Незаконченный портрет

— Я не хочу отпускать тебя, — сказала старшая медсестра, когда Ван Яо выпрямился перед ней в своей новой форме, ― ты самый спокойный из всех моих пациентов. Никогда не жалуешься на боль, не ругаешься… и не куришь у меня за спиной. Ах, я почти влюбилась в тебя! Старшая медсестра была старше Яо лет на десять, и она всегда подшучивала над ним во время их разговоров. Чтобы сгладить неловкий момент, китаец попытался отвлечься на свое отражение в зеркале. Он не смотрел в зеркало уже больше полугода. Юноша похудел, черты его лица стали тверже, а между бровями появилась складочка. Как сильно можно измениться, живя фронтовой жизнью? Может быть, на его лице когда-нибудь появится место и для улыбки… — Но я не люблю разрушать пары. Наверняка твоя возлюбленная будет убита горем, если я отобью тебя у нее, ― гордо объявила медсестра и приблизилась к нему, — дай угадаю, твоя возлюбленная находится на фронте, так? Все эти дни ты смотришь в сторону фронта. Это какая-нибудь очаровательная медсестричка? Может быть, та девчушка, Наташа Брагинская? Услышав первую часть ее слов, Ван Яо почувствовал себя неловко, но дослушав до конца, он уже не мог скрывать своего смущения. ― Если это так, сердца многих будут разбиты… — вздохнул он. ― Тогда признайся этой глупой девчонке! Не будь таким нюней! Она хочет любви, просто не может признаться самой себе. Она должна наслаждаться жизнью, пока может, — сказала медсестра, ― кто знает, как долго будет длиться эта война. А молодость так коротка… Даже когда Ван Яо уже сидел в грузовике, слова медсестры звучали в его ушах. Кому он мог признаться? Во всяком случае, Наташе бы он точно не стал говорить о своих чувствах. Он не хотел ощутить на себе ее укоризненный взгляд, пронзающий будто острый нож. Когда грузовик был уже в километре от пехотной базы, Яо спрыгнул вниз. Он бежал навстречу к своим однополчанам, не скрывая своей радости и волнения после долгой разлуки. Все кричали «Ура», крепко обнимали его и кидали вверх свои шапки. — Ты выбрал отличный день, чтобы вернуться! Никаких заданий! Скоро будем праздновать новый 1942 год! Когда он закончил принимать бесконечные поздравления, на часах уже был полдень. Единственный, кого он еще не повстречал, был Иван Брагинский, который теперь служил в пехотном подразделении. Но Яо знал, где найти его. ― Нет такого человека, которого бы Ван Яо не смог бы найти! — сказал он гордо, повторяя за Иваном. Русская земля всегда славилась своими красивыми и величественными лесами. Ван Яо любил лес, потому что он любил биологию. Иван Брагинский тоже любил лес, потому что он был его сыном. Когда Яо шагнул в чащу тополиного леса, он увидел Ивана. Ваня сидел под высоким белым от снега тополем, прислонившись спиной к стволу и держа на коленях листок с картонкой. Он сосредоточенно рисовал на этом листке маленьким карандашиком. Холодное и яркое солнце поднялось высоко над ветками деревьев, его лучи падали на светло-русые волосы Вани, превращая их в теплый янтарь и мед. Как будто солнечный свет, принявши мольбы природы, сошел с ясного неба и короновал этого красивого молодого человека. Яо спокойно стоял около другого дерева. Он наблюдал за сосредоточенным лицом, склонившимся над листком бумаги. В самых ранних воспоминаниях Яо тоже присутствовал лес освещенный утренним солнцем. Он помнил, что это были похороны его бабушки, когда ему было два или три годика. Он не мог вспомнить плачущих лиц родственников, но верхушки деревьев, покачивающиеся от прикосновений легкого ветра, остались в его памяти навсегда. Хоть эта природа и напоминала ему о смерти, она так же показала ему прелесть этой жизни. Он смотрел, как солнце припекает светлую макушку Ивана, и ему хотелось мчаться к нему, подобно быстрому ветру. Солдат чувствовал, будто у него за спиной выросли крылья. Иван был похож на красивого и молодого лесного бога. И именно этот «лесной бог» спас Яо от смерти… И тут, «лесной бог» отложил бумагу в сторону и медленно поднялся. ― Моя капризная лошадка, как долго ты собираешься там прятаться? От неожиданности, Ван Яо почувствовал себя ребенком, которого поймали на шалости. Юноша пошел в сторону Ивана, стараясь идти прямо, как настоящий солдат, но он не понимал, куда деть эти проклятые руки. Затем он прокашлялся, как все мужчины делают, перед тем, как начать говорить. Поговорить об их разлуке? Или поблагодарить за спасение? Все казалось каким-то неподходящим в данный момент. Счастливая искра мелькнула в глазах у Брагинского. — Медицинская палатка не самое лучшее место для жизни, — солдат громко засмеялся, ― ты явно растерял свои навыки разведчика! Хотел застать меня врасплох, но я заметил тебя сразу, как только ты пришел! Слова Ивана пробудили в Яо игривое недовольство. Чтобы доказать то, что он до сих пор является хорошим разведчиком, а так же, чтобы немного попрактиковаться после долгого отдыха, Ван Яо схватил Ивана за плечо, планируя «преподать ему урок». Но внезапно, все перед его глазами завертелось, и юноша обнаружил, что брошенный на землю человек был он сам. Может быть, это нельзя было назвать броском на землю, так как руки Ивана аккуратно обхватили его тело, предотвращая падение на холодную и твердую почву. Затем, Иван поднял его на руки, точно так же, как в ту ночь, когда он нес его через снежное поле. — Мои извинения, ты до сих пор кое-что умеешь, ― прошептал молодой человек прямо в его ухо. Теплое дыхание заставило Яо содрогнуться, — но я тоже умею брать в плен. Как только тело Яо сжали в сильных объятьях, ему показалось, что наступила весна, деревья покрылись зеленой листвой и защебетали птицы. Он немного растерялся, когда услышал слово «плен», но затем резко покраснел от стыда и обиды. Не говоря ни слова, он попытался выбраться из рук Ивана, но быстро понял, что это объятие было более крепким, чем он себе представлял. ― Ты прямо как медведь какой-то! — он наконец-то открыл свой рот, ― откуда в тебе столько силы?! — Той ночью ты был ранен, — Иван опустил голову, глядя на него, ― но теперь ты знаешь. Даже если ты поправишься полностью, все равно не сможешь от меня убежать. Его насмешливый тон действительно начал раздражать Ван Яо. Как только китаец снова попытался вырваться из объятий русского, Иван строго на него посмотрел и медленно произнес: — Если ты продолжишь себя так вести, я отнесу тебя прямо в лагерь. ― Если ты это сделаешь, то можешь больше не разговаривать со мной. — Ой-ой, ― Иван с насмешкой посмотрел на него, — Подождем и увидим. Все подразделение знает, что я нес тебя на руках весь обратный путь. Ван Яо внезапно прекратил бороться. Он не был уверен в том, что сможет не разговаривать с Иваном, но был уверен в том, что Брагинский мог с легкостью донести его до лагеря. Он отвернулся и в отчаянии закрыл глаза, но веселый смех Вани все-таки проник в его уши. — Эх, ты… ― Иван поставил его на землю, позволив опереться на тополь. Он положил обе руки на его плечи, не прекращая смеяться. Внезапно, без какого-либо сигнала, Иван впился своими губами в губы Яо, как в ту ночь в зимнем лесу. Ван Яо не знал, как долго длился их поцелуй. По факту, он мало что помнил, после того, как Ваня начал его целовать. Все что он запомнил, это то, что Ваня наконец отпустил его, посмотрел на него и побежал из леса, продолжая смеяться. Яо остался стоять под тополем. Он взял в руки толстую картонку для рисования, которую Иван оставил на земле и обнаружил на бумаге свое собственное лицо, глядящее на него с легкой улыбкой. ― Ну и почему ты смеялся? Почему ты смеялся?! ― он присел на снег, продолжая держать в руках собственный портрет.