Эту песню не задушишь...

Через пару часов в коридоре снова послышались орочьи шаги. Но что бы ни думали эльфы, их не тронули, только еду принесли. Разнообразием еда тут не отличалась. Алькарин открыл глаза сразу, как почувствовал, что дверь открывается. Сжал пальцы в кулак, как будто хотел удержаться за что-то невидимое, напрягся. И чуть расслабился, только убедившись, что охрана не пытается забрать Эленорэ или его. Все два часа Эленорэ просидел рядом, изредка меняя положение, когда нога затекала. Ему хватило времени на то, чтобы внимательно рассмотреть раны на теле Алькарина и по достоинству оценить злую насмешку неизвестного художника-палача. Впрочем, ужас этого места и всего произошедшего был сейчас ближе и поэтому казался страшнее, чем те давние события, о которых им пытались напомнить. Имена Валар произвели больше впечатления: на контрасте между страшной пыткой и теми светлыми образами, которые хранила память. Когда дверь открылась, он вздрогнул. Бешено забилось сердце, но это были лишь орки, которые принесли еду. Охрана не задерживалась, но всё то время, пока орки провели в камере, Эленорэ пристально следил за ними. Хотя никаких действий предпринимать не пытался. Когда они ушли, повернулся к Алькарину. - Есть ты, наверное, не очень хочешь… Пить? - Я испугался, - вместо ответа на вопрос выдохнул Алькарин. - Что кого-то заберут, а я хотел с тобой поговорить успеть. Сейчас... Он прикрыл глаза, выравнивая дыхание, потом кивнул: - Есть нет, пить да. Эленорэ потянулся за кувшином, снова набрал в ладонь воды. - Давай. Алькарин хотел было приподняться, но потом вспомнил собственный опыт о том, что забота о ком-то придает сил, и нет смысла сейчас геройствовать, и просто принял помощь. В этот раз он напился быстрее, чем в прошлый, пробормотал: - Спасибо. А ты... сейчас другой. Взгляд его из такого положения невольно скользил и по собственному телу. Бок Алькарин разглядеть не мог, зато теперь видел живот. Поморщился, прикусил губу. Потому что память иногда жестока. Только видел он сейчас не языки пламени, о которых лишь слышал, а скользкую, липкую кровь, разлитую по пирсу, впитавшуюся в доски и неподвижные тела. Эленорэ сам сделал пару глотков и отодвинул кувшин. - Алькарин, а эти штуки, - он кивнул на штыри. - Ты не знаешь, они глубоко? Я могу их попытаться вынуть, но боюсь сделать хуже. - Вряд ли очень глубоко. Я, сам понимаешь, не приглядывался, но вкручивал он их в ребра... во всяком случае, то, что я слышал хруст, об этом говорит, - Алькарин говорил спокойно, словно они обсуждали какую-то работу и как ее можно выполнить. - Давай я сам попробую, ты поможешь, если что. Он потянулся левой рукой, ей было двигать почти не больно, нащупал пальцами одну из железок. - Не дури, - Эленорэ удержал его руку. - Мне удобнее будет это сделать. Давай так. Ты мне сейчас скажешь, что хотел сказать, просто чтобы ты был спокоен. А потом я попробую их достать. - Я... много чего хотел сказать. Но, возможно... уже не нужно. Только одно сейчас. Эленорэ, у них нет власти изменить и извратить нас, пока хоть что-то остается, что важно и что нельзя предать. Пусть они и думают, что это не так. А теперь пробуй. Я постараюсь не мешать, а ты не думай обо мне, просто сделай это быстро. Эленорэ некоторое время смотрел на него, словно о чём-то раздумывая. - Я знаю, - сказал он наконец. Помедлил, протянул руку к ближайшему штырю. Пересел удобнее. Взялся обеими руками. Ему сейчас самому было страшно, он сглотнул. - Держись. Помедлил ещё чуть-чуть, а потом резко и сильно дёрнул вверх. Алькарин собирался молчать, но вскрика не удержал, здесь было сложнее закрыться и задавить себя настолько. От рывка его приподняло, и на мгновение показалось, что все зря и эта новая боль тоже, но в этот же момент он снова услышал тошнотворный хруст и увидел, что штырь остался в руках Эленорэ. Там внутри чуть шевельнулось ребро, но не обломилось. А вот штырь в руках нолдо начал распадаться в пыль, оставляя у него на руках жирные потеки. Эленорэ бросил на Алькарина сосредоточенный взгляд. - Будет плохо - дай знать. Я могу не понять, - коротко сказал он и взялся за следующий. Дёрнул. - Я скажу, - выдавил Алькарин. На этот раз он знал, к чему быть готовым и не кричал, только застонал сквозь зубы. В какой-то момент хотел остановить Эленорэ и попросить передышку, но решил потом, что будет только хуже. Ему и в пыточной не зря давали отдыхать. Эленорэ молча кивнул. Лицо у него было сейчас суровым и сосредоточенным. Штырь, как и первый, рассыпался в руках. Ладони стали скользкими, он потянулся и вытер ближайшей тряпкой. Взялся за третий. Четвёртый. Пятый… Через каждые два вытирая руки, чтобы не скользило. Что он закончил, Алькарин понял только по тому, что не случилось новой вспышки боли. Выдохнул, медленно и с облегчением, поднял руку и вытер испарину со лба. - Ты прав. Я бы не смог так. Спасибо. - Ты как? - так же коротко и сосредоточенно спросил Эленорэ. Вытер ладони и с злостью отбросил испачканную тряпку в угол. - Пить? Спать? Руки дрожали, но он старался этого не показывать, чтобы не пугать Алькарина. - Ты молодец, - сказал он, чтобы было хотя бы что-то ободряющее. Ласковых слов сейчас в голову не приходило. - Сам такой, - сказал Алькарин. - Нет, не надо ничего. Уже хорошо. Мне просто нужно отдохнуть, да и тебе тоже. Ложись. Я может... и засну потом... но пока нет, можно поговорить. Эленорэ посмотрел на свои руки, потом нашёл небольшой кусок тряпки, плеснул на неё водой и начал оттирать более тщательно. - Не хочу отдыхать, наотдыхался уже, - ответил он. Лицо было злым. - Сволочи… Какие же они сволочи, - не выдержал вдруг. - Ты... зря так, - медленно сказал Алькарин. - Побереги нервы. Я другого и не ждал, да и ты, вроде бы, тоже. Именно потому, что это зло... оно... абсолютно, не может быть ни жалости к ним, ни попыток что-то исправить. Только уничтожить, полностью. Каждый из нас слаб, но вода она... камень точит. Эленорэ ничего не ответил. Закончил оттирать, сделал глоток воды и лёг рядом. Руки уже не дрожали, но спать не хотелось. Хотелось беситься, ругаться, бить кулаком об стену, но при Алькарине он сдерживался. Только сжал руку в кулак и ногти больно впились в ладонь. - Когда-нибудь уничтожат, - бросил отрывисто. - Не мы, так кто-нибудь. Хитро у них всё придумано. - Мы тоже еще что-то можем. Мало, но... - Алькарин глянул на него удивленно. - Хитро - ты о чем? - Ну посмотрим, что мы можем, - ответил Эленорэ, и прозвучало это как-то по-деловому, что слабо вязалось с общей ситуацией. - Ааа, ты не заметил. Эти штуки, я их вытаскивал, а они рассыпались в руках. Удобно. А я то подумал, может, потом их попробовать использовать… может, цепь перепилить, или ещё что. - Безумные феаноринги, - проговорил Алькарин давно забытую фразу. Только звучало это сейчас почти с восхищением. - Припомни, что ты сам мне говорил, перед тем, как мы тогда уснули, - ухмыльнулся Эленорэ. - Не моя была идея, если уж говорить о безумии. И раз заронил её мне в голову, то теперь не жалуйся. Правда, вариантов я пока не вижу, честно говоря. - Я пока вижу один и он мне не нравится, но лучше, чем просто сходить с ума. Каждый день, каждый раз - это отыгранное время. Урон врагу... он мог тратить его на что-то более полезное. Если получится, то можно и лишний раз ткнуть его в то, что своими черными чарами, пытками и прочим кошмаром он не может нас изменить... заставить служить себе... предать. Пусть знает, что рано или поздно... но он проиграет. Пусть знает заранее. Еще я бы очень хотел остаться живым и уйти отсюда. Потому что мне есть, что сказать им с той стороны фронта, с мечом в руке. Но это самое безумное, пожалуй. Он замолчал, переводя дыхание, речь отняла много сил. Но сейчас, после болезненной операции, дышать все равно было проще. Алькарин думал даже, что сможет в следующий раз подняться сам, чтобы напиться, если очень медленно и осторожно. - Предлагаешь бить врага его же оружием и подрывать уверенность в себе? - Эленорэ грустно усмехнулся. - Хотя… Ты знаешь, я ведь всерьёз собирался умереть. И тебя с собой позвать или кого удастся убедить... Только не знал как, а из тех вариантов, что были, все были слишком жуткие. Но это слишком простой путь, и в каком-то смысле проигрышный… А ты мне в сердце поселил желание жить. Напомнил, что драться надо до последнего, а не расшибаться об стену после первой же неудачи или от страха. Я не знаю, Алькарин, что дальше будет. Но возможно, первый бой ты здесь уже выиграл. - Я видел, что ты собирался. И то была не неудача... ты подставил под удар только себя, никого не предавал. Просто страшно, я понимаю. Не за себя, а за то, что можешь рассказать Врагу и навредить своим. Но в бою тоже страшно и тоже можно погубить друзей и близких, приняв неверное решение. Сейчас нам легче будет. Ты не один, я не один. Там... я думал, что есть кто-то, кто сейчас мыслями со мной. Кто знает, где я и что происходит. И было проще. А за твои слова спасибо. Ты, может и не знаешь, как мне это важно сейчас. - Я вообще не понимаю, зачем вы все начали говорить, - сердито заметил Эленорэ. - Это же первое правило - молчать о таком. Здесь ничему нельзя верить, и этой “последней возможности что-то сделать для других”, - в голосе прозвучал откровенный яд, - тоже. Они двулики, такие “возможности” и если поверишь, всё равно будет хуже. Хотя я потом понял, там то это было бессмысленно - он и так знал. Но ты не делай так больше. Не надо. Он вздохнул. - Ладно. Глупо теперь ругаться по этому поводу. А я, если хочешь, всегда постараюсь быть с тобой, даже если случится так, что только в мыслях. Если тебе так легче. И мне, возможно, тоже будет так легче. И слова твои запомню. - Ты тоже будешь не один, я обещаю. Алькарин, стиснув зубы, повернулся на здоровый бок, сунул руку под голову. - Я тебе все-таки объясню, раз ты спросил. Я не хотел прятаться за другими... я и в бою не прячусь. Знал, что рано или поздно они догадаются и чем дальше - тем больше будет крови. И не хотел, чтобы приняв за меня, здесь запытали кого-то, кто не при чем. Власть и право командовать остальными, это же одновременно и сила. Я... верю, что смогу продержаться достаточное время. Эленорэ отвёл глаза и довольно долго лежал молча. Наконец, ответил: - Я не знаю, что тебе на это сказать… Кроме того, что ты благороден, и сердце говорит мне, что ты прав. А разум - что нет. - Там видно будет. Может, я самонадеянный дурак. А может и нет. Он повозился немного, потом чуть приподнялся, пытаясь разглядеть рану на боку. Затошнило почти сразу и надписей с такого ракурса Алькарин не разобрал, видел только редкий блеск золота среди спекшейся крови. - Что там вообще? Убрать не выйдет, да? Эленорэ сел. - Алькарин, успокойся, пожалуйста. Зачем ты над собой издеваешься? Потом подумал, и понял, что ему самому в такой ситуации тоже хотелось бы понять, что там. Вздохнул и присмотрелся. - Там… вышивка. Если можно так назвать, - поморщился. - Имена Валар. Алькарин помолчал, переваривая услышанное. Потом пробормотал: - Для кого старался, интересно... Ладно, пусть. Все равно без инструментов только хуже сделаем и кровь остановить нечем, да и я не смогу. Но мне как-то... не по себе. Взгляд Эленорэ прошёл дальше по ране и уткнулся в ещё одно имя. Издевательски возглавлявшее весь список. Его передёрнуло. - На нервах играет. Алькарин, это просто надписи. Ничего более, - он очень старался говорить спокойно. - Причем, видимо, на твоих нервах, я-то не вижу, - эльф через силу улыбнулся. - Пусть. Будем считать, они у нас крепкие. - Пошёл он… - Эленорэ был мрачен. - Эти игры всё равно обернутся против него в итоге. Алькарин, давай о чём-нибудь хорошем. - Давай, - охотно согласился Алькарин. Выговор Эленорэ звучал странно и давно забыто. Когда-то у них не было других забот, чем спорить из-за произношения. - Ты... когда я слышу, как ты говоришь, вспоминаю Тирион. Эленорэ хмыкнул. - Ну-ну, - видимо, тоже вспомнил тогдашние споры. - А ты где жил? - В западной части площадь с пятью фонтанами. И оттуда налево был мой дом, стены выкрашены синим, над входом - окно из цветного стекла. Я его построил незадолго до того, как пришлось покинуть город, но какое-то время мы там жили. А родители рядом, через площадь. А ты? - А фонтаны с голубыми цветами по краю бассейна, да? - вдруг широко улыбнулся Эленорэ. - Да, - светло улыбнулся Алькарин. - Площадь одна такая... там еще в самом глубоком и большом часто купались. В основном дети, конечно, но и не только… - Забавно, - Эленорэ тоже посветлел. - А знаешь, эти фонтаны мой отец строил, в подарок маме, на помолвку. Их дом был как раз там, почти у площади. И она воду любила, очень. А когда они поженились, то уехали на другой край. Но я там часто бывал, у её родителей. Он от неё долго таился, выжидал и хотел сделать сюрприз. Дождался, пока уедет в гости к подруге в Валмар, она вернулась, а там… - Да? - Алькарин снова приподнялся на локте, не удержавшись. - Так мы почти соседи. Я, значит, знаю наверняка родителей твоей матери, я там всю жизнь прожил. Да и ее, наверное, тоже. А фонтаны очень красивые. Я о них часто вспоминаю здесь. - Там ещё золото, будто песок, в глубине... - лицо Эленорэ стало задумчивым. - Он хорошо рисовал, но больше любил фонтаны, хотя всегда их делал с картинами на дне. Мне иногда казалось, что они глубже, чем на самом деле, и что там, внутри, кто-то живёт... А, может, и правда - жили... Он известный был среди тирионских мастеров, - добавил Эленорэ с гордостью. - А я от него только рисовать научился... - Нырял я в этот фонтан, - сказал Алькарин. - Тоже думал, дурак, что там настоящее все. Лоб чуть не разбил. Потом уже сыну объяснял, что не надо так, он тоже все тянулся, хоть и маленький был. Эленорэ фыркнул по-мальчишески. - Папа уже потом прекратил такое и стал на стенках бассейнов рисовать, а не на дне. А всё из-за таких вот балбесов, - он покосился на Алькарина насмешливо, чуть было язык не показал. - Но первые такие остались. - А балбесы выросли, - кивнул Алькарин. - Ты... почему сюда пошел? Скажи одно, самое главное, все можешь мне не рассказывать, я те речи в Тирионе еще хорошо помню. - Я? - Эленорэ опешил от такого резкого перехода. Растерянно посмотрел на Алькарина. - Воевать пошёл... Я ведь был в Форменосе, помню немного... это страшно было, очень, хоть мы и далеко были от того самого места... Но даже потом... И тьма... Я тогда понял, не должно быть такого на этой земле, просто не должно. И если нас защитить не сумели, значит, самим придётся. А ты? - Я тоже воевать пошел, понятно было... что зло только силы копит. Так ведь и сейчас вышло, слишком долго ждали. Я не мстить хотел, просто - уничтожить. Думал, мы принесем надежду тем, кто остался в Эндорэ. А вышло как-то не совсем так. С самого начала. Но я все равно думаю - все не зря было. И есть. Только вот не думал, что придется вот так встретиться... - Мы её принесли. Мы когда пришли сюда, там орки, даже около Митрим, кишели. Ну не так, чтобы очень, но много было. Вы уже пришли, этого не застали… Но после первой битвы их резко поубавилось, и когда осаду сняли с Гаваней. А потом, когда синдар благодарили за защиту, знаешь, такая гордость брала… И всё-таки, мы ведь четыреста лет стояли. И сейчас, я знаю, подкопим силы и ответим. Не может быть, чтобы не смогли. Эленорэ говорил так, словно сам собирался в этом поучаствовать. - Ну, что-то я слышал тоже. Правда у нас тогда настроение было не то, да и дела появились... далекие от войны и несения Света. У меня жена погибла там, замерзла. Сын остался, маленький совсем, сам понимаешь, мне было вообще не до того, - Алькарин говорил без горечи или затаенной обиды, просто с грустью. - Ну а потом да. Я, правда думал иногда о цене, которую платим мы за эту войну и другие тоже... но так нельзя. Я одно знаю точно - мир держался только на наших мечах. Четыреста лет, не так уж мало. Для некоторых - вся жизнь. Эленорэ молчал. Он лежал, глядя в низкий, тёмный потолок и ему вдруг особенно тесной показалась эта комантушка, где они были заперты. И захотелось разорвать её, вырваться, на свободу, на волю, в битву… - Алькарин, - тихо прошептал он, наконец. - Знаешь, я потом думал. Не очень это было приятно сознавать, но если бы вы не пришли тогда, этот мир… он мог бы и не удержаться. Да что там, не удержался бы. - А я думал, что если бы не огонь Феанаро, мы бы собирались в этот поход много лет, - вздохнул Алькарин. - Может, и вообще бы не пошли. Как сейчас, когда мы говорили и спорили, но никто не хотел менять относительно мирную жизнь на войну. Огонь тот, правда, слишком сильный оказался и многих опалил и сжег, но тем не менее. - Он и до сих пор горит, - Эленорэ всё ещё смотрел в потолок, но уже чуть улыбался. - Тот, кто хоть немного близко его знал, он никогда этого не забудет, и не останется прежним… А твой сын где сейчас? - неожиданно переменил он тему. - Был в Хитлуме, когда я видел его последний раз, - ответил Алькарин. - Он, как ты понимаешь, взрослый давно. Командует небольшим отрядом у Финдэкано. Я хотел его к себе, но мне сложно оказалось разделять... да и ему так оказалось полезнее. Эленорэ кивнул. - Да, так лучше. Иначе бы оглядывался постоянно на тебя. - И это тоже. У тебя здесь есть кто-то из семьи? Родители, братья... невеста? Спросив, Алькарин начал медленно, опираясь на руку, приподниматься. От долгих разговоров снова хотелось пить, он и крови много потерял, но снова дергать Эленорэ казалось неправильным. Кувшин-то вот, рядом стоит. Нужно просто сесть и взять его. Правой рукой он двинуть не мог, так бы можно было и не садиться, просто подтащить кувшин к себе. - Брат, сын маминой сестры. Но он в Таргелионе жил, и что с ним сейчас я не знаю. Племянник, его сын, у Карнистира на службе. И друзья, которые как братья. Вот и всё… Многие в Долгий Мир семьи завели, а у меня почему-то не сложилось. Как листок на ветру… - Эленорэ тихо усмехнулся. - Хотя вот сейчас подумаешь, может, и к лучшему. Так легче. Алькарин сел, стараясь держаться ровно и прямо, чтобы было не так больно. Но на руку продолжал опираться, не был уверен, что удержится без поддержки. Потом сдался, попросил: - Эленорэ, можешь мне кувшин дать? Я не дотянусь, наверное. А с близкими - тут две стороны. Не о ком тревожиться, да. Но и... тепла нет. Эленорэ лежал с полузакрытыми глазами и не сразу отследил, что товарищ пытается подняться. Заметил, только когда Алькарин уже почти сидел и сам быстро вскочил. - Ты куда? - спросил, поддерживая того под спину. - Попросить сложно? Или я тебе воду не подам? Зачем над собой издеваешься? Свободной рукой взял кувшин: - На, держи. Только потом ложись обратно. Успеешь ещё напрыгаться… - Куда это я... А домой! - с несколько нервным смешком сказал Алькарин. Получилось невнятно, сквозь зубы. - Надело тут, пошел я. Эленорэ, я не издеваюсь, просто не хотел тебя дергать. Думал - сам. Сейчас легче, правда. Но на руку товарища оперся, левой взял кувшин, припал губами к горлышку. Зубы стучали о железный край, от напряжения его снова бросило в дрожь. - Глупый вопрос, прости, конечно. Не сразу заметил, что силищи у тебя столько, чтобы скакать, снося все преграды, - заметил Эленорэ с незлой иронией, и продолжил уже серьёзней: - Давай без фокусов, ладно? Мне несложно сейчас, а когда будет сложно, будет несложно уже тебе. Ну или… увидим, в общем. А сейчас давай без этого. Взрослый вроде, даже сын есть, а ведёшь себя как дурак. Он мягко выговаривал, бережно поддерживая Алькарина, да ещё и кувшин придержал, тот был тяжёлый. - Ты прав, - проговорил Алькарин, переводя дыхание. Потом выпил еще немного, отдал кувшин. - Тогда и лечь мне помоги. Я... сам тебе вчера это говорил, но сегодня вот... устал, наверное. Эленорэ отодвинул кувшин и помог ему лечь. Сам не стал ложиться, сел рядом, задумчиво глядя на Алькарина. - Я давно узнал одну вещь, - Алькарин говорил сбивчиво, все не мог выровнять дыхание, но упрямо продолжал. - Думал, не пригодится больше... а как война началась, так вспомнил. Когда рядом кому-то плохо... я не про раны сейчас... просто плохо и он в отчаянии или горе, ни за что нельзя позволять себе того же. Если вам никто больше не может помочь. Провалитесь оба, оба же и погибнете. Потом можно... и самому. Эленорэ посмотрел на него странно. - Не буду спрашивать, где ты это узнал, - сухо сказал он и отвёл глаза. Помолчал. - Но ты прав, и спасибо тебе. Ты мне не дал провалиться, а может, и себе заодно… Когда держишь кого-то и сам… становишься устойчивей. Но одному тоже не всегда можно справиться со всем и рано или поздно силам приходит конец. И что тогда? - Себе тоже не дал... если бы я рядом сел и начал биться головой об дверь, хороши мы бы с тобой были оба. Ты в ярости смерти ищешь, я рыдаю... А сил, их больше, чем кажется. Особенно, если видишь, что нужен, их только прибавляется. А потом тот, кому ты помогал, поможет тебе. Ну а если... совсем никак, я не знаю. Не хочу об этом думать, заранее сдаваться. - Давай не думать. Или думать о том, что силы у нас больше, чем кажется. Эленорэ видимо тоже устал, лег на спину, согнув здоровую ногу и стал смотреть в потолок. - Странно, я тебя знаю совсем недолго, а кажется уже - сотню лет... - Я же говорил, я видел тебя раньше. Просто не помню. Но если представить шлем... - задумчиво сказал Алькарин. - В общем, все равно не помню точно. А так можно было бы сказать, что и мы и знакомы не одну сотню лет. - Где видел? - осторожно спросил Эленорэ. - Если бы в Тирионе, запомнил бы имя, - медленно сказал Алькарин. - У Митрима? Или... или раньше. Я был в авангарде войска Нолофинвэ. Дальше можно было не продолжать, и так все ясно. - А... - сказал Эленорэ и надолго замолчал. - Так что если ты уже представлял меня таким... добрым и пресветлым, то можешь менять мнение, - Алькарин говорил совсем уже тихо. - Вы же не знали… - Эленорэ тоже говорил почти шёпотом и словно через силу. - Это я должен говорить, что мы не знали, а не ты, - невесело улыбнулся Алькарин. - Каждый принимает решения сам и отвечает за них потом сам... даже если ошибся. Может... потому я здесь, и ты тоже. Он вдруг резко выдохнул и врезал кулаком по каменному полу. Правой рукой, так, что в глазах потемнело на мгновение. На этот раз Эленорэ не стал его останавливать. Просто положил свою руку Алькарину на запястье. - Искупление? - спросил он. - Наказание? - Слезы бессчетные прольете вы... - проговорил Алькарин. Потом помотал головой. - Не слушай меня, Эленорэ. Я... просто устал, да и страшно. Пройдет. Нельзя так думать, это верная погибель. Эленорэ только сильнее сжал его руку. - Я пролил их ещё до того, как нам напророчествовали. А потом, уже здесь, у меня не было большей радости, чем жить на острие клинка. В самые опасные места, самые горячие битвы, туда - где страшней всего. Где другие погибали, а я - нет... Со временем успокоился, конечно, но это осталось всё равно. И ненависть всегда была единственным, что сильнее страха. А слёзы... Бессчётные, говоришь? Так вот, рано или поздно он в них утонет. - Сложно все, - Алькарин говорил сдавленно, в горле словно комок застрял. - Я думал об искуплении, о том, что у всего выходит две стороны... доблесть и предательство, надежда и проклятие. Когда потерял самое дорогое - тоже думал, вот оно... наказание за все, но почему взяли ее, почему не меня? Потом понял. Такое не меряется горем или слезами. Нужно просто... делать, что должно. И будь, что будет. Только, Эленорэ, жить в одной ненависти нельзя... для себя же нельзя. Эленорэ пожал плечами. - Я не всегда в ней живу, но утешение нахожу. Когда рисую, тоже забываю. Если что-то настоящее... Но сильнее страха всегда только она. Просто, когда будет... будешь делать, что должно, помни о ней. Помогает. - Сильнее страха еще любовь, - тихо сказал Алькарин. - Когда-нибудь ты это тоже узнаешь. Эленорэ хмыкнул. - Один мой знакомый целитель когда-то говорил мне то же самое. Хотя мне всегда казалось, что это две стороны одного и того же чувства. - Нет, - Алькарин закрыл глаза, но говорить продолжал. - Не всегда. Думай о том, любишь ли ты этот мир, который был создан для тебя и в который мы вплетены телом, который мы сохраняли все это время. Например... так. - Я подумаю, - Эленорэ, заметивший, что Алькарин говорит всё тише и тише, повернул голову и присмотрелся к нему. - А тебе надо отдохнуть. - Надо, - согласился Алькарин. - Только не хочется очень. Пока мы в порядке и нас никто не трогает, а засну - и от чего придется просыпаться? - Совсем не спать ты не сможешь, - Эленорэ перевернулся на бок в его сторону. - А силы беречь надо. Ну хочешь ещё поговорим... Ты не думай, что я умею только ненавидеть. Я, может быть, слишком сильно люблю этот мир, так, что когда вижу как его поганят, начинаю беситься и ненавидеть. Но так легче сражаться. - Ну, так-то да... - Алькарин глянул на него, потом коснулся пальцами руки: - Ты пробовал сквозь выпуклое стекло или камень отшлифованный в полусферу, пропускать лучи солнца? Дети так иногда играют сейчас. - Так можно рисовать по дереву, - Эленорэ улыбнулся, что-то вспомнив. - Да. - Можно по дереву. А если руку сунуть, обожжешь. Он поморщился, слова про ожоги сейчас вызывали совсем не те ассоциации, чем раньше. Но продолжил. - А сам солнечный свет мягкий, нежный, как руки матери. Но если собрать в один острый луч... Так же с ненавистью. Не трать зря, на лишнее. Собери... в луч. Жесткий, ослепительный, несущий им гибель. - Не буду тратить, - согласился Эленорэ, потом протянул руку и потрогал ему лоб. - Алькарин, а знаешь песни, которыми синдар славили этот свет, когда Анор пришёл сюда? Жар у Алькарина был, но не очень сильный. Он же сам на прикосновение только хмыкнул. Потом сказал: - Я что-то слышал, но языка тогда не знал. Могу попробовать вспомнить на слух, если тебе нужно. Или ты зачем спросил? - Нет, я то их хорошо знаю, просто спросил, - Эленорэ показалось смутился и лёг обратно. - Я мало слышал. Наверное, в первый год их пели чаще. А может, я просто не очень замечал тогда. Эленорэ ничего не ответил. Он долго лежал молча, а потом тихо-тихо, то ли себе, то ли Алькарину, прошептал: - Ты должен выйти отсюда... - Почему только я? - начал Алькарин, потом резко замолчал, приподнялся на локте, вглядываясь в лицо Эленорэ. Эленорэ смотрел в потолок. - А? Нет, не только... Всем лучше. И замолчал снова, думая о своём. - Ну... каким-то образом мы отсюда выйдем, - проговорил Алькарин. - Так или иначе. Он снова откинулся обратно, зашипел сквозь зубы от боли. Эленорэ ответил ему нервным смешком. Потом заметил: - Ты бы не дёргался и отдохнул, всё-таки. Получилось грубовато, и он добавил уже мягче: - Побереги силы. - Отдохнуть да... наверное, все-таки нужно. Я, когда спал, было не больно - совсем. Только Эленорэ, если я вдруг не успею проснуться... ты меня разбуди, как услышишь что-то. Хорошо? - Угу... - Эленорэ сначала ответил невнятно, потом добавил четче: - Разбужу. Алькарин прикрыл глаза. Песни ему в этот раз не понадобилось, заснул он почти сразу. Эленорэ ещё какое-то время смотрел в потолок, раздумывая о своём, а потом тоже закрыл глаза.