Эту песню не задушишь...

Утро было хмурым и темным, даже троллей оно не обеспокоило. Только вот из одной из клеток вытащили сдохнувшего ночью эльфа, того, который вчера не шевелился и унесли на завтрак. Тролли выглядели сонными, так что караулить их сменили орки. Оркам было скучно. Они швыряли в эльфов камнями, у самых ловких получалось попадать между прутьями. На любое движение пускали в ход плети. Не сильно, для проформы, но все-таки развлечение. Нога за ночь распухла сильнее, чем раньше и веревки, связывающие его, теперь сами по себе причиняли боль. Помимо этого болела и сама нога. Мысли о том, чтобы с кем-то поговорить, быстро улетучились, он свернулся на полу клетки и хотел только одного - чтобы его оставили в покое. Или чтобы ноги каким-то образом не стало. Казалось, даже звуки били по натянутым нервам, по голове и по всему телу. Когда сквозь решетку пролетел камень и просвистел над самым ухом он дернулся и как мог прикрыл голову плечом. Слабая защита, но все-таки. К вечеру ближе клетку, освободившуюся по утру, снова заняли и еще одну. Откуда-то притащили еще двоих. Тот самый, в шрамах орк, появился лично, осмотрел пленных в клетках, что-то пробурчал, рыкнул недовольно и ушел. А через короткое время хрипло прокаркала труба. Тролли заворчали, поднимаясь, вокруг забегали орки. Клетки с пленными закрепили на спинах троллей, орков подняли и погнали на северо-восток. Впрочем, куда именно, догадаться было не сложно. Эленорэ снова наблюдал все происходящее сквозь туман, только к туману добавилось больше боли. Голова кружилась, было жарко и невыносимо, до хрипа хотелось пить. Когда клетку подняли, он шевельнулся и уже даже не застонал - горло пересохло, прохрипел что-то, кусая губы, и закрыл глаза. Мир сузился до больной ноги и жажды. Пленные отряд не тормозили и орки не останавливались. Чем быстрее они доберутся, тем меньше эльфов сдохнет. Тем больше будет награда. Их и так было мало, так мало, что хотелось и этих перебить. Не то что еще полгода назад. Но Жестокому всегда нужны пленные. Их ему много не бывает. На полдороге им встретился еще один такой же отряд, но те тащили пленных в цепях, пешком и объединяться с ними было бы лишним. Пусть себе ползут. Хотя… Клетки временно сгрузили на место, оставили около них с десяток орков, а остальные вернулись назад, где за поворотом оставили пеших. Через какое-то время там раздались вопли, визги, рык троллей. А потом довольный орк со шрамами притащил пленных уже теперь мертвых соперников. Их распихали по клеткам и добыча резко начала выглядеть прилично. Зато в клетках резко стало тесно, вместо одного там теперь было по трое. Когда Эленорэ в очередной раз открыл глаза и обнаружил, что он в клетке уже не один, он тихо ужаснулся про себя. “Теряю сознание. Плохо” - мелькнула слабая мысль. Он пошевелился, сам устраивая ногу удобнее, и давая двум другим пленникам чуть больше пространства - единственное, что он сейчас мог сделать для себя и для других, и снова провалился в забытье. Клетки были уже не так переполнены, как еще недавно. А ведь тогда пленников было столько, что пришлось перегородить решетками одну из пещер с орочьми загонами, делая эти клетки. Теперь даже не во всех были пленные. Эльфов держали отдельно от людей. Последних загоняли в один угол и не слишком-то берегли. Слабый и некчемный народец, за спинами эльфов решивший обнаглеть настолько, чтобы отказаться служить Владыке. Теперь пользы от них, только если кто-то решит перейти на службу. Если его, конечно, посчитают для этого полезным. Ну а сдохнут, невелика потеря, их никто не считал, никто не думал о них. Эльфов же считали, разгоняли по клеткам так, чтобы много в кучу не собирать. Пусть они были полуголые и многие ранены. Так проще. Все, кроме самой простой одежды с них снимали еще при пленении. Орки не шибко-то рады были их охранять. Но покуда кто-то из хозяев не скажет кого куда, даже поить приходилось и иногда кормить. В этом хотя бы была своя выгода. Что не съедали эти гады, можно было сожрать самим. А у тех было плоховато с аппетитом. А хозяева не каждый день приходили, война еще не закончилась, и пленники ждали свою судьбу здесь. Это место было далековато от ворот. Когда бесчисленные орды шествовали еще недавно по дороге, вести пленнокв навстречу было почти невозможно, вот и сделали эту передержку. Опять же, тут можно было пленников накопить, а не гнать малыми группами как раньше. Опаснее это правда, эти как только вместе собирались, совсем наглели. Так что охрана тут была отборная. И все носили знак Жестокого. И каждый желал выделиться, поэтому когда ко входу в пещеру подошло сразу два надсмотрщика с новыми пленными, завязалась ругань, грозящая перейти в потасовку. Будь тут не так тесно, не виси на них пленные, одним надсмотрщиком стало бы меньше. Варги скалили зубы, а тупые тролли перегородили узкую дорогу между скал и теперь никому было не провернуться, ни туда, ни сюда. Тролли тоже застряли, один неловко повернулся и клетку защемило, теперь он ревел обиженно, пытался освободиться, дергал ремни, но пока безрезультатно. С другой стороны, услышав шум, тоже спускались из пещеры. Местная охрана, увидев картину, ржала, позвякивая доспехами. Шум, крики, ругань - Алькарин не сразу начал разбирать, что происходит. Он приподнял голову, тяжелую, будто свинцом налитую, оглянулся в ту сторону, куда мог повернуться. Толчея, кроме орков еще и тролли - он сталкивался с ними в бою и знал, как сложно такого завалить - и много, слишком много пленных. Полураздетые, многие раненые или, кажется, даже мертвые. Своих он искать не пытался, и так знал, что нолдор здесь предостаточно, а встреча никак не станет радостной. Он сам все еще был связан и перекинут через круп варга, покрытый жесткой густой шерстью. В первый раз за все время, что он бывал в относительном сознании, Алькарин подумал, что хорошо бы, если бы всадник, везший его, рванул сейчас вперед, и тогда по голове вмажет вот тот скальный выступ, и для него все кончится. И эта война и плен... Эленорэ снилась кузня. Только на этот раз мечом был он, и его то раскаляли докрасна, то били по нему молотом, придавая форму. Это было больно и неправильно, он чувствовал, что кузнец все делает не так, и уже хотел заговорить с неравдивым мастером, когда открыл глаза и понял, что находится вовсе не в кузне. Звуки, которые он принял за удары молота, оказались на деле скрежетанием клетки о камень. Тролль, тащивший их, застрял в узком проходе пещеры, и теперь тщетно пытался освободиться, а орки, вместо того, чтобы помочь или ржали, или орали на незадачливого тролля. Эленорэ пошевелился, отодвигаясь от края, чтобы волосы не попали между скалой и прутьями, и попытался оглядеться. Это было непросто, клетка постоянно дергалась и спина тролля загораживала обзор, но кое-что он разглядеть сумел. Они застряли у входа в какую-то пещеру, и за ними ожидал очереди еще один отряд, и еще с десяток эльдар, правда не в клетках, а скованных вместе в уродливого вида связку. Еще один пленник висел поперек варга, на котором сидел крупный орк, судя по движениям и голосу - командир, и этому явно было совсем плохо. Все они направлялись в пещеру, еще одну клетку. Эленорэ опустил голову. Верить в происходящее не хотелось. Лучше бы он был мечом. Заварушку решил еще один орк, появившийся из пещеры последним. Правда ему пришлось постараться, раздать много пинков и ударов, прежде чем свалка разошлась, для чего оркам на варгах и пешим пришлось таки отступить назад, троллей было бы двигать более затруднительно. На командира щерились, огрызались, но в драку с ним не лезли. Совместными усилиями застрявшего тролля развернули, правда для этого пришлось срезать и бросить на землю клетку, ее поволокли волоком вслед за троллями, и только за этим уже в пещеру вошел второй отряд. Пещера была не сильно велика, вытянутой формы, выдобленные в стенах ниши перегородили решетками, оставив центр пещеры свободным. Освещалось все чадящими факелами, не сильно щедро, в основном у входа, где несколько ниш было без решеток, для орков из охраны. Первую партию вытаскивали из клеток, сдирали с них веревки, еще раз обшаривали и тащили направо, кидая за решетки по трое-четверо. Орки опасались несвязанных эльфов, так что развязывали по одному и толпой, держа наготове плети и кнуты, охрана с оружием наблюдала за всем поодаль. Снятую клетку открыли последней, чтобы побыстрее выгнать из пещеры троллей, так что Эленорэ с теми же двумя оказался в ближайшей к охране занятой клетке. И только после этого в пещеру пустили второй отряд. Да и им было бы сложно иначе, пока тролли не вышли, не обойти их, не потеснить. Этих пленных так же развязывали, но отправляли уже налево, командир их отряда пристально следил за размещением. Голосистого сняли с варга последним, всадник лично прижал того к полу, срезая веревки. В итоге голосистый оказался в крайней к выходу клетке один. Алькарин, сжав зубы и стараясь не стонать, медленно растирал руки. За долгие дни, что запястья оставались связанными, они, казалось, потеряли чувствительность, но сейчас она возвращалась вместе с болью. Ноги тоже, но там веревку затянули позже, когда поняли, что сам он идти не сможет, и это было не так страшно. Следы от побоев в основом пришлись на левый бок и спину, так что лежал он сейчас на правом, прижав руки к животу и пытаясь их как-то вернуть в норму. Потом заставил себя подняться, цепляясь за решетку, прижался к ней, оглядывая пещеру, охрану, такой недалекий выход. То что его заперли в одиночестве вряд ли означало что-то хорошее. И сейчас Алькарин почти завидовал тем, кто может прижаться друг к другу, услышать родную речь, получить, если не помошь, то поддержку. А еще очень хотелось пить... от чада и дымного воздуха, от ошейника горло саднило. - Дайте воды! - крикнул он, помня, что орки вроде бы способны понимать речь. Эленорэ от удара об землю потерял сознание и пришел в себя только тогда, когда их уже развязали и запихивали в клетку. На входе подергался, но уже без особой надежды, а скорее из принципа. Тот же орк, что вез его сюда, подошел к голосистому, оскалился довольно. Саданул плетью по прутьм, стараясь задеть и пальцы, но больше для того, что эльф отпрянул. Забавно же. Впрочем, эльфов тут поили. А чтобы не бегать туда-сюда, просто ставили по клеткам железные бадейки и только подливали туда воду раз в день. Примерно. Так что за спиной орка уже тащили эти самые бадейки, начав с дальних клеток. С реакцией было не очень хорошо, но отдернуть руку Алькарин успел, тут же схватившись снова, стоять без опоры он не мог. И без того собственный рост сейчас казалася слишком большим, голова кружилась, падать будет больно. Он смотрел, как разливают воду, как пленные кто пьет сам, кто помогает напиться раненым и просто ждал. Если бы было чуть больше сил, можно было бы попробовать заставить орков открыть двери и убить того, кто это сделает, а потом попытаться пробиться дальше. Когда орки принесли воду, Эленорэ едва не потерял над собой контроль. Сколько он не пил? Три дня? Или больше? Он оказался не один такой, и еще двое бросились к воде, словно изголодавшиеся. Он броситься не мог, а подполз, зачерпнул рукой и... потом жадно пил, зачерпывал и снова пил, не в силах оторваться. Алькарин с мучительной жалостью смотрел, как раненый из клетки напротив бросился к воде. Эти были не из их группы, лиц он не узнавал. Но нога у нолдо, похоже, сломана, и представить, как в таком состоянии можно выдержать этот переход, было почти невозможно. Наконец, ему тоже плеснули воды, последнему, как назло. Зато делиться ни с кем не было нужно и он, напившись, осторожно начал отмачивать прилипшую к ранам ткань, потом снял рубашку и кое-как постарался смыть кровь, куда мог дотянуться. Волосы трогать не стал, к голове по-прежнему казалось невозможно прикоснуться. Вода здесь, как и воздух, как и земля были пропитаны зловонными испарениями, мутная, она казалась пленникам блаженством. Орки ухмылались. Сколько презрения в них, а такие же, жить хотят как последние снаги. Эленорэ вкуса воды не замечал. Это была вода, и главное. Она оживила потрескавшиеся губы, горло, даже дышать стало легче, словно это была сама жизнь, и она вливалась в измученное тело. В какой-то момент он понял, что уже достаточно, и он уже может оторваться, и, сделав еще пару глотков, усилием воли заставил себя отодвинуться, чтобы дать место другим. Наверное, так жадничать было плохо, но он не мог иначе. И сейчас, чувствуя стыд за свой жадный порыв, отодвинулся еще дальше, ловя на себе взгляды двух незнакомых эльдар, в клетку к которым их подсадили. - Нужно им быть первыми всегда, - проговорил один, наклоняясь к воде и медленно начал пить, цедя ее сквозь зубы. - Вспомни, каким ты сюда пришел, - отозвался второй. Они говорили на синдарине и на Эленорэ вроде бы не смотрели, но у этого в голосе слышалось сочувствие и понимание. - Прости, - Эленорэ ещё немного отодвинулся, но понял, что не отказался бы от воды и сейчас. - У нас несколько дней... ни глотка. На синдарине он говорил хорошо, почти неотличимо от местных, ему странным образом понравился в своё время этот язык. Только иногда, в некоторых сочетаниях, проскальзывал нолдорский акцент, но это он оставил специально. Тогда... - Я Элинд, - представился он своим синдарским именем. А говорить было уже легче. Даже голова посвежела, и если бы не страшно распухшая и болевшая нога, было бы вообще прекрасно. По крайней мере, пока он сидел и почти не шевелился. - Элвитиль, - назвался тот, кто ждал свой очереди напиться. - А его имени не знаю даже я, он не говорит. Ты будешь еще пить? Я не очень хочу, вода плохая и грязная... но в первый день казалась почти прекрасной. Могу оставить тебе. Орки тем временем разобрались, кто остается, кто выметается, варгов тоже вытолкали наружу. И тогда закрылись ворота в пещеру. Они были неказистые, сляпанные из чего попало, но с ними спокойнее, не надо беречь пленников еще и от чужих, кому вздумается заглянуть и поживиться. Лишний раз драться охране не хотелось, веселья и с эльфами хватало. Внутреннюю сторону створок орки украсили по-своему. Там висели обглоданные скелеты тех, кому выпало счастье тут умереть. Не все, конечно, кого умудрились обглодать, не разорвав на части, хотя у одного не хватало ног, зато он был буйным, теперь на него было приятно смотреть. Одного вот недавно повесили, обрывки того, что недоглодали еще гнили. Орки уселись у жаровень, достали жратву, принялись варить себе варево. Алькарин, который сидел у самой решетки и жадно ловил звуки нормальных, не орочьих голосов, при виде ворот затрясся, побледнел. Он видел много тел, и изуродованных и проведших не один день на солнце, но сейчас ему было слишком плохо и без того, это оказалось последней каплей. Судороги согнули его вдвое, если бы не многодневная голодовка, его бы вырвало, а так он лишь вздрагивал, опершись руками об пол. Потом ткнулся в него лбом, затих. - Плохая? - Эленорэ с удивлением посмотрел на воду, только сейчас осознавая, что это действительно не светлый лесной ручей. - А я вот не заметил... Он вопросительно посмотрел на двух других эльдар, тех, с кем его тащили сюда. Они уже успели немного познакомиться в дороге, хотя он знал только имена и то, что они нолдор. Один качнул головой, мол, буду. - Я один глоток ещё... и всё. Он протянул руку к бадье, но тут орки начали закрывать ворота. Ещё одна клетка захлопывалась на глазах, он остановился и прижался лицом к решётке, буравя взглядом закрывавших ворота орков, словно это могло чем-то помочь. А когда ворота закрылись, явив неприглядную картину, отшатнулся, отвернулся и замолчал, прикусив губу. Пить расхотелось. Остальные тоже молчали, кто поражённо, кто сочувственно. На ворота все старались не смотреть. Когда все внутри перестало скручивать в пустых позывах и судороги прошли, Алькарин медленно выпрямился, стараясь не поворачиваться лицом в сторону решетки. Сел, прижавшись к ней спиной, ладонями обхватил виски. Перед глазами по-прежнему стояло увиденное и гнетущее, тягостное молчание тех, кто еще недавно разговаривал, лишь напоминало, что ему это не показалось. Если бы он мог с кем-то поговорить... или хотя бы за руку взять, почувствовать прикосновение. Алькарин провел пальцами по лицу, закрыв глаза, как будто успокаивал сам себя. Потом тихо запел, для себя, даже не для соседей и уж точно не собираясь бросать вызов оркам. Хотя они так галдят, что вряд ли услышат, а собственный голос, хоть и слабый, помогал не сойти с ума. Песня была из тех, что придумали уже здесь, но не военная, а печальная, о тех, с кем приходится расставаться надолго. А Эленорэ, несмотря на выпитую воду, снова стало плохо. Какое-то время он сидел неподвижно, молча глядя в одну точку и стараясь не смотреть назад, а потом глаза закрылись и стало жарко. Он снова захотел пить, но сил на то, чтобы подняться и доползти до бадейки уже не было. Только волны жара накатывали одна за другой, словно он брёл по сухой, выжженой пустыне, и только справа было почему-то жарче, чем слева. Он мельком подумал, что, наверное, это просто болит нога, но потом сознание поплыло и он снова унёсся в горячую пустыню, где не было ничего, кроме сухости и раскалённых волн. Он не мог сказать, сколько так просидел, когда в пустыне появилось ещё что-то. Словно свежий ветерок дунул в лицо, принеся с собой лёгкость и прохладу. Только у этого ветерка был голос. Голос грустный, но чистый и добрый, он пел полузнакомую, когда-то давным-давно урывками слышанную песню. И Эленорэ потянулся к нему из пустыни, сначала просто прислушавшись, а потом начав подпевать. Слова он знал не все, но мелодию уловил, и где-то пел то, что помнил, а где-то подставлял слова сам, надеясь, что они подойдут, смысл то он ведь понял. Они вместе с незнакомым певцом прощались с висевшими на воротах, пусть неизвестными им, но эльдар. Алькарин сперва не понял, что это, и решил, будто второй голос ему мерещится, от боли и постоянно плывущего сознания. Но кто-то вплетал свои слова в его песню, иногда сливаясь в унисон, иногда чуть изменяя ее, как весенние ручьи прокладывают новые русла, разбегаясь между камней и снова соединяясь в один. Он вскинулся, обрадованный, что не один, и что кто-то незнакомый понял и услышал его. Голос набрал силу, даже горло перестало болеть и сжиматься. Безымянные братья, те, что уже погибли и те, которых ждет страшная судьба здесь, рано или поздно они все встретятся там, где нет ни боли, ни горя, ни страха.