Незаконченный портрет

На столе лежал черный хлеб и стояла бутылка водки. Недалеко располагалась односпальная кровать, которую Ван Яо только что расстелил. Юноша сидел на стуле и наблюдал за Иваном Брагинским, сидящим на кровати и с жадностью поедающим завтрак. ― Если ты устал, то можешь немного вздремнуть. После того, как Яо привел Ваню в свою квартиру, он тут же нашел спальные принадлежности и расстелил для него кровать, пустующую уже больше полугода. По каким-то причинам, ему всегда казалось, что плечо Вани до сих пор не зажило. Он беспокоился за него, считая, что Ваня должен больше времени проводить в постели. В эти трудные годы люди особенно сильно переживали за здоровье своих любимых. Но как только Иван сел на кровать, он стал поедать пищу, которую Яо только что принес. Он торопливо ел, запивая свою внутреннюю печаль алкоголем. ― Прекрати… С волнением и легкой раздраженностью, китаец протянул правую руку, пытаясь стряхнуть крошки хлеба с подбородка Ивана. Яо еще не успел ничего понять, как его запястье с силой сжали и потянули на себя, заставляя юношу внезапно потерять равновесие и рухнуть на кровать. Он сел рядом с Брагинским. Ван Яо знал, что сопротивление бессмысленно, когда Иван чего-либо хочет. Как и пару минут назад, когда они только встретились, этот сильный молодой человек крепко держал его в течение долгого времени, боясь, что Яо может вдруг улететь от него, как дракон, которому только что дорисовали глаза. В конечном итоге, Яо пришлось привстать на носочки, чтобы дотянуться до уха Ивана и начать тихонько уговаривать отпустить его. Это напомнило ему его детство, тогда его маленькая сестра заблудилась, а когда он нашел ее, она долгое время не хотела его отпускать. ― Не надо меня жалеть… ― пробормотал Ваня, ― я старше тебя на два года. Но скрытая боль в больших глазах Ивана Брагинского разбивала Яо сердце. Он не знал, что делать, поэтому нежно накрыл своей свободной рукой глаза сидящего рядом молодого человека. Мог ли он одним движением снять всю боль и грусть, как это делала его мама? ― Ваня, я завтра уезжаю. Я ходил в горсовет и мне разрешили поехать в военное училище. Я вернусь на фронт через три месяца. Его жест был довольно интимным, но голос звучал ясно, как будто он рассказывал не о себе, а о совершенно постороннем человеке. Иван сидел по-прежнему, позволяя Яо прикрывать своей левой рукой ему глаза, но при этом, губы Ивана не прекращали над ним потешаться. ― Ну что же, отличный план. Через три месяца ты уже будешь лейтенантом. Наконец-то впереди меня! Ха! Ну, я почти представляю, как мы снова встретимся. Я буду обнимать и целовать тебя, и совсем позабуду отдать честь! Оскорбление начальства! Солдат Брагинский, ты будешь наказан! Пока солдат говорил, он поднял свою свободную руку и схватил Яо за левое запястье. Он мог чувствовать, как юноша перед ним слегка задрожал. Теперь обе руки Яо были под контролем Ивана. Прежде чем он закончил говорить, Иван толкнул Яо в бок, заставляя упасть на кровать. Голова немного заболела от резкого удара о жесткий матрас, но после слов Брагинского, упоминать об этом было бы не совсем правильным. ― Я предупреждал тебя. Я тоже хорош во взятии пленных, ― сказал Ваня неторопливо. Но Ван Яо не сопротивлялся, лишь бездумно уставился в потолок. Ему никогда не хотелось защищаться от Ивана. Иван залез на него сверху. Сердце Яо тревожно забилось под широкой грудной клеткой. ― Яо, ты же всегда хотел поехать в военное училище, правда? Но ты не поехал из-за меня… ― горячее дыхание и низкий голос заставили Яо содрогнуться. ― Сейчас, когда я уже не смогу вернуться в тот же отряд, ты можешь ехать куда хочешь… Яо отвернулся от него, и Иван начал нежно целовать его ухо. Он зарылся лицом в черные растрепанные волосы азиата, медленно произнося лишь несколько фраз. ― Поезжай в училище… три месяца спустя я, возможно, буду уже в новом отряде… и мы сможем встретиться снова… ― Россия большая. Очень сложно найти человека после того, как ты его потерял. Иван поднял голову и переместил свои губы на кожу под ухом юноши, решив заманить его в ловушку во время неприятной беседы. ― Хорошо, но неужели ты действительно не мечтаешь о том, чтобы мы снова встретились? Разве ты можешь быть уверен, что не будешь назначен в 62-ю армию? К тому же, внутри армейской группы так много дивизий… Иван одной рукой повернул лицо Яо к себе. Несколько непослушных прядей черных волос легли на бледное лицо китайца. ― Почему твои глаза покраснели, лейтенант? Кто же тебя такого послушает в будущем? ― Я обязан встретиться с тобой снова, ― услышал Ваня тихое бормотание, ― я должен быть с тобой до самого конца войны, потому что потом я вернусь к себе домой… Иван протянул ему руку и помог этому стройному телу подняться. Левой рукой он начал перебирать длинные запутавшиеся волосы Яо. ― Правда? ― Я поеду в пехотную школу, так что когда я закончу учиться, я все равно буду лейтенантом разведки. Ванечка, Млечный путь – дорога для нас, ты думаешь, что я когда-нибудь сойду с неё? Иван Брагинский, завидовал этой маленькой комнате. Он завидовал этой лампе, занавескам на окнах, деревянному столику и небольшой по размеру кровати, ведь в течение трех лет, пока Ваня не появился в жизни Яо, они сопровождали юного биолога. А ему, Ване, выпало лишь полгода со дня их знакомства до предстоящей разлуки. Он даже не знал, получится ли у них еще раз увидеться в этой жизни. Молодой мужчина так же завидовал бессмертным именам на книжной полке: Менделееву, Дарвину, Павлову, Шлейдену… Между книгами этих великих биологов находилась совершенно обычная на вид тетрадь. Иван взял ее в руки. ― Это мой довоенный дневник, Ваня. ― Ого! Сейчас посмотрим, чем ты занимался без меня! – Иван злорадно помахал тетрадкой в его руке. Он просто хотел подразнить его, никак не ожидая того, что Яо спокойно ему кивнет. Смущенный своей неудачной шуткой, он раскрыл дневник и пролистал его от корки до корки, но не нашел ни единого понятного для него слова. Ван Яо не смог удержаться и рассмеялся. ― Ой, ты… ― Ван Яо еле мог говорить из-за смеха, ― когда мы были маленькими, Чун-Ян всегда воровала мой дневник, чтобы узнать что-нибудь интересное, но она еще совсем не умела читать! Ты точно такой же! ― Ну, прочитай тогда мне сам! Эту страницу. И не переводи на русский, я хочу послушать твой язык. ― Я бы все равно не смог перевести. Это стихотворение. Ван Яо поднялся и взглянул на Ивана. В маленькой студенческой квартирке раздалась восточная речь. «Конь белогривый в узде золотистой К северо-западной мчится границе. Кто же тот всадник, летящий как птица? Конь белогривый, кто твой возница? Северных далей галантный герой Дом свой покинул совсем молодой. Имя прославил своею борьбой, Стрелы и лук держит сильной рукой.» Пока Яо читал, стихотворение как будто вырывалось из глубин его сердца. Словно Ван Яо читал стихотворение о себе самом. Иван спокойно вслушивался в иностранную речь, произносимую его любимым человеком торжественным, естественным и искренним голосом. Далекая страдающая страна, которой он никогда не видел, протянула к нему свои руки. «Нет, такие люди как он не могут умереть, ― сказал Иван себе молча, ― ведь не может же умереть это стихотворение?» Ван Яо сделал шаг вперед, продолжая читать. «Слушать не стал ни отца и ни мать, Время настало свой меч обнажать. Время настало все в жизни менять, Дети, жена – пусть останутся ждать. В списке храбрейших героев на век Этот бесстрашный воин-человек. Колокол смерти он слышал порой, Жизнь и душа – со своею страной…»* ― О чем это стихотворение? – спросил Ваня низким голосом. ― Яо, о чем оно? ― Обо мне.