Do you speak elfish?

В триста семьдесят боль в колене стала настолько невыносимой, что Джастин плюнул на всякие отвары и зелья, которые применялись в обычных случаях, и использовал мощнейшую лечебную магию, которая должна была положить конец страданиям его маленького, но смышленого ученика с хорошим потенциалом. К сожалению, это никогда не проходило без последствий — он использовал минералы Ледяных скал, которые действовали эффективно лишь при контакте с кровью, бегущей по жилам. Так что на память об этом дне у Хорана остался продолговатый шрам на колене. Сразу после этого он, прихрамывая, кинулся играть в Королевский сад, где могли веселиться и проводить время не только дети короля, но и другие маленькие эльфы. Правда, сегодня там никого не было, кроме принца Луи, который с сосредоточенным видом делал выпады с мечом, пока принц Лиам важно читал книжку, периодически почесывая кончик носа, сидя на лавочке прямо под теплым солнышком. Беспокоить наследных принцев было нельзя до того момента, пока они не освободятся от своих ежедневных занятий. У Луи была дополнительная тренировка, потому что он рассчитывал отправиться защищать окраины Лесного царства по достижению совершеннолетия (а то и раньше, если король Гарри будет в хорошем расположении духа, а принц Луи будет достаточно подготовлен в этот момент), Лиам в свою очередь читал кодекс (пусть и по своей воле), готовясь в будущем заменять казначея или занимать должность со схожими обязанностями. Уже в этом возрасте наследные принцы прекрасно понимали, кто из них займет престол, а кто останется служить при дворе, пусть и на высокой, уважаемой должности, и каждый обучался в силу своих возможностей. Найлу бы следовало взять с них пример, частенько говаривал Джастин, и тоже понять, что в будущем он займет его место придворного мага, стало быть сейчас маленький эльф должен во всю изучать заклинания, познавать основы магии, чтобы стать великим волшебником, как Бибер, а то и лучше. Заскучав, Найл стал прыгать на одной ножке — той, что была здорова. Загадал: насчитает триста семьдесят один, и Джастин обязательно отведет его в людскую таверну в честь выздоровления и хорошенько покормит (может быть, даже мясом, иначе зачем идти именно в людскую таверну?). Это было большое событие, ведь боли страшно мучили его, и поэтому доставляли учителю немало хлопот и беспокойства, особенно, если Хоран просыпался посреди ночи или это происходило во время путешествий по лесу, когда малыш должен был резво прыгать по веткам, как молодой бельчонок, или бегать по тропкам, словно лесной кабанчик. Тогда Найл не понимал, но он уже был волшебнику, как сын, и Джастин волновался за него, практически, до безумия. Зазевавшись, Хоран неловко стукнул ногой землю и растянулся плашмя, упав прямо на больное колено, которое пока никак нельзя было беспокоить. Тупая боль пронзила ногу и отдалась во всём теле неприятной судорогой, больнее, чем обычно: эльф сильно ударился и даже счесал кожу с колена. Раньше, чем он успел заплакать, к нему подлетел Лиам, отбросив в сторону свою книгу (чего категорически нельзя было делать, учитывая, что кодекс — королевская книга), и взял его за щеки. – Тише-тише, – принц участливо заглянул в его лицо. Найл, несмотря на болевой шок, успел заметить, какие у принца внимательные и добрые глаза, цвета грушевого дерева. – Сильно болит, да, Найлер? Найл ответил протяжным всхлипом и разрыдался. Когда Луи подбежал к нему, Лиам уже неловко бинтовал его ногу рукавом своей новой белоснежной рубашки, недавно подаренной отцом за хорошее поведение — по краям швов шли золотые нитяные узоры, которые заканчивались причудливыми спиралями у ворота. Он и сам не понял, как у него получилось порвать одежду так быстро, наверное, слишком волновался за Найла, который был младше, чем он. Не раздумывая, старший принц рванул ткань и своей рубашки, и та не сразу, но поддалась. В тот момент, когда Найл поднял заплаканное лицо, Луи уже почти остановил кровь и ободряюще ему улыбнулся. В отличие от брата, он не говорил ничего — должно быть уже сообразил, что маленькому эльфу невообразимо больно и целесообразно будет быстрее позвать на помощь кого-нибудь из взрослых. Если не мага, который быстро закроет рану колдовством, то хотя бы обычного придворного лекаря с порошками и настоящими бинтами или просто слугу, который хотя бы сможет поднять эльфа на руки и унести в его покои, где кто-нибудь смышленый сможет его осмотреть. – Ты в порядке, Найл? – заботливо спросил Лиам, приобнимая Хорана, и позволил ему поплакать на его плече. Его всё ещё немного трясло. Луи встал с земли и, не отряхиваясь от пыли, побежал за лекарем или Джастином — кого быстрее найдет, того и приведет, решил он про себя. – Ну-ну, успокойся, маленький. Сейчас Луи принесет мазь, всё пройдет, ты и глазом моргнуть не успеешь. – Лиам, Лиам, – испуганно всхлипывал Найл, чувствуя только боль в ноге и неприятное жжение на коже. – Так больно. Лиам... А вдруг я ходить не буду? Джа-джастин сказал ногу нагружать нельзя-я-я... Его голос оборвался из-за вновь нахлынувших слез. Наследник прижал маленького эльфа к себе, пытаясь унять его дрожь, но Хоран никак не успокаивался, боясь то ли будущего без своей любимой ноги, то ли суровой кары учителя, который вполне мог обеспечить ему «счастливую» жизнь. – Тш-ш, – Принц мягко похлопал его по спине и вздохнул. Найл издал протяжный звук похожий на «ы-ы-ы». Пейн снова тихонько зашипел. – Всё будет хорошо, мой друг. Всё будет хорошо. – Ли-иам, не оставляй меня, пожалуйста, – заплетающимся языком произнес Найл и чуть не начал икать. Он так боялся, и больше чем потерять ногу, что Джастин будет его ругать за то, что он и минуту посидеть не может спокойно. Ведь предупреждал же его, чтобы просто посидел на лавочке хотя бы раз в жизни. Найл представил суровое лицо Джастина и снова разрыдался от испуга, прижимаясь к младшему принцу. – Лиам. – Лиам! – закричал Найл и проснулся. Тьма перепугала его, и он несколько секунд не мог понять, куда исчез его друг и почему вокруг так темно. От волнения у него сбилось дыхание, и пока эльф пытался успокоиться, до него медленно дошло — он здесь, во дворце дроу, Лиам и Луи дома, в лесном королевстве, всё это случилось давно, так давно, что, наверное, сами принцы и не помнят о произошедшем. Найл попытался убрать волосы назад — они были влажными и спадали на глаза, правда, в сумраке почти ничего не было видно. Только Луна светила через окно: её серебряные лучи проникали в покои, вырисовывая неясные, запутанные узоры на полу и стенах. Луна. Она имела большое значение не только для амфибий, потому как влияла на воду, приливающую и отливающую, но и для остальных жителей, которые отсчитывали время по её фазам. Найл помнил, как Джастин рассказывал сказку о том, что Луна — это лик богини. Так она наблюдает за ними из тени, так она влияет на их судьбы. Это именно Она создает приливы и отливы, помогает отсчитывать время, но, главное, любуется на них с высоты, потому что они — воплощение искусства, её величайшее творение. Особенно приятно ей смотреть, когда они мирно спят: тогда она проникает в их сны и создает там чудесные образы, смутные и неясные, чтобы они сами могли толковать их и догадываться, что это значит и какое будущее им уготовано. Потом Найл вырос, и Джастин объяснил ему, что это просто детская сказка, и она не имеет под собой ничего общего с правдой — зачем всемогущей богине проникать в сны земных существ, рисовать там причудливые картины, следить за ними через Луну, если она и так может проникнуть везде и всюду, стоит ей только захотеть? С неё хватит того, что она, в свое время, подарила им жизнь и место для жизни, наделила её смыслом самим своим божественным существованием. Это они — эльфы, гномы, амфибии, люди, великаны и гоблины — должны быть ей вечно благодарны и всё время доказывать это своей деятельностью, ремеслами и искусством: рисовать проникновенные образы, обтесывать куски скалы, посвящать песни, ставить танцевальные представления, выращивать для неё цветы. Лесные эльфы практиковали это: и песни, и танцы, и картины, и скульптуры. Но их величайшей гордостью, конечно, были цветы. Не только королевские скабиозы, которые тщеславные дроу называли сорняками, но и цветущие кусты, не такие пышные, как у эльфиек из Цветущих Долин, которые знали толк в искусстве садоводства и ревностно хранили свои секреты, чтобы веками оправдывать звание величайших садоводов и с гордостью носить имя Цветущей Долины, но изящные, элегантные, ароматные, достойные того, чтобы наполнять ими большие корзины, чтобы усыпать ими алтарь богини, чтобы наслаждаться их цветом и запахом. Хоран снова вспомнил свой сон. Не сон даже, а воспоминание о том случае, о котором свидетельствовал лишь продолговатый шрам на колене. Почти забытое тепло, согревавшее ему сердце. Бескорыстная доброта принца Луи. Великодушная забота принца Лиама. – Лиам, – повторил он шепотом, вытирая влагу с лица. Он сильно скучал. За последние годы они стали почти семьей. Практически, настоящей семьей пусть и со своими изъянами, которые бывают даже у Королевских кровей. И, конечно, они были друг другу не просто друзьями, больше даже братьями, выросшими на одних и тех же играх, сказках да и наказаниях за шалости, которые были не редкостью у наследников Королевской семьи и у воспитанника строгого придворного волшебника. С Лиамом они были дружны особенно, потому что у Луи было слишком мало свободного времени, чтобы проводить его, не занимаясь обучением или тренировками силы и выносливости. Он ведь должен был унаследовать престол и, несмотря на свой вздорный и не очень легкий нрав, принц понимал, как важно в его положении быть серьезным, относиться к своему делу со всей отдачей, какую он только мог проявить со своей-то неусидчивостью. Потому что какой народ хочет видеть своего правителя нелепым созданием, которое только и умеет, что прыгать туда-сюда по деревьям да не к месту шутить? Он должен был учиться принимать сложные решения, и первым его решением было отказаться от игр в пользу образования, хотя это было тяжело и несколько обидно, особенно, когда он видел, как Лиам и Найл прыгают через веревочку. Конечно, Лиам тоже обучался, обучался во всю, но и характер у него был особенный — для него свойственно было быстро усваивать информацию, не отвлекаться, увлекаться этими огромными томами, заучивать кодекс для собственного успокоения и удовольствия. Ему также было свойственно быть тем, кто он есть — младшим братом, далеким от престолонаследия. Тем, кто сдерживает вспыльчивого и горячего Луи, тем, кто оберегает свою нареченную невесту и поддерживает невесту своего брата, тем, кто радует своего отца целомудрием и покорностью, верностью и рассудительностью. С годами Лиам стал мечтательным, томным эльфом с опьяненными непонятной страстью глазами, не таким, как Луи, который всё больше сил и времени вкладывал в то, чтобы развивать харизму лидера и обаяние. Нет, младший принц сидел в библиотеке, изучая гербологию и генеалогию, читая книги, названия которых было сложно прочесть даже советнику, и пребывал где-то там, за горизонтом, в пучине собственных, только ему понятных мыслей. После этого лесной король как-то мельком сказал Джастину (а Найл беззастенчиво подслушал, ошиваясь рядом), что в голове Лиама теперь странные мысли — то он восхищался политикой гномов, то ему нравился стиль правления дроу, бывало он начинал рассуждать об амфибиях так, словно жил среди них, и, если честно, младший принц уже был очень далек от Лесного царства, несмотря на трепетную любовь к нему. Подозревали, что Лиам влюбился, но в кого или во что... это была загадка, которую даже Джастину было не разгадать, секрет, который даже Элеанор было не выведать, и тайна, которую он не доверил бы даже Луи. Найл выпрямился и присел, облокотившись на изголовье кровати — подушки давно съехали куда-то в сторону, возможно, даже попадали вниз, пока он беспокойно метался во сне — в темноте видно не было. Никто не прибежал на его крики, никто не стер пот с его лица влажным полотенцем. Слуг вообще не было в комнате, что не вязалось с обычным укладом его жизни, когда они всегда были под рукой, даже когда эльф не особенно нуждался в них. Почему? Раньше, чем эльф успел предположить, он заметил в кресле около кровати статный силуэт и сразу догадался, кто это. – Мой король? – дрожащим голосом спросил юный эльф и выдохнул, ощущая, что по телу бегут мурашки. То ли от холода, то ли от пережитого кошмара, но Найлу на мгновение стало неуютно, когда он почувствовал, как напрягается его кожа. Король не отозвался, но у Найла не было сомнений, что это именно он. – Что Вы здесь делаете? Зейн положил ногу на ногу. Теперь, когда глаза Найла привыкли к темноте, он даже мог его видеть. Красивый дроу в своем дневном костюме, а не пижаме, но без плаща. Серьезный, внимательный, хотя выражение лица рассмотреть было довольно трудно. Найл попытался напрячь зрение, но бросил это дело, когда Малик поднялся и присел на край его кровати, попутно поднимая с пола одну из подушек и пристраивая её рядом с собой. – Значит, некий Лиам у тебя тоже был, – спокойно сказал Зейн, но Найл почему-то подумал, что понял бы эту фразу более правильно, если бы видел лицо короля дроу. Во всяком случае, эльфу казалось, что всё совсем не так дружественно, как дроу пытается это показать. Луна шептала. Найл вдруг ясно различил это. Что на самом деле ночь, Луна, гора, где находился дворец, бегущая вода, протекающая внутри горы — горная река, если быть точным — пески в пустоши, овраги, шахты, высохшие, скрученные стебли, ветер — всё это говорило на разные лады о своем, о важном, о сокровенном. У реки был звонкий голос, у песка — шелестящий, у шахты — гулкий, у ночи — томный, и все они говорили наперебой, не замечая этого. Но голос Зейна на фоне всего этого был особенный. В нем были и песчаный бархат, и глубина ночи, и резкость ветра, и мягкость звездного танца. Мог ли другой дроу похвастаться этим? Конечно, нет. Ни Майкл, ни Коннор, ни Джейк... ни один дроу не обладал настолько чарующим, проникновенным голосом. Таким, чтобы казалось, будто с губ срываются не слова, а теплая вода, ласкающая кожу. – Лиам — сын лесного короля, – объяснил Найл, не скрывая нежность, звучащую в его собственном голосе. – Мы были друзьями с самого детства, – и он рассказал Зейну эту историю. Конечно, Найл так и не разглядел его лица, но то ли по дыханию, то ли он просто чувствовал Зейна, но Хоран определил, что Малик слушал его очень внимательно, впитывал каждое его слово, как сухая почва пустошей впитывает редкую живительную влагу дождя. И нет, не потому что это была интересная или забавная история, захватывающая или несущая в себе особый глубокий смысл. Скорее всего Зейн был таким внимательным и заинтересованным, потому что он, Найл, рассказывал ему об этом. Зейн был прекрасным королем. Таким, каким следовало бы гордиться. Он заботился о своем народе, принимал мудрые решения, обращался со своими подданными вежливо и приветливо, уважал свою армию, шел в бой впереди всех, а не отсиживался где-то на бархатных подушках, тратил государственные деньги осмотрительно и осторожно, сам отправлялся в дальние края своих владений, чтобы лично оградить жителей деревень от волков и разбойников, помогал носить воду, орошать поля, одинаково относился к дроу и гномам, ставил интересы жителей выше интересов семьи... Но и слушателем он был прекрасным. – Стало быть, ты любимец королевской семьи, – сказал Зейн, придвигаясь к нему, и обнял за талию. Он был неожиданно теплым, даже горячим, и Найл почувствовал, что согревается, прижимаясь к нему. Ему так хотелось полежать у него на плече, и Зейн очевидно понял это, потому что пристроился на подушке, укладывая эльфа так, чтобы его макушка доставала ему до подбородка. – И ты решил освободить своего близкого друга от моего ненавистного общества, потому что тебе важны узы с ним. Ты ставишь их выше своих интересов. Найл удержался от ехидной насмешки. – Мне очень дорого твое ненавистное общество, мой король, – сказал Найл, задирая голову, чтобы поцеловать дроу в подбородок. Зейн только хмыкнул. – Ты, право, очень несправедлив к принцу Лиаму. Он считает, что ты — прекрасный правитель. По его словам, за последние три тысячи лет своего правления ты увеличил свою армию в три раза, подчинил себе даже гномов, не силой, а харизмой правителя, ты красив, ты заключил большое количество союзов с разными народами, ты сумел создать процветающую нацию на голых пустошах. Голос Найла возвысился, и он восхищенно умолк. Эльф подумал об этом впервые после своего заключения. То есть, он потерял голову раньше, чем осознал величие короля дроу, его силу и мощь, как правителя. Потому что как личность Зейн оказался куда большим совершенством, и ни его богатства, ни его статус не имели теперь никакого значения. Даже если бы он действительно оказался тем самым мятежником, но со всей этой страстью и увлеченностью своим делом, это было бы именно то, что Найл бы разглядел в нем, как сейчас, когда видел не короля, а нечто большее за королевской оболочкой. – Так действительно говорят, – осторожно согласился Зейн, и Найл сумел различить сквозь ровную интонацию Малика, что король сильно польщен. Небось думал, что все эльфы считают его непроходимым глупцом. – Но это задача любого правителя, – поспешил добавить он. – Что до моей цели — она ясна. Я захвачу более плодородные земли, и мой народ никогда не будет голодать. И мой эльф не будет томиться в пустошах, вдали от своих любимых цветов. Я подарю тебе лес, которого ты достоин. Уши Хорана благодарно дрогнули. Никто и никогда не хотел подарить ему лес. Вообще-то подарки, которые ему обычно делали, были необходимостью, но чтобы настолько хотеть осчастливить его... маленький эльф никогда не думал, что такое в принципе возможно, особенно с его-то круглыми ушками. – Мне не нужны ни цветы, ни лес, если ты будешь рядом, – сказал Найл и даже вдруг удивился своим словам. Когда он успел влюбиться настолько сильно, настолько бесповоротно, чтобы так сильно желать быть с этим дроу рядом, не смотря ни на что, грезить о нем, его касаниях и улыбке? Делить его мечты... С самого детства его восхищал лишь один единственный эльф. Только его мечты и идеалы он хотел разделять, лишь по его стопам он желал следовать, лишь он занимал все его мысли, и это был Гарри — Лесной король, Его король. Гарри был для него всем: целой Вселенной или центром Вселенной, если на то пошло, и те короткие мгновения, которые он проводил, нежась в лучах его величия, были для него невообразимо сладки, как медовые пряники, которые он ел накануне дня солнцестояния вместе с другими эльфятами. Гарри делился своей мудростью, Гарри воспитывал его, Гарри привил ему чувство прекрасного. Гарри... Гарри был так далек, так недосягаем, как Солнце — обжигающе-горячий, Величественный, неукротимый, непонятный, возвышенный. А теперь почему-то его сердце расцветает пышным розовым кустом рядом с Зейном, королем дроу, который смог очаровать его настолько внезапно и сильно. Почему-то так дрожат колени, перехватывает дыхание, словно он раз за разом поскальзывается на замерзшем ледяном озере. Почему-то Найл не хочет его отпускать, почему-то Найл не хочет его делить с другими фаворитами и, о, ужас, с его нареченной невестой. Найл не знает причины, но хочет быть единственным для Зейна, и хочет, чтобы Зейн был единственным для него. Найл почувствовал себя разбитым. Невыносимо распластанным, брошенным и холодным, хотя его король сейчас был рядом с ним и обнимал так крепко, позволял быть рядом, дышать его воздухом, слушать его голос. Хоран неловко сжал пальчиками край его рубашки. – Не покидай меня, – попросил он жалобно, не понимая, откуда в его голосе столько боли и отчаянья, и как эти светлые чувства могут ранить его сейчас, словно кинжалы, если Зейн всё ещё здесь, с ним, ни словом, ни делом не показал, что собирается уйти. Найл чуть не всхлипнул. – Я... я наверное... я, кажется... люблю... тебя. Пожалуйста, Зейн, останься со мной сегодня. Раздели со мной ложе, познай мое неискушенное любовью тело, позволь мне подарить тебе себя. Зейн поцеловал его висок и ещё чуть ниже, и ниже, пока не почувствовал, что щека Хорана влажная от слез. Он поймал губами скатывающуюся слезинку, соленую на вкус, и потерся носом о кончик носа маленького эльфа. – Я не приму твой подарок, пока ты станешь полностью моим, – прошептал Малик, бережно поглаживая Найла по затылку. Его волосы мягко топорщились под его пальцами. – Пока ты не скажешь, что любишь меня также уверенно, как я люблю тебя. Без «кажется», без «наверное», а так, как ты чувствуешь на самом деле, – продолжил он, целуя эльфа в лоб. Найл обиженно фыркнул ему в шею, и Зейну пришлось приложить свой палец к его губам — мягким, как лепестки цветов с персикового дерева. – Ты не просто мой пленный, наложник или фаворит. Ты тот, кем я хочу обладать больше всего на свете, тот, кого я хочу душой и телом, – объяснил он. – Я не возьму тебя, пока не буду уверен в том, что ты точно хочешь, чтобы мы стали едины. – Я хочу, – еле слышно проговорил Хоран. Малик властно положил руку на бедро маленького эльфа и почувствовал, что тело Найла напряглось под его прикосновением, как загнанная в нору лиса, когда она жмется к земле, пытаясь стать как можно меньше, чтобы руки охотников не могли коснуться её золотисто-песчаной шубки, вытащить из норы и уничтожить. Уничтожить. Пусть сердце Найла и рвется к нему раненой птицей, разум и тело страшатся его, как огня. Он и есть огонь — Огненное Сердце Пустошей, король гномов и дроу, Зейн Малик. – Ты боишься меня, – Малик цокнул языком. Найл расстроенно выдохнул, недовольный тем, что вытворило его тело, ведь он так хотел, чтобы Зейн перестал вести себя с ним, как с эльфенком. Он бы обиженно повернулся на другой бок, если бы Зейн его не держал и если бы, противореча себе, Найл не хотел быть в его объятиях до скончания времен, чувствовать его дыхание рядом со своим лицом. – Я подожду, эльф. У нас достаточно времени — целая вечность, которую я проведу с тобой. Найл закрыл глаза, представляя себе эту прекрасную вечность — века будут течь один за другим, а он будет рядом с этим величественным дроу, наблюдать, как он растет над собой, смотреть на всё происходящее вокруг своими любопытными глазами: как падают к ногам покоренные народы, как всё вокруг цветет и радуется тому, что попало в руки такого замечательного короля, как Зейн справедливо правит, ведет народ к процветанию и счастливой, беззаботной жизни, как славят его подданные. И этот великий владыка Зейн всегда будет с ним: водить его по своим владениям, любить и нежить, почти как сейчас, но намного честнее, не скрывая свое естество, не скрывая жара и огня, из которого состоит его великолепное тело. А Найл обязательно станет великим волшебником, каким его хотел видеть учитель Джастин; каким могли бы гордиться родители, отправившиеся искать Высшую Силу, и брат, ушедший по их стопам; восхищаться его друзья. Он будет приносить пользу, будет радовать подданных Зейна и его прекрасную семью, заслужит уважение не как его любимец с забавной мордашкой и непривычно круглыми ушками для эльфа — диковинный зверек для этих больших господ, а как талантливый, искусный маг, достойный любви короля дроу и привязанности, много лучше, чем эти заносчивые проходимцы из гарема, амбициозные и коварные. – Я хочу сделать тебе подарок, – внезапно сказал Зейн. Найл что-то проворчал себе под нос, вспоминая предыдущие подарки Малика. Король рассмеялся и встряхнул эльфа за плечи. Уже начинало светать, и теперь можно было сравнительно неплохо видеть. Впрочем, чувствовать было куда приятнее, пусть ему и нравилось любоваться маленьким эльфом, который часто корчил смешные рожицы. – Нет, ничего вычурного, – заверил он Найла, который с ужасом представил кошмарный ларец из чистого золота, доверху наполненный различными драгоценностями, вплоть до жемчуга из Царства амфибий. Хоран в жизни не владел чем-то настолько дорогим, золотые изделия приводили его в состояние суеверного ужаса, равно как и остальные ценности. – Чего бы ты сам хотел? Всё, что угодно. Найл вздохнул. Он уже сказал: ему нужен был только Зейн. Зачем ему цветы и леса, золото и драгоценные камни, когда у него уже есть божество, которое находится прямо рядом с ним. Малик как-то сказал, что Найл — это подарок богини, но Хоран мог сказать про него то же самое. И хотя он не нуждался в подарках, сокровенное желание у него все-таки было. – Ты разрешишь мне оставаться на ночь в твоей спальне? – спросил Найл, преданно глядя в глаза Зейна. Он видел, как они блестят в сумраке, как поднимающиеся солнечные лучи, пока без самого солнца, заставляют эти теплые карие глаза золотиться. Малик устало отстранился, садясь на кровати и обхватывая согнутую ногу руками, устраиваясь на колене подбородком. Он был необычайно тихим и серьезным, словно Найл сказал что-то, о чем говорить совсем не следовало. Эльф испытал что-то вроде страха, больше походившего на неприятный холодок подозрения. – Ты же знаешь, именно этого я не могу тебе дать, – наконец, ответил король. Найл приподнялся на локте и заинтересованно посмотрел на короля, который был таким хмурым, будто кто-то близкий ему не вернулся с войны. – Королевская спальня только для короля. – И для твоей невесты? – уточнил Найл, начиная раздражаться. Он почувствовал себя оплеванным. Будто он измазался в чем-то грязном и липком, а теперь катается по полу около ног короля, а от смотрит на него, как на бездомное животное, и вроде пускает на порог, но пройти дальше, в дом, не позволяет, говоря какие-то странные, туманные слова, от которых Найла тошнило. И без этого эльф бывало чувствовал себя блохастой собачонкой, которая заглядывает в рот своему хозяину, а тот лишь раздраженно отпихивал его, будто бы он приносил одну только мороку, но Найл старался об этом не думать или думать как можно меньше. И без этого ему уже напомнили о его месте любимчики Малика, глядящие на него свысока, несмотря на то, что по рангу они были даже равны. Хоран бы всхлипнул, но почему-то вспомнил, что и так достаточно унизился, когда просил Зейна о близости, а он отверг его под нелепым предлогом: «ты еще не готов». А, может, Джелена права, и он просто слишком нелеп, и Зейн на самом деле не хочет его, не хочет быть с ним? Конечно, ей со стороны виднее, она красивая, но, самое главное, девушка знает, кто может положить этому конец: нареченная невеста, прекрасная, как ледяная роза. – При чем тут Перри? – недовольно спросил Малик и повернулся к Найлу лицом. – Любые покои в замке, я могу дать их тебе. Драгоценные камни, цветные металлы, дорогие ткани, экзотические растения, сколько угодно слуг — я принесу это всё к твоим ногам, всё на свете, но спальня короля — это Спальня Короля, и по традициям дроу только я могу там спать, и я не имею право нарушать её. – Ты ведь не просто отказываешь мне в том, чтобы я мог спать в твоей спальне. Ты отказываешь мне в своем внимании. Потому что ты занят, а я просто хочу иметь возможность быть с тобой рядом, когда ты засыпаешь и просыпаешься, – проговорил эльф, сам не понимая, когда в его словах появилось столько здравого смысла. Наверное, находясь под крылом таких сильных покровителей, как учитель Джастин, лесной король и лесные принцы, он не мог расти над собой, быть по-настоящему взрослым и ответственным, на сколько это вообще возможно. Но сейчас эльф чувствовал, что должен говорить то, что думает и как думает, потому что его боль в эту минуту была оправданна. Он нуждался в Зейне, который сумел так быстро привязать его к себе, но не давал возможности быть рядом столько, сколько Хорану нужно было, чтобы не задыхаться от боли и страдания. – По твоим словам, получается, что ты любишь меня и готов подарить мне весь мир, но отказываешь в самом главном — быть с тобой. А для меня нет ничего важнее этого. Расстояние между нашими спальнями — целая бездна, которую мне никак не преодолеть. Она измеряется лишь моей безграничной болью. Ты думаешь, я счастлив? Нет. Те мгновения, когда я не с тобой убивают меня. И если мы находимся друг от друге всего в десятке тоев, это та же бездна, ведь я не могу ни коснуться тебя, ни поговорить с тобой. Казалось, Малик был обескуражен, но он подал вид лишь на мгновение, потому что у него была железная выдержка. А ещё он привык стоять на своем, даже когда был очевидно не прав. Хотя это был и не тот случай вовсе. Найл, наверное, был ещё слишком юным, чтобы понимать, насколько важны даже такие пустяковые традиции, особенно для такого молодого и весьма спорного правителя. Один неосторожный шаг, и все старания могут пойти прахом. И плохо придется прежде всему этому трепетному цветку. – Я всё-таки король, – гневно заявил Зейн. – Я должен следовать традициям, должен исполнять свой долг. – Твоя любовь, мой король, никогда не вырастит меня, как дуб в твоей оранжерее. Я умру, потому что мне всегда будет не хватать твоего Солнца, – ответил Найл. Он хотел сказать ещё что-то, но замолчал, повернувшись к окну. Солнце, настоящее солнце, всходило над пустошами. В это мгновение пропал буйный ночной ветер — земля стала ещё суше, и от нее пахнуло жаром, хотя она даже не успела прогреться, как следует. Просто потрескавшаяся земля приготовилась вбирать в себя солнечный свет. В воздух поднялась рыжая пыль, как снежинки наоборот, и пылинки начали роиться в воздухе, словно ленивые утренние пчелы, и уже дневной ветер подхватил их, унося прочь, по всей пустоши, словно золотистые осенние листья. Запах. Настало его время. Откуда-то с дальних земель Королевства дроу ветер принес смутный аромат иссыхающей полыни, а ещё что-то тяжелое, металлическое, словно он проник в самые глубины рудников, а потом стремительно вернулся оттуда, унося за собой частички железа, золота, меди. Через мгновение к нему примешался запах неплодородной земли, запах каменной соли, шкурок мелких животных, которые проворно рыскали по иссохшим почвам в поисках воды и пищи. Найл не заметил, как Зейн подкрался, просто почувствовал, как дроу прижался к нему сзади, также наблюдая за тем, что происходило за окном. Он мечтал о новых плодородных землях для своих подданных, но родился и вырос на пустошах, и они были родны и любимы, несмотря на то, что выжить на них было, практически, невозможно. Поэтому, когда Найл восхищенно выдохнул, наблюдая, как небо становится ясным, тьма уходит, большие пушистые облака становятся красными, оранжевыми, пока не обращаются в искристо-чистый белый на голубом небе, Зейн почувствовал прилив нежности. – Я обещаю, тебе никогда не будет мало моей любви, мой прекрасный цветок, – медленно проговорил король на ухо маленькому эльфу и поцеловал — мягко и невесомо, чтобы не смутить Хорана. Когда Найл обернулся, дроу уже покинул комнату, тихо притворив дверь за собой, чтобы не потревожить его. На кровати около подушки лежал золотой браслет. Не магический, обычный, с красивыми красными камнями — их было не очень много, и украшение выглядело очень изысканно без всяких хитроумных сплетений или изгибов — браслет был прекрасен в своей простоте. Хоран предположил, что камни — это рубины, даже попробовал их попортить, но, конечно, ничего не получилось. Значит, это были настоящие драгоценные камни. Что же, это вполне в духе Зейна. Но Найл почему-то подумал, что Малик не купил браслет и не заказал, а мог сделать его самостоятельно. Это было даже немного забавно, потому что браслет оказался намного шире его запястья, но Найл всё-таки решил его примерить. Потом обязательно можно будет пошутить над королем и его зоркостью — при желании этот золотой обруч можно было и на шею натянуть, если бы, конечно, голова не мешала. Небольшое количество магии всё же было наложено на браслет. Когда украшение оказалось на руке, оно внезапно сжалось до такой степени, что теперь его точно было не снять, если, конечно, не распилить пополам, хотя Хоран понимал, это точно будет невозможно сделать, даже если делом займется самый сильный гном или дроу во всем королевстве и близлежащих городах. «Не теряющийся браслет», – внезапно понял Найл, погладив пальцем золотой ободок браслета. Он знал про такие, о них рассказывал Джастин. Вор не сможет украсть его, нельзя его и случайно выронить или потерять. Только снять самостоятельно, по своему желанию. То ли он реагировал на температуру, то ли, правда, был так зачарован, но браслет прекрасно понимал, когда хозяина принуждали снять его, и не снимался. Не считая того, что он сделан из цветного металла и драгоценных камней, в конечном счете — это просто безделушка без особой волшебной подоплеки, и Найл был несказанно рад, что Малик понял его и не стал приносить какие-то сверх дорогие подарки с большой магической силой или слишком вычурно выглядящие украшения, а потратил свое личное время и сотворил своими руками для него настоящее чудо. Даже если бы Малик сходил в пустошь и нарвал бы ему пожелтевшей травы, Хоран был бы доволен так, будто получил в подарок целый мир со всеми его чудесами. Ему по горло хватало и пышного убранства комнаты, свиты и всего остального. Он и так почти потерял себя: одежды из дорогой ткани насыщенных красных, несвойственный ему цветов или близких им, волшебный медальон с неведомой ему силой — ценный подарок эльфийки из Цветущей Долины, золотой магический браслет — не роскошь, а необходимость, но все же дорогая вещь, обязывающая — даже магические браслеты могут выглядеть по-скромнее, не так богато, как подарок короля Зейна. И, конечно, теперь ещё и это милое украшение. Зато он так и продолжал не носить сапоги и, по словам Калума, который любил приносить вести и всё про всех знать, уже не раз маленький эльф был поднят на смех по этому поводу. Конечно, в лесу у него с репутацией было также скверно, но к хождению босиком там относились куда лояльнее, если даже не с неким одобрением. Единение с природой — важная часть жизни любого эльфа. Конечно, дроу — те же эльфы, но в пустошах себе дороже ходить без обуви. И земля горячая, и скорпионы ядовитые могут впиться в нежную кожу. Размышляя, Хоран неторопливо умылся, степенно привел себя в порядок в большой купальне, хорошенько расчесал непослушные волосы и облачился в приготовленную заранее одежду. Брюки выбрал по-темнее, насыщенного цвета вишни, а рубашку наоборот выбрал максимально светлую, цвета лепестка вишневого цветка. Сверху юный эльф небрежно накинул жилет в тон брюкам и застегнул на все три пуговицы. Ни дать, ни взять менестрель. Найл хихикнул, проверяя свою золотую арфу, которую всегда таскал с собой, особенно после того, как ему её вернули, заткнул за пояс свирель, которую Люк позволил не возвращать, и вышел из комнатки: слуги уже ждали его в комнатке. Они заправили постель, разложили разбросанные Хораном вещи по своим местам — Мэгги держала большое блюдо с завтраком на целых три порции — с утра эльф ел мало. Найл придирчиво посмотрел на свой живот, но потом всё-таки кивнул и приступил к трапезе, поблагодарив дроу за их услужливость. Мэг тут же расщебеталась о том, как хорошо Найл сегодня выглядит, как идет ему цвет вишни, пока Джейк пытался рассортировать бумаги на письменном столе Найла — Хоран решил, что составит свою собственную магическую книгу, но получалось пока не ахти себе. До Джастина ему было далековато, пусть он и старался бежать за ним большими шагами после того, как внезапно стал самостоятельным и должен был обучаться сам. – Вы уже решили, что наденете на праздник? – спросила дроу, когда Найл заканчивал с завтраком и наполнял кубок свежей родниковой водой, которую он предпочитал по утрам другим напиткам. Хоран поперхнулся и ещё несколько минут кашлял. Вовремя подоспевший Джейк принес ему платок. Когда приступ спал, Найл оттер с глаз слезы и попытался приосаниться, хотя у него получилось только принять вид гуся, начиненного к обеду яблоками, и эльф отставил это занятие. В конце-концов, эти ребята видели его неодетым и плачущим во сне, так чего же устраивать для них спектакль, если можно, в конце-концов, мирно существовать, раз уж без этого все равно никак? Тем более, они были ему несколько симпатичны. Найлу даже казалось, что слуги Джелены или Тайлера не так преданы им, как его слуги — ему. Впрочем, будь это и не так, он бы никогда не узнал. – Какой ещё праздник? – спросил он абсолютно глупым голосом, самым незаинтересованным, на какой только был способен. Джейк и Мэгги переглянулись. Его всегда удивляло, как синхронно они кооперируются и взаимодействуют. Конечно, случались у них и приступы глупости, беспричинной паники, особенно, когда Найл вдруг внезапно придумывал им старинные задания, которые надо было исполнить: «скорее!» и «быстрее!». Но даже в эти моменты дроу чувствовали друг друга и работали слажено, так что Найл в итоге был доволен. – Разве Вы не знаете? – удивленно уточнил Джейк. Найл посмотрел на него таким взглядом, словно если знал бы — в принципе не стал бы с ними разговаривать. Дроу опустил глаза, боясь, что эльф рассердится. – В новолуние будет большое торжество в честь дня рождения самой младшей сестры короля гномов — Шахида Хана, и Вы обязаны быть на празднике, как и остальные фавориты нашего короля, – выразительно проговорил Джейк благоговеющим голосом. Хорану показалось, будто его огрели по спине чем-то очень тяжелым и раскаленным, словно шипящая на огне сковорода. Во-первых, Зейн и словом не обмолвился о празднике, равно как и не прислал никого, чтобы сообщить об этом. Он узнаёт об этом от Джейка и Мэгги, когда они спрашивают его про костюм, при чем таким тоном, будто ему уже обо всем известно, а одежда давно готова, оставалось только примерить и ушить. Во-вторых, Найл действительно был не в восторге от того, что ему стоять среди любимых наложников владыки, которые будут источать свое обаяние, обмахиваясь веерами, вести занудные разговоры с людьми, дроу, гномами из высшего общества, ведь поговорить с кем-то из гарема самого короля дроу, практически, невозможно, и все будут пытаться убедиться в том, правда ли Джелена так образованна, Тайлер так смышлен в политике... Для них это будет сложный экзамен, а не приятное торжество в честь дня рождения очаровательной гномки, и об этом следовало подумать заранее. А возможности у него не было! Две недели — слишком мало: Найл ведь не смыслил в политике, в истории, ему было всего семьсот пятьдесят, его образование даже близко не подошло к концу, да и воспитывали лесных эльфов больше религиозными, чем светскими — его подымут на смех, не иначе. Что он сможет сделать? Сыграть на арфе? Или подудеть на свирели? Фавориты Зейна первыми умрут со смеху. Если так случится, можно легко попасть в немилость Владыки, а это равносильно концу всего. Дело не в комфортных условиях, вкусной еде и больших покоях, а в том, что Найл будет лишен возможности наслаждаться величием Зейна, его теплом и заботой. И ещё внешность. Красота других фаворитов Зейна неоспорима, и она заставит его чувствовать себя тупым, неуклюжим големом, который оказался на празднике случайно или потому что его привели ради смеха, на потеху другим гостям. Может, поэтому Малик не сказал ему ни слова про праздник — надеялся, что он ничего не узнает и не опозорит его перед всеми? Да нет, это было бы глупо — тогда король бы в первую очередь надавил на его слуг, чтобы они не смели распространяться или сам бы запретил ему приходить на торжество, ведь его слово — закон. На худой конец, Малик бы просто запер его в темницу или сделал что-то в подобном духе. Скорее всего, он просто забыл о нем, считая, что Найл идет бесплатным подарком к его величию, никто и ничто на фоне его важных государственных дел. Хоран чуть не плюнул. – Ах, как и остальные, – угрожающим тоном пропел Найл, проходя к кровати и растягиваясь на ней, свесив ноги вниз. Несколько секунд он продолжал думать, болтая ногой. Джейк и Мэгги слушали, как он что-то бормочет себе под нос, не слыша, правда, самих слов. Наконец, он поднял голову и улыбнулся такой странной улыбкой, что будь тут Джелена, у неё бы отпали сомнения в том, что их Короля не подвел вкус. – У меня для Вас весьма ответственное задание, которое Вам лучше выполнить как можно скорее. Он даже потер ладошки друг о друга, и ушки эльфа радостно дрогнули, что не укрылось от внимания двух любопытных и обо всем беспокоящихся дроу. Если бы Найл позволял им, они бы забегали по комнате. – Умоляю, не играйте с огнем, – попросил Джейк, едва ли не падая ниц. Его сестра стояла рядом, заламывая руки, и смотрела не него просящими глазами. Так обычно смотрят раненые животные, подумалось Найлу. – Владыке страшно не понравится, если Вы что-то устроите, да ещё и в такой важный день. – Что?! В чем это Вы меня подозреваете?! – ужаснулся Найл и захлопал ресницами так возмущенно, словно в жизни никогда никому не пакостил. – Я просто хочу, чтобы Вы нашли мне самого лучшего портного, и пусть он сошьет мне самый красивый костюм из всех, что он делал. Разве Ваш величавый господин не достоин красивой одежды к такому важному событию? Дроу облегченно выдохнули и наперебой поспешили заверить Найла, что такой величавый господин, как он, конечно, достоин красивой дорогой одежды от самого лучшего портного, который проживает на их землях, особенно на праздник, хотя, конечно, он и в повседневной одежде выглядит, как самый настоящий принц, ведь богиня одарила его внеземной красотой и грацией, не говоря уже о голосе, как у певчей птицы, и таланту к игре на музыкальных инструментах. – Кому-то из Вас придется в ближайшее время нарвать для меня мяты и собрать зеленые листья Травы Духов в оранжерее, – перебил он этот льстивый поток, который молодые дроу говорили от всей души, искренне веря каждому своему слову. Найл улыбнулся. – Хочу заваривать себе успокаивающий чай от плохих снов. Мэгги и Джейк обрадовались ещё сильнее, ведь молодой господин в последнее время очень плохо спал и даже кричал во сне, не говоря уже о том, что он внезапно приходил в дурное расположение духа, и это было так ужасно, что они, бедняги, сильно за него беспокоились и уже начали думать о том, чтобы связаться с придворным лекарем и попросить его о помощи, но Найл позаботился об этой проблеме сам, как продуманно и как самостоятельно и независимо. Хоран зевнул. – Вам, должно быть, наш владыка посоветовал принимать перед сном успокаивающие травы? – спросила Мэгги, застенчиво шаркнув ножкой. Найл поднял глаза и увидел такой неподдельный интерес на лицах дроу, что сразу понял — они только и ждут каких-нибудь пикантных потребностей. Это и не удивительно: у хозяев от слуг почти не было секретов — это было и невозможно, учитывая, какая у них велась публичная жизнь. Между ними и хозяевами устанавливались отношения полного понимания и доверия, строились прочные связи, иногда даже из поколения в поколения. И Найлу тоже предстояло перейти черту, ведь в Лесном царстве слугой был именно он — самому делиться секретами и переживаниями было как-то непривычно. – Король ведь сегодня ночевал у Вас в спальне, – осторожно подтолкнула его дроу, и Хоран понял, что интересуют её не столько его секреты, сколько романтическая история, которую она успела себе вообразить. Найл, юный эльф из леса, с непередаваемой харизмой, и Зейн, король дроу, с грустными глазами поэта-романтика, и их любовь расцвела среди пустошей, словно огненный цветок под палящим солнцем. Найл бы засмеялся, не будь ему настолько грустно. – К нашему общему несчастью, ночевал он здесь в самом обыкновенном смысле, – разочарованно произнес Найлер, щелкнув пальцами, чтобы высечь искру. «Общему», потому что если Найл возвысится в глазах Зейна ещё больше, то станет его первым фаворитом (то есть займет место Джелены, которая всё ещё держала планку, и была для Малика близким другом и советчиком, и именно к ней он приходил в трудную минуту, когда ему нужен был совет или он нуждался в тепле), то и они в иерархии слуг вырастут, и покои у них станут лучше, и еда будет вкуснее, да и за столом слуг они подвинутся ближе к личному слуге Малика, который сейчас сидел во главе. Так что они искренне волновались за то, как шли дела у их юного господина, пусть даже и потому что это сказывалось на их репутации и карьерном росте. Впрочем, их нельзя было обвинить в том, что они в тайне плохо к нему относились: Найл — круглоухий эльф — очень им нравился, в отличие от других наложников короля дроу, которые знали себе цену и были самую малость чванливыми занудами. – Это лишь говорит о серьезности намерений нашего короля, – с почтением заметила Мэг, скромно потупившись, и снова занялась подносом. Грязную посуду давно пора было унести. Тем более, господин может захотеть десерт, а есть его в таких условиях... было бы весьма неприятно. Мэг никому не говорила, но её удивляло, почему Найл, в отличие от других фаворитов, не выходит на завтрак, обед и ужин, ведь ему позволено есть за королевским столом, да и Зейн явно любит его больше всех остальных и будет рад видеть рядом с собой. Конечно, когда повара и поварята в кухне пытались выведать подробности, она важно отвечала, что это прихоть хозяина, но любопытство так и терзало её, а спросить дроу пока не решалась — не все так гладко пока было между ними и новым господином. Конечно, ей было не понять, что Найл и так чувствует себя лишним в этом пышном великолепном дворце среди особ королевских кровей, ослепительно красивых дроу из гарема, а уж как ни в чем не бывало трапезничать рядом с принцессой Перри — невестой Короля, будущей Королевой — он бы точно никак не осмелился. Разумеется, принцесса Перри точно знает, как она прекрасна и хороша, и что ни у кого нет шанса даже сравниться с ней, не говоря о том, чтобы превзойти её или забрать положенное ей место. Но юный эльф, к своему стыду, претендовал на кусочек любви её будущего мужа, и ему было неловко, даже больше, чем просто неловко. У Тайлера, Джелены и у того дроу, имени которого Хоран даже не знал (да и не хотел знать, если честно), разумеется, не было такой проблемы — они все были красивы, умны, уверены в себе. Они появились во дворце не просто так: кто-то был с детства обучен доставлять королю удовольствие, кто-то воспитывался в знатной семье и был очередным залогом мира, один только Найл внезапно упал с неба и не знал, что ему делать в своем затруднительном положении. Не говоря уже о самом очевидном преимуществе других наложников: возрасте. Найл-то был весьма и весьма неопытен. – Мэгги права, господин, – согласился Джейк, очаровательно улыбнувшись. – Обычно владыка берет кого-то себе на ночь и после... э-э... развлечения вычеркивает их из жизни, если можно так сказать. А с Вами всё абсолютно по-другому. Наш король совершенно точно влюблен — об этом говорит весь дворец. Весь дворец! Так вот почему Джелена и Тайлер спустили на него волков и накинулись со своими неясными угрозами-предупреждениями. Вероятно, до них дошли эти лживые сплетни, не имеющие под собой абсолютно никакой почвы — досужая болтовня слуг и придворных, что не редкость во всех дворцах. – Или Вы всего лишь хотите так думать, – услужливо подсказал Джейку Хоран, почесав затылок. Он помнил, как при дворе Гарри о многих придворных (а бывало даже о принцах и о самом короле) ходили разные слухи, нередко и с пикантными подробностями — очень правдоподобные, но Джастин всегда говорил своему ученику, чтобы он в такие вещи не верил да и не ходил, развесив уши — итак они у него странные. Правда, Найл, к своему стыду, нередко слушал от леди Элеанор свежие новости, оказывающиеся на деле просто сплетнями. Впрочем, не слушать Эль — себе дороже. Если уж она захотела донести информацию, то ты услышишь её, даже если оглохнешь. От нее даже Софии не было спасу, хотя последняя часто занималась обучением маленьких эльфят. – Уверяем Вас, – проговорила Мэг, подходя к двери. Ей не терпелось вернуться с десертом, чтобы поднять молодому господину настроение. Если на кухне есть мягкий, воздушный пирог, эльф до вечера пробудет в добром расположении духа, возможно, даже расскажет историю о своей жизни или (о, чудо) покажет незамысловатый фокус, когда пляшущие разноцветные огоньки кружатся в воздухе, как мотыльки. Найл улыбнулся. – Ну-ка стой, – внезапно сказал он, прежде чем дроу попыталась выйти из его покоев. Мэгги послушно замерла, крепко вцепившись в поднос. Хоран картинно подул на свою ладонь, а потом несколько раз покрутил указательным пальцем в воздухе, словно раскручивал невидимое колечко, и, наконец, громко щелкнул пальцами, высекая несколько крошечных зеленоватых искорок, которые тут же поплыли по воздуху прямо к Мэг. Голову девушки-дроу неожиданно опоясал зеленый ободок из лозы, на которой распустились красивые розовые цветы, источающие тонкий аромат. Один, особенно крупный цветок, спускался к самому уху, и это выглядело очень мило, как будто она вдруг стала лесной нимфой. – У нас все эльфийки так ходят. Тебе очень идет, кстати, – удовлетворенно сказал Найл, глядя на свою работу. Если бы руки дроу не были заняты подносом, она бы захлопала в ладоши — Хоран впервые поощрил её работу. Поклонившись, дроу вышла из комнаты. В тот момент, когда она открыла дверь, они услышали шум с коридора: какой-то топот и беспокойство. Найл посмотрел на довольного Джейка, который безумно радовался за свою сестру, и вскинул брови. – Что там за возня? Джейк даже не попытался скрыть насмешку. Похожее выражение лица было и у Калума, когда он описывал «корову Перри», чей стан оказался тоньше, чем у ивового древа, а глаза ярче, чем мерцающие звезды. – Должно быть, нашей прекрасной принцессе снова дурно, – фыркнул он и картинно закатил глаза. Юный эльф искренне удивился, как можно так откровенно насмехаться над чужим недугом. Тем более, в случае с принцессой Перри, ведь она так часто звала на помощь. Должно быть, ей уж очень плохо, если она так нуждается в поддержке. Бедная принцесса, бледная, как цветок кувшинки, тонкая и гибкая, как цветущая виноградная лоза. Она не заслуживала такой ужасной хвори. – А если у нее серьезный недуг? – обеспокоенно спросил Найл и даже встал с кровати, чего обычно не делал после еды, прохаживаясь из стороны в сторону, на ходу размышляя, как бы он мог ей помочь. Может, в оранжерее найдутся особые травы для её случая? Это было бы чудесно. Тогда бы Найл, вероятно, смог хоть как-то облегчить её ужасные страдания. Может, если намекнуть об этом Зейну, то король разрешит, если не сходить самому, то хотя бы послать кого-нибудь в гору, чтобы точно принести все необходимые растения. Конечно, магия уж точно могла бы помочь, если всё не слишком серьезно, но сколько веков нужно учиться, чтобы уметь помогать больным хотя бы на уровне среднего целителя? И это не говоря уже о различных атрибутах, которых сейчас даже под рукой не было. То ли дело Джастин — у последнего всегда было всё, что нужно для лечения, магии и других практик, ведь он в свое время много путешествовал по миру, собирал редкие травы, камни и артефакты, перенимал знания от разных народов, умел пользоваться подручными средствами такими способами, что простым смертным и не снилось. – Молодой господин, даже Вы при всей своей резвости и таком аппетите более больны, чем она, – горячо заверил его Джейк. Найл почти оскорбился, когда тема коснулась его аппетита, и Джейк поспешил пояснить, в чем дело. – Принцесса просто привлекает к себе внимание нашего владыки, а он и его наивные сестры, как и Вы, между прочим, понять не могут, что на самом деле Её Высочество притворяется, – пылко заявил дроу. – Пожалуйста, поверьте мне, – настойчиво повторил он. – Принцесса Перри абсолютно здорова и просто манипулирует нашим королем. – Замолчи, – гневно прошипел Найл, встряхнув пышной шевелюрой. – Не смей даже мысленно сомневаться в принцессе. Я видел её своими глазами, пусть и издалека. Как столь прелестное создание может лгать? О, Джейк, конечно, был довольно молодым, но прекрасно понимал, что сколь бы обольстительным ни выглядел дроу или амфибия, или кто-либо другой, это ещё не повод ему верить. К сожалению, простодушного эльфа воспитали немного по-другому. И это Джастин пытался ему внушить, что он должен быть строг и тщательно всё проверять, а вот с молоком матери он впитал тот мысль, что должен доверять другим. Да и Грег бывало говаривал ему на досуге, что надо быть искренним и честным по отношению к другим эльфам, и они, в свою очередь, будут также относиться к тебе. Эти слова Найл запомнил на всю свою жизнь, как и те немногие уроки, которые успел дать ему старший брат, прежде чем уйти по стопам родителей. – Ах, сколь Вы наивны, – сокрушенно проговорил Джейк, склонив голову, но Найл его уже не слушал. Он думал о Высшей Силе. Нашли ли её родители после столь долгих поисков? Может ли быть, что они потому и не вернулись, что уже нашли её, и тяжесть знаний столь велика, что и разделить её с миром нельзя абсолютно никаким способом? Ведь если бы они не нашли то, что искали, могли бы они разочароваться и вернуться к ним... к нему, он ведь нуждался и нуждается в них до сих пор, пусть Джастин и заменил ему сразу обоих родителей, одарил теплом и заботой, разделил с ним свои знания. Ведь они ушли по-отдельности, неужели хотя бы мама не могла вернуться к нему, своему сыну? Неужели хотя бы Грег никак не мог его навестить? С годами письма стали приходить всё реже, пока вовсе не исчезли без какой-либо видимой причины, и эльф уже почти не надеялся когда-либо получить письмо. А если... если всё-таки брат решится написать ему письмо или кто-то из родителей, ведь письмо обязательно окажется именно в Лесном царстве, и никто не сможет передать ему весточку сюда, в царство дроу. Весточку... Зейн ведь отправил владыке Гарри возмутительное провокационное письмо, приложив его к цветам, и даже если сам король не захотел ничего говорить Найлу по поводу его внезапного исчезновения, неужели старые друзья — принц Лиам и принц Луи, леди София и леди Элеанор — совсем ничего не хотят ему сказать на прощание? А его добрый учитель Джастин? Он же похвалился перед ним своим достижением, пусть и малость сомнительным, ведь Джастин уже давно требовал от него развития магии без волшебных атрибутов. Однако, это ведь была приятная новость, Бибер должен был им гордиться, его магией хотя бы. Или пожурить за то, что он проворонил наконечники для своего посоха. Уж такое старый маг бы точно не упустил. Тогда почему он молчал? Найл закусил губу, как было всегда, когда он думал. У него появилось желание вновь посетить библиотеку и взять оттуда книгу Джастина, будто бы в ней могли быть все ответы. Но дело, конечно, было не только в этом. Так он чувствовал себя в своей среде да и кладезь знаний ему была просто необходима. В конце-концов, чтобы претворить свою шалость в жизнь, он должен был освежить в голове рецепт капель. Раньше, чем он скомандовал слуге, чтобы он подготовил ему легкую обувь для похода в библиотеку, в комнату ворвался стражник. Что это был за стражник! На голове, вместо шлема, был причудливо намотан кроваво-красный платок, так носят обычно люди у себя в пустыне: только с небольшой щелкой для глаз, чтобы в лицо не попадали песок и пыль. Но таким образом совершенно не видно лица. Через мгновение Найл понял, кто перед ним. Ну, конечно, это Люк! Устал небось в шлеме ходить, а вот продолжать скрываться просто необходимо, вот он и учудил такую штуку. Эльф чуть не засмеялся. Найл повернулся к слуге, который весь замер, глядя на стражника, что стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди. Конечно, Люк его тоже удивил, хотя и не так сильно, как Найла в первые мгновения. Но даже он уже знал, кто перед ним — они же с Калумом слух пустили о его уродливых шрамах, так что, кроме него, никто не мог больше прятать свое лицо. Эльф спохватился. – Ты займешься одеждой, а Мэг, когда вернется, отправь за травами. И не забудьте про мой обед, я хочу видеть четыре порции жаркого и кувшин молока, – велел он, похлопав в ладоши. В его руках появилась прекрасная роза, которую он ловко перебросил удивленному дроу. – Вдень в петлицу. Будет очень красиво. И не забудь про мой десерт. Джейк поклонился и пробубнил, что всё будет сделано вовремя, пытаясь пристроить розу покрасивше, а Найл в сопровождении Люка, который нетерпеливо переступал с ноги на ногу, вышел из комнаты. – Жара... – пожаловался Люк, пока они шли, точнее неслись, вдоль коридора. Он уже был пуст — видимо, все, как один, толпились в покоях у принцессы Перри, пытаясь привести её в чувство. Найла снова захлестнула волна сочувствия. Должно быть, бедняжке совсем плохо, раз ради неё с самого утра всполошились почти все во дворце. Бедный-бедный Зейн! Он ведь и так не спал всю ночь из-за Найла, а теперь ему ещё и поддерживать свою невесту в таком состоянии. Да и Валия с Сафой, должно быть, страшно переживают, а ведь они ещё совсем юные, их нельзя так волновать. Что до Донии... конечно, и она страшно беспокоится, просто её Найл знал не так хорошо, как других принцесс. В большинстве случаев, она старалась игнорировать его присутствие, хотя это он заботился о том, чтобы в её комнате всегда были свежие цветы. Не то чтобы он ожидал от принцессы благодарности... просто хотел бы видеть, что она замечает его: «Здравствуйте, принцесса», когда они случайно сталкивались в коридоре или в библиотеке. Один раз он случайно оказался в зале, где она слушала, как несколько хорошо обученных дроу поют на разные лады и играют на инструментах, но когда он попытался начать разговор о музыке, после того, как они прослушали несколько партий, Дония просто его проигнорировала и ушла к себе, подбирая юбки, в сопровождении нескольких дроу, которые перешептывались друг с другом, не обращая на юного эльфа абсолютно никакого внимания. Джейк и Мэгги тогда сказали ему, чтобы он не сильно расстраивался, но Найлу всё равно было очень обидно — он мечтал завести себе как можно больше друзей, общаться, познавать что-то новое. Однако, как ни странно, обитатели дворца с ним не очень хотели общаться — разве что совсем юные принцессы. Эльф был не против их компании — напротив, ему нравилось быть полезным и проводить время с юными особами королевских кровей, обучая их мелким фокусам, необходимым в жизни. Это, к слову, помогало ему понять короля дроу намного лучше: они жили им — его переживаниями, мечтами и надеждами, потому что родителей у них не было. Зейн делал всё, чтобы у его сестер была комфортная и счастливая жизнь, пусть даже и в таких тяжелых условиях это было несколько трудно. Найл переживал это всё вместе с ними. Малик был самим благодушием — пример идеального короля, идеального брата, идеального дроу. Не удивительно, что даже гномы хотели видеть его своим правителем. Тем интереснее взглянуть на Шахида, который так быстро отошел от дел, предпочитая сытую жизнь в подполье, перекладывая все обязанности на амбициозного и несколько молодого правителя, да ещё и другой расы. Малик, правда, доверие оправдывал как нельзя лучше, но это всё равно было в новинку. Никогда прежде две абсолютно разные расы не могли примириться друг с другом. Эльфы леса и цветочной долины — да; дроу снежных гор и восточных холмов — да; разные племена людей, амфибии пресноводные и морские... но дроу и гномы? Зейн был новатором, реформатором, надеждой на то, что когда-нибудь перемирие будет достигнуто даже среди абсолютно разных рас. – Так жарко, – тем временем продолжал щебетать Люк, ведя его по коридору. Найл от счастья не мог ни слова произнести — как он скучал по беззаботным разговорам, по той атмосфере Лесного царства, когда тебя могли просто вытащить из комнаты и повести непонятно куда, ничего не объясняя. – Я бы умер от этой духоты, если бы Калум не придумал обмотать голову этой штукой! Обожаю его, – томно заметил эльф, заводя Найла за угол. Хоран, и так пропитавшийся симпатией к душечке Калуму, успел кивнуть. – С утра такая шумиха! Бедняжке Перри плохо... – А мне никто не верит, что это действительно так, – сумел вставить Найл, пока Люк тащил его через весь коридор. Они чуть не свернули какую-то огромную огненную вазу по пути, но Хеммингс не обращал на это никакого внимания, будто убранство дворца не имело никакого значения по сравнению с его сверхважными делами. Вспомнились те времена, когда они пытались влезть в крепость, а Гарри, некстати проходивший мимо, увидел, как они поочередно вбивают в стену клинья, чтобы прокрасться внутрь, миновав дверь. – Так ещё весь этот шум из-за праздника! – никак не унимался Люк. – Говорят, портной испортил праздничное платье принцессы Донии, и теперь нужно спешно всё переделывать! Я слышал, правда, что ничего он не портил, и принцессе просто не понравилось, как выглядит крой или что-то в этом духе, но я даже не знаю, кому верить... Принцесса Дония не похожа на такую дроу, которая станет просто так на кого-то срываться. А, кстати, у Калума воспаляется кожа вокруг жабр от этой поганой жары, не мог бы сделать ему охлаждающую мазь? – Найл еле успел кивнуть, потому что Люк тут же отвернулся, пытаясь понять, долго ли им ещё идти по коридору. – Я и говорю: ну, зачем ей срываться-то на портного? Никак, действительно, напортачил. Эх, ремесленники! – А куда мы идем-то? – спросил Найл, когда Хеммингс взял паузу, чтобы перевести дыхание. Видимо, давно не говорил с кем-то из своих. Калум всё-таки был амфибией и не всегда мог его понять, пусть и был весьма и весьма милым. – Не «мы», а «ты». И ты идешь в гарем, – воодушевленно сказал Люк, подводя его к дверям, рядом с которыми стояли стражники. Найл удивленно поднял брови, и Люк нетерпеливо посмотрел на приятелей, как бы намекая, что двери пора открыть. – День сегодня не самый веселый, так что я сказал им, что ты сыграешь на арфе. Надеюсь, она у тебя с собой. Давай-давай, тебе будет полезно провести там время!