Незаконченный портрет

― Я так и подумал, ― Иван посмотрел прямо в глаза своему красивому другу, ― хоть и не понял ничего. ― Тебе не нужно понимать стихотворение, ― он повернулся к Ивану спиной, ― достаточно того, что ты знаешь, что оно про меня. Иван подошел к нему сзади и левой рукой притянул к себе стройное тело за грудь. Правой рукой он дотянулся до свернутого холста, который положил на стол как только вошел в эту комнату. Он осторожно взял Яо за руку и положил сверток в его ладонь. ― Конечно, оно про тебя. Как оно могло быть не про тебя? Ван Яо развернул свой собственный портрет. ― Да, Ванечка… это я, ― плечи Яо задрожали в его объятиях. ― Это я! ― Мне потребовалась на это лишь одна ночь. Я думал, что уже никогда тебя не увижу. Это была сама жизнь. Портрет его любимого, который Иван рисовал прошлой ночью в квартире, где оплакивали смерть и радовались новой жизни. Этой ночью все вдохновение, которое Иван часто ловил, глядя на горизонт, влетело в эту комнату, где молодой художник сконцентрировано рисовал лицо человека, которого так любил. Иван и подумать не мог, что сегодняшний рассвет позволит им встретиться снова. Но на следующий день их вновь ждало расставание. ― Я не хотел рисовать твои глаза, ― Иван стоял прямо, чтобы Яо было удобно находиться в его руках, ― если верить твоим словам, я наконец-то позволил тебе улететь… Он почувствовал, что Яо хочет повернуться и посмотреть на него. Поэтому Иван напряг свои руки, не позволяя человеку в его объятиях двигаться, чтобы не видеть его темных глаз, глядящих в самое сердце. Бог знает сколько они простояли около открытого окна, глядя на падающий с неба снег. Холодный ветер ворвался в комнату, принеся с собой снежинки, упавшие на их головы и плечи, словно дракон, дающий понять, что навсегда улетел. ― Отпусти меня, Ваня. Иван выпустил Яо из своих рук и стал наблюдать за тем, как молодой солдат закрывает окно. Ван Яо аккуратно свернул картину, расстегнул гимнастерку и вложил холст в свой нагрудный карман. Затем, он снял небольшой кулон со своей шеи. Украшение находилось в маленьком мешочке, чтобы никто не мог разглядеть, что находилось внутри. Иван не помнил, что до этого Яо носил на шее этот маленький предмет. Прежде, чем он успел его о чем-либо спросить, руки Яо коснулись его волос и шеи, надевая небольшой мешочек на него. ― Носи его! У меня появилась маленькая подружка здесь. Вчера она отдала мне этот кулон как сувенир на память. Иван ответил немного ревниво: ― Какая-то маленькая девочка влюбилась в тебя, а ты отдаешь ее подарки мне. ― Ты себя слышишь вообще? – Ван Яо засмеялся и покачал головой. Через некоторое время он неохотно добавил: ― Она сказала, что эта вещь приносит счастье и благополучие. Она использовала ее, чтобы найти любовь другим людям… ― И ты решил отдать ее мне? – Иван взял Жу-Жу в свою руку и внимательно осмотрел небольшой мешочек. ― Тогда я должен знать, как эта маленькая штуковина выглядит. ― Эй, ты не можешь смотреть на нее! Моя подружка сказала, что ты должен ждать до Дня Победы, ― Яо мягко накрыл ладонь Ивана своей. ― Поэтому, ты доживешь до Дня Победы, Ваня! Иван вновь схватил Яо за тонкое запястье, но его дрожащий голос выдавал внутреннее волнение солдата. ― А-ха! Хорошо. Очень хорошо. А что насчет тебя? ― Ну, разве этого не достаточно? – Ван Яо с большой осторожностью достал три вещи из своего нагрудного кармана и разложил их на столе. Первой вещью была фотография с его матерью и сестрой, сделанная до того, как Ван Яо покинул свою страну. Вторым по очереди на столе лежал кусочек звездного неба. «Дорога разведчиков» растянулась на небольшом листке белой бумаги. Она была нарисована молодым астрономом Торисом, в ту звездную ночь, когда Иван Брагинский нес Ван Яо на руках через снежное поле. И последней вещью был аккуратно свернутый портрет Яо, нарисованный рукой его любимого человека. Вся забота и преданность его семьи, друзей и самой настоящей любви касалась груди солдата, в которой билось его пылкое сердце, сопровождая его последующие три года этой страшной войны. Иван взял маленькую фотографию в руки. Трое людей на фотографии казались ему незнакомыми, но очень приятными на вид. Три года назад Яо было всего лишь пятнадцать лет. Черты его лица были куда нежнее, а в глазах еще горел детский задор. Рядом с ним стояла маленькая девочка лет девяти. Ее черные волосы были заплетены в две косички, а большие блестящие глаза светились радостью, отчего она выглядела очень мило. Ивану хотелось еще немного посмотреть на эту маленькую девочку, но его взгляд был прикован к лицу матери Яо. В мире существовали такие женщины, за улыбкой которых скрывалась невидимая грусть и печаль, которую ничем нельзя было утешить. Такие женщины были склонны принимать боль и тяготы других людей на себя, переживая все это в одиночку, но при этом, мужественно держаться. В глазах матери Яо скрывалась неведомая сила понимания чужих жизней, которую женщина держала в секрете. Тоже самое, что он заметил в глазах у Ван Яо. Он поймал его взгляд на себе и уже не смог забыть в течение семидесяти лет. ― Ты очень похож на маму, ― пробормотал Иван, ― особенно глаза… ― Угадай, сколько ей лет, Ваня? Выглядит лет на пятьдесят? Но на самом деле ей нет и сорока, ― Ван Яо вздохнул. ― Я помню твою маму. Она выглядит уже как бабушка, но должна быть намного моложе. ― Всего лишь сорок девять… ты прав. Мамы быстро стареют. ― Иван резко обнял Яо за плечи и зашептал ему прямо в ухо. ― Ты даже не знаешь, как сильно моя мама переживала за тебя. Она была так счастлива, узнав, что я тебя спас, что даже заплакала… Снег перестал падать только к вечеру. По всем правилам, Иван сначала плотно зашторил окна и только потом включил настольную лампу. Но как только оранжевый свет наполнил маленькую комнату, он слегка отодвинул шторку и прижался лбом к холодному стеклу, словно маленький мальчик, глядящий на ночной город. ― Да, как ты и сказал… я очень хочу дожить до Дня Победы! ― Иван повернулся и заговорил почти агрессивным тоном. ― Я открою все окна и зажгу все лампы и буду смотреть на яркие огни Москвы! Ты еще увидишь. В этот день никто в Москве не будет выключать свет. ― Давай не будем говорить о будущем. Ваня, ты знаешь какой сегодня день? ― Четырнадцатое февраля, обычный день. А что? ― В моей стране сегодня канун Нового года, ― взгляд Ван Яо наполнился чем-то отдаленно радостным, ― сегодня все семьи собираются вместе. Никто не выключает свет. Иван горько усмехнулся: ― Когда война кончится, ты сможешь воссоединиться со своей матерью. ― Послушай, Ваня, ― Яо крепко сжал его руку. ― Я очень благодарен судьбе за то, что могу встретить Новый Год рядом с тобой… и я должен кое-что тебе сказать, ― юноша улыбнулся. ― Ты тоже очень похож на свою маму, Ваня. Особенно глаза. *** ― Ты устал, Ваня. Ложись спать. ― Почему я должен спать? Зачем? Когда я проснусь, нам нужно будет расстаться! ― Я уже знаю, как поступить! Когда ты проснешься, слово "прощай" для нас уже не будет иметь никакого значения. Обещаю. ― Правда? ― Зачем мне тебе врать? Ваня, иди уже спи. ― Хорошо, но ты тогда ляг со мной. ― Почему я так и думал… ― Соглашайся, Яо. Или ты думаешь, что я буду приставать тебе как к девчонке в середине ночи? ― …Ладно, я постараюсь забыть эту ужасную шутку… ― Почему ты до сих пор продолжаешь болтать, моя маленькая лошадка? ― Я знаю, что ты не относишься ко мне как к своей девушке. Сам об этом говорил, помнишь? Во всем мире не найти девушки, которая была бы лучше меня.