спелой вишни, который постепенно, приближаясь к зрачку, приобретал оттенок артериальной крови. Крови… От этой мысли в животе словно сделали петлю. Слава Дьяволу, она ничего не ела дня четыре… а может и больше. Несколько секунд она не могла оторваться от этих беспокойных глаз. После, наконец пересилив себя, осмотрела их обладателя. «Красавец, » — совсем неожиданно подумала завороженная девушка. Мужчина, сейчас опустившийся на одно колено, был таким светлым, таким белым. Светлые волосы, светлая кожа, светлая и ободряющая улыбка. Он её ненавязчиво оттащил от трупа, обнимая нежно, совсем как отец. Несмотря на то, что отец всегда был очень горячим, а этот странный мужчина холоден, как зимний снег, ей сейчас стало как-то уютней, так как, несмотря на весь его холод, от него не пахло смертью совсем-совсем. В этом отношении он был чистым, а значит, очень даже теплым. — Нейна! Все черти и дьяволы! — услышала она другой обеспокоенный, но уже более знакомый голос. Она, оторвав взгляд от обнимающего её незнакомца, посмотрела на обладателя этого голоса и слегка удивилась. — Дядюшка Самариль? — слишком уж тонким, ослабленным голосом произнесла девушка. Да, этот статный, черноволосый мужчина был тем самым обаятельным типом, который когда-то заезжал к её отцу, и которому отец был безгранично рад. Он тогда попросил называть его именно «Дядюшка Самариль» и никак иначе. Он очень приятно улыбался тогда… Совсем не как сейчас. Ей в голову забрела совсем неподходящая к ситуации мысль, что грусть и беспокойство совсем не подходят ему. О чем Нейна и поспешила сообщить. На это он лишь слабо улыбнулся, подойдя к девушке, нежно огладил тёмные спутанные и грязные пряди, поцеловал в макушку. Совсем как тогда, в детстве… — Ост, отведи Нейну наверх. Она устала и очень бледная, — обратился дядюшка к светловолосому красавцу. — Если там что-нибудь будет, накорми, дай ей отдохнуть. — Подождите, дядюшка! Папины проекты! — вдруг пришло озарение, когда мужчина, названный Остом, закутал её в свой широкий плащ, бережно поднимая на руки. — Я знаю, милая Ней, — прозвучала глупая кличка, которой он всегда называл девушку. После этого она уже спокойно откинулась на грудь мужчины, давая ему о ней позаботиться.Глава вторая
28 августа 2015 г. в 20:31
Небольшое королевство где-то на севере.
— Ваше высочество! Ваше высочество, немедленно оттуда спускайтесь! — надрывала горло старая служанка, испуганно смотря на крышу дворца.
А там, задумчиво уставившись на небо, сидел юноша приятной, но от этого не менее странной наружности. Белые, словно снег, волосы, доходящие почти до талии, красиво взвивались на прохладном ветру, иногда попадая в глаза, от чего тот щурился, нервно убирая непослушные пряди назад. Такая же белая, аристократичная кожа смотрелась ничуть не болезненно, добавляя молодому нелюдю какого-то шарма и изящности. Глаза цвета артериальной крови грустно уставились куда-то в небо, игнорируя всё вокруг. Да, он был весьма нежен внешне, очень светел, и, безусловно, привлекал много внимания к себе. И в этом не было ничего удивительного. Где же еще можно найти такого светлого демона, притом, что оба родителя довольно смуглы и оба урождённые брюнеты? А вот ему уже шел сто третий год, и ничего он со своей светлостью поделать не мог. Более того, он не мог выходить на палящее солнце ясными летними деньками, так как после этого страшно болели глаза, и на коже вместо загара оставались ожоги. Да, приходилось ему нелегко.
Он уже не знал, сколько прошло времени. Но вот руки, сомкнувшиеся на талии, стали явной неожиданностью, заставляя парня дернуться и приложить немного усилий, чтоб удержаться на скользкой крыше. Сзади него усмехнулись, сжав слишком наглые руки еще крепче и не давая парню поскользнуться.
— Ну надо же, мой милый брат опять шалит, — услышал он приятный, тихий, даже, можно сказать, завораживающий голос над своим ухом. — Как можно? За тебя же беспокоятся.
— Кому обо мне беспокоиться? — усмехнулся парень, пытаясь вывернуться из цепких рук, однако оступился и потерял свою последнюю надежду на свободу.
Кучерявый темноволосый парень переместил левую руку с талии на плечо белобрысого, прижав юношеское тело к себе, самодовольно улыбнувшись и зарываясь носом в белую шевелюру.
— Ваше Высочество, прошу вас, не стоит. На нас же смотрят, — предпринял последнюю отчаянную попытку юноша.
— Почему я не могу обнять своего любимого брата, Ост? — засмеявшись, спросил брюнет.
— Я вам не брат, принц, — стараясь держать спокойствие, ответил названный Остом.
— Ошибаешься, любимый мой. Пошли, внизу очень сильно о тебе волнуются, да и матушка скоро вернётся. Ты же не хочешь, чтоб тебе снова от неё попало? — поддел за больное принц.
Делать было нечего — наследник всегда мог привести весомые доказательства своей правоты. На то он и наследник, да и к тому же в этом отношении весь пошел в мать. Пришлось спускаться, при этом под руку с этим неугомонным юношей. Эх, как же не хотелось расставаться с любимой крышей. Здесь было так хорошо, свободно. Здесь он чувствовал толику этой свободы, которой его лишали в холодных стенах дворца. А так он и мечтать не мог о свободе. Какая может быть свобода у юноши, которого не признал родной отец, а мать давно умерла? Вернее, он его признал, но все равно наследником престола стал этот черновласый мальчишка, что был младше самого Оста на 10 лет, да и к тому же от законного брака. Нет в этом ничего удивительного. Он — отродок простой шлюхи, залезшей в постель короля, а молодой принц — законный сын. Так было во все времена…
Ещё при жизни отца к мальчику Осту относились несколько предвзято, равняя на уровень королевского слуги, а после его смерти и вовсе жития не было. Только лишь молодой принц вот таким образом проявлял свое доброжелательное отношение к нему. Да, подобные проявления нежности были совсем не редкостью. Это повторялось регулярно, с частотой два-три раза в день. Самого Оста это безумно смущало, принц же считал, что это всё в порядке вещей. А ещё молодой наследник до слезливой истерики настоял на том, чтобы его любимого брата называли во дворце никак иначе, кроме как «Его высочество». Как же молодому принцу не терпелось занять место на троне, но он был еще так молод и несовершеннолетен. Ждать еще целых сто лет, умереть не встать! А пока правит его дорогая маменька, которая старается превратить жизнь белобрысого в сущий Ад. И парень всегда благодарит Тьму, когда женщине приходится куда-то уезжать, а когда ещё и надолго, то благодарит вдвойне.