Оттачивая грани (Working on the Edges)

— Ты не должен приходить сегодня на игру, — сказал Джон Шерлоку, пытаясь побриться, пока тот делал нечто невообразимое со своими волосами, дабы заставить их выглядеть неприлично сексуально. — Конечно, должен. — Тебе нужно сосредоточиться на своем собственном выступлении… — Я слишком сильно был сосредоточен на нем, разве не это ты мне говорил совсем недавно? Вот твоя игра меня и отвлечет. Я останусь, по крайней мере, на первую часть матча. Джон повернулся, опираясь рукой о раковину, и стал наблюдать, как Шерлок занимается укладкой волос. — А потом ты всех поразишь своим сегодняшним виртуозным катанием. Шерлок глянул на него. — Ты не можешь просто приказать мне весело провести время, ты в курсе? — Но могу ли я убедить тебя прислушаться ко мне… другими способами? Шерлок взглянул на часы. — Нет. Мало времени. — Боже, ты всегда такой… прагматичный? — Лестрейд сказал бы тебе, что я абсолютно не практичный. — А в твоей жизни есть хотя бы один человек, который знает тебя по-настоящему? Шерлок задумался. — Нет. Он действительно именно это и имел в виду, осознал вдруг Джон. — Неудивительно, что ты каждого считаешь идиотом. Они просто окружили тебя. Шерлок коротко улыбнулся. Джон быстро поцеловал его. — Не зацикливайся на ненужных мыслях. Увидимся на игре. Джон вышел из ванной комнаты и наткнулся взглядом на лежащую в футляре скрипку Шерлока. — Поиграй на скрипке! — крикнул он. — Так точно, мой капитан, — протянул Шерлок, выходя из ванной. Джон помолчал, замерев у двери, держа руку на дверной ручке. Затем оглянулся. — Капитан? — Не обольщайся, думая, что стал бы генералом, если бы пошел в армию. — Придурок, — сказал Джон и подмигнул ему, выходя из комнаты. * * * Джон сыграл свой очередной отличный матч, получив даже больше игрового времени, чем в прошлой игре. Они быстро уложили соперников на обе лопатки, и Джон с нетерпением ожидал новой игры, победа в которой не достанется им с такой легкостью. Кто бы мог предположить, что он так быстро достигнет такого результата? Джон быстро переоделся, следя за временем. Он так увлекся игрой, что практически забыл о Шерлоке, хотя и надеялся на его присутствие в зале. Но Шерлоку необходимо знать, что Джон будет на его выступлении сегодня вечером. Он должен знать, что Джон говорил серьезно о том, что кроме самого Шерлока для него ничто не имеет значения. — Ты уходишь, — заметил Майк. — Ухожу, — согласился Джон. — Шерлок сегодня выступает. — Знаю. Мы все смотрели на него вчера. И очень болели за него. Джон улыбнулся. — Спасибо. Я тронут. — Если это из-за секса ты такой виртуоз на льду последние пару дней, может, поделишься с остальными? — многозначительно спросил Грейди, проходя мимо Джона. — Ха-ха, — ответил Джон, похлопав его по плечу. — Он волнуется? Как это вообще происходит у фигуристов? Они тренируются перед самым выступлением? — спросил Майк. — Не знаю, как остальные, но он, кажется, вообще отказался от репетиций. Сегодня я сказал ему, чтобы он провел весь день, играя на скрипке. — Он даже играет на скрипке? Господи, да он просто чувак из эпохи Возрождения. Когда мы с ним познакомимся? Джон едва услышал вопрос. Потому что уставился на Майка, зависнув в своих мыслях. — Он играет на скрипке, — сказал он, задыхаясь. — Да, именно это ты только что и сказал, — растерянно проговорил Майк. — Ты в порядке? — Мне надо идти, — сказал Джон и вылетел из раздевалки, словно ураган. К счастью, каток для фигурного катания находился не слишком далеко от хоккейного. Когда Джон добежал, фигуристы как раз делали разминку. Джон быстро окинул их взглядом и прошел вперед, сунув охраннику свой пропуск, надеясь, что тот не рассмотрит его ID карту. Он увидел Мориарти, а значит где-то рядом должен был быть и Шерлок. Тот почти сразу заметил его и махнул рукой, давая понять охранникам у бортика, чтобы визитера пропустили. — Я довел до совершенства каждую фигуру, — сказал Шерлок, широко улыбаясь. — Это — хорошо, поскольку я точно буду знать… — Это ты сочинил, не так ли? — ахнул Джон. Шерлок растерянно моргнул. — Что? — Та скрипичная композиция из секретной программы. Это ты написал ее. — Я… — лицо Шерлока замкнулось, словно он не знал, куда именно заведет этот разговор, поэтому старался быть осторожным. — Да. — Ты должен показать сегодня ту программу. Именно ее. — Джон. Я… — Нет. Послушай меня. Ты пытался выяснить, чего они хотят от тебя. А на самом деле, они хотят тебя. Но это совершенно неважно, потому что это нужно мне. Ты нужен мне. Покажи себя, а эта программа — это ты. В каждом движении и звуке. И ты это знаешь. Кроме того, тебе не придется волноваться о моем мнении, потому что я уже видел ее. Я видел тебя, узнал до самой сути. Тебе не нравится выставляться, оголять эмоции перед всеми этими чужаками, потому-то ты и не хочешь отпустить себя, утратить контроль, и, поверь, никто не знаком с этим чувством лучше меня. Но это прекрасно, невообразимо красиво, и я хочу снова увидеть это. Хочу, чтобы и они напоследок тоже увидели. Я очень хочу, чтобы они, наконец, увидели тебя. Ты говорил Вагнеровской программе не хватает очков. А этим скрипкам? — Хватает, но… — Тогда покажи ее. Подари себе прорыв, Шерлок. Сделай их. Если сейчас ты сдержишься и не рискнешь, то никогда себе этого не простишь. И мне не хотелось бы начинать с этого. Зато, знаешь, что произошло, после того, как ты исполнил для меня ту программу? — Джон поднял руки и, не обращая внимания ни на кого, обхватил ладонями растерянное лицо Шерлока. — Я влюбился в тебя. Я люблю тебя. Вот… я люблю тебя. Джон замолчал, пребывая в шоке от того, что сказал едва ли не сильнее Шерлока. А тот был потрясен. Невероятно ошеломлен. Он моргнул, и его глаза, ставшие по цвету почти такого же оттенка, как голубовато-белый лед под ногами, тупо уставились на Джона. Он молчал. Долго. Достаточно долго, чтобы Джон опустил руки, почувствовав себя неловко. — Шерлок? — позвал он. Тот недоуменно моргал, не издавая ни звука. Джон ощутил, как его накрывает паника. — Ладно, забудь. Забудь, что… Шерлок схватил его за рубашку, притянул к себе и поцеловал. — Ладно, — выдохнул Джон. — Это… кажется, ты не против, да? — Ты ужасен, — сообщил ему Шерлок. — Я собираюсь интерпретировать это, как некую извращенную форму восторга, — сказал Джон после второго поцелуя. — И теперь, когда мы, скорее всего, создали заголовки для множества таблоидов, я собираюсь найти твоих родителей, а ты — продемонстрируешь всем свою невообразимо прекрасную программу. А когда все закончится, как бы то ни было, но мы вместе поедем домой. — Отличный план, Джон, — многозначительно сказал Шерлок. «Вероятно, это самое близкое к „я тоже тебя люблю“ в исполнении Шерлока», — подумал Джон. * * * Шерлок развернулся и принялся искать Лестрейда. К счастью, большинство других фигуристов были настолько сосредоточены на своей разминке, что не заметили произошедшего у бортика, и не смотрели на огромный экран, транслирующий происходящее на льду. Не то чтобы Шерлок слишком переживал от возможной публичности. Он думал совершенно о другом. Например, о программе, которую собирался показать. Мориарти, конечно, ничего не пропустил. Он подъехал к Шерлоку, скользя рядом с ним практически синхронно. — Раскрыл свои карты? — самодовольно заметил он. Шерлок подумал о секретной программе, которую никто не видел, кроме Джона. Он решил, что идеально чисто и красиво исполнит ее для Джона, который любил ее, ну и для себя тоже, ибо ему самому она очень нравилась. Он исполнит ее настолько хорошо, насколько вообще способен, и плевать на медаль. Он подъехал к выходу, посмотрел на Мориарти и улыбнулся: — Вообще-то, нет, —и перепрыгнул через борт. Рядом появился Лестрейд и неуверенно посмотрел на него. — Мне стоит упомянуть, что… — Мы должны изменить мою музыку. Где мой телефон? Лестрейд удивленно захлопал глазами. — Что? — Мой телефон, Лестрейд, где он? — Шерлок нашел его на скамье и принялся копаться в своих записях. — Нужно изменить мою музыку. Тренер тупо пялился на него. — Лестрейд, — Шерлок щелкнул пальцами перед его лицом, и тот дернулся. — Давай, шевелись, заставь их поменять музыку. — О чем ты говоришь? Шерлок! — Лестрейд наклонился ближе и прошипел: — Ты на втором месте, а это очень близко к первому. Твоя короткая программа… — В которой не хватает очков, чтобы выиграть. А в этой хватает. И что еще более важно — она мне нравится. — Я думал, тебе нравился Вагнер. — Вагнер — совершенство в каждой детали, именно то, чего и следовало ожидать от него, и я ненавижу подобное. Я хочу эту. — Шерлок, — Лестрейд глубоко вздохнул. — Ты хочешь золотую медаль. Не профукай ее. — И не собираюсь. Я не разбрасываюсь шансами в отношении всего, что для меня важно. Смени музыку. — По крайней мере, как она называется? — Она называется "Джон". Композитор Ш. Холмс, — бросил Шерлок. — Что? Ты… — выдохнул Лестрейд. — Не нервируй меня и не доставай, пока не придет мой черед выходить на лед, — сказал Шерлок и нырнул в коридоры за ледовой ареной. Потом он нервно петлял по коридорам, стараясь расслабиться и не столкнуться ни с кем из фигуристов, однако едва не пересекся с Мориарти, но быстро свернул в сторону лестницы. Ему не хотелось снова видеть соперника и обмениваться "любезностями". Не хотелось придавать Мориарти слишком большое значение. Он и так непозволительно долго был зациклен на нем, а сейчас у него было нечто гораздо более важное. Самое важное в мире, вообще-то. Когда Лестрейд пришел за ним, Шерлок лишь спросил: — Он продул? — Нет, — сказал Лестрейд. Тогда он должен выступить идеально. Шерлок проехал в центр льда, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. И отпустил все. Все. Все в мире, что не касалось Джона. Позже, Шерлок мог вспомнить лишь обрывки своего выступления. Он слышал музыку и двигался вместе с ней. Но не мог вспомнить ни одного прыжка или вращения, только единичные вспышки, скольжение тут, взмах руки там. Он помнил, как кровь ревела в ушах и насколько оглушительным казалось его собственное дыхание. Острые и резкие звуки конька, рассекающего лед. Он катался, как в последний раз, поскольку любил это, и потому, что Джон любил его, любил взаимно. Джон любил его. Джон любил его и не хотел уезжать, и Шерлоку нужно было убедиться, что тот не оставит его. Шерлок катался именно так, как всегда хотел, и когда закончил номер, заметил, насколько оглушительная тишина повисла в огромном зале. А потом, спустя миг, аплодисменты рухнули на него, словно лавина с головокружительной высоты. Шерлок стоял посреди льда, абсолютно выбившийся из сил, закрыв глаза, и в последний раз слушал это, мысленно говоря „прощай“. Когда он подъехал к Лестрейду, подбежавшему к нему, тот изумленно спросил: — Что. Это. Было? — Фигурное катание, Лестрейд, — ответил Шерлок. — Нет. Шерлок. Это было потрясающе. — Правда? Хорошо. — Не думаю, что ты понимаешь… — Джон уже объяснил мне, — бросил Шерлок и пошел в уголок слез и поцелуев[1]. Лестрейд пошел следом, сел рядом с ним и сказал: — Я пытаюсь притвориться, что знал о твоем плане сделать это. — Зачем? — Чтобы никто не догадался, насколько бездарен я, как тренер. — Но ты и правда бесполезен. — О, это ведь такая благодарная работа — быть твоим тренером. Ты ведь нуждаешься… — Не нуждаюсь, — отрезал Шерлок. — Что? — Ничего. "Джон любит меня", — подумал Шерлок. Больше ничто и никогда не будет иметь значения, кроме этого. И мысленно повторил: "Джон меня любит". И именно об этом он думал, когда объявляли его оценки. И поэтому не услышал рева толпы, которая орала так, что заглушала все. Потом Лестрейд обнял его, и Шерлок подумал, что у этого объятия может быть только одна причина: он выиграл золото. — Ты сделал это! — завопил Лестрейд. — Сделал!!! — Я же говорил, — фыркнул Шерлок. — Идиот, — усмехнулся Лестрейд. — Ну улыбайся же! Ой. Погоди. Вот, — он сунул что-то ему в руки. — Какого черта? — Британский флаг. — И что мне с ним делать? — Носить. — Что? — Иди и прокатись с ним, размахивая в воздухе. Ну, круг почета. Разве ты не видел, как это делают другие? — Я буду выглядеть смешно. — Держу пари, Джон найдет способ подойти к бортику. — Хорошо, — быстро согласился Шерлок. — Я сделаю один круг. Он чувствовал себя нелепо, скользя по льду с британским флагом, развевающимся позади него, но Лестрейд был прав: Джон стоял у бортика и махал ему рукой. Шерлок подъехал к нему, намереваясь поцеловать, и вдруг почувствовал… нет, не смущение, нечто другое. Он просто захотел большего. Вместо того чтобы поцеловать, он обнял его и зарылся лицом в изгиб плеча. — А что я говорил, — сказал Джон ему на ухо. — Ладно, можешь самодовольничать по этому поводу. — Чертовски верно. Теперь улыбнись и немного покружи, показав всем, насколько ты счастлив. Шерлок поднял голову. — Скажи это снова. — Я люблю тебя, — сказал Джон, точно зная, что он имел в виду. Именно поэтому Шерлок тоже любил его. Джон понимал его. Шерлок знал, что широко улыбается, когда снова и снова скользил по катку. И надо же — он победно взмахнул флагом. Правда, всего раз. * * * Джон пришел на церемонию награждения Шерлока. Он стоял рядом с его семьей. Миссис Холмс плакала, а Джон притворился, что на самом деле он не расчувствовался и не был на грани того, чтобы к ней присоединиться. Позже золотого медалиста окружила пресса. Журналисты явно раздражали его, но Шерлок все же говорил с ними, и Джон подумал, что это явно хороший знак. Джон принялся прощаться с Холмсами. — Разве вы не останетесь до тех пор, пока он не закончит? — спросила миссис Холмс, целуя его в щеку. Джон не хотел вмешиваться в поздравления Холмсов. Кроме того, он желал продемонстрировать эмоции, вызванные с победой Шерлока наедине. Потом. Когда с официальной частью будет покончено. Поэтому, он покачал головой и сказал: — Скажите ему, я жду его дома. Джон проверил свой телефон, когда шел обратно в домик фигуристов. Ему пришло много поздравительных смс от его команды. Джон ответил на все, надеясь, что это положит начало их собственному пути к медали. Когда он вошел в дом, то увидел Ирен Адлер, сидящую в гостиной, с включенным на канале трансляции Олимпиады телевизором. Она, попивая вино, посмотрела на Джона. — Только посмотри на себя — возвращение триумфатора! — Это триумф Шерлока. — Благодаря тебе. — Благодаря ему самому. Ирэн скептически фыркнула и пригубила вино. — Раньше ему не удавалось этого добиться. На экране появился Шерлок, дающий интервью. Он немного хмурился. Ирэн сделала погромче звук, и Джон вошел в комнату, чтобы посмотреть на него. — Поздравляю с „золотом“, Шерлок, — сказал журналист. — Спасибо, — ответил тот. — Ты долгое время охотился за ним. — Да, — просто ответил Шерлок. — И в чем секрет нынешней победы? Шерлок сделал паузу. — Думаю, в очень привлекательном лебеде. Джон улыбнулся. Интервьюер неуверенно хмыкнул. — Ладно, — сказал он. — Как насчет следующей Олимпиады? Те же планы на победу? Планируешь „Лебединое Озеро“? — Меня не будет на следующей Олимпиаде, — покачал головой Шерлок. — Я закончил. И широко улыбнулся впервые за все время. Интервью с Шерлоком показали в урезанном виде. Когда эфир вернулся в студию, диктор, ухмыляясь, сказал: — Мы были достаточно вежливы, чтобы не спрашивать Шерлока об этом, но если вас интересует его таинственный незнакомец… — на экране вспыхнули кадры, в которых Джон целовался с Шерлоком перед выступлением, а потом и та нежность, когда объявили о присуждении ему золотой медали. Джон слегка поморщился. — Это американский хоккеист Джон Уотсон, — диктор похабно улыбнулся в камеру. — Он, должно быть, отличный талисман удачи. Ну, а теперь вернемся к горнолыжным склонам… Ирэн убавила громкость и заметила: — Надеюсь, твоя сексуальная ориентация не тайна. — Ну, я был бы менее откровенным на публике, если бы это было так, не находишь? — парировал Джон. — Не знаю, — сказал Ирен. — Люди часто мало задумываются о том, что делают, отдаваясь порыву, — она выпила еще немного вина и задумчиво посмотрела на него. — Он всегда был ужасен в этом. Во всех этих играх. Какое облегчение узнать, что это изменилось. — Да, — согласился Джон. — Думаю, он будет счастлив от того, что больше не придется выслушивать ото всех причитания и насмешки по поводу его неспособности получить золотую медаль. — О, золото, — Ирэн махнула рукой. — Я говорила не о „золоте“. А обо всем остальном. Шерлок на самом деле никогда по-настоящему не заботился о получении „золота“ так, как все мы. Это была лишь симуляция. Но не то, что жило в глубине души. А вот в душе он жаждал совершенно другого, абсолютно неуловимого для него. Он и сам не знал, что это, потому и не мог получить медаль — нечего было вложить. А сейчас… Думаю, ты понял меня. И он тоже это осознал. Остальным, таким, как мы, легко изображать это. Но не ему. И теперь он, наконец-то, может освободиться от необходимости играть. Потому, что он нашел кого-то, подарившего ему… подлинность.