Незаконченный портрет

Ван Яо нежно сжал запястья Ивана обрушившиеся на его плечи. Его пальцы ощутили быстрое сердцебиение, неожиданно вернувшее его в далекое детство, когда мама научила Яо измерять у человека пульс. Он не мог забыть этот трогательный момент изумления и восторга от осознания того, что Земля подарила ему жизнь. Но вскоре, похороны бабушки помогли ему осознать, что Земля способна как давать, так и забирать жизни. А затем, после бесконечного пролития крови на его земле, Яо понял, что должен умереть за нее. Ему не хотелось убирать свои руки с запястий Ивана. ― Ваня! Ты и есть жизнь! – сказал он громким и чистым голосом, как у мальчишки. ― Только человек изучающий биологию может сказать что-то такое, ― Иван снова стал спокоен и продолжил в своем юмористическом тоне. ― А я простой художник. Моя задача – перенести жизнь на бумагу в своей собственной интерпретации. И тут, Яо вспомнил, что Иван все это время сжимал в руке его портрет. Он быстро схватил листок. К счастью, портрет помялся только в углу. ― Посмотри, что ты наделал! Поаккуратнее нельзя? ― Когда война закончится, я нарисую еще один. Этот портрет… это еще ничто. Портрет был нарисован на оторванном листке бумаги из школьной тетради, которую Иван привез из своей деревни, когда Советские войска совершили контрудар и вернули себе Рогачево-Березовские территории. Никто бы не смог найти на поле боя качественную бумагу и краски. Но Яо действительно понравился этот карандашный набросок. Особенно ему нравились его выразительные глаза, как будто улыбающиеся. Это были его собственные глаза, но на удивление романтичные. Когда он смотрел на себя в зеркало перед войной, он никогда не видел в них такого выражения. Но он знал, что не мог выглядеть как-то иначе. Потому что точно такое же выражение он видел на лицах Наташи и Ториса, а так же на Ванином лице, ясное и меланхоличное, как зимнее небо. Он не мог вспомнить, как привстал на цыпочки, руками обхватил шею Вани и настойчиво поцеловал губы своего возлюбленного. Всем, что он мог вспомнить, было его пылающее лицо, после того, как сильные и теплые руки обхватили его талию. ― Как ты можешь говорить, что это плохой рисунок! – Яо наконец оторвался от него, пряча свое смущение от их близости, устремив взгляд на рисунок и указывая на него пальцем, ― посмотри на глаза, они же просто волшебные… ― Ты показываешь на шею, — Иван улыбнулся и подмигнул ему. Яо показалось, что улыбка Вани была такой веселой, словно он находился на шоу обезьянок. И чтобы доказать, что он не обезьянка, Яо прокашлялся, как делают все настоящие мужчины перед тем как начать говорить, и серьезным тоном продолжил: — Посмотри на глаза. Они действительно, как будто «пририсованные дракону». Русское выражение «последний штрих» выпало из его головы, поэтому он сказал эту идиому из своего родного языка. Как и ожидалось, Иван в замешательстве поднял бровь, так что Яо поспешно добавил: — Ты рисуешь дракона, а затем, дорисовываешь ему глаза, и тогда он оживает! — Хорошо, тогда объясни, что такое «дракон»? Ван Яо тут же повеселел. Перед Иваном, который вечно относился к нему как к маленькому ребенку, он наконец-то смог почувствовать свое превосходство. — В моей стране, дракон или «Лун» - это магическое существо из легенд. Люди уважают и почитают его. Моя мама часто называла меня «Лун» … — дальше Ван Яо стал рассказывать ему о видах китайских драконов, пока Иван умоляюще его не попросил: — Пожалуйста, расскажи мне про нарисованные глаза у драконов! — Примерно тысячу четыреста лет назад, когда еще даже не было Великого Княжества Московского, — он самодовольно поднял подбородок, — в Китае жил один великолепный художник. Вещи, что он рисовал, выглядели так натурально, почти как живые! Возможно, что когда-нибудь ты будешь как он… в общем, он нарисовал четырех драконов на стене. Трех драконов он изобразил без глаз и лишь одному дракону он пририсовал их. И тогда "грянули громы и молнии", стена треснула и дракон унесся в небо. — … почему? — Потому что дракон фантастическое и даже божественное существо… если нарисовать ему глаза, он улетит. Драконы без глаз так и остались на стене. — Яо… драконы возвращаются назад? — Драконы свободные существа. Что его может удержать? Он улетает и никогда не возвращается… Тугая боль внезапно сковала сердце Брагинского, его лицо стало мертвенно бледным. Яо почувствовал, как обе его ноги оторвались от земли – Иван подхватил его под коленями и поднял на руки, как тогда, перед Новым годом в лесу. Как они были тогда счастливы… Яо не сопротивлялся, даже не издал ни единого звука. Только уткнулся в его сильное плечо, не позволяя Ивану смотреть ему в глаза. Прямо как в ту ночь в лесу рядом с деревней Березовской, когда Иван поцеловал его в первый раз. — Ладно, вернемся к этой теме, — услышал он низкий голос Ивана, — этот маленький дракон в конечном счете улетит, да? Но что, если я просто буду держать тебя так и не позволю никуда улететь? — Я никуда не улечу… я останусь стоять не земле… Ванечка, ты помнишь свои собственные слова? Ты сказал, что мы «одного поля ягоды», что мы оба дети земли. И когда-нибудь в честь нас люди назовут какие-нибудь поля… Земля наша мать… Он не мог продолжать говорить дальше, потому что боялся, что заплачет. — Но у каждого из нас есть своя мама. Ты это хочешь сказать? — Ты не должен об этом думать, — он спрыгнул вниз, вырвавшись из рук Ивана. Ему хотелось побыть еще немного в этих руках, но китаец понимал, что тогда он точно расплачется. — Думай лишь о том, что прямо сейчас я рядом с тобой… Война продолжала управлять судьбами людей. К концу января 1942 года несколько немецких дивизий подоспевших с Запада вновь продвинулись в сторону Вязьмы, изменив ход войны в свою пользу. Война двигалась вперед по инерции. Наступательные операции были отменены, казалось, советские войска снова вернулись в стадию обороны своих территорий. В списке солдат вычеркивали все больше и больше имен. Иногда их вычеркивали прежде, чем кто-нибудь успевал запомнить имя этого солдата. В ходе недавних боев, пехотная разведка потеряла огромное количество человек. Наташа была занята уходом за ранеными солдатами и отправкой их в медицинские пункты. Ван Яо, Торис и другие не пострадавшие солдаты молча копали могилы. Ивана Брагинского не было среди тех, кто копал. Его левое плечо было ранено и Наташа только недавно оказала ему первую помощь. Он сидел в стороне с перевязанной рукой и мрачно смотрел на то, как трупы складывают в только что вырытые ямы. Как только Ван Яо закончил свою работу, он побежал к Ивану, сел рядом с ним и ласково положил одну руку ему на колено. Командование позаимствовало большую повозку в соседней деревне, собираясь отправить одного человека сопроводить раненных солдат в медицинский пункт. Яо вызвался добровольцем. Раненные солдаты лежали на соломе и быстро засыпали. Только Иван сидел в вертикальном положении и молча смотрел на спину Яо, следящего за лошадьми, как будто его взгляд мог обогнуть эту спину и встретиться с темными и одинокими глазами азиата. Когда медицинский пункт предстал перед их глазами, Ван Яо обернулся и ласково потрепал светло-русые волосы солдата. — Ваня! Не переживай. Ты останешься здесь ненадолго, а потом вернешься… Яо не стал возвращаться обратно сразу же после того, как они добрались. Он решил остаться, чтобы послушать, что скажет медсестра о состоянии Ивана. Старшая медсестра, которую Ван Яо знал, сняла бинты с плеча Ивана, нахмурилась и тихо обменялась словами с главврачом. — Твоя рана не такая уж серьезная, но ее вид не предвещает ничего хорошего. Тебе нужна операция. Мы решили отправить тебя в Москву. — Я никуда не поеду! — внезапно закричал Иван. — Я останусь здесь, и если вы не послушаетесь, я просто вернусь обратно на фронт! Медсестра в возмущении подняла свои тонкие брови. — Что это с тобой? Твой друг рядом… — она указала на Яо, ― он был таким милым мальчиком, когда лечился у меня, но с тобой так сложно! ― Ваня… — тихо стоящий рядом человек, наконец-то открыл свой рот, — она права. За плечом очень трудно ухаживать. Понадобится много времени, чтобы вылечить сустав. Но они оба все понимали! Если раненый солдат лечится в медицинском пункте неподалеку, то после выздоровления он сможет вернуться обратно в свою часть, но если солдата отправить на лечение в тыл… то будет сложно сказать, куда его отправят после выписки. — Извините, — Иван тяжело дышал, — но если я не поеду в госпиталь, что тогда? — Что же, тогда лечение не будет быстрым. Возможны осложнения, — сказала старшая медсестра серьезно, — если тебе не повезет, руку придется ампутировать. Поэтому, если не хочешь лишиться руки, то поезжай в Москву. Иван опустил голову и больше ни слова не произносил. Он не мог вспомнить, как попал в грузовик, не помнил он, и как попрощался с Яо. Все, что он вспомнил, когда грузовик отъехал уже достаточно далеко, это то, как он смотрел на бледнолицего человека, стоящего на обочине. В его ушах до сих пор звучал шепот. «Я найду тебя… нет никого, кого бы Ван Яо не смог бы найти».