Незаконченный портрет

«Прямая трансляция из Москвы… докладываем о битве 7 января 1942 года…» После первого же звонка в дверь, Люба Орлова подлетела к двери, как веселая птица. Взяв по одному письму в каждую из своих маленьких ручек, она полетела обратно к своей маме, которая до сих пор слушала радио. — Мама! – прокричала она, — от папы снова пришло письмо с фронта! Оба письма были сложены в треугольники. Знак того, что они действительно с фронта. Но мама посмотрела на конверты, улыбнулась и покачала головой. — Дорогая, это не от папы. Это письма от тети Наташи и дяди Вани. Люба любила тетю Наташу, потому что она была очень хорошенькой и пела красиво. Дядю Ваню она тоже любила, потому что его рисунки были невероятные. Люба повесила свой портрет, который нарисовал ее дядя, прямо над изголовьем своей кровати. Она всегда говорила: «Рисунок больше похож на Любу, чем сама Люба!» И конечно, она любила дядю Ваню, потому что он был очень красивый. — Но нет никого красивее, чем мой папа, — всегда добавляла Люба с серьезным лицом, когда ее разум натыкался на подобные мысли. Никто в мире не мог сравниться с ее папой – капитаном военно-воздушных сил, Андреем Орловым. Семь лет назад, по рассказам старших, когда ее папа был студентом авиационного училища, он провел лето в деревне Березовской. Все девушки в деревне ходили за ним по пятам, но в конце концов, он забрал в Москву ее маму. Тетя Наташа, которой было тогда почти двенадцать лет, когда они уехали, сидела с равнодушным выражением лица, так как была в обиде на то, что красивый мужчина не замечал ее. Дядя Ваня же был только рад: на одного контролера его действий стало меньше. — Мама, что там в письме? – спросила Люба с любопытством, когда ее мама открыла первое письмо. Но Тоня не начала читать его вслух, как она обычно это делала. В ее глазах сначала промелькнуло удивление, а потом она улыбнулась. — Дорогая, ты еще слишком мала, чтобы понять это. Это письмо про любовь. Люба надула губки. Ей же было почти пять лет! Полгода назад, когда папа ушел на фронт, он сказал ей: «Люба, ты уже большая девочка. Позаботься о своей маме и о будущем братике или сестричке». Это было полгода назад, и Люба должна была совсем скоро стать старшей сестрой, но ее мама до сих пор относилась к ней как к маленькому ребенку! — Но папа сказал, что я уже большая! – запротестовала Люба, — Генерал Елизавета возвела меня в генералы на прошлой неделе! Я тоже понимаю в любовных делах, мы с ребятами постоянно говорим об этом… ― Иди поиграй со своей подружкой-генералом. Маме нужно написать несколько писем. После того, как ее дочь исчезла за дверью, Тоня Орлова уселась поудобнее для себя и для малыша внутри нее и внимательно осмотрела письмо, которое она держала в руках. Если бы на нем не было написано «Наталья Брагинская», она бы не поверила, что это письмо написала ее серьезная младшая сестра. Письмо было довольно грязным. Большинство предложений были зачеркнуты, слова писались поверх других слов, в целом получался какой-то бессвязный текст. Единственное более-менее понятное предложение было в самом конце: «Я обречена… дорогая сестра, спаси меня. Скажи, что мне делать…» Такое письмо было в диковинку для старшей сестры. ― Я не могу поверить, что Наташа влюбилась, ― размышляла она, ― судя из письма, она не хочет признаваться в этом себе… о чем только думает Ваня? Они же в одном подразделении, почему он ее не образумил? Тут она вспомнила, что до сих пор не открыла письмо от Вани. Хотя, она уже наперед знала, что в нем написано. Привычное «Жив и здоров. Целую, Ваня». Видимо, таким образом он доказывал свое спокойствие и мужество. «Он просто глупый мальчишка. Нельзя полагаться на него в ситуации с Наташей, - подумала Тоня, открывая его письмо, - у него даже не было серьезных отношений раньше. Да, были какие-то любовные записки от одноклассниц и пару раз он гулял с кем-то в парке, но это не считается…» Когда она открыла конверт, то на ее колени выпало несколько порванных листов бумаги. — Это еще что за шутки? – поначалу, она отнеслась к этому, как к простой детской шалости, но потом, она поняла, что это письмо было гораздо более информативным, чем его предыдущие краткие отчеты. Поэтому она решила собрать этот паззл. Спустя пятнадцать минут, она уставилась на порванные куски бумаги сложенные вместе, и в ее сердце внезапно поселилась смутная грусть. В начале ее брат процитировал несколько предложений из «Войны и Мира», вызвав тем самым у нее недоумение. Затем, он начал с негодованием оскорблять войну: выбранные им слова были достаточно литературными, чтобы их напечатали в газете. И теперь, он писал о том, как он завидует. В памяти Тони, ее самодовольный брат никогда и никому не завидовал. «Дорогая сестра, я знаю, что тебе будет неприятно это читать, учитывая, что Андрей до сих пор находится на фронте, но я должен тебе сказать. Я завидую тебе. Когда ты встретила своего возлюбленного, война еще не началась. Я так же немного завидую Любе, потому что, когда она найдет свою любовь, война уже кончится. Я завидую всем молодым людям, которые будут жить через пятьдесят, шестьдесят и семьдесят лет спустя. Хотел бы я дожить до того времени, чтобы сказать им, что они счастливые люди…» Следующий параграф он зачеркнул. Его почерк стал неразборчивым. «Иногда я думаю о том, что защищаю не только Москву, но и всех живущих в ней людей, включая тебя с Любой, а так же тех людей, которые еще даже не родились. Увы! Я защищаю тех людей, которым безудержно завидую… я не могу ничего поделать, только жалеть самого себя… но я имею на это право. Как только я вырос, война ворвалась ко мне домой, словно я был рожден, чтобы воевать. Бах! Война по-доброму отнеслась ко мне и подарила любовь… я не могу утверждать, что нет на свете лучше человека, но я бы не за что не променял его на кого-то другого… Сестра, ты бы променяла своего Андрея на кого-то, даже если бы этот человек был в десять раз лучше?» ― Как я могу, Ваня! – произнесла Тоня. Она почувствовала, будто ее брат сидит с ней в этой комнате и смотрит на нее с завистью и болью. Она могла понять его чувства, но не могла представить веселого и гордого Ваню с таким лицом… Она глубоко вздохнула и продолжила читать разорванное письмо. «… Но не думай, что я боюсь смерти! Человек, которого я люблю очень храбрая особа… и я не менее храбр, чем твой орел Андрей. Я просто хочу жить полной жизнью… война не будет длиться вечно, и когда-нибудь я вернусь к своим повседневным делам. Но теперь, я боюсь этой повседневной жизни, о которой мечтал. Ты понимаешь меня, Тоня? Когда я сражаюсь, я знаю, что моя любовь рядом со мной, и я даже могу спасти ее. Смерть не может разлучить нас, но жизнь может!» В конце, ее брат крупно написал: «Не волнуйся обо мне. Ты же знаешь меня столько лет!» ― Да, знаю… ― прошептала Тоня, ― я знаю, что ты храбрый человек. И я знаю, что ты порвал свое письмо, после того, как закончил его. Но все равно послал его своей сестре… В этот момент, Тоня почувствовала, как малыш внутри нее легонько пнул ее маленькой ножкой. Она любила своего малыша со всей нежностью и лаской, на которую способны женщины. ― Ты все это слышал, правда? Это письмо от дяди Вани. Он сказал, что защитит тебя и сказал, что завидует тебе…