Оттачивая грани (Working on the Edges)

Семья Шерлока оказалась гораздо приятнее, чем Джон ожидал, исходя из первой встречи с Майкрофтом. Конечно, тот по-прежнему производил странное и жутковатое впечатление в своем костюме-тройке и с зонтиком. Но сидел молча, погрузившись в свой телефон, и Джон игнорировал его, следуя примеру четы Холмс. Отец Шерлока оказался немногословным, но это не было холодным молчанием. А вот мать тараторила со скоростью тысяча слов в минуту. И самым очаровательным было то, что говорила она исключительно о Шерлоке. Она явно в нем души не чаяла. С легким удивлением Джон осознал, насколько это радовало его. Шерлока любили, и это было здорово. Он узнал все о школьных годах Шерлока и расследовании им преступлений. — Он хотел быть детективом, — призналась Джону миссис Холмс. Джон как раз собрался добавить, что вообще-то тот и стал им, но прикусил язык, поскольку это могло быть тайной. — Эта его завороженность смертью. Не то чтобы я не одобряла раскрытия преступлений, но у меня кровь стыла в жилах, когда он носился по темным закоулкам в поисках доказательств. Отец предложил нашему мальчику заняться танцами, ведь Шерлок был таким музыкальным ребенком. Он сам писал вальсы, знаете? Такие милые сочинения. Поэтому мы подумали, что серьезное изучение музыки пойдет ему на пользу. Но, разумеется, все полезное никогда не доставляло радости самому Шерлоку. И вот — он снова принялся носиться по улицам, несмотря на то, что я всеми силами пыталась этому помешать, — весело рассмеялась она. Джон представил, в какой ужас пришел бы Шерлок, услышав, как его мама рассказывает эти истории, но все равно счел их фантастическими. Затем миссис Холмс спросила: — А как вы познакомились? — На тренировке, — честно ответил Джон. — Ох, точно. Он сказал, вы хоккеист? — Да. Но я не умею делать все эти прыжки и вращения. — Так же, как и наш сын не смог бы стоять на коньках с клюшкой в руке, — вставил Холмс-старший, затем перегнулся через жену к Джону и добавил: — Не позволяйте ей заболтать вас. — Ой, я так рада за вас двоих, — сказала миссис Холмс, прижав ладони к груди. — Он был так одинок. Хотя никогда не признавал этого. Я так надеялась, что он встретит кого-нибудь и остепенится. Мало того, что она явно не купилась на их «дружеские» отношения, так еще и успела перескочить от этой версии к «жили они долго и счастливо». Джона это немного шокировало. Он не знал, что из этого тревожило его сильнее - то, что «мамуля» ожидала от них подобных отношений, или же его собственное спокойное принятие такого исхода событий. Джон совершенно честно признался себе: если бы Шерлок подъехал к нему сейчас и сказал: «Давай поженимся», он без колебаний ответил бы «да». В конце концов, настало время разминок перед выступлениями. На Шерлоке действительно был одет костюм с перьями. Черными перьями. Джон с обожанием наблюдал за ним и не мог дождаться момента, когда сможет снова поговорить с ним, улыбнуться и сцеловать с его прекрасного лица ответную улыбку. Превратить этого неприступного «Черного лебедя», в своего Шерлока, ставшего привычным и родным. Того, который позволит вымазать его перышки пеной для бритья. Но у Шерлока была ужасная разминка. Он упал на первом же прыжке, а потом снова, когда встал и прыгнул еще раз. Он вставал, пытался вновь и снова оказывался лежащим на льду. Наконец, он оставил прыжки и просто нарезал круги вдоль катка, опустив голову. Перья трепетали на нем. Джон попытался понять, нарочно ли он это делал, чтобы усыпить бдительность других фигуристов, или был настолько напуган и зажат. — Могу я одолжить ваш бинокль? — вежливо спросил он отца Шерлока. — Конечно, — тот передал ему устройство. — Вы также можете прослушать, если хотите. — Послушать? — У него в наушниках прямая трансляция соревнования, — сказал Майкрофт скучающим тоном, — поэтому он слышит комментаторов. — О, — рассеянно сказал Джон, сосредоточившись на Шерлоке, которого рассматривал через бинокль. — Возможно. Шерлок не выглядел особо расстроенным своими неудачами. Он казался потрясенным. Джон наблюдал, как Холмс подъехал к бортику, и Лестрейд что-то сказал ему. Шерлок покачал головой, резко отвернулся от тренера, и Джон узнал этот взгляд. Смирение и страх. Джону он хорошо был известен. Он опустил бинокль и достал из кармана телефон. «Ты гораздо более привлекательный лебедь, чем я предполагал». «Не вздумай переодеваться, когда закончишь. Я сам хочу снять с тебя костюм». «Ты хоть представляешь, как я могу использовать эти перья?» Джон поднял бинокль и снова сосредоточился на Шерлоке, отчаянно посылая ему флюиды уверенности: «Возьми свой телефон. Перестань зацикливаться, и вместо этого подумай вот об этом». Шерлок жадно пил воду и, казалось, будто так и норовил рвануть к двери и сбежать оттуда. Он задержался и взял свой телефон, проверяя сообщения. А потом улыбнулся. Искренне. Джон увидел, как он набирает ответ, и через секунду лежащий у него на коленях телефон завибрировал. Джон посмотрел на экран. «Пустишь их на растопку? ШХ» Джон улыбнулся. «Уже лучше», — подумал он. Это было гораздо лучше. * * * К тому времени, как подошел момент выступления Шерлока, Джон так разнервничался, что ощутил себя больным. Он оперся на колени, через силу следя за разворачивающимся на льду представлением. Джон места себе не находил и хотел бы знать, как чувствовал себя Шерлок, когда был в положении простого зрителя. Нет, конечно, тот был совершенно спокоен. Шерлок сказал бы ему, что совсем не переживал, ибо знал, что Джон справится. — Хотите послушать? — спокойно спросила миссис Холмс, протягивая ему наушники. Джон не хотел, но отказать ей было бы грубостью. Кроме того он ощущал какое-то нездоровое любопытство в отношении того, что могли бы сказать эти болтуны. — …завоевал бронзовую и две серебряные медали за Олимпийскую карьеру, но так и не смог получить неуловимое «золото», — проговорила женщина драматично-приглушенным тоном. — Он был одним из претендентов на победу на обеих предыдущих Олимпиадах, но, как видите, исходя из его текущей позиции в рейтинге, скатился с Олимпа с такой скоростью, что уже давно не участвует в крупных мировых соревнованиях. — И его разминка была поистине ужасной. Ни одного нормального прыжка. Джон решил, что ненавидит всех этих людей. — Что думаете о его целях на этой Олимпиаде? — Мне кажется, он просто решил весело провести время и уйти из спорта на своих условиях. Джон чуть не поперхнулся. Они явно абсолютно не знали Шерлока. Шерлок вышел на лед, перья слегка подрагивали на сквозняке. А затем заиграла музыка. Джон наблюдал за скольжением фигуриста, особенно отмечая чистоту движений на ребре, памятуя о его словах. По мнению Джона, они выглядели глубокими, резкими и четкими. Он поднял взгляд, переводя его с ног на самого Холмса, чтобы оценить всю картинку вцелом. «Он великолепен», — подумал Джон. Во рту пересохло, и он знал — это вовсе не оттого, что уже видел Шерлока голым. Тот, в принципе, был просто потрясающим — стремительный, грациозный и прекрасный. Он заполнял своим присутствием весь каток, скользя, сжимаясь в пружину, кружась… Джон почувствовал, как зал замер в предвкушении, когда Шерлок немного сбросил скорость, подобрался, развернулся и повернул голову назад перед толчком. Через мгновение в наушниках зазвучали объяснения комментатора: — …свой первый прыжок: тройной тулуп и… Шерлок на льду вошел в высокий прыжок, мгновенно заставив зрителей ошеломленно замолчать. Через миг толпа разразилась бешеными овациями, приветствуя его. В наушниках Джона мужчина-комментатор воскликнул: — Он изменил его на двойной аксель! Он просто вставил двойной аксель в свою программу! С этого все и началось. Следующие четыре с половиной минуты каждый вздох в зале был посвящен Шерлоку, он властвовал над зрителями и делал это легко, будто вскользь. Он приземлился после прыжка быстро и чисто, выполнил вращение, которое выглядело невероятно быстрым, и толпа ревела, поддерживая его, практически в такт каждому его движению— быстрому, стремительному, отточенному и, вместе с тем, плавному и грациозному. Когда выступление закончилось, вопли и овации зрителей были оглушительными. Джон не хлопал вместе со всеми, потому что это было слишком прекрасно, чтобы просто сидеть и рукоплескать. Он поднял бинокль и взглянул на стоящего на льду Шерлока. Тот улыбался. По-настоящему улыбается. Голос комментатора в наушнике Джона сказал: — И это было выступление Шерлока Холмса. Достойное соревнований. — Это была демонстрация не только виртуозной голой техники, но и чувств, — согласилась женщина-комментатор. — К технике Холмса редко можно было придраться, он всегда был сильным фигуристом, однако в его программах не хватало эмоций, необходимых зрителям, чтобы увидеть в нем живого человека. Сегодня ему это удалось. — Это не только лучшее выступление Шерлока Холмса на Олимпиаде. Возможно, это лучшее исполнение, которое мне удалось увидеть за весь сезон. — Однозначно, — согласилась женщина. Джон снял наушники. «Твой ход, Мориарти», — злорадно подумал он. * * * Вечер закончился лидирующим Мориарти и Шерлоком, отстающим всего на три десятых очка. Их ближайший конкурент получил на восемь десятых очка меньше самого Шерлока. Джон принял поздравления семьи Холмс от имени Шерлока, оправдывая его тем, что тот наверняка устал, и ему нужно было подготовиться к его короткой программе завтрашним вечером. На самом же деле он просто пытался защитить Шерлока от раздражения, несомненно, вспыхнувшего бы в нем от необходимости быть в обществе. Кроме того, мысль медленно раздеть «лебедя» и заполнить все его время собой— будоражила. Джон дожидался Шерлока у дверей перед служебным входом. Он написал ему, сообщив, где будет находиться, но ответа не получил. Снова написал после окончания всех выступлений — и опять тишина. В дверях появился Мориарти, и Джон выругался, глянув по сторонам, в надежде куда-нибудь скрыться. Это было глупо, ибо американец сразу заметил его и подошел ближе. — Шерлок, видимо, снова в игре, — холодно произнес он. — Задело? — подначил Джон. — Передай, что я задолжал ему падение, — сказал Мориарти, резко развернулся и отошел. Джон проводил его взглядом, улыбнулся и снова отправил Шерлоку сообщение: «Ты напугал Мориарти». Он почти нажал на «отправить», когда в дверях появился Лестрейд. — Джон, — сказал он, не скрывая удивления. Джон не знал, почему тот удивился. — Привет, — ответил он. — Я жду Шерлока. — Он пошел домой. Джон моргнул. — Что? Когда? — Сразу после выступления. Не хотел столкнуться с другими участниками. Я думал, он сообщил вам. — Нет, — сказал Джон, разрываясь между раздражением и обеспокоенностью. — О, Боже, — напряженно сказал Лестрейд. — Ладно. Не страшно, — заверил его Джон. — Уверен, он уже дома и ждет меня. — Если… если его не будет там, свяжитесь со мной немедленно. У вас есть мой номер? Джон протянул ему телефон, чтобы тот мог внести в него свой контакт. — Думаю, вы зря паникуете, — сказал Джон. — Он хорошо выступил и просто хотел избежать столкновения с Мориарти. В этом был смысл, но хотелось бы оказаться посвященным в этот план. Лестрейд фыркнул и вернул Джону его телефон. — Просто сообщите мне, если дома его не будет. Джон кивнул, собираясь уйти и думая, что Лестрейд наверняка преувеличивал. Тренер окликнул его, останавливая: — Он прекрасно выступил сегодня. Джон обернулся, ощущая удовлетворение, ибо, несмотря на то, что считал так же, не был специалистом. Он радостно кивнул. — Я не припоминаю у него подобных выступлений, — продолжил Лестрейд. — Спасибо. Джон усмехнулся. — Это все он. — Нет, это из-за вас, — решительно сказал Лестрейд. — И я не знаю, понимает ли он это, поэтому благодарю вас за него. Еще раз — спасибо. И Лестрейд ушел, обогнув Джона, а тот еще долго стоял не шелохнувшись, задумчиво глядя в ночь. * * * Джон вошел в дом фигуристов и обнаружил в гостиной британскую команду в полном составе. Они заметили его появление, но не сказали ни единого дурного слова о Шерлоке. Джон счел это молчание победой. К счастью, Шерлок оказался в спальне. Он лежал, распластавшись на кровати. И курил. В комнате стоял сигаретный смог. — Боже, сколько же ты уже выкурил? — спросил Джон, кашляя и немедленно направляясь к окну, чтобы открыть его. Тот не ответил. — Шерлок, — сказал Джон и подошел к кровати. Он схватил пачку сигарет, лежащую рядом с Шерлоком. — С каких это пор ты куришь? — Я всегда курил, — ответил тот, глядя в потолок. — Видишь, Джон, как, в конечном счете, ты мало обо мне знаешь. Джон в замешательстве качнул головой, отказываясь вестись на провокацию. Он вошел в ванную и пустил воду, а затем вернулся в спальню. — Давай, идем, — сказал он. Шерлок не ответил. — Шерлок, — жестко сказал Джон, озадаченный его поведением. — Пора принять холодную ванну. Ты не сделал этого, я же вижу.Ты даже не снял форму. Завтра твои мышцы заставят тебя пожалеть, если сейчас ты пренебрежешь холодной ванной. — Неважно, — сказал тот, по-прежнему глядя в потолок. — Что? — спросил Джон, думая, уж не ослышался ли он. Шерлок повернул голову и посмотрел на Джона. Его ледяные глаза блестели. — Я сказал: это. Не. Важно. — Конечно, важ… — Я проиграю, Джон. Так что лучше вообще не появляться, — Шерлок снова посмотрел в потолок. — Шерлок, ты не… — «Серебро», — усмехнулся Шерлок. — Кому нужно чертово «серебро»? Разве что одному из тех несчастных идиотов, которые дерутся за бронзу. Уж такие были бы счастливы, хоть раз в жизни получить его. — С чего ты взял, будто проиграешь? Ты всего на три очка позади Мориарти… — Мне нужно быть впереди него, Джон, — рявкнул Шерлок. — Я должен был лидировать в этой программе. Но я отстал. Мне не удалось. Все кончено. Финиш. Шерлок загасил окурок в чашке Петри, стоящей на прикроватном столике, и на секунду Джон задумался, откуда та вообще взялась в доме, арендованном для фигуристов. Потом Шерлок скатился с постели, прошел мимо Джона и выключил воду, достав затычку, чтобы опорожнить ванну. — Эй, — резко сказал Джон, развернувшись и зайдя следом за ним. — Ты не сдаешься. — Нет. Не сдаюсь. Я математически прикинул возможности и принял обоснованное решение. Люди, по большому счету, не склонны к этому, Джон. Они занимаются самообманом, утешаясь самыми нелепыми фантазиями. Я тоже был таким раньше, но потом сказал себе: я не собираюсь повторять эту ошибку. И приехал сюда, намереваясь выиграть. Но не буду выставлять себя дураком. — Шерлок, ты ни в коей мере не выставил себя дураком, — сказал Джон. — Ты забыл о своем выступлении? Слышал комментаторов? Они были без ума от тебя и сказали, что твой номер был лучшим за весь сезон. — Ну, на самом деле, лучший номер был у того, кто в данный момент опережает меня. — Шерлок… — Нет. Так и есть! Очки, Джон! — вдруг заорал Шерлок и принялся нарезать круги по комнате. Джон автоматически отступил. — Я говорил тебе об этом! Мне не хватает очков! — Ты сказал, что их едва хватает, — напомнил ему Джон. — Так и случилось бы, заработай я их все! И если бы Мориарти не показал себя во всей красе! Но я не получил максимальные баллы за свою программу. А он — получил. И я не смогу обойти его в короткой программе, у меня просто не наберется баллов. Его короткая программа отточена до совершенства, он катал ее весь сезон, и еще никто не превзошел ее с тех пор, как он с ней выступает. — Возможно, он сделает ошибку. Может он сдуру… — Мориарти не совершает ошибок, — сказал Шерлок, выходя из ванной, чтобы снова мелодраматично рухнуть на кровать. — Мориарти — не я. Джон задумался, затем выключил в ванной свет, подошел и лег на кровать рядом с Шерлоком, упорно смотрящим в потолок. — Если бы на твоем месте был я, ты никогда не позволил бы мне сдаться, — заметил он. Шерлок с отвращением фыркнул. — Потому что ты — это ты. Удивительный. В хорошем смысле этого слова. Самый лучший. Джон, который думал с точностью до наоборот — ведь это Шерлок был лучшим, — едва не рассмеялся. Как он вообще мог хоть на секунду подумать подобное? Джон собрался перебить его, когда тот вдруг продолжил: — Я всегда был уродом. Использование этого конкретного слова — «урод», — того самого определения, что Донован дала Шерлоку, заставило Джона замереть. Не замечая реакции на свои слова, Шерлок говорил дальше: — Они никогда не понимали, что со мной делать, и мне ни разу не удалось добиться от них признания. Я просто не знал, чего именно они хотят от меня. «О ком он говорит?» — подумал Джон. О судьях? — Это их проблема. Не твоя. — Нет, моя, поскольку именно я хотел золотую медаль, — горько сказал Шерлок и вдавил ладони в глаза. — Хотел идиотскую, чертову, проклятую золотую медаль. Я говорил себе прекратить, но снова возвращался, стоило услышать «Олимпийские игры», и думал, что на этот раз смогу продемонстрировать свой максимум и получить ее. Вот так. Теперь ты в курсе, какая я катастрофа, и можешь уйти. — С чего бы мне уходить? — Ты знаком со мной всего несколько дней и сейчас наконец-то узнал, что все советы, которые тебе давали по поводу меня, — правда. Только псих остался бы со мной. — Я никогда не был особенно вменяемым, спроси любого. И мне плевать на медали, Шерлок. Тебе — нет, и я понимаю почему, но я здесь, так что знай — выиграешь ты ее или нет — меня не волнует. Я не уйду. Неважно, что случится завтра. Неважно, что ты решишь делать. Мне плевать. Я здесь не потому, что желаю обладать золотым призером. И даже не из-за твоего умения кататься на коньках. Шерлок посмотрел на него. Он выглядел опустошенным и вконец уставшим, и, глядя на него, у Джона невольно сжималось сердце от сочувствия. Ему знакомо было это чувство, он сам жил с ним долгое время, пока не встретил Шерлока, и тот волшебным образом не прогнал его. Или, по крайней мере, не уменьшил. Вероятно, Джону просто необходимо было наполнить свою жизнь чем-то еще, кроме хоккея, более надежным и ощутимым. Чем-то, вроде Шерлока. И, возможно, именно это упускал в свое время Шерлок. Может быть, в его жизни не существовало ничего, кроме этой «золотой» идеи, и он нуждался в чем-то еще. — Тебя вообще бы здесь не было, если б я, как ты выразился, не катался на коньках, — устало заметил Шерлок. Джон покачал головой. — Вот почему мы встретились. Но я не поэтому остался. Шерлок смотрел на него, и Джон не понял, дошел ли до него подтекст сказанных слов. Джон подался вперед и поцеловал его в нос. — Ты собираешься сегодня спать в прокуренном тренировочном костюме? — Я вообще не намерен спать, — сказал Шерлок почти раздраженно. Джон покачал головой, но улыбнулся, чтобы сгладить острые углы и снова поцеловал его в кончик носа. — Дело твое. — Он скатился с кровати и принялся готовиться ко сну. Затем вернулся в спальню с лосьоном после бритья, вылил немного себе на ладонь и обмазал им Шерлока, который лежал на кровати, сложив «лодочкой» ладони. Ощутив прохладу лосьона, тот вздрогнул и открыл глаза. — Ты что творишь?! — Если хочешь заставить меня спать с кем-то, провонявшимся сигаретным дымом, то просто обязан дать мне некоторую свободу действий. Шерлок повернулся на бок, ворча себе под нос, и натянул одеяло до макушки. Джон улыбнулся. Шерлоку просто необходимо было обиженно надуться, и он решил не придавать этому значения. Отставив лосьон подальше, Уотсон выключил в спальне свет и лег в постель. Шерлок не повернулся к нему. Джон смотрел на застывшую спину и думал, что вовсе не так представлял окончание этого вечера. Он был уверен, что Шерлок будет светиться триумфом. Но теперь понял, отчего Лестрейд беспокоился о нем. Если Шерлок жил до появления Джона только фигурным катанием, вероятно, для него стало ужасным потрясением, когда вдруг это перестало получаться так, как хотелось. Джон наклонился и поцеловал Шерлока прямо сквозь одеяло, просто, чтобы напомнить — «я здесь и не собираюсь уходить». — Я не ожидал победы на первых Олимпийских играх, — вдруг заговорил Шерлок, и Джон замер, понимая, что тот может замолчать, если он шелохнется. — Когда же у меня это получилось, ощущения были непередаваемыми. Но совсем не связанными с желанием получить медаль. А потом, когда я снова вернулся, то должен был выиграть. И я на самом деле ожидал этого, потому что катался по-настоящему хорошо. Я должен был выиграть, но мне не хватило трех десятых балла, и они сказали, будто я не завершил как следует вращение, или что-то в этом роде. Ты можешь представить, каково это? Продемонстрировать лучшее из всего, что у тебя есть, быть уверенным, что этого должно быть достаточно, чтобы услышать в итоге: «Нет, все-таки нам нужно что-то другое». Я был недостаточно хорош для них. Дал то, что они хотели, но все равно оказался недостаточно хорош. Джону были неведомы страдания Шерлока по поводу оценок. Конечно, иногда ему приходилось получать парочку предупреждений от судий во время матча, но никогда не приходилось лежать ночи напролет без сна, задаваясь вопросом, как понравиться капризным арбитрам. Джон четко понимал, насколько это вообще противоречило самой личности Шерлока. Холмс казался ему очаровательным и неотразимым, но он понимал — не все видели его таким, и та резкость, с которой в первый раз обратился к нему высокомерный фигурист, являлась обычной при общении с окружающими. Шерлок выбрал спорт, идущий вразрез с его характером. Неудивительно, что его настолько раздирали противоречия. — Они были идиотами, — сказал Джон. — Да неважно это. Они — судьи. И если мне нужна золотая медаль, я должен был преодолеть это. — Шерлок перевернулся на спину, сбросив одеяло. — Так что ненадолго я…сдался. Фигурное катание превратилось для меня в воплощение идиотизма, поэтому я… увлекся кое-чем другим. — Шерлок многозначительно замолчал, и Джон совершенно отчетливо понял эту паузу — наркотики. Шерлок глубоко вздохнул. — Когда и с этим было покончено, я убедил себя, будто лучшее, что можно сделать — вернуться и показать им, насколько они ошиблись в прошлый раз. Эта идея неимоверно привлекала меня. Вряд ли для тебя это будет таким уж сюрпризом, ты уже понял, как мне нравится доказывать людям их собственную неправоту. Джон едва заметно хмыкнул, поскольку знал — нечто подобное и ждал от него Шерлок. — В этот раз я намеревался самым пристальным образом следить за своей техникой, чтобы не допустить никаких «незаконченных вращений», за которые с меня снимут баллы. У меня отлично прошли два сезона перед Олимпиадой, я был абсолютным фаворитом, и никто даже близко не мог приблизиться к моему рейтингу. А затем я снова проиграл. «Не хватило чувств» — сказали они. Это немного не то, чего хотелось. Джон выдержал паузу. — Я не могу дать тебе золотую медаль. Но ты — все, чего я хочу. — Еще раз напоминаю: мы знакомы всего пару дней. Между нами «олимпийские страсти», накал эмоций, и ты опьянен счастьем просто от нахождения здесь. — Это неправда, — запротестовал Джон. — Находящиеся в эйфории люди не особенно славятся блестящей ясностью мышления. — У меня нет эйфории, — Джон приподнялся, чтобы можно было нависнуть над Шерлоком. — Завтра ты выйдешь на лед и выступишь так, как захочешь. И по-прежнему будешь тем единственным, кого я жажду. Если я и опьянею от чего-либо, то лишь от тебя. — Ты смешон, — сказал Шерлок, тоном вкладывая в эти слова совершенно противоположный смысл. — Знаю, — сказал Джон. — Думаю, это одно из лучших моих качеств, — он наклонился и поцеловал Шерлока, настойчиво проведя языком по губам, заставляя раскрыться сжатый рот и впустить его. Шерлок ответил и немного повернул голову, чтобы удобнее было углубить поцелуй. — Неправда, — пробормотал он. — Неправда? — Джон покрывал подбородок Шерлока легкими поцелуями. Тот ахнул и зарылся ладонями в волосы Джона. — Ах, ну конечно, ты считаешь лучшим во мне — мою сексуальную прическу. — Но большую часть времени ты ужасно прилизываешь свои волосы, — сказал Шерлок, часто дыша. — Верно, — Джон лизнул кадык любовника. — Я почти забыл об этом. — Ты гораздо больше, чем совокупность хороших качеств, — сказал Шерлок. Джон уткнулся носом в его шею, оттягивая ворот тренировочного костюма. «Своеобразная версия признания от Шерлока Холмса?» — предположил он. Но ему понравилось. Он просто… любил его. Джон поднял голову и посмотрел на Шерлока. — Я в жизни ни от кого не слышал таких милых и приятных слов, — сказал Джон. — Иногда я начинаю переживать по поводу того, что у тебя явно не все в порядке с головой, Джон Уотсон. — Ну, у меня была психосоматическая хромота, если помнишь. Шерлок коротко рассмеялся, но Джон воспринял это окончательной победой. Когда он наклонился и снова поцеловал Шерлока, тот без колебаний ответил на поцелуй.