Пленники

Пустота в душе и боль в теле — вот всё, что я сейчас имею. А я-то надеялась избавиться от всего этого. Но даже эту возможность Адриан Джонсон отнял у меня. Он вообще забрал у меня всё. Мне не хотелось с кем-либо говорить, не хотелось слушать весь тот мусор, что льют мне в уши, и я научилась просто отгораживаться от реальности. Ко мне неоднократно приходил Адриан и что-то говорил, но его слова для меня были, как фоновый шум, я их не слушала, думая о чем-нибудь более приятном. Так же часто у меня бывал врач, обрабатывая мои раны, он тоже пытался со мной говорить, но его постигла та же участь. И не, потому что я ненавижу его, как хозяина этой темницы, а просто, потому что не хочу. Может, они решат, что я окончательно тронулась умом, и сдадут меня в психушку? А что, неплохо бы. Оттуда хотя бы есть шанс когда-нибудь выбраться. Дни сменяли друг друга, и только в моей жизни ничего не происходило. Я лежала, прикованная к кровати, потому что травмы мешали мне двигаться. Иногда, устав от молчания и игры в помешанную, я была готова заговорить, но желание быстро пропадало. Зачем? Чтобы это чудовище вновь начало превращать мою жизнь в ад? Я не могу убежать и даже умереть не могу. Он всё предусмотрел. Из комнаты убрали все колюще-режущие предметы, и всё, что можно разбить; плюс к этому, в комнате всегда находился какой-нибудь амбал. Эти часовые раздражали меня больше всего. Они постоянно чем-то скрипели, шуршали, издавали звуки и просто не давали побыть одной. Местами я задумывалась, а может, я действительно, того? Спятила. Ведь мне ни черта не хотелось, кроме как избавиться от всех этих мучений, от всего, что делает меня несчастной, несвободной. И раз шанса выбраться живой из лап этого монстра нет, то зачем вообще жить? Чтобы он удовлетворял за мой счет свои садистские наклонности? Нет, я так не хочу. — Ох, деточка, что же он с тобой сделал! — услышала я причитания над ухом, голос был женским и знакомым. — Что вылупился? Скройся с глаз моих долой! Видеть тебя не хочу, изверг! — Я буду в кабинете, если что, — услышала я голос Адриана. Что? Может, я действительно умерла? Адриан Джонсон молча проглотил оскорбление и более того, послушался? От шока я невольно распахнула глаза и повернулась, чтобы лицезреть уникальную женщину, которую слушается это чудище. Передо мной была Саманта, его бабушка. Её лицо сморщилось от жалости, а глаза были полны ужаса. — Боже мой! — продолжала она. — Не могу поверить, что Адриан мог свершить такое! — Мог, — слова слетели с моих губ, прежде, чем я успела что-либо обдумать. — Так ты говоришь! — радостно воскликнула она, а я нервно покосилась на амбала на диване. Ну, всё. Можно забыть о покое, теперь этот урод не отвяжется. — Мне сказали, что ты выпала из реальности. Сошла с ума. Ни с кем ни говоришь, ни на что не реагируешь. — А с кем тут говорить? — тихо спросила я. — И зачем? — Ну как это, общение — это жизнь, — уже веселее сказала женщина. Жизнь? Она издевается? Или действительно не понимает? Она свободна, и даже это чудовище считается с ней. У нее наверняка есть всё, что она только хочет. А что есть у меня? Ничего. Абсолютно. Даже эта самая жизнь мне не принадлежит. Я лишь игрушка в руках жестокого извращенца. — Нет у меня жизни, — воскликнула я. — Ваш Адриан хорошо постарался! Он лишил меня всего: свободы, счастья и даже надежды! Дайте мне просто умереть, прекратите меня мучить! Я устала, я так больше не могу! Все эмоции, которые я сдерживала, которые присутствовали во мне в каком-то спящем, притупленном состоянии, вырвались на свободу, как цунами. Жестокая истерика накрыла меня. Я кричала и плакала, не контролируя себя. Слишком много боли, слишком много отчаяния и абсолютно нет надежды… Я больше не могу! Нет сил, бороться и терпеть. Я устала. На шум и крики прибежал Адриан, но Саманта властной командой выгнала его обратно за дверь, и за это ей спасибо. Не хочу, просто не могу его видеть. — Ненавижу, — всхлипывала я, когда меня немного отпустило, — Ненавижу. — Тише. Успокойся. Все хорошо, — с материнской нежностью и заботой пожилая женщина гладила меня по голове. — Хорошо? — спросила я, ощущая, как подступает новая порция слёз. — Что тут может быть хорошего? — Так. А ну прекрати, — неожиданно жестко сказала женщина. От неожиданности я вытаращила на неё глаза. Было в этом голосе что-то, что заставляло слушаться. — Я понимаю твои чувства и эмоции, — уже спокойно продолжила она. — Нет, не понимаете, — покачала я головой. — Вам не понять. — Ладно. Я представляю твои чувства и эмоции, но ты должна взять себя в руки. Умереть она захотела. Ишь чего задумала, — фыркнула женщина, — Смерть и сама найдет тебя, когда придёт время. Жизнь дана нам Богом, и надо ценить этот дар. Я открыла было рот, чтобы возразить, но старушка жестом руки попросила замолчать, и я покорно закрыла его обратно. — Сейчас тебе всё кажется мрачным, и будто выхода нет, но так не бывает. Надо жить и бороться, пока сердце бьётся, — заметив мой потерянный взгляд, она продолжила мягким голосом, — Криста, я честно и сама понять не могу, как Адриан мог совершить такое. Я даже не могу тебе ничего обещать, кроме того, что постараюсь быть рядом и сдерживать его. Но нужно верить в хорошее, ведь мысли материальны. Тяжело верить в хорошее, когда вокруг тебя лишь чёрное отчаяние и полная безысходность. Ей никогда не понять, что я чувствую. Никто не разрушает целенаправленно её жизнь, не держит взаперти, не подвергает насилию. Но, тем не менее, я видела в мудрых глазах пожилой женщины искреннее участие. Её доброта была для меня как глоток свежего воздуха. Она тут сидела и терпела мои заскоки, мою истерику, хотя могла бы запросто махнуть рукой, ведь я ей никто. Абсолютно чужой человек. — Мне хочется верить, что рано или поздно все наладится, но я не могу. Не могу. Не получается. И даже если всё это когда-то закончится, то как жить с такими воспоминаниями? — спросила я. Саманта окинула меня грустным взглядом и ответила: — Не знаю. В комнате повисла тишина. Каждая из нас думала о чём-то своем. — Криста, — наконец нарушила тишину моя собеседница, — я не могу тебя просить простить его. Такое не прощают. Это понимаю даже я, но я люблю его и верю, что для него ещё не все потеряно. Ты, наверное, не поверишь мне, но он далеко не всегда был таким, — в голосе женщины была глубокая печаль, — Когда-то он был совсем другим. Несмотря на непростую жизнь, он был добрым юношей, полным надежд. Он любил жизнь и просто любил. Но после той ночи, он изменился, стал другим. Замкнутым, агрессивным, злым. Со временем он научился контролировать эмоции, но душа и сердце так и остались под коркой льда. Я знаю, это не оправдание его поступку, но ему в жизни тоже досталось. Да ну? Адриан Джонсон — человек, любящий что-то кроме насилия, денег и власти? — Мы с вами точно об одном человеке говорим? — недоверчиво прищурилась я. — Точно, — грустно выдохнула пожилая женщина. — Возможно, в том, что он стал таким, есть и моя вина, я виновата, что не смогла достучаться до него, пока не стало слишком поздно. А сейчас мне стыдно за него. Казалось, будто Саманта стала как-то меньше, сжалась, поникла под гнетом непосильной ноши. Она винит себя в том, что мой тюремщик — монстр. Я ощутила жалость к этой женщине, сомневаюсь, что она сделала его таким. — Вы упоминали какую-то ночь, — осторожно начала я, движимая нездоровым любопытством, — А что тогда случилось? Женщина побледнела и нервно отвернулась. В комнате опять повисла звенящая тишина, и когда я думала, что она ничего не ответит, услышала: — Я не могу тебе сказать, — тихо-тихо произнесла она, — Адриан сам расскажет, если посчитает нужным. Но не советую выпытывать это у него. С этими словами она ушла. Я осталась одна с кашей в голове. Выпытывать что-то у Адриана? Она серьёзно? Пытки — это по его части, не по моей. Что же тогда случилось? Неожиданно для себя я поняла, что нашлось что-то, что смогло вызвать мой интерес. Я помню, как задавалась вопросом, родился Джонсон таким или стал, и если верить Саманте, его таким сделали события прошлого. Но что такое могло случиться, чтобы человек переродился в чудовище? Вряд ли, я это когда-либо узнаю. Мне казалось нелепой сама мысль, сидеть и говорить о чем-то с Адрианом. За всё время я от него слышала лишь угрозы и словесные унижения. Неужели он способен вести нормальный диалог? Или мне персонально повезло, и таким ублюдком он бывает только со мной? Не знаю. Я была благодарна Саманте за то, что она пришла. Её присутствие и слова придали мне сил, и дали мизерную надежду, что может даже для меня когда-нибудь станет возможным счастье. Может, всё-таки рано или поздно, я обрету свободу. Вот только смогу ли я забыть этот ужас? Смогу ли жить как раньше? А может, я и вовсе зря мечтаю, и сейчас мой мучитель сидит и думает, как бы ещё унизить меня, как причинить побольше боли? Одно лишь знаю, впервые за четыре дня я стала задумываться о будущем, проснулось хоть и маленькое, но желание жить. Саманта права, жизнь это — дар божий, и отказываться от неё просто преступная глупость, а следственно, меня опять ждёт борьба. Вот только, где найти силы для неё?