Эту песню не задушишь...

Камера Часть ламп прогорела, в камере стоял полумрак, когда эльфов разбудили шаги в коридоре. На этот раз орки не путались кого брать, оттолкнули, прижали к стенке целого, схватили пытаного, поволокли на новый допрос. Алькарин застонал сквозь зубы, даже не от боли, хотя подняли его без особой осторожности и в глазах потемнело, а от неотвратимости нового кошмара. Хотел сказать что-нибудь Эленорэ, но не успел, только оглянулся прежде, чем казался в коридоре. Орки, те, которые остались, сразу не ушли, заправили лампы, стало светлее. Эленорэ выгнулся в руках орков, пытаясь вырваться, и в этот раз получилось неожиданно сильно, даже для него. В голове была только одна мысль: почему снова и почему не его. Орки от неожиданности даже упустили пленника, ему удалось выдрать руки, с ногами получилось хуже. Едва почувствовав, что руки свободны, Эленорэ изо всей силы ударил стоявшего слева орка цепью в лицо. Эти всегда дрались, редко когда попадали такие, кто понимал сразу, что их слишком много. А вот такие, которые черноволосые и сероглазые, у которых глаза страшные поначалу так и вовсе всегда. Орк, которому прилетело наручником, с криком отвалил, упав под ноги другим, чем вызвал некоторую свалку, но прочие ломанулись всей массой, для понятности работая кулаками. Те, которые держали ноги, рванули их на себя, лишая узника равновесия и опоры. Эленорэ почувствовал, что падает, но успел извернуться и добавить цепью ещё одному орку прежде, чем подоспели остальные. Бил он изо всей силы и с полной отдачей, так, чтобы мало не показалось. Нога отозвалась слабой болью, но он этого почти не заметил. Мало не показалось, он успел заметить как окрасилась кровью морда еще одного. Орки ругались и жаждали крови, но здесь с дисциплиной было все в порядке. Они только чуток совсем попинали эльфа, ну совсем чуток и убрались из камеры. Алькарин. И снова та же мастерская. На этот раз нолдо там был не один. Посередине на цепях висело истерзанное тело уже не очень определимой народной принадлежности. Тело было без сознания, а майя отмывал руки по локоть. Алькарин сперва отвел взгляд, но потом снова взглянул туда. О том, что можно как-то помочь, он и не думал, да и пленнику, похоже, было уже все равно. Но делать вид, что не видишь того, что творится - неправильно. На майя он не смотрел. Тот же обернулся, ткнул пальцем оркам в давешний стол, орки деловито принялись приковывать узника. Когда закончили, майя уже отмылся и подошел сам, остановился, разглядывая плоды своей работы. - Отрезать ее может.., - пробормотал, глядя на ногу. Но ничего в этот раз отрезать не стал, кроме второй штанины. - Скажи мне, нолдо. Ладно, не будем обсуждать вопрос проиграем мы или нет. Но, ты и вправду веришь, что выиграть сможете вы? После всего, что уже потеряли и продолжаете терять. Ведь видно же уже, сколь искусны бы вы не были, вас мало, слишком мало, - он встал так, чтобы видеть лицо пленника. Алькарин посмотрел на него. - Чтобы не дать вам победить, это должны сделать мы. И выбора у нас нет, и отступать некуда. Мы просто сделаем это... А мало... любой из эльдар стоит вашей орды... потому что сражается не из страха. - Ты прав, - согласился майя. - Вы сильны, гораздо сильнее орков. Но, представляешь ли ваши потери за последнее время? Скольких вы потеряли с первых минут нашего наступления? - Представляю, - сказал Алькарин ровно. - Но это ничего не значит. Только лишь... что будет сложнее. Или невозможно. Но невозможное мы уже совершали. - И все же, если вы не сможете выиграть, почему ты продолжаешь говорить, что не победим мы? Случится чудо? Или ты надеешься на помощь валар? - Мы уже совершали невозможное, - устало повторил Алькарин. - А надежда... в ней тоже сила. Тебе не понять. Но эта крепость падет и твой хозяин Моринготто снова будет на коленях молить о пощаде... - Ну что же… Это все красиво. Ваша надежда, это тоже красиво. Про невозможное ты тоже со знанием дела говоришь. Только вот… - он сделал неопределенный жест рукой, словно обращался к кому-то вовне, - все ваши начинания обернутся потерями. И это не я сказал. - Вам он не сказал даже этого, - ответил Алькарин. - И эту войну начали не мы. - Слабый аргумент. Ты не можешь знать, что он говорил нам. А про войну ты не прав. Эту войну начали вы. Могли бы просто остаться в Амане. Все, что было надо, Владыка уже забрал оттуда. Вы могли продолжаться наслаждаться защитой и покоем. Но вы пришли воевать. - Когда в твоем дома завелась мерзость, жить в покое там нельзя. Даже если эта мерзость боится сунуться дальше одного угла или комнаты. Вас с вашим трусливым владыкой не должно быть в этом мире. Пока мы живы, и есть, кому держать оружие, мы не остановимся. - Только ругаться и можете. В бессилии все одинаковы, - вздохнул майя и отвернулся. Скептически еще раз оглядел кое-как и кое-где забинтованную ногу, но оставил как есть. Кожа на ступне второй ноги была обожжена, но дальше-то все целое. Эльфа нужно измотать прежде чем калечить всерьез, сейчас он даст себе руки отрезать, но ничего не скажет. Так что… майя снова начал с игл и клиньев. Алькарин чувствовал, что не успел отдохнуть, да и как тут отдохнешь и восстановишь силы, когда всех лекарств - грязный бинт и немного воды. Но вместе с тем поселилась неотвратимая, отчаянная уверенность: ему нужно просто продержаться. Просто еще хотя бы один день. И он молчал. Упрямец вновь сжимал зубы и лишь стонал. Майя нахмурился. Уж не слишком ли он его бережет. Ведь даже непонятно насколько он ценен. На некоторое время майя даже остановился, оставив ежик игл в ноге, отошел к жаровне, разлядывая огонь. Передышки эти были едва ли не мучительнее пыток. Алькарин тяжело дышал, стараясь выровнять дыхание, и думал о том, что лучше бы палач не останавливался. Сейчас было не так, как в прошлые дни. Он не чувствововал ни злости, ни ярости, только усталость... и неотвратимость того, что случится в ближайшие часы. Как ледяной холод Хэлкараксэ - можешь кричать, можешь злиться, но он есть и будет. Нужно просто прожить это... рано или поздно все кончается. Майя вернулся к столу и принялся выдергивать вышивку на боку, она ему внезапно перестала нравится. Движения его стали резкими, он все еще думал. И вслед его мыслям в воздухе сгущалась тьма, орки, видя это, начали отползать все ближе к двери, не желая этим дышать и, вообще, касаться. Тьма эта не была глухой и тихой, вслед ей в мастерской раздались тысячи звуков, они приходили издалека: крики, стоны, жалобы, мольбы; шептали, плакали, впитывая все это, пламя в жаровнях потемнело, вспыхнуло сильнее. А майя думал. Это показалось Алькарину хуже самой пытки, а может, память успела притупиться. Но воспалившаяся, заветрившая рана на боку даже на прикосновения отвечала резкой болью, а майя не церемонился. И эти голоса, комната словно наполнилась памятью о чужой боли и страданиях. Нельзя, чтобы это было напрасно... нельзя, чтобы это повторялось... Алькарин, сам не замечая, молился Варде и Манвэ, давно забытыми словами. Он не произносил ничего вслух, но губы шевелились. Что-то стало не так, майя вынырнул из своих размышлений, взглянул на нолдо. Ну так и есть, опять эта дрянь. На голову эльфа легли тиски, ее сдавило, а майя снова коснулся лба, накладывая заклятие, чтобы сознания не терял. Тьма вокруг сгустилась, дышать стало липко и тяжело, отравленный воздух впивался в легкие. А майя снова занялся ногой, но теперь ему не хотелось исскуства. Теперь он вкладывал в свои движения желание сделать как можно больнее, без особых придумок или извращений. Впервые за все время здесь, Алькарин почувствовал такой страх - не осознанный, а глубокий, почти необъяснимый ужас. Надежда, о которой он говорил Эленорэ, была призрачной, но все-таки для того, чтобы выйти отсюда, нужно было остаться не искалеченным. Он не видел, что делает майя, но боль и скрежет металла по кости не оставляли иллюзий, наоборот, лишь усиливали самые худшие предположения. Он не кричал, но стонал сейчас на каждый короткий вдох, на лбу выступили капли пота. Майя решил во чтобы то ни стало сломать хотя бы этот рубеж. Эльф будет кричать. Он не даст ему умереть, потерять сознание тоже не даст и будет пытать до тех пор, пока тот не закричит и не сорвет голос от крика. День для этого потребуется или пять. И пусть хоть с ума сойдет от боли. С сумасшедших тоже есть чего спросить. Алькарин дышал все чаще, стоны сливались в один рваный звук. Голова снова разламывалась от боли, как будто тот удар, сваливший его в бою, случился только что. Потолок зала он тоже уже не различал, видел только синий шелк, втоптанный в грязь и жухлую траву, который чернел, напитываясь кровью. Время от времени майя давал эльфу отдых, но лишь для того, чтобы было еще хуже. Ни капли воды, а воздух в мастерской нагревался, темное пламя жаровен жадно впитывало в себя боль и полыхало сильнее. Сам майя, казалось, даже не замечал этого жара, а может так и было на самом деле. Через несколько часов, когда дыхание эльфа начало уж совсем прерываться, майя таки влил ему в рот какую-то дрянь. Оно огнем расползлось по венам, но добавило телу жизни. И вернуло чувствительность. Внутри все сжалось в судороге, тело содрогнулось, и на мгновение Алькарину показалось, что его вырвет, но нет. Он медленно выдохнул и посмотрел на майя. В глазах плыло, но сейчас он его видел. - Может, проще просто меня убить. - В этом нет никакого удовольствия, - пожал плечами майя. - Терпеть... неудачи... удовольствие тоже сомнительное, - выговорил Алькарин. Закрыл глаза - отвернуться он все равно не мог. - Даже если я ничего от тебя не узнаю, удовольствие я от тебя получу. Хотя отчасти эльф и прав. Но он не знает еще, сколько ему придется терпеть и думает, что хуже уже не может быть. На это Алькарин отвечать не стал. Говорить было тяжело, а все, что хотел, он сказал. И то зря... лучше бы молчать вообще, но даже короткий разговор давал передышку от боли и прерывать его стоило немалых усилий. Передышка закончилась почти тут же, майя вернулся к своему занятию, поднимаясь по ноге все выше и выше, когда там, где он работал живого места, которое еще что-то могло чувствовать, не оставалось. Еще через несколько часов Алькарин таки перешагнул порог, за которым мог как-то контролировать себя. Горячий, спертый воздух разрезал крик, но то, что он сдал свой рубеж, эльф уже не очень воспринимал. Но майя остановился далеко не сразу. Еще чуть чуть понаслаждался. Нет, не мелкой этой победкой даже, а чудесным голосом. А потом все же, “отпустил” эльфа.