Эту песню не задушишь...

- Совсем, - голос у Алькарина сел до неразборчивого шелеста, глаза влажно заблестели, потом по грязной щеке пролегла дорожка от слезы. - Ты как тень... если это вообще ты. Эленорэ тихо застонал, потом спрятал лицо в пол и заплакал. - Мне тоже больно… - зашептал он. - Я не знаю как тебе объяснить… тоже… только в душе. Я боюсь... не надо… не надо это трогать. И не знаю, как объяснить, - добавил с отчаянием. - Только, - резко поднял голову, - ты не шевелись. Не надо… лежи… живи… я без тебя здесь не смогу… Не веришь мне? - в глазах появилась какая-то жизнь, но это был страх. - Как я могу просто лежать? - дернулся Алькарин. - Как ты себе это представляешь? Когда ты... такой. От отчаяния у него даже голос появился, но приподняться не получилось, тело отказывалось двигаться. Он потянулся, чтобы хотя бы дотронуться, но Эленорэ лежал с правой стороны и когда собственная цепь протащилась по прикрытым повязками ранам, Алькарин застонал и уронил руку вниз. - Тише… - Эленорэ сам подвинулся. - Тише, не шевелись, тебе же больно… Во что же мы здесь превратились… - по щекам все катились слезы. - Но знаешь там так страшно… но ты только не шевелись, я сам подвинусь… не надо… - Ты ложись слева... - Алькарин глянул туда, но оказалось, что он лежит почти у самой стены и места там немного. - Подвинь меня и ложись... а то я...так ничего не могу. Руки-то нет… - Алькарин… - у Эленорэ губы скривились. - Я сейчас едва кувшин поднимаю, куда я тебя… И ты сам, не надо, пожалуйста… Я так полежу. А потом, может, его попросим. Или ты оправишься. - Я не смогу снова повернуться и тебя обнять. И за руку взять не могу... и вообще ничего не могу, - Алькарин прикусил губу, помолчал. - А тебе плохо... и что мне делать? - Мне не станет лучше, если ты снова начнешь умирать, - Эленорэ смотрел устало. - А в тебе жизнь еле теплится. Алькарин, нельзя это трогать, я еще не настолько безумен, чтобы перестать понимать что-то в ранах. Лежи, прошу тебя. И тебе снова надо пить, - он поднялся, вытер глаза рукой и потянулся к кувшину. Пить было больно, как бы осторожно Эленорэ его не приподнимал. Так что потом Алькарин некоторое время молчал, тяжело дыша и пытаясь удержаться в сознании. Снова раздался топот орочьих сапогов. И шаги майя. Меченого отодвинули, чтобы не мешался под ногами, прижали, он в умирающих не числился. Кинулись заправлять лампы, пока не убили никого, но у кого-то было, похоже, мирное настроение. Майя сел рядом с голосистым. - Живой еще, уже неплохо, - было сказано с сарказмом, но в глазах мелькнул смех. Похоже, майя шутил. Повязки на эльфе он не трогал, лечить ему это не мешало. Когда закончил, отдыхал немного. Оглянулся, заметил тронутую еду, нахмурился. - Я кому говорил есть? Приказать кормить насильно? - глянул на меченого. Нолдо по-прежнему не сопротивлялся оркам, даже на прижатую и неудобно вывернутую руку не обратил внимания. Лежал лицом уткнувшись в пол, как положили, и только помотал головой в ответ на слова майя. - Не надо, - тихо сказал Алькарин, которому первые минуты после такого лечения было едва ли не хуже. - Он ел... и еще будет. Не надо... - Попробую поверить, но терпения у меня всегда было мало,- майя нахмурился, но ничего оркам приказывать не стал. Тем временем орки успели сменить воду и принести еды свежее. - Мне надо подвинуться, - чтобы не объяснять, как и куда именно, Алькарин уперся рукой в стену и чуть надавил. Потом попросил: - Можешь им сказать? Второй только поднял голову и тревожно взглянул на раненого. Майя вдруг шумно вдохнул, лицо снова исказилось и в глазах проснулась ненависть. - Может быть тебе еще что-то надо? - От вас? Нет, больше ничего... - Алькарин сжал зубы. - Хорошо. Я сам. - Ему так будет спокойней. Прикажи. Пожалуйста, - тихо повторил просьбу второй. - Сам, да? Как же я забыл… - начал было майя и в голосе его разгоралась злость. Но его перебил меченый. Майя обернулся, некоторое время буравил того взглядом. Потом глаза его потемнели, эмоции словно ушли под глубокую воду. - Спокойнее, это хорошо. Резко сказал что-то оркам. Те пригнулись и кинулись к голосистому. Руки у них мягче не стали, но, казалось, они не дышали, пока оттаскивали его на пару шагов к центру. - Если хоть на дюйм сдвинешься, я тебя к полу прикую. Голос у майя был спокойный, но он даже не скрывал, что сдерживается. Алькарин не застонал и не вскрикнул, хотя весь побелел на несколько секунд. Но побоялся, что если покажет, что ему больно, лекарь оставит все, как есть. На последнее тоже отвечать не стал, только ресницы опустил, показывая, что услышал. Второй следил за перемещениями раненого, но как-то устало, словно на просьбу ушли все силы. Только тело начала бить легкая дрожь. Майя несколько тревожно посмотрел в сторону меченого, но делать ничего не стал. Казалось, он даже постепенно успокаивается на самом деле. Поставил на пол между эльфами довольно большую бутылку. - Вообще-то, я вам подарок принес. Но не нести же обратно, - фыркнул. Еще раз оглядел обоих и ушел. Алькарин долго молчал, пытаясь прийти в себя. Потом тихо позвал: - Иди сюда? Как-то он меня... выматывает. Эленорэ все это время лежал лицом в пол, как и оставили его орки, и не шевелился. Только дрожал, словно ему было холодно. А может, это было нервное. На голос он поднял голову и перебрался ближе. Сел рядом. - Хочешь пить? - Нет пока. Ты пей... ты же не успел, - Алькарин смотрел на него, но перед глазами все расплывалось. - Пей и ложись рядом. Меня... не хватит надолго… Эленорэ устало посмотрел на кувшин с водой, потом взял его и стал наливать воду в чашку. Руки заметно дрожали. Напился и лег. Кувшин, принесенный майя, так и остался стоять в середине камеры, словно и не замеченный эльфами. - Поспи. От его лечения устаешь. Я помню… но он лечит… Он и сам выглядел усталым и потускневшим. Алькарин нашел его руку, сжал пальцы. Неожиданно сильно, будто хотел не то удержаться сам, не то удержать. Потом ладонь его расслабилась, разжалась. Он спал. Эленорэ чуть сжал пальцы в ответ и вздохнул. Спать очень хотелось, он не спал с прошлого прихода лекаря, но сейчас спать было нельзя. Он почему-то был в этом полностью уверен. Поэтому он просто стал смотреть в потолок. Потом снова пришли слезы, он поплакал, перевернулся на бок и это оказалось коварно: он чуть не уснул. Уже на самой границе сна вздрогнул и выдернул себя обратно. Спать было нельзя, вдруг пока он спит что-то случится. И дальше уже не спал, а лежал, глядя то на Алькарина, то в потолок. Снежная равнина перестала быть пустой. Совсем немного отойдя от тупика, где ему показывали могилу неизвестного ему эльда, он увидел впереди что-то темное среди белых льдов. И это темное быстро приближалось, быстрее чем он шел. Но еще до того, как он успел отступить или свернуть, он оказался среди других эльда. Они стояли вокруг, запечатленные этими стенами и смотрели вперед. А там, бережно укутывая в шелк плащей, хоронили двоих. Девушка и парень. Оба они были обледенелые, волосы слиплись в корку. Отсюда не была видна полынья, из которой их вытащили, но судя по всему, они не смогли выбраться из воды сами. Кто-то плакал рядом, похоже, мать девушки. Но звуков по прежнему не было, не давая эльфу полностью погрузиться в происходящее, напоминая - это всего лишь память. Это не здесь и он ничего не сможет изменить. Эленорэ медленно шёл мимо, низко опустив голову и боясь поднять глаза. Но, дойдя где-то до середины вереницы, резко остановился. Что-то внутри противилось тому, чтобы пройти просто так, словно он боялся взглянуть. Впрочем, он действительно боялся. Постояв так несколько минут и собираясь с духом, он всё-таки поднял голову. Медленно он переводил взгляд с одного лица на другое, сам не зная чего больше хочет: запомнить или забыть. Но лица, запечатленные на стенах чьей-то памятью, теперь оставались и в его. Только один из эльдар оказался ему смутно знакомым - тот, что стоял ближе всех к матери погибшей. Он, кажется, пытался утешить её, впрочем, бесполезно. Эленорэ подошел ближе, вглядываясь в его лицо, потом застонал и ткнулся лбом в стену. Он знал, что этот тоже не дошёл до Эндорэ - позже ему рассказывали о судьбе соседа по дому в Тирионе. Сколько он так простоял, Эленорэ не понял, и не вспомнил бы никогда - даже если бы здесь и было время, он его уже почти не чувствовал. Но очнулся как от толчка, почувствовав, как подкашиваются колени. Тело давало знать о том, что ещё немного и он разделит судьбу тех, кто был изображён на стенах. Совсем замерзнув, нолдо шевельнулся, отнимая лоб от стены, и ещё раз посмотрел на погибших. Может быть, и стоило бы остаться здесь, может быть, он и заслужил такую судьбу, и плен, и это место - такая расплата… Хотели бы они для него такой судьбы? Хотели бы, чтобы он расплатился - так? Что-то кольнуло внутри, острое, болезненное, но тёплое, даже почти горячее. “Избитым, измученным, но не сломавшимся? Я бы только голову преклонил…” - всплыли в памяти слова, и по щекам потекли слёзы. Горькие, но живые, отгоняющие смерть. - Вряд ли вы хотели бы этого, - прошептал он уже совсем непослушными, онемевшими губами. - Мы все прокляты, и я - больше вас, но у нас была одна цель… И вряд ли вы хотели бы этого… Одна цель, один враг, и… простите, мне нужно идти. Я должен… Мне нельзя… умирать… так… Слёзы потекли сильнее, но он и не пытался их стереть. - Простите, - ещё раз прошептал Эленорэ и шагнул прочь. Полузамёрзшее тело стонало, каждый шаг давался с трудом, но он шёл, собрав всю волю, понимая, что если сейчас упадёт, то может уже не подняться. В голове мелькали обрывки мыслей: “простите”, “у нас один враг”, “я должен”, а вокруг был только холод. А еще вокруг были воспоминания. То там, то тут, за очередным поворотом или в пути длинного коридора возникали они. Медленно бредущей толпой измученных, полузамерзших нолдор, или телом с посиневшими губами и взором устремленным к темному потолку, в котором отражался все тот же лед, или полыньей, затянутой тонкой коркой, под которой видны были лица тех, кто остался в ледяной воде. А потом воздух перестал быть недвижен. Сначала легкий сквозняк, потом все сильнее задуло в спину эльфа, вымораживая последнее тепло и толкая его вперед. С каждым шагом Эленорэ казалось, что он этот будет последним и он сейчас упадёт. Но откуда-то брались силы, и он делал новый, а потом ещё один, уже не огнём, полыхавшим в нём ещё недавно, а сжавшейся в стальной стержень волей заставляя себя идти. И ею же не давая голове опуститься, словно, склонившись и не глядя по сторонам, он признал бы себя побеждённым, а этого - здесь - он допустить не мог. И смотрел, останавливаясь взглядом на каждом, и сначала тихо шептал, а потом уже про себя твердил одно слово: "прости". Чужие воспоминания не отвечали ему, и он не знал, может ли быть когда-либо прощено то, с чего они некогда начали путь по этой земле, но он не мог не говорить этого, потому что молча идти мимо замерших в ледяном плену лиц было невыносимо. Мёртвые молчали, живой плакал, с каждым шагом мечтая упасть и забыться, но упорно толкая себя вперёд. Пусть он проклят навеки, но собственной смертью не искупить ничего, если эта смерть ради избавления от мучений. Поэтому он шёл. Ветер заставил его застонать, но уже просто от боли и холода. Он попытался идти быстрее, но едва не споткнулся и не упал, так что пришлось на мгновение прислониться к стене. Потом он побрёл дальше, уже даже воздух вдыхая с трудом. Ледяной ветер дул в спину, а впереди воздух постепенно теплел. Возможно именно поэтому ветер и возник, от перепада холода и жара. “Ветер всегда дует туда, где тепло. Горячий воздух легче, чем холодный” - так ему рассказывали когда-то. А его бросили сюда откуда-то сверху… Значит, там, наверху, может быть, есть выход? Ну или там хотя бы не будет этого жуткого льда. Эленорэ ускорил шаг, насколько мог, хотя ноги почти не слушались. Выход не выход, но воздух определенно становился теплее, и оттого злее дул морозный ветер. И коридор стал прямым и без развилок и поворотов, словно вел куда-то. Света не хватало чтобы увидеть что же там дальше, поэтому после долгого пути резкий поворот оказался внезапным, но почти тут же шел следующий. Едва первый раз завернув, эльф совсем перестал чувствовать ветер, тот остался в белом, ледяном коридоре. Тут же снова сгустилась тьма, а из-за второго поворота веяло жаром. То ли от усталости, то ли от того, что стало теплее и тело начало отходить, ноги нолдо подкосились и он сполз по стене, уже не в силах идти дальше. Сначала сидел, а потом и вовсе лёг на пол, без мыслей, почти без чувств, только в теле и в душе жила боль. Но усталость была сильнее и, закрыв глаза, он провалился в темноту. Из сна без видений его выдернуло словно за шиворот из воды. Страхом. Он вскрикнул, просыпаясь - казалось, что стены вокруг снова приближаются, а щит, которым он закрывался, то ли опустился, то ли в нём появилась брешь.