Эту песню не задушишь...

Кто-то всхлипну в камере неподалеку, к песне присоединились еще два тихих голоса. И это стало хорошо слышно, потому что возня и ругань орков как-то разом затихли. А потом раздался разгневанный даже не крик - вой. Орки сорвались со своих мест, похватались за плети, а кто-то и за дубинки. Голосистый был громче всех, с него и начали, в тесную клетку набилось орков сколько влезло, остальные открывали другие камеры, щедро раздавая удары. Варги за воротами, почуяв заварушку, злобно урчали в щели и скреблись когтями. У орков не было острого оружия или тяжелых кнутов, да и в тесноте клетей было бы не развернуться с ними. Тем меньше шансов убить, хотя ой как хотелось. А голосистому, чтобы еще чего не спел, почти сразу заткнули рот оторванной от чьего-то орочьего подола тряпкой. Когда на него обрушился град ударов, Алькарин еще несколько секунд дотягивал последнее слово, хотя бы из одного упрямства. Потом кто-то пнул его по горлу, в рот затолкали вонючую грязную тряпку и его снова чуть не стошнило. Нолдо сперва скорчился на полу, закрывая руками голову, драться было не с кем, он даже встать не мог. Но какой-то момент сумел извернуться и поймал одну из плетей за жалящий конец, дернул на себя, вырывая из орочьих лап. Орк, у которого вырвали плеть, наклоняться не стал, пустил в ход сапоги, оттаптывая шаловливые ручки. - Руки! - Алькарин бы вскрикнул, но не мог. Что-то хрустнуло, он рванулся выдирая кисть из-под тяжелой подошвы, боль и злость только подстегивали. Он всегда боялся оказаться в свалке, когда орки наваливались толпой и меч уже нельзя было выдернуть из очередной туши. А сейчас и меча-то не было, только ярость и желание убить. И погибнуть, лучше так, в бою, чем сгнить в этих пещерах. Эленорэ не сразу понял, что происходит, понял только, что в песню что-то ворвалось, злобно и больно, и помешало допеть её до конца. Он сначала упал под градом ударов, а потом в нём вдруг проснулась какая-то отчаянная ярость. Он зарычал, попытался подняться, а когда это не получилось, просто вцепился в кого-то из обидчиков, пытаясь повалить на пол. Руки у него были здоровы, а хватка крепкая, так что вцепился он сильно. Эльфы сопротивлялись, в каждой клетушке, они пытались драться или вовсе умереть. Где-то им даже удавалось ударить или закрыться, но орков было много и они только распалялись. Потасовка постепенно переходила в бойню, но тут на шум из неприметного прохода появились те, которые покрупнее, командиры. Они принялись вытаскивать из клеток разбушевавшихся орков, пока те всех не поубивали. Кто-то так зарычал, что казалось, стены содрогнулись. Пыл поумерился. Эльфов принялись не столько бить, сколько связывать, забивая в рот кляпы. Ничего, пару дней без воды и жрачки переживут. А там глядишь и кто из хозяев покажется. Алькарин лежал, ткнувшись лицом в пол и чувствуя, как пульсирует боль связанных руках. Веревки снова затянули туго и он даже посмотреть не мог, что с пальцами на правой, по которым оттоптался орочий сапог. Боль во всем теле и тошнота все усиливались и через какое-то время он потерял сознание - надолго. Эленорэ сопротивлялся до последнего, уже почти не понимая, что делает. Соображай он получше, может быть, попытался бы защититься, но сознание отказало и в голове засела только одна мысль: бить или вцепляться. Но врагов было много и в конце концов его повалили на пол, связали и сопротивляться уже не было возможности. Тогда он закрыл глаза и снова уплыл в горячую пустыню. На время беспорядки были закончены. Дальним клетям не досталось, там были те, кто сидел тут уже вторую неделю, тех уже воспитывали. Но это не значит, что там все посмирнели. Так что орки чутко прислушивались, не желает ли кто и там чего вякнуть. Время шло, неотличимое друг от друга. Только по тому, что орки снова носили воду, можно было предположить, что прошел день. Скулеж варгов за дверями на время исчез, те пошли найти чего пожрать. Связанные пленники были тихи и орки даже позволяли себе поспать на посту. Пока в одной из клеток кто-то не сумел развязать товарища и устроить попытку самоубиться. Одного не удалось вовремя спасти и командиры лично забили до смерти сонливых стражей. На второй день в ворота задолбили, в приоткрытые створки протиснулся запыхавшийся орк, что-то быстро лепеча. Засуетились, побежали будить командиров, шустро принялись наводить порядок на входе, убрали объедки и недоеденные трупы. Командиры повылазили из своей норы взбодренные и приказали развязывать связанных. Что-то происходило, Алькарин понял это еще до того, как к нему прикоснулись, переворачивая лицом вниз, и начали, дергая, ослаблять веревки. Не смотря на боль от ран и затекшие руки, он как-то ухитрился отдохнуть даже в таких условиях и сейчас смог встать сам, не хватаясь за стену или решетку. А Эленорэ всё бродил по своей огненной пустыне, то заходя глубже, то выныривая наружу. Изредка он просил пить, но сквозь кляп это получалось слишком невнятно. Когда его что-то коснулось, он даже обрадовался: орочьи морды оказались для разнообразия приятней раскалённых песков. Руки освободили и он даже сел, хоть и пришлось держаться за решётку. Ворота начали открывать, закрепляя, чтобы створки не закрывались, скрыв их страшненькое украшение. Орки обеспокоенно перетоптывались, ждали. Тот, кого ждали, оказался не ужасной громадиной, а высоким, но не слишком мужчиной. Красавцем не был, хотя тонкие черты были изящны, бледную кожу оттеняли черные волосы до плеч, одежда была простой, из серо-дымчатой ткани. В остальном неприметность его заканчивалась. Украшений на нем была масса: обруч, ожерелье, кольца, пояс и браслеты, во всем узнавалась работа эльфов Запада. А изящные черты лица пронизаны были жестокостью и брезгливостью. Черные глаза как омуты, глубоки, но никто не знает, что под ними скрыто. Казалось, вместе в ним в пещеру проникла тишина, словно звуки завяли. Майя оглядел пещеру, по его приказу принесли больше факелов, освещая как следует клети и их содержимое. Алькарин стоял, тяжело дыша и вцепившись пальцами в решетку. Сердце билось так, что ему казалось, он слышит глухие удары. Почему у него нет сейчас ни меча, ни ножа... от странного сплава ненависти, отвращения, страха и ярости в глазах темнело. Эльфы, находившиеся в одной клетке с Эленорэ, поднялись. Сам он попытался, но смог не сразу, нога болела бешено. Да и стоять пришлось в основном на левой, цепляясь за решётку, хотя он надеялся, что выглядит не слишком жалко. Не хотелось оказаться нечастным перед этим. Он мрачно смотрел на вошедшего и в душе сочувствовал кузнецам, выковавшим вещи, которые тот нацепил в качестве трофеев. И самим вещам - таким же пленникам, как и он сейчас. И кто знает, не было ли им хуже, этим живым самоцветам. Факела трещали, орки сопели, но тихий голос, четкий и ясный, перекрывал все звуки. Говорил майя на синдарине, который тут понимали все. - Кто из вас были командирами, назовитесь. Подумайте и назовитесь сами. Ваша последняя возможность сделать что-то для остальных. Алькарин выпрямился. Отвечать на вопрос, вообще о чем-либо разговаривать с врагом не хотелось, но с другой стороны, не прятаться же за чужими спинами. И не показывать даже тени страха. - Я, - четко произнес он. - И был, и остаюсь им. - Отлично, - едва заметно усмехнулся майя. - Самый смелый уже нашелся. Кто еще? " Глупец" - Эленорэ закрыл глаза. Он молчал. В одной из дальних клеток короткий шум, но кто-то шагнул вперед. - Я. И будьте вы прокляты! Майя на этот раз улыбнулся чуть шире. - Больше никого? Алькарин без особого интереса смотрел, что скажут остальные. Каждый решает за себя, но он не жалел о сказанном. Все равно узнают - доложат орки или как-то еще. Но это унизительно, прятаться и молчать о том, кто ты есть. Пусть и ясно, что ничего хорошего его не ждет. Когда вышел второй, Эленорэ захотелось закричать. Он сильнее вцепился в прутья клетки и прикусил губу. "Он же лжет" - подумал он и не сразу понял, что сказал это вслух. Майя перевел взгляд на раненого пленника, позволившего себе подобные высказывания. Ну да, а что он еще может сказать. Ну разве что проклясть еще раз. Скосил глаза на вожаков рабских отрядов, ему что-то подобострастно ответили. Он кивнул, как будто ему сказали то, что он ожидал услышать. Он медленно пошел вдоль ряда клеток, бросая лишь короткие взгляды на пленных. - Для убедительности своих слов, я сейчас выберу одного. А потом скормлю какую-нибудь его часть тем, кто молчит. Возможно даже, что глотать плоть своих родичей придется тем, кто отринул свою гордость и обязанность. Если мне и потом не поверят, я продолжу быть убедительным. Эленорэ побледнел. Этот майа говорил, словно уже знал. Но какой тогда смысл в этом допросе? Если можно просто отобрать тех, кто ему нужен, вот и всё. Он стиснул зубы, стараясь подавить дрожь. И молчал. Майя дошел до конца клеток и развернулся. Теперь, идя обратно, он всматривался в лица. - Этого! - резко, как удар хлыстом. Орки побежали вытаскивать на кого указали. Им оказался молодой воин, явно рожденный уже тут, в Белерианде. Возможно, это был один из первых его боев. А майя уже быстрым шагом возвращался ко входу, бросив только для всех: - И не надейтесь, он не умрет от моей убедительности. Алькарин прикрыл глаза, стиснул зубы. Он сделал все, что мог... но беспомощность убивала. Эленорэ молчал. Он пытался убедить себя в том, что не он, а орки будут выполнять приказ, что не он придумал весь этот ужас, а значит он не виноват, но когда пленника провели мимо и он случайно встретиился с ним глазами, все убеждения рухнули, как детский домик из соломы под сильным ветром. Но он прикусил губу и молчал, лишь ещё сильнее вцепившись в прутья, как в единственную опору в рушащемя мире. - Остановись, проклятая тварь! Возьми меня и оставь мальчишку, - в соседней с Алькарином клетке невысокий, светловолосый синда ударил кулаком по решетке. Майя обернулся на крик. - Ты был командиром или просто желаешь быть пищей? - Мое имя Мирилас, я был одним из командиров пограничья Дориата. Тебе этого достаточно будет? Майя усмехнулся. - Хороший поступок, пограничник. Хоть и запоздалый. Но как же быть с остальными трусами? Он резко развернулся к парню, которого уже дотащили ко входу, несмотря на его отчаянное сопротивление. Майя достал нож. Богато украшенный, он тоже был нолдорской работы. Орки принялись сдирать с пленника рубашку. Алькарин резко выдохнул, потом крикнул, собственный голос казался чужим и глухим. - Никто ничего больше не скажет, потому что ты не остановишься. Я хотел спасти остальных, но это оказалось бессмысленно. Твои вонючие рабы хватают всех без разбора, ты сам не знаешь, кого сюда привели. Так зачем говорить? - Зачем же ты так, Мирилас, - Эленорэ удивился тому, что его голос зазвучал так громко, и тому, что ирония в нём была почти в тон майа. - Он не возьмёт тебя. Ему проще иметь дело с более слабыми, чем с теми, кто может ему сопротивляться. Проще, приятней и безопасней. Так ведь? Теперь он смотрел прямо на майа. - Этот нож. Ты его украл или с трупа снял? Про бой я не спрашиваю. Он усмехнулся, надеясь, что достаточно оскорбительно. Маловато всё-таки у него фантазии, вот Артамир из их отряда ругался получше. - Пусть так, - лицо Мириласа исказилось. - Но я сделал что мог. Хотя бы попытался. Майя было даже повернулся к первому назвавшемуся, вроде даже что-то хотел ответить ему, но возгласы из клетки напротив изменили его намерение. Он отвернулся и снова шагнул к юному пленнику. - Здесь принято выполнять свои угрозы, - для всех. Майя воткнул клинок в плечо раба, начал проворачивать там, умело вырезая круговыми движениями тонкий пласт мяса. - Ну так выполняй! - в отчаянии крикнул Алькарин, перекрывая стон пленника. Голос у него от шока и ярости вернулся прежний, громкий и звонкий. - Обещал возможность сделать что-то для них, так давай! Я буду вместо него, мне уже все равно! Всем же ясно, зачем нужны те, кто командовал… Пленник дёрнулся и закричал, Эленорэ отвернулся. Хотелось заткнуть уши, но это бы не помогло... Сам он молчал, говорить что-либо сейчас было ещё более бессмысленно, чем раньше. - Я не торгуюсь, - отрезал майя. Он схватил парня за голову, заставил глядеть себе в глаза. - Здесь есть еще один, кому оказалось безразлично, останешься ты калекой или нет. Когда ты обезумеешь от боли, я тебя с ним познакомлю. - Тогда разумнее молчать, - процедил сквозь зубы Алькарин. - Потому что ничего не изменится. Он резко, словно ему поддали под колени, сел, откинул голову назад, на стену. Она болела и кружилась так, словно по ней врезали только что. У Эленорэ в голове крутились мысли: если тот отряд, что его взял, если они уже доложили и этот всё равно уже знает, то вдруг он может прекратить это безумие. Но там, в бою, было неочевидно, командир он или нет, а значит... Крик пленника резанул по ушам и по душе. Но... враг лжёт. Всегда. Это правило он усвоил давно и прочно. И заставил себя молчать. Майя выдрал вырезанный пласт, раб обмяк в руках орков от шока, но сознания не потерял. Майя оглянулся в поисках “голодных”, его взгляд остановился на смельчаке. - Ты предлагал свое участие, я принимаю твое предложение. Это будешь именно ты, а не кто-то другой. Кивнул оркам, те принялись вытаскивать голосистого эльфа из клетки. Алькарин оцепенел от шока, к такому повороту он готов не был. Боль да, но ее можно выдержать, не в первый же раз, а такое... пока он лихорадочно соображал, что делать и как это прекратить, на сопротивление сил и воли почти не осталось. Вырывался он вяло, даже не замечал, как и кто его хватает, только вне клетки начал выгибаться в руках тюремщиков, пытаясь вывернуться, но осмысленности в этом тоже не было никакой, лишь отчаяние. Эленорэ лихорадочно оглядывался. Ему в голову пришла совершенно безумная идея, но как её осуществить, он ещё не понимал. Хотя, может быть... - Остановись. Свой голос он даже не сразу узнал. - Остановись. Я тоже. Вот и всё. Так просто оказалось. Хотя, может быть, ещё и не всё… На лице майя нарисовалась откровенная досада. - Осмелел таки, - он сделал знак оркам остановится. Те зажали голосистого в цепкой хватке, поставили на колени и ждали приказа. - Интересно, чем этот лучше того, - майя рассуждал, не ожидая ответа. Потом дернул подбородок замученного им паренька. - Я хотел тебя с ним познакомить, но он сам представился. Но не надо держать на него обиду. В конце-концов, с какой стати кано из могучего воинства сыновей Феанаро избавлять от муки какого-то слабака из второго, - он внимательнее оглядел пленника, - ну или третьего дома. Майя сделал знак оркам, что пришли с ним и ждали у дверей. На остальных пленных он внимания не обращал. Орк принес сумку, протянул, держа на вытянутых руках. - Я сегодня на редкость добродушен, - пробормотал майя, доставая склянку с чем-то темным внутри. Этим темным он плеснул на свежую рану, парень дернулся, застонал сквозь зубы, потом не выдержал, вскрикнул. Однако, кровь идти перестала. Майя достал из сумки еще бинты, сунул пленнику: - Попросишь своих перебинтовать, - и сделал знак оркам увести того обратно. И только после обернулся к клеткам и смельчаку, назвавшемуся первым. Услышав чужой голос, который, кажется, остановил этот кошмар, Алькарин вздрогнул и обернулся, откинув голову назад. Он не в состоянии был сейчас думать, что правильно, а что нет, кто и в чем виноват, понял лишь, что скорее всего избежал того, о чем и думать-то не мог. Взгляд у него был отчаянно-благодарный, пусть сам Алькарин не слишком это осознавал. Эленорэ мрачно смотрел на тёмного. Даже без вызова, просто устало и хмуро. Значит, тот всё-таки знал. Но зачем тогда весь этот спектакль? Чтобы всех поссорить? А толку, если их всё равно убьют... Сейчас он не чувствовал ничего кроме опустошения. Усмехнулся про себя, вспомнив, что ещё пару дней назад был свято уверен, что удастся бежать и что этот кошмар ненадолго. А сейчас - хоть бы в Мандос уйти... Но нет. Не "хоть бы". Он уйдёт. И не один. Он посмотрел на того нолдо, которого сейчас чуть не накормили. Но даже отчаянно-благодарный взгляд его сейчас не тронул, и он отвёл глаза. Майя критически оглядел рабов, презрительно хмыкнул и приказал оркам выводить тех, кто назвался. На всякий случай ткнул в них пальцем, еще вот тупости орков ему сейчас не хватало. А впереди еще дорога. Алькарин шел сам, но колени подгибались от противной слабости, в ушах шумело, он снова чувствовал, что на грани и вот-вот отключится. В какой-то момент споткнулся, упал на колено, и в голове словно огненным молотом ударило от этого толчка. Зато ему было почти все равно, куда и зачем его ведут. Эленорэ оркам из клетки пришлось выволакивать. Не потому что он не хотел, просто нога распухла и болела так, что он наступить то на неё не мог, не то, что ходить. Он с усмешкой повис на плечах у орков, изредка морщась от боли. Но по сторонам смотрел, запоминая и дорогу, и всё, что вокруг. Вдруг выпадет случай… Майя отметил про себя сломанную ногу, дориатец тоже был ранен. Взгляд у темного был цепкий и нехороший.