***
Открыла глаза она в своей комнате и тут же сощурилась от слепившего глаза солнца. Рядом сидел Киллиан, осунувшийся, в мятой рубашке. Эмма пошевелилась, и он тут же сонно встрепенулся, проснувшись: — Тебе нужно отдыхать, Эмма, лежи. У тебя был нервный срыв. — Что? — непонимающе переспросила она, а затем на неё лавиной хлынули воспоминания, о которых милосердней было бы не вспоминать. Эмма уткнулась в подушку и тоненько заскулила, не в силах больше сдерживать боль от потери сразу двух любимых детей, которая превращала её внутренности в месиво. Киллиан потянулся обнять её, но Эмма дернула плечом: — Не трогай меня! — Эмма… — ласково позвал её Киллиан, но осёкся: жена снова разрыдалась, глуша звуки в подушке. Наконец она развернулась к нему, скрывая за волосами покрасневшее лицо, и глухо произнесла: — Что с остальными? — Регина в порядке, её не задела собственная магия, — начал Киллиан. — Дэвид получил пару переломов, но выжил. — Что с Мэри Маргарет? — Эмма заметила, как вмиг смешался Киллиан, и требовательно переспросила: — Что с моей матерью, Киллиан? Ответь мне! — На вас рухнула большая часть обломков. Тебя ими только задело, а она находилась в самом центре… Сглотнув, Эмма попыталась усвоить новую информацию, но мозг отказывался её фиксировать. — Боже мой, — прошептала она, обхватив себя. — Боже мой, Боже мой, божемой! Моя мать, мои дети… — Наши дети, — хрипло поправил её Киллиан, и, подняв на него глаза, Эмма увидела, как его красивое лицо исказили страдания, которые он сдерживал, чтобы не усугубить её собственные. — Чью безопасность ты мне обещал, — едко произнесла Эмма. — Ты клялся мне, что Одетта и Генри будут в порядке! Ты божился, что все твои враги давно повержены, и нам — им — ничего не угрожает! Ты обманул меня. Киллиан с глухим стоном опустил голову на руки, но ей этого было недостаточно. Разве её дети страдали меньше? — Верни мне мою Одетту, Киллиан, — отстранённо произнесла Эмма и устало откинулась на подушки, больше не глядя на него. — Сына ты уже не сможешь спасти, но хотя бы верни дочь назад. Она не повернула головы и тогда, когда он резко встал и молча направился к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Эмма откинула одеяло, заботливо им подоткнутое, и дала волю чувствам — вцепившись пальцами в волосы, она затряслась в рыданиях. — Будь он проклят! Будь я проклята!!! — её крики всполошили любопытных чаек, круживших около распахнутого окна.***
И некогда уютный и самый прекрасный замок во всём Зачарованном Лесу застыл в одном мгновении. Замерли длинные коридоры, пустовали высокие залы; слуги убрали осколки и щебень от рухнувшей крыши, но восстановить её оказалось не так легко. Горе накрыло всех с головой, не давая ни единого шанса выдохнуть. Киллиан, беспокоясь о самочувствии своей невестки, старался быть мягок в словах, но боль, пронизывающая новость, оглушала их обоих. Александра казалась стойкой, лишь медленно коснулась пальцами живота, прислушиваясь к тому, как чувствует сейчас себя нерождённый ребёнок, который лишился отца задолго до того, как смог получить возможность его увидеть, и отошла к окну, до рези в глазах всматриваясь в неспокойное море. — Это несправедливо, — словно в забытье прошептала она, качая головой. — Это не должно было случиться. Только не с нами, нет. Киллиан замер и опустил голову. Кто бы знал, с каким трудом ему снова даётся этот разговор. Мысли об Эмме, уже несколько дней уничтожающей себя горем и безумием, мысли о её матери, всегда самой стойкой, мысли о Генри, который больше никогда не переступит порог и не решится с ним на очередную авантюру, которую очевидно и точно не одобрит ни одна из его мам, и, конечно, мысли о дочери, не покидающие его ни на секунду, отравляющие его разум бушующей злостью и беспокойством. — Каждый так думает, принцесса, — он горько усмехнулся. — И если ты захочешь поговорить с кем-нибудь… — Спасибо, — она быстро ответила, обхватывая себя руками и будто бы съёживаясь в размерах. — Спасибо за всё, что вы делали для меня. Но сейчас мне нужно побыть одной. Легко хлопнула дверь, скрывая за собой удаляющиеся шаги мужчины, а ветер, едва тронув её волосы, донёс солёный привкус моря и шёпот разбивающихся о скалы волн. Всё заканчивалось, едва успев начаться, и в будущем, трепетно сотканном в её потаённых мечтах, больше не было мужчины, баюкающего крохотного ребёнка в глубокую ночь, не было его утешающих поцелуев в лоб и невообразимых искр в глазах, когда Генри увлекался своей очередной идеей. Ничего не было. Её жених мёртв, её подруга находится в плену у пиратов, и только настоящее чудо позволит им вернуть её домой целой и невредимой. Александра выдохнула, вжимаясь в стену, до боли царапаясь о красный камень, стараясь убедить себя не думать о том, как всё можно было предотвратить. Тысячи возможностей утекали сквозь пальцы, оставляя за собой зияющую пустоту отчаяния. — Алекс? — Нил заглянул в комнату, врываясь в её тишину. Поспешно накинутый поверх рубашки жилет, встрёпанные кудри, крепко сжатые кулаки и потерянный взгляд. — Я знаю, мне сказали, ты никого не хочешь видеть, но… Александра без слов распахнула для него объятия — Нил в одночасье потерял гораздо больше. — Останься со мной, — прошептала она ему в плечо. — Это же твоя семья. Они замерли ненадолго, деля общее горе. Затем Нил выпутался из её рук и беспокойно прошёлся по комнате, ненароком задев вазу, разлетевшуюся на осколки с резким звоном, который мигом привёл их в чувство. — Я шёл тебя спросить, всё ли в порядке, — начал он. — Но только увидев тебя, понял насколько глупо прозвучит этот вопрос. Ты не можешь быть в порядке. Никто не может. Я… — Нил замялся, проводя пальцами по волосам. — Я всё думаю о будущем, но без них оно мне кажется каким-то зыбким. — И невероятным, — закончила Александра, присаживаясь на кровать и похлопав по ней ладонью приглашающим жестом. Нил уселся рядом и вновь крепко обнял её. — В детстве, когда моя мама впервые представила меня Генри, приехавшему вместе с Дэвидом и Белоснежкой на бал в честь моего дня рождения, мне казалось, я запомню этот день навсегда. Он был слишком важным. И цвет платья, голубое, на котором настоял отец, и то, как долго мы болтали с приезжим и таким взрослым принцем о всяких пустяках, а я дивилась, что ему интересны мои детские рассказы. Это была наша первая встреча, и я всегда сентиментально вкладывала в неё так много значения, но сейчас едва смогу припомнить детали. Картинка ускользает от взгляда, и взамен в памяти возникают новые: наша ссора две недели назад, когда я сказала ему, что последую за ним куда угодно, и без того больше всего на свете хотела бы увидеть помолвку Одетты, а он ответил мне, что будет лучше, если я останусь дома. Мне вспоминается, как много я сердилась пару лет назад, изнывая от ревности и не давая Генри ни малейшего шанса выполнить свою работу, когда он долгое время вёл переговоры с одной из принцесс Северных Королевств. Мне вспоминается, как вместо того, чтобы впервые пойти на наше настоящее свидание, устроенное им на берегу залива, я нянчила заболевшую мамину собаку, а он терпеливо оставался рядом, высчитывая дозу капель, прописанных лекарем. Он был со мной каждый раз, когда это было нужно. Я знаю, что они мёртвы, Генри и Белоснежка, — Алекс обернулась к парню, чувствуя, как начинает отмирать всё внутри, скованное ужасом осознания, и на глаза наворачиваются слёзы. — Я знаю, мне сказали, я слышала звон колоколов и грохот рухнувшей в Парадной Зале крыши, но я не хочу в это верить. И не уверена, что когда-либо смогу. На секунду они замерли в наступившей тишине, переводя дух. Воспоминания сдавливали их с ещё большей силой, заставляя раз за разом окунаться в омут зыбких картин прошлого: серьёзного Генри, вмиг меняющегося, когда они утаскивали его в свои игры, заботливого Генри, готового решить любую проблему и выгородить любую их шалость. Эмма никогда на него за это не злилась. Только если понарошку, трепала волосы и усмехалась, в глубине души радуясь, что, в отличие от её детства, у них есть, кому быть друг за друга горой, а Регина укоризненно качала головой, убеждённая, что это плохо влияет на воспитание детей. За последние годы счастье стало привычным, оно окружало их повсюду, и мыльный пузырь их незыблемых убеждений, что отныне с ними всегда всё будет в порядке, лопнул в один момент, оставив иронично довольствоваться прошлым без надежды на будущее. — Мы не можем знать, что точно там случилось, — угрюмо начал Нил, взяв себя в руки после аналогичных размышлений о матери. — Не можем знать, что они сделали с ними точно. Регина и Эмма ослеплены горем, чтобы использовать магию, но я не хочу сдаваться. Мои родители никогда этого не делали, и в итоге изменили судьбу Зачарованного Леса, побороли смерть и сделали злейшего врага частью своей семьи, — он встал, перебирая в пальцах запонки, подаренные ему Одетт на прошлые именины. — Пусть вера и всё, что у нас есть, но Алекс, — это уже много. Уж я-то знаю, что говорю. Александра улыбнулась ему, опустив взгляд на обручальное кольцо. Генри наверняка не хотел бы, чтобы она сдавалась. Он сам бы так никогда не сделал, и ради их будущего ребёнка, ради него самого и ради Одетт, она этого не сделает. — Ты прав, — просто произнесла она. — Давай уберём осколки.***
Киллиан ворвался в свой кабинет, громко хлопнув за собой дверью. На пол полетело содержимое столешницы. Сорвав со стены их семейный портрет, он бросил его на стол, а из показавшегося из-за картины сейфа достал флягу и продолжительно к ней приложился. Видеть боль любимой было невыносимо, однако еще невыносимей было являться одной из причин этой боли. — Черная борода, — процедил Киллиан, вытерев рот рукавом. — Злопамятный ублюдок, невесть как выживший и бросивший мне вызов, отняв самое дорогое… Что ж, в этот раз я прослежу как следует, чтобы ты отправился прямиком в Ад. Фляжка отправилась за пазуху, а протез в черной перчатке — на лежащий на столе портрет. Словно по иронии судьбы, протез, небрежно брошенный, целиком накрыл фигурку маленькой Одетты, указательным пальцем прямиком придясь на сердце Эммы. Но Киллиан не смог этого заметить, ведь он больше не оглядывался: поспешно надев ножны с мечом, он залез в сейф ещё раз и вытащил свой прежний протез, старый, но не потерявший за годы свой блеск, остроту и смертоносность. Кабинет покидал уже не горюющий отец и муж, а жестокий Капитан Крюк, который прежде держал в страхе все семь морей. И сейчас он желал только одного: сладкой и безжалостной мести.