Эту песню не задушишь...

Прошло несколько часов, когда появились орки. Но на этот раз с ними не было ни еды, ни воды, ни масла для ламп. Они встали над эльфами, напряженно поигрывая плетями. - Кто Дегиоторнон? - они разглядывали эльфов. Алькарин проснулся еще на скрип двери, напрягся. Но вопрос привел его в недоумение. Он оглянулся на Эленорэ, потом сказал сквозь зубы: - Нет здесь таких, пошли вон. Эленорэ молча сел. Той же, что и Алькарина, уверенности у него не было - здесь такие были. Но и откликаться на имя он не собирался - если кому их так называть, то явно не слугам Моргота. С вялой усталостью он подумал, что даже интересно, как орки станут их определять теперь. Орки подождали еще немного, совсем чуток, потом принялись обсуждать кого брать-то. Впрочем, довольно быстро один из них вспомнил вторую часть приказа и ткнул в меченого шрамом. - Ты! Орки зло зыркнули на второго, говорливого, пнули его прочь от нужного, к стене. Удар пришелся в бок, Алькарин вскрикнул, закрыться рукой он не успел. Так что как вытаскивали Эленорэ, уже не видел, в глазах потемнело от боли. Эленорэ собрал все силы, какие у него были, и резко встал. Сам. Думал, не удержится на ногах, но каким-то чудом устоял. Шагнул к оркам, с ненавистью на них глядя: - Не смейте так делать! В груди начинал разгораться злой огонь. Орки, которые пинали второго, обернулись, а те, кто подошел поднимать меченого,схватили его покрепче, вывернули руки, нагибая. - А чо так? - заржали. Кто-то снова пнул оставшегося, кто-то добавил. Алькарин застонал, но ярость ослепила и его. Пусть это безнадежно и безумно... но лучше так. Встать он не мог, даже ударить в ответ не мог. Но не стал закрываться от второго пинка, вместо этого вытянул руку, подцепив полупустой кувшин и со всей силы метнул его, целя в морду одного из орков, которые держали Эленорэ. Длинный замах не дала сделать цепь, но кувшин был достаточно тяжелый сам по себе, да и вложил Алькарин все силы, что оставались. Браслеты врезались в израненные руки, лапы орков добавили, в глазах потемнело и на мгновение Эленорэ показалось, что он сейчас потеряет сознание. Но нет. Он зашипел от боли: - Потому что я вас убью... Краем глаза он заметил, что Алькарин тоже начал сопротивляться, но ноги, как назло, подкосились и помочь он уже ничем не мог, только увидел летящий в их сторону кувшин. В морду нолдо не попал, слишком тесно тут было, орки топтались туда-сюда, но кому-то прилетело в плечо, орк взвыл от боли. Только вот добрее от этого твари не стали, и испугаться не испугались, чего тут пугаться-то. Только вот накинулись всей оставшейся толпой, а те, кто в коридоре должны были стоять, обиженно засопели, им развлекухи не досталось. Меченого так и держали, только на его заявления сжали еще сильнее, а кто-то вмазал ему по лицу кулаком. Второго же, боевого, перехватили за цепь, чтобы руками не махал, прижали сапогом голову к полу, добавили по животу. Убить бы, да нельзя. Алькарин молчал, хотя от удара в живот на некоторое время потерял возможность дышать. Рванулся, пытаясь высвободиться. Знал, что не выйдет, но и просто лежать, позволяя себя бить, не собирался. У Эленорэ сил почти не осталось - основная часть их ушла на то, чтобы встать, и он уже почти не сопротивлялся, только повернул голову в сторону Алькарина, пытаясь разобрать, что там делают. Орки ржали, глядя как дергается беспомощный узник. Но опомнились быстро, за ожидание их и прибить могут. Меченого так же, с вывернутыми руками поволокли на выход, голосистого еще пару раз приложили об стену, чтоб вслед не кинулся и оставили одного. Эленорэ Эленорэ полутащили, про ногу орки тоже, похоже, помнили. По дороге не били, об углы не прикладывали. Торопились. Место было тоже. Орки отмывали кровь с пола, а майя стоял у дальней стены за столом и что-то отмечал или чертил на картах и бумагах, там разбросанных. Одежда на нем была все та же, только браслеты другие. Орки протащили эльфа до середины зала, обогнув тех, что мыли пол, поставили нолдо на колени, придержали крепко, раз он сегодня такой буйный. Эленорэ не сопротивлялся: он уже понял свою ошибку - глупо было расходовать запас сил на орков, и сейчас ничего не предпринимал, копя новые. Майя не торопился, заканчивая свою работу, а может ожидая, пока рабочее место будет чисто. А, когда большая часть орков убралась, на эльфа опустилась тьма. Не образ, не отсутствие света, она была почти вещественной, невыносимо тяжелая масса обрушилась на эльфа, прижимая его к полу. Орки, державшие нолдо, взвизгнули, упали и принялись ползти в разные стороны. Но вряд ли эльфу было до их визгов. Здесь нечем стало дышать, воздух сгустился и наполнился гарью и смрадом, таким, что горло само сжималось, не желая его вдыхать. Виски стиснуло болью, как железным обручем, раны горели и стенали, напитываясь ядом, а мышцы стонали под гигантским прессом. Эленорэ отметил про себя карты, и отчего-то именно от этого стало больно. Ещё одна победа, отданная врагу, ещё кто-то, кого он победил и сломал и благодаря кому может победить и сломать других... Он решил не смотреть, просто закрыл глаза, ожидая, медленно накапливая силы и огонь, который так помогал ему, когда... на него свалилось это. Он думал, майя сначала вновь задаст свои вопросы, или что-то сделает, но такого не ожидал совершенно. Эленорэ сперва задохнулся под чёрной тяжестью, попытался удержаться на ногах, но не смог и упал на пол следом за орками. Он бы сейчас и убежать попытался, если бы смог, но ног не чувствовал, а руки жгло огнём, словно он сгорал заживо. Он словно весь был в огне и гари, и они душили не только снаружи, но и изнутри. А потом вдруг пришло воспоминание. Форменос. Тело Финвэ. И тёмный ужас, напущенный на них тогда Морготом, от которого они все точно так же попадали без сил, почти позабыв себя… Неееет! - то ли душа кричала, то ли он кричал это вслух. - Нееет! - кричал он, скорчившись под давящей тьмой, и зная только одно: её нельзя было впустить в себя. Кто-то из орков не смог выбраться из-под темного заклятия и теперь хрипел в паре метров рядом, умирая, и с его хрипами мешались другие, чьи смерти были здесь, кто послужил пищей для заклятия. И крики муки вторили глухому крику нолдо. Камень под эльфом нагрелся, обжигая тело, которое в него вдавливали и воздух смолой забивался в грудь. Эльф скорчился на разогревающихся плитах пола, задыхаясь и уже не в силах ни кричать, ни думать. На мгновение показалось, что он умирает, а может быть именно так и было. Его охватил ужас, затопивший всю душу, он уже не понимал, где находится и только одна мысль билась в голове: тьму нельзя пускать внутрь. А она лезла внутрь, через нос, вбиваясь в полуоткрытый в беззвучном крике рот, прогорклым пеплом, пахнущим просмоленым деревом и парусиной, лезла в уши, криками и стонами боя, мешавшимся со стенанием прибоя. “Имя твоё отныне Дегиоторнон...” - отзвуком чьего-то проклятия. Ему захотелось заткнуть нос, рот и уши, чтобы защититься от этой тьмы, лучше было умереть, чем пускать её, и он даже попытался подтянуть руку к лицу, но рука не слушалась. И тогда он беззвучно застонал, свернулся калачиком на полу, корчась от боли уже не внешней, а внутренней - тьма достигла своей цели, разбередив старую рану - и заплакал, соглашаясь с правдой. Тьма впитывала слезы, оставляя лишь липкую гарь на щеках. “Бессчетные слезы прольете… Вы потеряли право на мир и счастье...” Высокий и чистый голос откуда-то издалека, совсем издалека пробиваясь сквозь тьму, увязал в ней. Эленорэ помотал головой. Нет. Мир и счастье - естественны для любого эльда. И они были, он помнил, четыреста лет здесь был мир, оплаченный высокой ценой и бдительно хранимый, но был. Но голосу было все равно до чаяний преступивших совесть, родство, справедливость и дружбу. Это был голос памяти, а не увещевание настоящего. Крики боя стихли уже давно, лишь тихий женский плач мешался со стоном одинокого прибоя и казался бесконечным. А камни под телом уже давно расплавились, превратившись в липкую трясину, неглубокую, но вкус гнили мешался там со вкусом крови и полыни. Эленорэ попытался поднять лицо и перекатиться на спину. Он чувствовал, что увязает в чём-то мерзком и жутком, в чём ни в коем случае увязать нельзя. Это было страшнее смерти, даже если ты уже умер, страшнее преступления, хуже всего, что только может существовать в этом мире и за его пределами. Перевернуться не удалось, и тогда он и отчаянно начал ползти вперёд, почти не обращая внимания на жуткую боль в руках - страх потерять себя был сильнее. Что-то попалось под руку, холодное в этом жарком и липком болоте вины и проклятия. Железная цепь, брошенная сюда. Он схватился за цепь, не обращая внимания на боль в руках. Она была хотя бы более твёрдая и настоящая, чем то, в чём он увязал, из какого-то иного, не доброго, но и не такого страшного, как болото, мира. Цепь натянулась и потянула его за собой. Сначала медленно, тьма не желала отпускать свою добычу, но “спасительная” железка как-то зацепилась за цепь, сковывающую руки нолдо, рванула вверх и эльф вдруг снова оказался в опаленной светом жаровен мастерской Жестокого. Он висел, едва касаясь ногами пола, а темное покрывало медленно просачивалось в щели пола и исчезало, оставляя лишь мазки пепла на полу. Первое, что Эленорэ понял - это то, что он снова может дышать. И в первую секунду даже рассмеялся от радости и облегчения, но потом в руки вернулась боль и смех оборвался. Он обессиленно повис, потом дёрнулся, не желая опускаться вниз, туда, куда уходила тёмная туча, и в страхе начал оглядываться. Майя стоял в нескольких шагах перед ним и в глазах его полыхал темный огонь. Он смотрел на эльфа спокойно и внимательно, словно изучал. Не было в его глазах насмешки, но были сила и уверенность. Орки жались у входа и даже не сопели как обычно. Эленорэ шевельнулся в цепях и посмотрел на майя почти с благодарностью. Хотел было что-то сказать, но губы не слушались. А в глазах ещё жили тени пережитого ужаса. Майя указал оркам, оставшимся в живых на тех, кто не пережил его заклятия. Те, ёжась, оттащили трупы. - Не стоит так радоваться, эльда, - усмехнулся майя. Он снова взялся за плеть, на это раз многохвостую. Ею нельзя было ободрать кожу, но и кожи-то на спине не было уже, но она не рвала мышцы, удары ее уходили глубже, вбивая боль в тело до костей. Когда Эленорэ думал о будущих допросах там, в камере, ему казалось, что внутреннего огня, который разгорелся в душе, хватит на то, чтобы выдержать если не всё, но многое. И только сейчас начал понимать насколько он был наивен. Недавнее заклятье высосало его почти насухо, и в душе сейчас царила серая, пепельная пустыня. Он стиснул зубы, собирая последнюю горстку сил и упрямства. Измучив и вывернув душу эльда, майя делал теперь то же и с его телом. Когда нолдо уже должно было казаться, что внутри у него на костях прямо один сплошной синяк, майя опустил плеть и снова взялся за своего верного помощника - каленое железо. Иглы, щипцы, сверла, много у него было инструментов. Он не давал эльфу отдыха, превращая его минуты в дни, а часы в вечность. Снова пришлось пользоваться заклятием, но на этот раз он еще и влил кое-что внутрь эльфа, чтобы облегчить задачу. И огненное пойло жгло внутренности и освежало голову. Эленорэ кричал. Он не знал, кем нужно быть, чтобы молчать, как Алькарин - у него у самого сил молчать не хватало. Он кричал, и на этот раз это уже не был боевой клич, а обычный крик боли, сначала громкий, потом всё глуше и глуше… Иногда ему казалось, что первая линия защиты уже сметена, иногда он был в этом даже уверен, а в какой-то момент вдруг почувствовал что ещё немного и он заговорит. И тогда, собрав всю боль, злость и упорство, что жили внутри, он уже не закричал, а выплюнул: “Айя, Феанаро!”. И ненамного, но вдруг стало легче. - Конечно, - рассмеялся майя. - И еще не раз. Эленорэ несколько раз обвисал в цепях, но каждый раз поднимался - боль в изувеченных руках не давала этого сделать. Но под конец этой боли стало уже столько, что разница уже перестала чувствоваться, колени подкосились и он повис. - Айя… Феанаро… - прошептал он. - Я… не могу. - Хочешь отдохнуть? - раздался спокойный голос возле самого уха. - Провались… - Эленорэ прохрипел это уже чуть громче. - А ведь мог бы дать это тебе просто так, - рассмеялся майя. - Ну же, попроси, это не так страшно, как отвечать на мои вопросы. - Лучше… провались… - Эленорэ почувствовал, как от слов, просто от слов, в душе снова закипела ненависть. - И… сдохни… - Отличные слова, Дегиоторнон. Продолжай в том же духе, - усмехнулся майя и вернулся к инструментам. Телесных сил у эльфа уже почти не осталось, но то заклятие, в кошмар которого его швырнуло в самом начале, уже постепенно теряло силу, и на его место вставали упрямство и отчаяние. Он уже сам не знал, откуда они появились, то ли вернулись, то ли у крепости открылись какие-то скрытые, до недавней поры неизвестные ему двери, но огонь - и его имя - снова медленно загорался в душе, согревая крепость изнутри. И лучше было думать о нём, и об ужасе перестать быть собой, если он хоть что-то скажет. Вот только стонать он уже не мог - только хрипеть. Иногда в этом полубреде можно было различить “Айя, Феанаро”. И снова часы растянулись в вечность. Дышать становилось всё труднее и труднее, а в теле выше пояса, где орудовал майя, казалось, болела уже каждая клеточка. И он не выдержал в какой-то момент, прошептал: - Пер… - но опомнился: - Нет. Лучше сдохни… Майя усмехнулся, на сегодня было достаточно, весьма неплохой результат. Он снял заклятие и прижег напоследок все, что наворотил в последнюю четверть часа. Эленорэ этого уже не почувствовал - едва майя снял заклятье, он снова потерял сознание.