***
Абунай со своим отрядом расположился небольшим и хорошо замаскированным лагерем поблизости от деревни. Вернее, от нескольких жилых домов среди почти разобранных развалин. Было понятно, что сильно разрушенные дома никто восстанавливать ещё как следует не брался, слишком немного было жителей, способных на это. Работы двигались медленно. Видимо, все оставшиеся жители пока жили в тех домах, которые было поправить проще всего, пока будут ремонтировать или отстраивать заново остальные постройки. Разведчик Абуная доложил, что всего насчитал 14 человек из тех, кто был сегодня в деревне. Один из шайки владел мастерски техникой перевоплощения, ему предстояло совершить вылазку и поговорить с жителями. Только очень опытный шиноби или шиноби-сенсор могли бы обнаружить их лагерь, но это не расслабляло Абуная, он привык делать всё сразу и не тратить время зря, если только было необходимо выждать чего-то, только тогда он замирал. Только засады были его «зоной покоя». Но даже в засаде в нём закипала кровь от стремления к добыче. Если бы только эта энергия была направлена в мирных целях – можно было бы гадать, чего он мог бы добиться; если бы только не ложно понимаемое чувство собственной важности. Сейчас он готовил разведчика, приказав войти ему в деревню под видом женщины преклонных лет, разыскивающей сбежавшую невесту своего сына. - Запомни, чем неуклюжее и сложнее ложь, тем больше она похожа на правду. Только так они подумают: «Смешно такое врать, врут что-нибудь дежурное, попроще…». Понял? – в его словах была доля правды. Невероятные истории, которые частенько выдавали его разведчики за правду, становились катализаторами особой разговорчивости людей, где бы они не применяли подобный метод. Сейчас человек Абуная, не раз справлявшийся с подобными ситуациями, уже подходил к домам. Достаточно приблизившись к постройкам, он стал звать: «Люди! Здесь есть люди?» - виртуозно изображая пожилую неуклюжую горожанку. Показались жители, которые тут же стали участниками и слушателями истории «вопиющей несправедливости судьбы и сострадания к влюблённому сердцу». Наивные, привыкшие к простоте жизни на фоне природы, они сразу живо подключились к эмоциональным переживаниям мнимой «болеющей душой матери, решившей спасти любовь». Тут же вспомнили всех мимо проходящих девушек, примерно напоминающих … конечно, Ниа. Ведь описание то было именно её. Показывать её фотографию было рискованно, ограничились подробным словесным портретом. Конечно, как и ожидалось, и её, нашу героиню, вспомнили и обсудили. Тут же всплыла и небезызвестная уже история об «ожившей девушке». В точку! Они не зря сюда пришли. Всё, дело почти сделано! Такой быстрой удачи они и не предполагали. Оставалось только выяснить, куда она делась. Вот тут то и разочарование пришло на смену радостному возбуждению в предвкушении добычи. Показали разрушенный дом, в котором она жила, после чего оживление пошло на убыль. Никто не знал, где она сейчас. Вдруг кто-то вспомнил о старике, который рассказывал о происшествии с ней, на правах очевидца. Отправились к старику. Там весь спектакль был продемонстрирован ещё раз, только уже скромнее. - Ты не привираешь, часом? Что же твой то, сынок, сам не ищет её? – недоверчиво посмотрев на фальшивую рассказчицу, заметил старец. В голове разведчика пронеслось множество вариантов – как отреагировать, что делать, что сказать. Но недаром Абунай взял его, умение войти в образ поразили даже его, виртуоза изворотливости. Вместо оправданий и прочей ерунды, перевоплощённый шпион сумел на слова старика начать плакать бабьими обильными слезами, что разжалобило даже Кадзи-сана (а ведь это был именно он). Но Кадзи-сан, тем не менее, по непонятным причинам, не стал откровенничать, не стал упоминать Коноху и Хатаке Какаши. Хотя для виду и утешал незваную гостью. «Не верю я ей и всё тут, я за ней понаблюдаю…, может потом и расскажу…» - решил старик и предложил женщине переночевать у них, пока она не отправится дальше. Таким вот образом и выяснили, что Ниа тут была. Вечером разведчик пробрался в лагерь на несколько минут и доложил «боссу», что и как. У Абуная вырвались ругательства, он был раздосадован. Впрочем, было отдано распоряжение обследовать место дома Ниа, в надежде найти что-нибудь наводящее на дальнейший поиск. Он не допускал ни единого шанса приобрести новые данные об объекте их поиска. После того, как разведчик-«женщина» отправился назад, чтобы не вызывать подозрений из-за долгой отлучки ночью из дома старика, тем более, что оставалась надежда позже поговорить со стариком ещё раз, - созрел план. Днём большая часть людей уйдут в лес - всей деревней собирали травы, делали лекарства, чтобы выручить деньги, необходимые на восстановление домов. Конечно, дерева у них было достаточно, но ведь нужны не только брёвна. Стройка – это и гвозди, и краска, и инструменты… Одним словом, им всем было не до посторонних проблем, каждый день эти люди стремились к приближению прежней устроенности и благополучия. Пусть их мало, но у них была своя гордость, у каждого. Беда их сплотила - никто не жаловался, все стали будто одной семьёй, хотя раньше они только здоровались друг с другом и, по большому счёту, и всё. А ведь некоторые жили тут не так давно. Абунай решил так: все разойдутся и разведчик, приняв вид одного из жителей, за кем они проследят и задержат, если надо, поищет что-либо на развалинах. Если его и заметят, будет не так подозрительно, если бы заметили чужаков. Всё так и произошло, план успешно воплощался, хотя ничего особенного и не нашлось. Разведчик, раздосадованный и подозревающий о новом недовольстве «босса», пнул камень, который торчал, застрявши между обломков двух брёвен. Камень отвалился в сторону и под ним… лежал странный предмет. Быстрое движение – и вот предмет уже в кармане. «Пронесло, теперь будет что представить… Ну хоть не так попадёт…» - подумал разведчик.Глава 28. Везёт или не везёт.
11 сентября 2015 г. в 16:11
Какаши ожидал привала, чтобы перехватить сна, но что он сможет так отлично отдохнуть, даже и не предполагал. Будто бы проспал восемь часов дома, в удобной постели. «Миссии» и «комфорт» – вещи не очень-то совместимые, но из всех правил бывают исключения, и хорошо, что такие приятные.
Отдохнувший, он стал размышлять о завтрашнем дне, но потом отвлёкся, вспомнив про свиток. Утро было не за горами. Ночная тьма сгустилась, перед тем как сдать свои позиции восходу и лучам утреннего солнца. Костёр теплился; язычки пламени пробегали по поленьям и прятались в золу, как волшебные существа, заигрывающие с путниками в ночном лесу. Только их и было видно. Света они давали мало, поэтому почитать не получалось. У него с собой был свиток сенсея Такетори – свиток просился на свет. Он сидел и размышлял: «Подкинуть дров и почитать… или не стоит?»
Пока мысли в его ещё немного сонной голове медленно оживали, он осмотрелся. Всё было в полном порядке, к тому же он не ощущал ничьей чакры поблизости, кроме Ниа. Она спала рядом, «калачиком» свернувшись под пледом. Совсем близко от себя он заметил стопочку листков бумаги, стоило лишь протянуть руку. «Почему бы не посмотреть, если она так их оставила, скорее всего, ничего страшного не будет, если посмотрю…».
Протянул руку… и вот он уже рассматривает достаточно тонко проработанные пейзажи, он узнаёт места. А вот… «Как занятно, первый раз вижу себя нарисованного…» - практически половина пачки – зарисовки его самого, спящего. Вот так он выглядит?
«А это что?» - примерно четверть – руки. Он держал листки в руках и сравнивал. Руки были переданы виртуозно, он про себя смутился даже, понимая, что она достаточно долго должна была его разглядывать, пока рисовала. И всё же ему было это приятно, непривычно, но очень приятно. Нравилось ли ему внимание? Сложный вопрос. В этот самый момент – ему это нравилось, от Ниа – он принимал это. Неужели он уже смирился, привык, позволил ей приблизиться? Что-то опять ему стало неуютно внутри от собственной позиции по отношению к ней. Он вроде бы уже всё решил, но что тогда опять за неудобство, почему?
Отложил листки с рисунками, они рассыпались по траве, будто желая обратить на себя его внимание ещё раз. Хатаке взглянул на себя, нарисованного спящим, и встал, прошёлся вокруг костра и остановился поодаль. Ниа спала, язычки пламени едва освещали её безмятежное лицо. «Женщины… Кто их поймёт? И всё же, зачем столько было меня рисовать?» Он отмахнулся от этого всего и стал опять думать про завтрашний день. Предстояло побывать в том самом месте. «Живы ли те старики?» - и он стал вспоминать первую их с Ниа встречу. «А ведь её взгляд сильно изменился», – опять подумал он про неё.
Небо стало потихоньку светлеть, обозначились кроны деревьев на его фоне. Лесная тишина вот-вот будет нарушена проснувшимися птицами. Полная безмятежность царила вокруг, только лёгкий шелест листвы от ветерка. Костёр погас. Наступало утро.
Уже совсем рассвело, птицы озвучивали пространство, а Ниа всё так же мирно спала. Её нужно было будить, что было жаль делать. Какаши подошёл и положил руку ей на плечо. Ему даже не пришлось её тормошить – она сразу открыла глаза и, мирно улыбнувшись ему, сказала такие обычные слова: «Доброе утро», не отводя взгляда. «Совсем другой взгляд» - ещё раз отметил он про себя.
Заметив пачку рисунков не там, где их оставила, она покраснела, правильно подумав, что он их рассматривал.
- Ты что же это, как маленькая краснеешь? – усмехнулся Какаши добродушно, видя такую реакцию.
- Я давно не рисовала… Стыдно…, что отвыкла и немного разучилась, - Ниа оправдывалась, думая о совсем другом. Её волновала мысль: «Что подумал он, видя себя на рисунках».
- Замечательно рисуешь, впрочем, мне сравнивать особо не с чем. Когда смотрел, решил спросить…, - немного замялся и спросил, - …в рисовании рук есть особый смысл?
Спросил и пожалел об этом, потому как Ниа ещё больше смутилась. Он, делая вид, что не замечает, посмотрел на небо, будто и не ждал ответа вовсе.
- В этом есть особая сложность, поэтому… это хорошая тренировка навыков. Кисти рук и ступни ног – сложнее лица рисовать. Я, когда училась, свои рисовала руки и ноги в немыслимых количествах. Вообще, я жалею, что отвыкла, теперь нужно заново начинать.
«Профессиональные» рассуждения помогли ей вернуть естественность и уверенность. Правда Какаши не совсем поверил в эту версию ответа, хотя и убедительную, теперь он уже не сомневался, ей просто хотелось рисовать его руки, иначе – почему она так покраснела, да и вибрация эмоций, разволновалась слишком? И всё же ему было приятно. Он просто ощутил её эмоции, она могла и не отвечать.
- Мы завтракать будем? – неожиданно спросила Ниа, в некоторой растерянности, когда уже стала собирать свой рюкзачок.
- Вообще-то хорошая мысль, почему бы и нет…, - он и забыл об этом.
- Тогда можно доесть это… - и они доели «праздничное блюдо вечера». Оставалось совсем немного, в самый раз перекусить.
День начинался позитивно, даже радостно, даже подозрительно безмятежно. Они оба подумали об этом, но промолчали.
- Вообще-то, у тебя руки просто выразительные очень…я увлеклась, я по рукам больше узнаю о человеке, вернее не «о человеке», а «человека». Это что-то еле-уловимое, тонко ощутимое, будто приближаешься совсем близко к пониманию… - Ниа высказалась, будто сняв с души печать. Она смотрела прямо перед собой и не смущалась.
Какаши посмотрел на неё - прямая, стройная, смелая, она была сейчас самой собой.
- Твоя интуиция говорит тебе об опасности? – он сделал этот вывод, наблюдая за ней раньше и запомнив некоторые особенности.
- Почему опасность? – она не ожидала вопроса.
- Ты всегда спокойна и собрана, когда что-то грозит проблемой. Я же тоже пытаюсь тебя понять получше, наблюдаю. - Она уловила его чуть лукавый, но доброжелательный взгляд.
- Неужели? Да… Возможно. Что-то уж слишком всё спокойно, кроме того, я отвыкла от долгого общения с людьми, когда я скиталась, нужно было жить ни с кем не сближаясь, а для этого, нужно быть бесстрастной. Сейчас совсем всё по-другому. С тобой, с Шизуне, с Цунаде-сама – я с вами… думаю, что надолго. Теперь мне не всё равно, что обо мне подумают. Только поэтому я иногда и… стесняюсь. Ничего никогда не боялась, а сейчас… стесняюсь, - неожиданное признание было сбивчивым, но лучше она не могла выразить то, что было у неё на душе.
Неожиданная смелость не оставила её. Ясность её положения придавала ей силы, делала необходимой правдивость и открытый диалог, что действительно было для неё раньше немыслимо. Когда чётко понимаешь «кто ты» - малодушие и неуверенность, если и случаются, но почти не имеют силы. Критерий собственного понимания назначения, цели, устраивает всё, разъясняет любые неясности. Что-что, а позицию она сейчас свою понимала, как никогда отчётливо.
Они разговаривали и собирались. На последнее объяснение Какаши ничего не ответил, слов не подобрал. В воображении он постарался прикинуть, чего сейчас можно было опасаться, что могло теоретически приключиться. Конечно, он сам не страдал отсутствием интуиции, но если она так думает, то вдвойне стоит задуматься. Во всяком случае, подстраховка всегда должна быть, шиноби должен быть всегда начеку. Приключиться может только одно – незапланированная встреча с «неприятелем», каким - не понятно... Их никто не может подкарауливать, ведь никто не знает об их миссии, но случайные встречи – не исключены. Нужно остерегаться сейчас любых людей. Он не беспокоился о себе, но вот о том, что Ниа не боец, он смутно догадывался. Опыт разведывательных миссий сейчас был кстати.
Они продолжили путь, достаточно быстро преодолевая отрезок пути до самого места деревни. Молча, быстро, они уже были командой, думали, как команда, поступали как сработавшиеся коллеги. Так быстро шло их собственное время, время, которое каждый человек проживает внутри себя. Иногда оно тянется. А иногда стремительно летит, оживляя жизнь в эпоху перемен.