2094

мысли о том, что жить чондэ будет недолго, посещали его неоднократно и очень навязчиво, будто так и должно быть. он принимал их, жил в своём неторопливом темпе и пытался сделать что-то полезное для своего ничтожного окружения. он не предполагал, что закончит свой век так скоро, прожив всего каких-то двадцать семь неполных лет. чондэ не привык удивляться, но входная дубовая дверь в его доме сорвалась с петель совершенно неожиданно. гостей в лице вооруженной полиции он тоже не ждал. когда его грубо под руки выталкивали из дома, чондэ смотрел на собравшихся соседей, видел у некоторых отвращение на лицах и слышал глумливое «матэо — не жилец». он знал о своих грехах и в услугах государства не нуждался, предпочитая исповедь и ту форму искупления, которую уготовил ему творец. его жизнь и так представляла собой сплошные отработки, но он не понимал, что еще людям было от него нужно. карцер. темная тесная коробка, обитая железными листами, тяжёлая дверь с маленьким зарешеченным окном. ледяная жёсткая лавка, дешевая форма из саржи. два дня одиночества, два стакана воды /смертникам еда не нужна/. прозвище среди «местных» — чернокнижник. особо опасен, приговорен к казни за убийства. никаких слушаний, никаких разбирательств. в тюрьме его встречают слухами и боязливыми взглядами. почти сразу же переводят в отдельную камеру, а затем и карцер, потому что якобы он на кого-то странно посмотрел — жалоб в тот день было прилично. чондэ было бы смешно, если бы не так безразлично. жители его деревни любили сами себя кормить предрассудками и прочей дрянью — с мистикой же увлекательней живется, и ему ничего не оставалось, кроме как закрывать глаза. он понимал, что людей не исправить. в его деревне никто не знал, откуда он прибыл и какое его настоящее имя. ему выделили пустующий домишко на окраине и помогали первое время, пока не узнали, чем он на самом деле занимается. с криками «о господи, неверный!» его окружили и почти потащили на костёр, на что уже он предложил помощь. с опаской народ согласился и спустя время выстроил очередь к его дому. набожные люди не принимали медицину, их устраивал целитель, коим представился чондэ. были и те, для кого он оставался врагом божьим, ведь он осмелился выполнять его работу — исцелять людей. в день своей казни чондэ не волновался. в решетчатом окне появляется лицо, обладатель которого явно не доставал до него, зовут неприятным режущим голосом по имени матэо. ключ с лязгом проворачивается в замочной скважине, и дверь со скрипом открывается. кольца наручников врезаются в кости, застегнутые напряженным торопящимся полицейским, кидающим на чондэ взгляды исподлобья. он ниже его ростом на пол головы и наверняка чувствовал себя неудобно, смотря в нечитаемые глаза сегодняшнего смертника. заранее чондэ спросили о его последнем желании, и он ответил, что не хочет умирать в тюремной робе. поэтому, идя между двумя не особо крепкими и высокими полицаями в своей черной рясе, в которой его застали и уволокли из дома, он чувствовал себя почти святым и с усмешкой повторял про себя «на то воля божья». на его фоне все в этой тюрьме смотрелись жалкими, от работников до заключенных. и даже холодные маслянистые наручники, кисло пахнущие металлом, делали его выше всех /и не в росте дело/. стоя перед дверью в помещение, в котором его должны публично казнить, чондэ вспоминает мальчишку из деревни, что бегал сплошь и рядом, торчал в его доме по вечерам и почти всегда молчал. он не мешал, поэтому чондэ не прогонял его и угощал, чем было, ведь он был единственной компанией для него. жители обращались к нему только тогда, когда нужна была его помощь — на улице даже не здоровались. мальчишку звали бэк, а чондэ знал, что это неполное имя. у каждого в деревне были свои тайны, однако матэо являлся самым загадочным лицом. в помещении тусклое недостаточное освещение, гудит движок в большой стальной коробке с несколькими рычагами и не зажженными лампочками, по полу разбросаны грязные растоптанные провода, а на подиуме за перегородкой сидели люди в форме. лица их незнакомые и неприметные, пустые. посреди комнаты стоит деревянный стул, грубо сколоченный будто только что, с ремнями на подлокотниках и передних ножках. напоследок чондэ подумал, что как бы он не пытался помочь людям, они все же его сгубили. в деревне он был вместо доктора даже без банального образования, но местным было достаточно того, что он носил рясу и католическое имя. были случаи, когда чондэ напрямую говорил, что здесь поможет только нормальная медицина, но люди больше верили в помощь бога, нежели в государство. из-за этих самых случаев он и оказался здесь, на электрическом стуле. двое умерли от серьезных болезней, не получив никакого лечения, кроме молитв и честного слова, но «виноват матэо», а в заявлении «зверское убийство на глазах десятка свидетелей, честно!». однако грустно. напоследок его спрашивает голос с подиума за спиной, признает ли он свою вину, на что чондэ качает головой и говорит «отчасти». он слышит брезгливое «ублюдок» и закрывает глаза. палач без сожалений и фанатизма, как того требует профессия, затягивает ремни на руках и ногах, надевает капюшон на голову смертнику. волосы не сбривали, так как это тоже входило в его последнее желание. полицейские согласились легко, потому что это лишь облегчит им приготовления к казни. в один момент чондэ на секунду становится страшно, когда шлем давил на затылок и рука палача в кожаных перчатках шумно коснулась рычага для подачи тока. кульминацией стало не сожжение чондэ изнутри, а грохот тяжелой двери об стену, заставивший вздрогнуть даже палача. в проходе стоял запыхавшийся человек в военной форме, какую можно было видеть у работников на въезде в тюрьму. его появление заставило людей на подиуме недовольно шептаться, ведь черт возьми, кто разрешал прерывать казнь, неужели нельзя было подождать всего две минуты? в руке у человека была официальная бумага с печатью, которую он поспешил отдать главному здесь. днем позже чондэ провожает до главных ворот начальник тюрьмы, принося свои извинения за случившийся произвол и самосуд, неоднократно назвав его жертвой случая. сказал, что в будущем обязательно возместит моральный ущерб, добьется справедливости и разберется с подчиненными. чондэ кивнул и попрощался — стальная дверь за ним закрылась. он оказался на дороге, окруженной лесом, и не знал, в какой стороне его деревня. желания возвращаться не было, хоть и хотелось высказаться некоторым селянам в лицо. — матэо, — его окликает знакомый голос, и чондэ не скрывает удивления. перед ним стоит мальчишка бэк, такой же бледный и тощий, с легким на вид мешком в руках. по дороге в деревню бэк рассказывает, как ездил в город и два дня добивался бумаг и печатей на банальное рассмотрение дела и перенос даты казни, а потом так свезло, что решили на время расследования отпустить самого чондэ домой, и как ломился в тюремные ворота с бумагой, находясь под прицелом и грозным «отойди немедленно, имеем право стрелять». в мешке парень принес еду, чтобы матэо по-человечески поел, ведь до деревни достаточно долго идти. все это пробило чондэ на улыбку. — матэо, я так рад, что вы живы, — говорит бэк и цепляется пальцами за рукав рясы, смотря в чужой профиль в ожидании реакции на слова. палящее солнце над головами слепило. в ответ чондэ, не меняясь в лице, останавливается и прижимает мальчишку к груди, обнимая так крепко, как только может. — я тоже.