Незаконченный портрет

Грива Фейюнь* была такой же белой, как снег на горах Чанбайшань.** Глаза Фейюнь были такие же черные, как почва на реке Сунгари.** А кровь Фейюнь была такой же алой, как та, что текла внутри отцовской груди.

Ван Яо никогда не видел гор Чанбайшань, не видел он и реку Сунгари, но в душе его река и горы плакали, так как он знал, что в тех местах его отец вел войска на сражения с японскими милитаристами. Мама Яо каждую ночь зажигала лампу перед сном и читала ему последние строки, что написал отец. Ван Яо не знал, как именно его отец ушел из жизни. Но во снах он часто видел эту героическую смерть. Он видел берег реки Хуанхэ, где ветер ласково покачивал нежные ирисы. Он видел Фейюнь, что так напоминала облако, ее черные блестящие глаза. Папа подарил Яо Фейюнь, когда еще не ушел из дома на фронт, тогда она была совсем жеребенком, а Яо был маленьким мальчиком. Им с Фейюнь предстояло расти вместе в очень трудные времена. Пролетевшие мимо бомбардировщики отняли жизнь гордой кобылы, а ее белоснежная грива навсегда окрасилась в алый цвет. На секунду Яо показалось, что это кровь его отца, которую он так много раз видел во снах текущей с вершины заснеженной горы. Он поднял глаза, полные слез, к небу его многострадальной родины, и там, где уже начало заходить солнце, он увидел золотого всадника, мчащегося верхом на Фейюнь. У всадника были серебристо-русые волосы, глаза цвета молодой горечавки, и теплая, словно подсолнухи, улыбка. — Наконец-то ты проснулся, — мягкий голос выдернул его из кошмара. Он открыл глаза и услышал звук коллективного храпа его однополчан. Небольшая лампа качалась на двери их комнаты в бункере. Он увидел пару голубых глаз, принадлежащих Торису, которые с сочувствием смотрели на него. — Ты плакал? Страшный сон? — спросил он. Ван Яо кивнул и тут же вытер слезы с ресниц. Торис понимающе похлопал друга по спине. Люди, которые оставили свой дом из-за войны, порой не нуждались в словах, чтобы понять друг друга. Торис тоже часто думал о том, как вернётся на свою Прибалтийскую родину. Китаец поднялся с кровати, надел свою форму и вышел из бункера. Далеко на восходе между парочкой облачков сияла одинокая звезда. Он медленно зашагал по проторенному пути в их базовый лагерь. В замерзших лужах можно было увидеть пузырьки воздуха, и иногда в этих пузырьках находились застывшие листья березы или тополя. Яо всегда разбивал ногой эти лужи, доставал листочки, а потом хранил их в своей комнате в бункере. Это дело не отнимало у него много времени, а вкусный винный запах придавал какое-то особое настроение. Вдруг он увидел кавалериста Ивана Брагинского, с которым они познакомились только вчера. Солдат сидел под деревом, что-то рисуя под тусклым светом еще не взошедшего солнца. Ван Яо всегда был хорош в запоминании лиц. Особенно таких, как у Ивана. Эти глаза и теплая улыбка таили в себе какую-то магию. Один раз посмотришь — и уже не можешь выкинуть это лицо из головы. — Простите, что помешал Вам, — сказал Ван Яо, — но тут довольно темно, Вы не боитесь за свое зрение? Почему-то при мысли, что эти красивые глаза могут быть спрятаны за очки с толстыми стеклами, ему стало не по себе. — Ой, это ты, Ван! — Брагинский поднял голову и пару раз моргнул, — Не забывай, кто я такой. Глаза разведчика привыкли к темной ночи. Ничего страшного не случится. — Так почему бы Вам не порисовать днем? Я понимаю, что днем Вы заняты, но командир же не оставит Вас совсем без свободного времени, правда? — Рассвет всегда меня вдохновлял, — Иван улыбнулся и помахал листком бумаги, — до войны я учился в художественной академии. С тех пор я всегда люблю вставать рано утром, чтобы порисовать… Яо взял в руки его рисунок; при тусклом свете раннего утра он увидел красавца-коня, нарисованного карандашом. «Это так здорово. Он учился в университете до войны! — китаец держал работу в руках и не мог оторвать от нее глаз, — Какая большая и прекрасная работа. Может быть, он нарисовал своего коня Костю, а может быть, он нарисовал мою Фейюнь, которую никогда не встречал…» Иван почти прочитал его мысли: — Ты вчера не ответил на мой вопрос. Так, ты наездник? У тебя тоже есть лошадь? Сердце Ван Яо дрогнуло от накативших к нему чувств. Он начал говорить с кавалеристом, будто со старым другом, хотя они были знакомы всего один день. Яо рассказывал ему о своей Фейюнь и о себе. Спустя много лет, профессор Брагинский отчетливо помнил каждое слово, сказанное ему в то утро. Как сын героя, сражавшегося против японцев, пятнадцатилетний Ван Яо хотел пойти воевать в тех местах, где погиб его отец. Однако правительство решило отправить его на учебу в Советский Союз. Летом 1941 года он закончил школу и был готов поступить в Московский университет, но внезапно началась война. Ван Яо пошел в военкомат в тот же день, когда людям сообщили о нападении фашистской Германии, но ему сказали подождать немного до совершеннолетия. Вскоре из-за упрямства и смелости его все равно взяли. После небольшой подготовки Ван Яо был отправлен в пехотный разведывательный отряд. Он хорошо со всеми поладил, но его лучшим другом стал литовец Торис Лоринайтис. Отчасти потому, что характер этого парня был тихим, а может потому, что Торис был студентом Московского университета, в который так хотел пойти Яо. А возможно и потому, что только они в отряде не были москвичами. — Я должен вернуться в свой отряд, Иван, — сказал Яо, услышав шумные звуки из их лагеря. — Яо! — окликнул его Иван, — Ты не хочешь мне рассказать, зачем ты собираешь листья? — Солдат с любопытством посмотрел на листья, которые китаец нашел в замерзшей луже. — Наверное, потому что я всегда хотел стать биологом, мой дорогой художник! — Ван Яо улыбнулся и зашагал прочь.