Элениэль - в поисках утраченного. Трилогия. Часть 3.

- Элениэль! - Мэрри обнял меня, глаза хоббита светились неподдельной радостью, смеясь, я уткнулась лбом в его лоб. Как хорошо быть хоть с кем-то почти одного роста, особенно с лучшим другом. - Чёрт, мне даже не верится, что ты здесь! - Мне и самой с трудом верится! Что у вас здесь случилось? Бильбо всегда рассказывал, что Шир - это чудесный плодородный край, а тут у вас как после бомбёжки. - Правда, что бомбёжка, - горько усмехнулся мой друг, обводя взглядом улицу, на которой многие дома и норы были разрушены и не все ещё успели восстановить. Сады и огороды спешно обрабатывались, но главным был урожай - почти все хоббиты были в полях на посевных, лишь немногие оставшиеся разбирали завалы горелых досок и старались как-то прибраться.       Уже три дня я ехала по Уделу, спеша к моим друзьям, и наблюдала подобную картину попыток восстановить край после разгрома и разорения. Множество пепелищ, раскуроченное жильё, а уж как давно я не видела подобных окопов - и не вспомнить. Жители, многие из которых имели истощенный вид, старательно приводили свои сёла и дома в порядок, на разгромленных улицах слышался смех резвящихся хоббитят, которым явно было не до взрослых проблем. Заприметив меня, хоббиты смотрели весьма насторожено, хмурыми взглядами показывая, что я - нежеланный гость на их земле и со мной даже разговаривать никто не станет. Кем они были напуганы, не знаю, да только ночевать пришлось в пролесках, на постой бы меня явно никто не пустил. Заворачиваясь в плащ под раскидистой берёзой или елью, я думала о том, что дружелюбие и гостеприимство удельского народа сильно преувеличенно. Даже спросить, в правильном ли направлении я еду, мне было не у кого.        И всё же двигалась я правильно, въехав рано утром в очередной посёлок, который, по моим прикидкам, и должен был быть Хоббитоном; на одной из залитых солнцем восстанавливаемых улиц я увидела знакомую фигуру и, вскрикнув, спрыгнув с Тиви, побежала навстречу Мэрри, который сжимал теперь меня в крепких объятиях. - Пойдём, - наконец отпустив, потянул он меня за руку, - то-то Пиппин удивится, а уж Фродо с Сэмом как будут рады! Кстати, где Аранен? Ты что, обогнала его, спеша к нам? - Понятия не имею, - вздохнула я, позвав кобылу, которая послушно пошла за нами. - Уже поссорились? - с озорным интересом в глазах поинтересовался хоббит. - Много будешь знать - скоро состаришься, - покосившись на него, хмыкнула я в ответ. - Нашла, чем пугать, я итак, считай, сорок лет огурчиком ходил, - прищелкнул языком Мэрри, ловко поддержав покосившиеся доски, которые катил на тачке пожилой хоббит. - Доброе утро, господин Онкрива! - И тебе доброе, Мэрри, - приостанавливаясь, кивнул старик с кудрявыми сединами, облачённый, как и многие в этих краях, в белую рубаху, зелёный жилет и коричневые брюки. - Что, подружку себе завёл? Глядишь, и на свадьбе скоро погуляем? - Я бы и рад, господин Отто, - расплылся в широкой улыбке мой друг, - да только дева замужем уже. - Ну так ты бы, это, руки-то убрал, - хохотнув, подмигнул ему старый хоббит, начиная вновь катить тачку, - а то подсветит тебе её муженек фингал, будешь по ночам проулки освещать. Доброе утро и вам, мисс. - И вам, господин Онкрива, - улыбнулась я первому дружелюбно отнёсшемуся ко мне жителю Удела и, когда он повёз свой груз дальше по дороге, пихнула Мэрри локтем в бок, - слышь, огурчик, вы тут что, Хэллоуин неудачно отпраздновали - до сих пор разгрестись не можете? - Ну да, фейерверки пускали, а они, заразы, всё в стороны летели, - усмехнулся он, а потом, посерьёзнев, добавил, - на самом деле тут такое было - не соскучишься. Пошли, такие разговоры лучше за чайком да кексами вести. - и тут же вновь обернулся, глядя на дорогу, по которой я приехала. - Правда, где Леголас? Не мог же он тебя сюда одну отпустить? - Разумеется, не мог. Не смотри на меня так, я у него не спрашивала.       На самом деле всё было не так уж плохо на улочках Хоббитона. Разорение, конечно, имело место быть, и всё же цвела сирень, пускал бутоны крыжовник, за плетёными заборчиками виднелись яркие пятна пионов и первых распускающихся роз, тянулись по шпалерам клематисы и виноград, но самыми ухоженными были засаженные рассадой, редиской и морковью огороды. Домашняя птица гуляла и здесь: среди зарослей крапивы гордо вышагивали упитанные утки, а на ближайшем огороде затеяли драку молодые петухи. Вскоре нам пришлось посторониться - юный пастух вёл в луга нескольких коров и одного быка. - Восстанавливаемся потихоньку, - кивнул в их сторону Мэрри, мы как раз подходили к Бебневу проулку, впереди слышались громкие удары топора по дереву. - А что здесь делалось осенью... Эх, так и хочется схватить дубинку да вмазать ещё раз по рожам этих бандюганов.       Мне вновь захотелось спросить у него, что же всё-таки произошло, но тут он подвёл меня к очередному невысокому выкрашенному свежей зелёной краской заборчику и, толкнув круглую калитку, ввёл в ухоженный дворик, где у невысокого сарая трое хоббитов, засучив рукава, стуча топором и молотками, пыхтя, починяли разрушенную боковую стену. Первым на звук нашего разговора обернулся Пиппин. Глаза его сначала наполнились удивлением, затем в них сверкнула радость, и вот уже хоббит отбросил гвозди и молоток, а я оказалась в его крепких объятиях. - Мы тут писем ждём, а ты сама приехала, - приговаривал он, похлопывая меня по плечам, что тот Гимли. - Как там Трандуил? Небось думает, как бы какой новый бизнес наладить? - Ага, - кивнула я, тоже хорошенько хлопнув его по спине, - покупает в Эреборе камешки по бросовым ценам и ищет кому перепродать, заслал в Лотлориэн гонцов с расценками. - А что, сильно хорошие камни? - отирая руки тряпицей, подошёл к нам улыбающийся Фродо. Следом за ним спешил и Сэм, на лбу которого от приложенных к ремонту сарая усилий блестели бисеринки пота. - Были бы шибко хороши - себе бы оставил, - засмеялась я, и мы обнялись втроём. Как же давно я не видела их двоих - с самого нашего купания в реке и вечернего обсуждения во дворце Минас-Тирита планируемого пикника, на который я так и не попала, да и состоялся ли он вообще?       Вскоре мы уже сидели в уютной недавно заново выбеленной кухне просторной норы, мебель в которой была тщательно начищена, а полы выметены, пили горячий чай с лепёшками, и друзья мои взахлёб, в невероятных деталях рассказывали о том, как ужасно обстояли дела в Уделе, когда они вернулись в него осенью.       В октябре, простившись с Гэндальфом, который на Светозаре ускакал в сторону курганов, подъехав к Брендивину, они обнаружили, что мост с обоих сторон огорожен утыканными шипами большими Воротами. Сразу за мостом, на том берегу реки виднелись какие-то новые строения: двухэтажные дома с тускло освещёнными прямоугольными окнами. Выглядели они уныло и как-то совсем не по-удельски. - Еле достучались мы в те ворота: дождь льёт, как из ведра, а мы тарабаним, - сверкая глазами, описывал Мэрри, - Наконец появилось у Ворот несколько хоббитов во главе с Хобом Заплетнём. Напуганные, взъерошенные. Говорят, порядки в Уделе новые: приказ от главнокомандующего из Бебня-на-Бугре - никого по ночам не пускать. Что, типа, записки на воротах не видите, там чётко написано: "От заката до рассвета проход запрещён". Сорвал я ту писульку, значит, в клочки изорвал да в речку выбросил, извините, говорю, в темноте не разглядел сего балагана. А они, значит, стоят, глаза выкатили - струхнули видать. - Ну сейчас-то проезд по мосту Брендивина - свободный и никаких ворот нет, - заинтересованно глядя на него, я отпила глоток горячего чая. Сколько же раз Бильбо звал меня в гости, а приехала я только теперь, - Вот только жители нервные какие-то, смотрят всё больше косо да враждебно. - Ещё бы не смотреть, когда чужаки да большуны весь наш край чуть в пустыню не превратили, - вздохнул Сэм, намазывая малиновым вареньем кусочек лепёшки. - В реки нечистоты сливали, деревья да кустарник повырубали без счёту, даже каштановую аллею не пожалели. Разве же это люди? Все огороды повытоптали! - Хотели нас арестовать, представляешь? - усмехнулся Пиппин, который тоже имел большой интерес к варенью. - Решили, что возьмут нас под караул да поведут к своему главнюку. Размечтались, как говорится! Для того я в свой край вернулся, чтобы меня какие-то прихвостни арестовывали?!        Но самым последовательным в своём рассказе оказался Фродо: - Всё началось, как поведал нам Том Сдружень, с Лотто, с Прыща, как многие его здесь прозвали. Говорят, началось сразу после нашего отъезда. В чудных замашках своих хотел прибрать он всё, до чего руки дотягивались, чтобы другие, значит, на него спину гнули, а он, дай себе, командовал. Принялся он скупать всё, что ни попадя: мельницы, трактиры, пивоварни, хутора с угодьями, особливо где табачок растили. Откуда взялись у него такие деньжищи, то мне неведомо, хотя, конечно, ему от папаши покойного досталось немало землицы в Южном Четверике. И похоже, лучшим тамошним табаком он уже почитай два года на сторону торговал. А в конце прошлого года стал торговать всем подряд. Все товары справлял на Юг, в чужие края. За ними большуны приезжали - разбойник на разбойнике. Ну, одни нагрузят подводы да укатят, а другие, значит, стали здесь оставаться, и чем дальше, тем больше. Пока местные расчухали, что к чему, они успели расселиться по всему Уделу - начали валить лес да строить свои дома, где придётся. Поначалу, правда, Прыщ платил хоббитам, но вскорости это забылось и пошёл сущий грабёж. Но худшее ещё впереди было. Старый голова отправился на Бугор с протестом, но так до туда и не доехал. Громилы его сцапали и засадили в Погреба - он, и когда мы приехали, там маялся. Так остались удельские без головы, а Прыщ объявил себя Главнокомандующим. Ну и начал главнокомандовать... С ним никакого ладу не стало - чуть кто пикнет, как они говорят "высунется", тут же волокут следом за стариной Уилом. Жизнь настала препоганая. Табак только для людей, пиво - для них же, все до одного трактиры закрыли. Чего не хватишься, всего недостаёт, одних только правил выше крыши. Шарили по дворам, по амбарам, искали припрятанные припасы и, что находили, забирали себе, мол, для "справедливого распределения". Другим мало что перепадало, даже в Околотках бурдой кормили. Казалось, и хуже быть не может, но настоящий разор начался, когда объявился Сыч. - Сыч? - удивлённо переспросила я, отламывая кусочек тёплой кукурузной лепёшки. - Это ещё кто такой? - Саруман, - мрачно произнёс Мэрри, подливая мне чая из заварника. - Как? Он же мёртв. - вспомнив изгнанного мага, я закашлялась, едва не подавившись лепёшкой. - И мы так считали, ведь сами видели, как Грима ему кинжал спину вонзил, - кивнул Пиппин, дружески хлопнув меня по спине. Да что же такое? Мне и его приветствия хватило! Это всё влияние Гимли, соскучился по гному, видать. - Да только выжил этот гад, а как очухался, сюда, значит, заявился - мстить за разрушения Айсенгарда. Нам, стало быть, с Мэрри - за то, что энтов в его земли привели, Фродо с Сэмом - за колечко уничтоженное.       Сердце моё полнилось гневом и ненавистью от сотворенного Саруманом с этим чистым краем, а Фродо меж тем продолжал свой рассказ: - Очевидно, он был важнейший их главарь, впервые о нём прослышали в последнюю страду, примерно в конце сентября. Видеть-то его никто не видел, но угнездился он в Бебне, и по всему стало ясно, что Главнокомандующий именно он. Головорезы делали, что он велит, а велел он главным образом жечь, крушить да ломать. Даже до убийств дошло. И это не грабёж был, грабители себе добро прибирают, а эти норовили всё прахом пустить: деревья рубили - бросали гнить, дома жгли - одни пепелища оставляли. Бессмысленное разрушение, да и только. Взять, к примеру, Охрякову мельницу. Прыщ её разломал чуть не сразу, как в Бебень вселился, а потом нанял большунов немытых, чтобы они ему новую выстроили, с колёсами да штуковинами всякими чужеземными. Да и другие мельницы он велел на этот манер переделать, чтобы они, значит, больше зерна мололи, да побыстрее. Но не дурь ли это - зерна-то на полях не прибавилось. Но с приходом Сыча помол и вовсе закончился. В Хоббитоне ни днём, ни ночью покоя не стало: стук, лязг, дымина из труб валит. Грязищу всю прямо в ручей сливали, а ведь он в Брендивин течёт. - В общем, напасть сплошная, да и только, - подытожил слова друга Мэрри. - Да только мы, как вернулись, терпеть этого не стали. А то - ишь, по норам попрятались да отсиживаются, разве же это дело? Как добрались до Заручья, так сразу шороху и навели. Пришлось трубить в рог тревогу, поднимать деревню, народ у нас мягкий, но, разумеется, довольных режимом не было, потому уже вскоре удалось собрать ополчение не менее ста взрослых хоббитов, зелёные юнцы, сама понимаешь, не в счёт. Этим отрядом мы взяли в плен первых двадцать большунов, которые к нам сунулись, правда, главаря ихнего пристрелили из лука - без крови не обошлось. Но это ещё что - уже на следующий день к нам из Раздорожья двигался отряд головорезов, было их не меньше ста. К тому времени как раз вернулся Пиппин: он ездил за своими сородичами в Великие Смеалища, что в Зелёных Холмах, из Тукборо к нам с ним подоспела сотня молодцов на подмогу. Громилы шли к нам скопом, хотели подавить восстание в зародыше, да только в военном деле никто из них ничего не смыслил. Неподалёку от того места, где Восточный Тракт сворачивает к Заручью, на дороге меж холмами мы устроили завал из досок и брёвен, а когда разбойники уперлись в него, накатили сзади них телег. Выйдя на гребень холма, я предложил им сдаться, коли хотят остаться в живых, но взять на испуг большой отряд тех, кто привык ни во что не ставить хоббитов, не так-то просто. Некоторые правда хотели сдаться, но главари быстро привели их в чувства подзатыльниками. Человек двадцать пыталось бежать: шестеро из них полегли под стрелами, остальные, убив двоих хоббитов, прорвались сквозь заграждения и бросились к лесной опушке. Прежде чем они добежали туда, наши подстрелили ещё двух, да и прятаться меж деревьев было самоубийством - там их ждали наши ребята. Самые же свирепые разбойники, а их было не менее восьмидесяти, ринулись штурмовать передний завал и склоны холмов. Многих мы застрелили, залезших на баррикаду встретили топоры, однако, и бандюги вошли в страшный раж. Я собственноручно прикончил их главаря, косоглазого верзилу, и знаешь, уж больно шибко он смахивал на здоровенного орка. Уцелевших разбойников зажали в кольцо, засыпали стрелами. С трудом, но нам всё же удалось подавить их сопротивление. Мы убили семьдесят человек, дюжину взяли в плен, но победа далась недёшево - девятнадцать хоббитов погибло, около трёх десятков было ранено. Трупы врагов на подводах отвезли и сбросили в заброшенный песчаный карьер, павших хоббитов похоронили. Затем мы решили свидеться с самим главнюком и, захватив с собой двадцатерых хоббитов, у которых, как и у нас, были пони, отправились в путь. Дорога была недолгой, чем ближе мы подъезжали к Бугру, тем печальнее была картина вокруг. Впереди маячила высоченная труба, вдоль дороги стояли наспех сколоченные халупы. Увидели мы и мельницу - большущее кирпичное здание, страшилище что ни на есть, из неё в реку стекала какая-то вонючая жижа. По обочинам не осталось ни деревца - эти варвары всё вырубили. А когда мы переправились через мост, то просто ахнули. На месте разрушенной старой мызы торчали обмазанные дёгтем сараи. Каштаны вырубили, живую изгородь извели под корень, даже траву вытоптали. А проулки - да их словно срыть пытались. Повсюду стояли огромные подводы, Бебнев проулок зиял карьерами, что осталось от самой усадьбы, не было видно за постройками хлипких хибар. - Они срубили его, - неожиданно вставил Сэм, в его устремлённых на меня голубых глазах блестели слёзы, - срубили праздничное дерево, под которым мистер Бэггинс произнёс свою Прощальную Речь. Загубили его и бросили тут же гнить! А тут ещё Тэд Охряк откуда ни возьмись появился да насмехается: "Не нравится? Чувствительный ты у нас, что же на кораблях не отплыл, о которых всё болтал?" За каким ножном, говорит, воротился? Ну я и наладил его, куда следует, а он ухмыляется, дескать, сейчас в уделе другие времена, работёнки на всех хватит, и тебя загрузим. Я, говорит, Самому друг, он тебя быстро изведёт. - Ну тут я ему и сказал, что угрозы его ничего не стоят, а пришли мы, чтобы начальника его вытурить, - поднявшись, Мэрри принялся, по-хозяйски орудуя на кухне, жарить яичницу со свиным окороком, Пиппин тут же начал ему помогать, очевидно, одних лепёшек хоббитам как всегда было мало, я же про себя тихо радовалась, что желудок мой сегодня благодушен и не сильно реагирует на запахи. - Поднялись мы к вершине холма и, оставив отряд, вошли в старый сад, да только от него, сама видишь, мало что осталось, и это мы ещё прибрались, а Сэм кустарник подстриг, да с клумбами долго возился. А тогда - горы мусора и чуть не впритык к окнам самой усадьбы понатыкано каких-то конурок. Сам Бебень выглядел заброшенным: входная дверь перекосилась, оборванная цепочка болталась снаружи, и в колокольчик было не позвонить. Толкнули мы дверь, она и открылась, а внутри - грязь да запах затхлый. Стоим мы, значит, оглядываем захламлённую нору, а от двери нам: "Добро пожаловать". Оглядываемся, а там стоит он собственной персоной - Саруман. Отъелся, гад, улыбается самодовольно, а глаза хитрющие, злющие, аж до дрожи. - А речи какие повёл, - скривился Пиппин, доставая из выкрашенного голубой краской буфета глиняные тарелки и расставляя их перед нами на столе. - Насмешили, говорит, мы его, коротышки, когда затесались в компанию сильных мира сего. "Думали," - говорит - "что с дурным покончено, вернётесь в свою страну, будете отдыхать да радоваться? Конечно, это Сарумана дом можно порушить, Сарумана можно на улицу выставить, а вас никто тронуть не смей? На Гэндальфа надеялись, что он вас в обиду не даст?" Ох, и расхохотался он тут противно, а потом дальше говорит: "Как бы не так! Вы своё дело сделали, и теперь ему на вас плевать - уж таков его обычай. Зато я решил, что вам следует преподать хороший урок. Что посеешь, то и пожнёшь. Будь у меня чуток больше времени, я бы ваш Шир с лица земли стёр, да вы и теперь вовек не разгребёте. - Хотел я его прикончить, - промолвил Сэм, ероша свои светлые волосы, - да мистер Фродо не дал, пусть, говорит, идёт, не марай об него руки. - Ни к чему убивать его было, неправильно это, - кивнул Фродо, наполняя заново чайник и ставя его на огонь. - Некогда он был воистину велик, и не нам быть ему судьями ныне, когда он пал, и с этим ничего не поделать. Оставалось разве что пощадить, я всё ещё надеюсь, что он сумеет выбраться на верный путь. - Верный путь? - в удивлении воззрилась я на хранителя. - Вы что же, его отпустили? - Да, - кивнул племянник мистера Бэггинса, забирая у нас кружки и начиная их мыть в раковине. - Мы - не убийцы, он злился, но ушёл Раздорожьем с оставшимися верными ему несколькими головорезами. Брани, правда, ещё много мы от него выслушали, ну да не досуг вспоминать. - Добренький наш Фродо, - недовольно нахмурился Пиппин, - по мне так нужно было старика в Погреба посадить на исправления, как эти бандюганы наших хоббитов сажали. - И кто бы его там охранял? - тряхнул кудрявой головой Фродо. - Ты, что ли? И ещё бы кормил трижды в день?       Не найдя достойного ответа, Пиппин лишь досадливо посмотрел на друга.       В разговорах день пролетел быстро: хоббиты ещё долго рассказывали мне, как организовывали ремонтные работы и чистки, как освобождали из Грабарни всех пленников, как Пиппин выносил на руках Фредегара Бульбана. Толстень так отощал и ослаб, что просто не держался на ногах. Как Фродо вывел из подвальной клетушки Лобелию, которая угодила в заточение за то, что обозвала сычевых громил грязнющими ворюгами. Старушка выглядела совсем дряхлой, но всё же шла сама. Смерть сына Лотто, Прыща, которого сами же разбойники и убили, сильно подкосила её, усадьбу она оставила Фродо, а сама перебралась жить к родне - Опоясням да Подпивайлам. Весной, дожив до ста с лишним лет, Лобелия скончалась, всё своё состояние она оставила в помощь оставшимся без крова хоббитам, а душеприказчиком назначила немало удивлённого и растроганного этим Фродо - так завершились давние родственные распри.        Уже ближе к заходу солнца мои друзья всё же вернулись к починке сарая, я же, устроившись на кованной скамеечке, с интересом наблюдала за ними, порой давая дельные на мой взгляд советы, за что Мэрри пообещал, что даст молоток с гвоздями, и я сама начну приколачивать доски, а он полюбуется.       Мои друзья уже давно отремонтировали и почистили не только Бебень, но и свои норы, так что спален в усадьбе было предостаточно, и всё же ночевать мы устроились все вместе в спальне Фродо: лежать вместе под одним одеялом, как когда-то под плащами в скатке, было уютно и тепло, чувство ностальгии по минувшим походным дням - оно было невероятно сильным, радость встречи согревала сердца, кажется, мы болтали до самого рассвета, даже не знаю, кто первый уснул.