Абсолютная защита Хатаке Какаши.

      Дождь зарядил на весь день, ещё с самого утра, с того момента, когда мы с Какаши беседовали в доме, приютившем нас на ночь. Мы уже не спешили. Пока мы шли, я прокручивала в голове весь наш разговор бесчисленное количество раз, взвешивала всё сказанное и пыталась понять – всё так, как мы думаем, нам нужно срочно решать эту проблему?       Дождь лил монотонно и ровно. Иногда мне казалось, что его капли - это потоки непоправимо глупых слёз. Мне казалось, что я долго и обильно плачу, что слёзы ручьём текут по моему лицу, и я молчу, потому что нет сил всхлипывать. Я пропиталась слезами. Будто это я отвожу душу за все годы вместе взятые, за все свои мытарства. Я не замечала абсолютно промокшей одежды и того, что день выдался не из жарких. Вспоминая каждое слово нашего разговора, я всё больше и больше убеждалась в необходимости что-то сделать, чтобы мои страхи прекратились наверняка. Мы так и не пришли к однозначному решению, что же лучше предпринять, чтобы за мной больше не «охотились» желающие получить награду.       Наш разговор получился не слишком длинным и совсем меня не успокоил, хотя я знала, что Какаши этого очень хотелось – приободрить, вселить в меня оптимизма и уверенности. Я чувствовала, как он старается спрятать все собственные эмоции от меня, пытаясь заменить их другими. У него почти получилось, но он не рассчитал, что я всегда очень внимательно «прислушивалась» к его внутреннему состоянию и научилась различать самые незначительные оттенки его переживаний, даже еле заметные, на которые он сам, скорее всего, даже и не особо обращал внимания, поскольку они были так слабы, мимолётны и незначительны. Но я не могла не позволить себе изредка хотя бы полностью отдаться его состоянию. Тогда я будто переставала существовать, нырнув в чистую и почти неподвижную воду горного озера, в которой малейшее движение водяной стихии щекотало, ласкало, закручивало, несло, выталкивало, обволакивало или больно давило, душило всей своей массой. И это всё были его разнообразные чувства, которые обычные люди и не осознали бы, настолько тонкие и нюансные были их переливы и чередования. Как будто они все были одного цвета из сине-голубой гаммы, и только глаз искушённого художника мог бы различать их разнообразие. Впрочем, частенько я ощущала и сильные всплески его эмоций. Видимо, с моим появлением он стал сдерживать себя чаще, мне продолжало казаться, что по природе своей он гораздо эмоциональнее.       Когда он стоял передо мной в том доме и рассказывал новости, я уже тогда знала – мы ничего нового быстро не придумаем. А начал он разговор в решительно-деловом тоне, который завуалировал внутреннюю полупрозрачную тоску, непонятно откуда взявшуюся. - Мне удалось выяснить, откуда они взялись и почему. Их нанял твой отец. Думаю, что это само по себе для тебя не новость, но мне кажется, что сейчас ты уже не ожидала этого. Я прав? Вот я то точно этого не ожидал. Но поясни, пожалуйста, почему он так настойчив, может быть есть что-то, о чём ты не упомянула раньше? Время прошло не мало, по твоим словам, можно было бы уже и смириться со сложившимся положением вещей. Я хочу понять.       Какаши не задавал слишком много вопросов, но даже этих было достаточно, чтобы я призадумалась, вопрошая ко всем резервам моего воображения и интеллекта. - Первое, что мне приходит в голову, так это то, что он всё ещё надеется заполучить контракт на меня. Сумму ему предлагали очень внушительную и не торопили вовсе. Всё, что я знаю, это мною подслушано, так что без подробностей. Я его никогда не хотела понимать, я противилась факту, что он мой отец… но это сейчас к делу не относится, - и я замолчала, поскольку мне было совершенно нечего сказать. - Как бы мы тебя не прятали, но и в Конохе бывают весьма неспокойные времена, хочется надеяться на лучшее, конечно, но сама понимаешь – может случиться всё что угодно. Мы же деревня шиноби, да и момент сейчас сложный. Не хочу тебя пугать, но нужно бы не прятаться от него вечно, а как-нибудь… найти меру убедительного воздействия.       Какаши рассуждал вслух спокойным тоном, будто мы обсуждаем меню обеда или ещё что совершенно пустяковое. Так он пытался сгладить свою настойчивость попыток вывести меня хоть на какую-нибудь идею. - Я же не знаю его как человека. Что вообще могло бы на него повлиять? - было похоже, что он оправдывался передо мной за собственную «бесполезность». - Не знаю, что тебе ответить прямо сейчас, я должна подумать. Отправиться в нашу деревню и поговорить с ним? Можно было бы, но рискованно, а вдруг уговоры не помогут. Вдруг он и дома устроил …засаду. - А он может? - Он упрямый и целеустремлённый, он всё может. Хитрости и дипломатичности ему всегда не хватало, как мне кажется, но… Впрочем, я вообще сейчас ни в чём не уверена. Давай я подумаю. Можно же в дороге думать об этом? Мне как-то тут особо неуютно.       Я поёжилась и обняла себя руками, ощутив ещё лёгкий намёк на озноб, но это было нервное, а не болезненное. Какаши понял меня и не стал спорить. Он посмотрел мне прямо в глаза, подождал, пока я выдержу его взгляд, пусть и одного глаза, но будто видящего во мне что-то, чего я сама не знаю, и стал молча собирать вещи. - Обещаю, я сегодня к вечеру что-нибудь придумаю, - сказала я примирительным тоном, чтобы он не принял меня на легкомысленную и беззаботную особу, не желающую смотреть в лицо собственным проблемам. Уже с вещами в руках, своими и моими в придачу, он мельком взглянул на меня и улыбнулся. - Ладно, я знаю, ты что-нибудь придумаешь, а то придётся искать твоего сенсея и спрашивать совета у него.       Вот зачем он прячет свою тревогу, неужели не понимает, что мне только хуже от этого? Пусть он шутит, но я то знаю, что он встревожен больше обычного. Так мы и отправились в обратную дорогу, обильно поливаемую дождём. Мы не заметили того самого момента, когда он начался, казалось, что он поджидал исключительно момента нашего отправления, потому как на момент отлучки моего напарника за водой и едой, его ещё не было.       Мы шли не спеша, выбирая места посуше. Очень скоро шум дождя стал привычным и, наверное, мы оба перестали его замечать, погрузившись каждый в свои мысли. Время от времени звонкое чавканье или хлюпанье шагов, или град падающих капель с веток, шумно разбивающихся о крупные листья растений, которые обильно разрослись между деревьями, нарушали однообразие происходящего. Я шла налегке, но двигаться быстрее Какаши больше мне не предлагал, видимо помня о моей ране. И я ему была благодарна за это. Акцентировать мою слабость сейчас и правда не стоило. Я честно обдумывала варианты, как бы нам закончить раз и навсегда проблему моего положения.       Мы не делали дневного долгого привала, только несколько раз я приседала передохнуть на несколько минут, когда слабость давала о себе знать предательским головокружением. Три-пять минут - и я опять брела по лужам, по высокой траве, по бархатному мху или по каменистым склонам пологих гор. Наш путь был не по тем же самым местам, по которым мы шли туда, Какаши выбирал более ровную местность. Большой горный массив, с вершины которого мы в прошлый раз оглядывали местность, в этот раз мы обходили стороной. Как и в самом начале нашего похода, я полностью доверилась топографическим талантам напарника.       Мы не заметили по пути ни одного животного, наверно все они попрятались в сухие норки, гнёзда и закоулки и наблюдали оттуда за этими двумя странными существами, которым охота была мокнуть.       За весь почти уже прошедший день мы не произнесли более десятка слов. Зато у меня всё-таки возник план, как наверняка решить нашу заковыристую задачу. Я ждала вечернего привала, чтобы поведать об этом, как и было мною обещано. А вдруг у Какаши тоже найдётся что добавить? Посмотрим, послушаем.       Приблизился вечер, вот и долгожданный привал. - Проходи внутрь, - сказал он, раздвигая ветки огромной ели, которые ниспадали к земле, образуя природный шатёр.       Я проскользнула в образовавшуюся брешь и сразу опустилась на сухую землю, которая была усыпана ковром иголок. Было уютно, хоть и темновато. Я прикрыла глаза и прислонилась к стволу, мне в данный момент было всё равно, что творится вокруг. Стоило мне приземлиться и озноб, и лёгкая дурнота вернулись ко мне. Есть не хотелось. Я просто чудовищно устала. - Подожди, я сейчас устрою тебя поудобнее, - мой напарник не стал задавать глупых вопросов типа «что случилось?». Пока я сидела, прикрыв глаза, он что-то делал, но я не следила за происходящим, хотелось спать. - Так, вот твоя сухая куртка, переодень. Можно высушить промокшие вещи. Я пока занимаюсь костром, тут это не совсем просто. А потом ещё и перекусим.        Приоткрыв глаза, уже привыкшие к сумраку, я осмотрелась. Я была удивлена простором «помещения», в котором мы укрылись. Так как над нами был слой всех веток, растущих на этом дереве, то тут было на удивление сухо, только с краёв «шатра» были места, где проникал свет, и немного затекала влага. Ель росла будто бы на пригорочке, а возможно, это её вековые корни и слой хвои образовали холм, было сложно сказать. Я таких елей ещё ни разу не видела, хотя бы потому, что она была особой породы, почти исчезнувшей разновидности.       Какаши так устраивал костёр, чтобы дым не скапливался в нашем «убежище», но и не слишком открыто был заметен снаружи, для этого он хитрым образом проредил в одном месте ветки и дым уходил вверх и просачивался наружу в разных местах. Я переоделась, и смогла устроить свою рубашку и накидку на просушку, на ветках около костра, посмотрев, как он уже раньше меня пристроил свои вымокшие куртку и жилет.       Приятный сумрак и шум дождя. Тёплое питьё и немного риса. Я была всем довольна и даже немного согрелась. Озноб хоть и не прошёл окончательно, но я очень надеялась на это. Мой напарник не спешил расспрашивать меня в продолжение нашей утренней беседы. Я сама заговорила первая: - Есть одна идея, как решить проблему наверняка и раз и на всегда. - А я ждал. Когда ты это скажешь, - Какаши улыбнулся мне, - приляг, отдыхай и рассказывай.       Он опять раньше меня самой позаботился обо всём, мне оставалось только улечься на одно сухое одеяло и накрыться другим, после чего я стала пытаться ему изложить результаты своих размышлений. - Мы сделаем очень просто. Сами с ним заключим контракт. Деньги я могу такие добыть, ну хоть и не сразу, но за какое-то время смогу. Смогу, пусть это и большая сумма. Мне случалось работать там, где я бывала, и как раз с деньгами мне было не трудно. Не, ничего запретного, я просто пробовала продавать свои работы, где ни пробовала, всегда с успехом. Тоже же вариант. Когда, а я надеюсь, что это будет относительно скоро, будут деньги, ты заключишь контракт, не требуя выдачи меня, с условием, что ты сам меня отыщешь. Мой отец не упустит шанса, подпишет и будет рад, что ему не нужно даже самому хлопотать. Если бы кто-то додумался до этого, то он бы сам сейчас меня не искал в который уже раз. Тем более, раз он не сильно много платит наёмникам. Вот такая основная суть, подробности я не все пока придумала, но есть же ещё… какое-то время на размышление.       Вот тут меня ждал большой сюрприз: я думала, что эта идея не будет одобрена, но… - Я согласен, только добавлю ещё кое-что – я тоже участвую финансово, и это не обсуждается. Иначе дико как-то получается, меня всё это тоже касается, а почему же контракт твоими только деньгами выкупать? - Потому что я такая вот неизобретательная, ничего больше не придумала, - мне пришлось пошутить, чтобы скрыть дикое замешательство, поднявшееся в моей душе. Это было слишком сложно для меня, ко всему его ко мне доброжелательному отношению, принять ещё и материальную помощь. Новости какие! Никто и никогда мне не помогал деньгами, ну только по мелочи, а тут вдруг… - Ты вообще сумму контракта, на который рассчитывает мой отец, знаешь? – и я назвала чуть заниженную цифру, которую я слышала ещё тогда, когда была дома. Даже такой она могла сильно поколебать его решимость. - Ничего себе… - Какаши был явно шокирован. - Вот столько я стою на «чёрном рынке», - опять я пошутила и чуть не прослезилась от нахлынувшего отчаяния, после осознания размера суммы. - Нечего невозможного, подумаем и придумаем, заработаем, накопим, а пока спрячешься и побережешь себя. Что-то мне подсказывает, что всё же лучшего нам варианта не придумать. Силой тут правды не докажешь. На какой-то очень маленький процент, а может и не маленький, это как посмотреть, твой отец и прав. Это же мир шиноби, он ещё при твоём рождении рассчитывал на использование твоих способностей. Как бы это ни звучало жестоко – у него есть некоторые на тебя права, как никак. Скажу по опыту, в мире шиноби люди с особенными способностями получали ещё более жестокие обстоятельства, в конце концов. Прости, я не хотел сказать, что все трудности твоих скитаний полная ерунда, но многие становились или почти узниками, или их приравнивали к «инструментам», или они очень быстро заканчивали свою жизнь.       У тебя было хоть немного свободы, у тебя были хоть какие-то люди, которые были добры к тебе, у тебя ещё много хорошего впереди. Ну, тут уж, я могу тебе… обещать.       Какаши говорил, и я начинала видеть некоторые вещи, которые всё время видела под одним углом, с совсем другой точки зрения. Неожиданно долгая его речь закончилась шуткой-намёком про «почти гарантировать». Я поняла, что он постарается «увеличить мой опыт хороших переживаний», как я почувствовала под его словами. - Значит, ты согласен с таким планом? - Согласен. - Почему-то я удивлена. Если ты сможешь понять – почему, расскажешь мне потом, ладно?       За несколько минут нашего разговора, мы прожили больше времени нашей совместности, будто время сделало скачок. Ещё несколько шагов навстречу из разных концов наших миров, шагов навстречу друг дугу.       Время - изменчивая иллюзия, которой нужно уметь пользоваться. За эти всего-навсего несколько суток внешнего времени мы двое пережили гораздо больше внутри себя самих.       После последних своих слов я смогла отдаться усталости, слабости и, не дожидаясь ничего больше на сегодня, без предупреждения погрузилась в сон. Я стала привыкать полагаться на Какаши, и я ощутила себя именно сейчас особенно защищённой. Даже забыв, что это я, моя техника, обычно защищает его.