Незаконченный портрет

Почему немцы выбрали именно этот момент для бомбежки? Сразу после того, как кавалеристы вернулись с задания? Солдаты просто сидели, обмениваясь шутками с кухонными работниками, готовящими для них. Иван стоял довольно далеко от остальных. Как только он привязал Костю, он подошел к границе их лагеря и посмотрел в сторону пехотной базы. Бомба взорвалась как будто внутри его головы. Когда Иван поднялся с земли, весь мир казался перевернутым вверх ногами. Многие солдаты и логисты погибли мгновенно. Все, что осталось на месте, где они только что были — гигантская темная дыра и выжженная почва. Вокруг были разбросаны черепки посуды и осколки оружия, образованные взрывом, а также останки — как мужчин, так и лошадей. Несколько человек, только что вышедших из бункера, пытались найти среди бесформенных тел хоть кого-то живого. Грохот бомбы полностью лишил Ивана слуха. Единственное, что он смог слышать — ржание его верного друга Кости, находившегося между жизнью и смертью. Каждый раз, когда Иван терял своих друзей во время боя, он обнимал Костю за шею и шептал ему на ухо: «Мы еще отомстим за них». Но сейчас Костя лежал на земле, борясь со смертью и мучительной болью. Когда Иван встал на колени рядом с ним и обнял за шею, как прежде, конь успокоился, изредка подрагивая. Он всегда был умным и терпеливым, даже сейчас, потеряв две ноги. Ваня погладил нос жеребца и положил небольшой кусочек хлеба в его трясущийся рот. Солдат всегда по-детски переживал из-за того, что его конь не получает достаточного количества пищи. Поэтому он часто оставлял немного хлеба из своего ежедневного рациона. Костя нежно облизнул его пальцы. Конь смотрел на кавалериста своими умными темными глазами, прожигая сердце насквозь. Среди людей Иван знал только одного человека с такими же глубокими и темными глазами. И этот человек в данную минуту бежал прямо к ним. — Ваня! Ваня… — Это прекратит боль, мой мальчик, — сказал Иван с глубочайшей нежностью, — Не бойся, Костя. Только не бойся! Он встал, поднял винтовку, и, не моргнув глазом, выстрелил в Костю. Выстрел как будто пронзил сердце Яо насквозь. Он застыл на месте, не смея пошевелиться. Никто его не заметил. Наташа, что следовала за ним, увидев, что ее брат невредим, побежала помогать раненым. Это был ад. Иван и Костя были неподвижны, словно статуи. Круглые глаза жеребца смотрели прямо на Яо. Казалось, что из его глаз вот-вот потекут слезы… Много лет назад, его дорогая лошадь Фейюнь смотрела на него таким же взглядом, мучаясь от боли, прежде чем умереть. И Ван Яо не мог ее спасти. Горячая кровь текла по белоснежному телу Фейюнь, напоминая о смерти отца. — Почему ты убил его?! — Ван Яо закричал голосом, совсем не похожим на свой собственный. — Почему? — странная улыбка коснулась губ Брагинского, — Что еще можно было сделать? Посмотри, он лишился сразу двух ног. — Но он еще мог жить! — китаец рухнул на колени рядом с телом коня, — Мы могли бы дать ему лекарства… он мог… Ван Яо не смог закончить предложение. Фейюнь как будто смотрела на него поверх слоев времени, охвативших Яо как темная ночь. Улыбка исчезла с лица Ивана, сменившись на презрительное выражение. — Много людей хотели жить, но судьба им этого не позволила! — Иван указал на мертвые тела кавалеристов, бесформенно лежащих на земле, — По-твоему мы должны были вылечить Костю, дать ему медаль за храбрость, а потом отправить в санаторий доживать последние дни своей жизни?! Ван Яо почувствовал, как кровь прилила к его голове. Маленький отвратительный голос внутри нашептывал ему, что конь ничего не значил для Ивана, что все эти люди куда важнее. Он слепо уставился на кавалериста, протянувшего ему руку, чтобы помочь подняться. — Почему ты такой сентиментальный? — голос Брагинского звучал словно за тысячу километров, — Пойдем. Надо найти повара. У вас же куча детей в лагере. Их надо накормить. Как обожженный, Ван Яо вскочил на ноги, и с неожиданной силой толкнул Ивана на землю. Он хотел накричать на него, но вместо этого, голос почти сошел на нет. — Сам ищи его… Да, это твой конь, и ты можешь делать с ним все, что захочешь. Но если бы ты посмотрел в его глаза, то увидел бы, что он хотел жить! — Костя — моя лошадь, и я знаю лучше, чего он хотел, — сказал Иван, — Он — не человек. Он — боевой конь. Человек смог бы как-то жить без ног, но как без них жить коню? Костя был гордым. Он бы не хотел просто лежать в ожидании своей смерти! — Нет таких существ на земле, которые бы не хотели жить! — Ван Яо не понял, как сорвался на крик. Кровь Фейюнь, кровь отца, кровь всех тех, кто умирал в боях за свою многострадальную Родину, накрыла его волной. В ушах стоял шум, а к горлу подкатывала тошнота. — Мы потеряли так много людей… Почему кто-то еще должен страдать?! Брагинский! Теперь я понимаю, почему тебя называют дьяволом! Иван схватил Яо за воротник; его светлые глаза смотрели на Яо, сияя причудливо-ярким светом. — Я хочу тебе кое-что сказать. Если когда-нибудь мой товарищ попросит меня убить его из-за невыносимой боли, я не буду думать дважды, — ребяческая жестокость появилась на лице солдата, — а ты говоришь так, будто до этого никогда не видел смертей. Это заставляет задуматься, действительно ли твой отец был героем. Китаец яростно оттолкнул от себя русского. Он просто не мог выносить того, что прямо сейчас дьявольские руки касаются его воротника. Он развернулся и направился в сторону лагеря, боясь, что если он хоть немного задержится, то уже не сможет контролировать сжатые кулаки. Этим днем повара приготовили большую кастрюлю конины. Но аппетита ни у кого не было. Когда Яо вернулся к пехотному лагерю, автобус из Москвы уже приехал и забрал детей из приюта. «Генерал Елизавета» пообещала, что если они встретятся снова, то она все-таки погадает ему на любовь. "Может быть, ты никогда уже не увидишь меня живым", — подумал Яо, помахав девочке рукой. С тех пор, как он отправился на фронт, это был первый раз, когда он понял, что однажды умрет.