Читай по губам

Halsey — Strange love Четыре минуты назад на Наташе было идеальное зеленое платье, по-другому Бартон просто не может описать. Идеальное, совершенное, превосходное. Не знает, сколько раз бросал на него взгляд и за секунду специально находил себе новый предмет обожания, потому что Наташа то все замечала, но ради ее улыбки это стоило дружеского удара по плечу. Пальцы у нее тоже прекрасные. Длинные и тонкие… будто шпионка когда-то играла на пианино или гитаре. Но Клинт знает, что не играла, он бы давно ее раскусил. Прямо как с балетом. Это было даже слишком легко. Три минуты назад они все еще были в театре. Наташа любит ходить на различные постановки, а на то, как горят ее глаза, когда в Америку приезжает труппа Большого Театра, или ставят что-то русское, Клинт готов смотреть вечно. Тогда она выглядит как счастливый подросток, узнавший о выступлении любимой группы в своем городе. Наташа специально скрывает свою радость, как может. Клинт всегда в шутку отказывается от ее предложения пойти с ней и смеется над этим. А она так же обижается в шутку, потому что знает, что Бартон не откажет. И в такие вечера она может быть сама собой. Две минуты назад позвонил Фьюри. И испортил им вечер. Опять. Оба уже давно привыкли к этому, но Клинт всегда находил время сказать, что директор специально выслеживает свободное время своих агентов, чтобы отправить их куда подальше. Лишь бы от нормальной жизни. Нат на это только пожимает плечами и бросает ключи от машины Клинту, подтверждая, что сегодня ведет он. Минуту назад Клинт вел машину к месту, которое им сказал Фьюри. Оба привыкли уже к внезапному нарушению их выходных и поэтому оружие с парой Наташиных шпионских штучек мирно покоились в багажнике. Романовой на самом деле это совершенно не нравится. Каждый раз, когда она пытается быть Наташей, ей напоминают, что она все еще Черная Вдова. Бросают машину, чтобы никто не заметил, но так чтобы быстрее смотаться, если что-то пойдет не так. — Я вроде как прикрываю тебе спину, солнышко, — сидя с луком на крыше говорит Клинт, пока Наташа, как всегда, зачищает место. У нее обычно промахов не бывает, и Бартон за нее спокоен. Но сказать что-нибудь на эту тему он должен был. — Не зазнавайся, — бросает Романова, перекидывая одного вражеского агента через бедро, а другого, заставляя свалиться от удара шокером. — А то что? — от скуки крутя между пальцами стрелу, с явной улыбкой говорит Клинт. Его интонацию Наташа понимает даже через наушник. — Если не замолчишь, я засуну твои стрелы туда, где они должны быть. Намек понимаешь, Бартон? — ребячество Клинта одновременно раздражает и нравится. — Не могла бы ты уточнить… Он слышит как она тихо, но явно с улыбкой говорит: — Дурак. На какое-то время воцаряется тишина, но через полминуты в наушнике слышится: — Все чисто. — Принято. Иду к тебе. Наташа разглядывает какие-то документы, перебирая один за другим, запоминая отдельные детали. Очередные важные бумажки для Фьюри. Бартон становится рядом и, смотря на всю эту макулатуру, говорит: — И зачем Фьюри понадобились эти клочки бумаги? Вот они точно не стоили сорванного вечера, вместо их обоих могли отправить кого угодно. Наташа пожимает правым плечом, формируя бумаги в аккуратную стопку. Секреты есть у каждого, она привыкла хранить свои и не лезть в чужие. Клинт оборачивается, сам не знает почему, по инерции, возможно. Ровно за Наташиной спиной, держа ее на прицеле, стоит мужчина. Клинт даже не рассматривает его лицо, а резко разворачивается, крича что-то Нат и пытаясь оттолкнуть ее в сторону. Но слова тонут в пустоте, а тело не поддается. Все происходит словно через какой-то барьер. Все, что он слышит это Наташин крик преходящий в тихий шепот о помощи, когда она, держась одной рукой за стол, а другой за место ранения сползает на пол. И Бартон просто не может пошевелиться. Даже не может закрыть глаза, чтобы не смотреть. А потом в голову резко врывается лицо человека застрелившего Романову. И осознание того, что это и был Бартон, бьет под дых и заставляет проснуться.

***

Клинт резко садится на кровати, еще несколько раз моргая, чтобы убедится, что все это было лишь сном. Достало видеть это почти каждый день. Самое ужасное, когда просыпаешься, тогда помнишь все, а буквально через пять минуть только обрывки. Но Наташу он помнит всегда. Единственный раз, когда он бы хотел ее забыть. Прикрывает рот рукой и делает два резких обрывистых вдоха. Слишком реально для сна. За все это время ему уже стоило привыкнуть. Почему она умирает вместо него? Каждый раз, будто первый, каждый раз Клинт пытается спасти ее от самого себя, но он просто беспомощно стоит и смотрит. Это ломает, потому что этот кошмар — единственный и непростительный раз, когда он предает Наташу. А чувство вины щедро приваливает сверху. Мысли о Нат заставляют вспомнить вчерашний день и резко повернуться влево. Он проводит рукой по пустой простыне, сравнивая все происходящее с какой-то неудачной шуткой. Наташи рядом нет, и Бартону, будто нечем дышать. Значит, сошел с ума. Переизбыток кофе и бессонница успешно сделали свое дело. Почему-то когда все становится лучше, это является самым большим обманом в вашей жизни. Он даже не сразу замечает Наташу, стоящую в дверях, скрестившую руки на груди и очень странно смотрящую на Бартона. Когда Клинт ее видит, первое, что удивляет это широкая футболка Бартона на Романовой почти скрывающая короткие шорты. Все совсем смешалось в голове и мешает трезво мыслить. — Доброе утро, — игриво ухмыляясь, говорит Романова и на одних пятках развернувшись, уходит из комнаты. Говорит она негромко, потому что это больше не несет смысла, но четко, потому что знает, что Клинт поймет. Лучник хмурится, но ничего не говорит в ответ. Сегодня намного лучше, чем в предыдущие пару дней. Голова все еще раскалывается на части, но хотя бы не все в таком тумане. И это хоть чуть-чуть, но помогает прочесть по губам. Бартон идет на кухню, потому что запах разнесшийся по квартире прекрасно говорит, что сегодня место завтрака будет точно не очередная, очень надоевшая, кружка кофе. Будто протрезвев, он не понимает, как можно было пить эту редкостную гадость. От этого даже передергивает. Вообще Наташа готовила редко, да и сама признавалась, что это особо не входит в часть ее лучших навыков. И Романова, и Бартон любили заказывать пиццу, запивать это все газировкой после утомительной миссии и засыпать под какой-нибудь фильм. В КГБ шпионаж и тренировки умело замещали готовку. Пока Наташа ставит кружки, как Клинт полагает с чаем, на стол, он быстро черкает одно единственное слово на лежащем рядом блокноте. Прости Она пару секунд смотрит на написанное, обдумывая что-то, а потом переводит взгляд на Бартона и отвечает: — Больше не пиши на бумаге. Клинт хмурит брови, инстинктивно тянется пальцами к ручке, но Романова быстро прекращает его попытки, коснувшись пальцем его губ. Намек ясен как день. Но вот никто не спрашивал Бартона, хочет ли он снова говорить. Он почти смирился с мыслью о том, что мир теперь будет выглядеть как бесцветное пятно. Он потерял надежду и смысл. Бартон цепляет свой взгляд на том, как капли дождя стекают по оконному стеклу. Будто небо оплакивает что-то и кого-то, возможно. Дождь бьет сильно, это видно, но не слышно. — А смысл? — хрипло, оторвав взгляд от окна, говорит Клинт. Романова хмурится, будто место этих слов пытается расслышать абсолютно другие. Клинт смотрит на нее с абсолютной пустотой в глазах и не желанием делать хоть что-то. А Наташу это злит. Его упрямость раздражает и на секунду, она понимает, что это действительно бессмысленно, и больше нет смысла здесь оставаться. Но она быстро гонит эти мысли прочь. Она кивает в сторону двери, встает из-за стола. Хватает пальто с вешалки, открывает дверь и выбегает в подъезд, даже не взглянув на Клинта. Ему остается только идти за ней. Она, вероятно, спустилась бегом. Клинту не понять, он не слышал. Но она определенно его не ждала. На улице не холодно, но ветер заставляет пробежать по коже мурашки. Видно, как дождь нещадно бьет по земле. Капли отскакивают от земли, оставляя за собой множество брызг. Здесь никого, очередная полнейшая пустота. Люди прячутся от дождя, потому что он слишком мокрый и шумный. Он заставит их показать себя. Наташа стоит под козырьком и, сдвинувшись хотя бы на миллиметр, она пресечет грань между ошеломляющей тишиной и шумящим дождем. Бартон на стороне тишины и кажется, навсегда там останется. А Нат, она всегда стоит на грани. В этом она вся. На самом деле, шумящий дождь, но для некоторых она становится ошеломляющей тишиной, в которой готов тонуть вечно. Но лучник почему-то впервые не готов. Нет, не так. Наташе, по мнению Бартона лучше остаться шумящим дождем и не связываться с пустотой. Потому что теперь они не совместимы. Клинт встает рядом с Нат и кидает на нее полный озадаченности взгляд. Она берет его ладонь и подставляет под проливной дождь. — Вот так он звучит, — смотря на Клинта, говорит Наташа. А потом она разворачивается и снова уходит. Дождь крупными каплями бьет по ладони. У дождя не тот звук, что ты слышишь, а тот, что ты чувствуешь. Наташа тянется, чтобы помочь. Романовой хочется ободрать руки об стены подъезда. Стучать по ним до тех пор, пока сама не поймет Клинта. Она думала, что умеет читать людей, но он был ее исключением. Наташа на самом деле не понимает, какого это и от чувствует себя еще беспомощней. Но она хочет помочь. И сопротивление Бартона совершенно портит ее планы. А Клинт считает, что Романовой будет лучше без его проблем. Лучник тоже рассчитывал на то, что присутствие Романовой сделает легче, но все вышло абсолютно наоборот. Каждый раз, когда он встречается с ней взглядом, ему хочется отвернуться и сбежать от всего этого. Потому что это все те же зеленые глаза, которые умоляли о помощи, а Клинт не сделал даже движения и мог только смотреть, как Нат теряет надежду и на место ей приходит непонимание из-за предательства. И каждый раз она умирает в его сне и с каждым разом все больнее. Так что борьба потеряла смысл. Когда Клинт возвращается обратно в квартиру, он находит Наташу, сидящую на подоконнике. Пальто все еще на ней и ровно свисает вниз. Она знает, что Бартона ломает не ситуация, а что-то внутри него, что-то, что он не хочет ей рассказывать. Нат что-то рисует на запотевшем стекле, потом ждет пока оно вновь запотеет и рисует что-то другое. Абсолютно беспорядочно, не неся никакого смысла. Это помогает отвлечься. Бартон знает, что Наташа любит дожди. Они смывают грязь, открывая настоящих людей. Он барабанит свою мелодию, пока не промокнет и не откроется каждая душа. Романова прижимает ноги к себе, как только замечает Клинта. Она не может понять, как можно быть таким упрямым, будь на его месте кто-нибудь другой, она давно бросила бы это дело. Но она поможет Бартону, потому что тот никогда не оставит ее. Уж это она точно знает. Наташа смотрит на него и ждет и Клинт прекрасно знает чего. Ответа. Он так же на нее смотрит, когда Нат скрывает что-то. Но не сейчас, Бартон не может рассказать ей. Позже, возможно. Он утыкается носом в оконное стекло. Сейчас он просто хочет забыться в шумящем, но пустом для него дожде. С дождем связано много воспоминаний… Их жизнь написана на запотевшем стекле, события за событиями появляются, оставляя какой-то осадок, но в итоге исчезают, сменяясь другими. Но конец всегда один и тот же. И на этот раз просто не может быть по-другому.