Do you speak elfish?

Найл уютно заворочался, зевнул почти полной грудью и, несколько раз моргнув, наконец, открыл глаза. Он проснулся поздно, тесно прижимаясь к горячему боку короля дроу и обнимая его одной рукой за живот. Несколько мгновений Найл наслаждался непривычным умиротворением и безмятежностью: его юное тело было почти таким же теплым, как у его короля, будто они всё ещё были одним целым, как этой ночью. Волшебной ночью, длившейся бесконечно, пока Хоран не провалился в заботливые объятия сна, не омраченного тревогами. Найл изнеженно заерзал в теплом гнездышке одеяла — под боком у короля ему было невообразимо сладко, будто на языке таяла нежная пластинка из розового лепестка, и он счастливо выдохнул, чувствуя себя отдохнувшим и хорошо выспавшимся впервые за долгое время. По телу разливалось приятное, ленивое тепло: Найлу совсем не хотелось покидать огромную гостеприимную кровать, напротив — он желал остаться в ней навсегда, вместе с Зейном. Не просто королем дроу, а королем его скромного сердца. Он, к слову, мирно лежал рядом, только широкая грудь равномерно поднималась. Хоран с любопытством покосился на дроу — кажется, спит ещё, крепко, будто совсем маленький эльф, утомленный весёлыми дневными играми — и мягко пробежался ловкими пальцами по загорелой груди Малика, коснулся губами разгоряченной кожи правителя, с наслаждением вдыхая томный утренний запах. В нём было что-то успокаивающее, но, главное, где-то рядом с сердцем приятно теплело от несправедливо радостного чувства: Зейн сейчас с ним, принадлежит только ему в это прекрасное утро. У Зейна тяжело дрогнули веки, обрамленные чернильно-черными ресницами, глаза осознанно приоткрылись. Оказалось, он уже давно не спал, просто старался не шевелиться, чтобы не побеспокоить своего маленького эльфа, уютно сопящего под боком. Малик улыбнулся, опустил голову, чтобы поцеловать Найла в лоб, и снова откинулся назад, на подушки, лениво любуясь живописно расписанным потолком. Ему было невообразимо спокойно, особенно когда Хоран уютно завозился рядышком, обозначая свое позднее пробуждение. Король впервые за долгое время чувствовал полное удовлетворение. Его не беспокоили ни гипотетически надвигающаяся война, ни разгорающийся конфликт с дроу Центрального каньона, ни праздник в честь принцессы гномов, ни будущий поход, ни всё ещё не заключенный договор с амфибиями. Весь его мир сосредоточился вокруг одной кровати в покоях его самого младшего фаворита, — по возрасту, не по значению — на которой сейчас были только они с маленьким беспокойным эльфом. Блаженная улыбка так и не сошла с лица Зейна. Его маленький лучик света, сосредотачивающий в себе всё самое лучшее, о чем дроу мог только мечтать, был рядышком, и Зейн чувствовал — более ему ничего не надо. И думать ни о чем больше в эту минуту он не хотел да и не мог, полностью увлеченный своим фаворитом. Он видел, что его эльф приятно взбудоражен. Он догадывался почему. Найла охватило неведомое ему ранее чувство пробуждения. Оно было никак не связано со сном, хотя эльф и был доволен тем, что так хорошо выспался. Сегодня эльф спал без кошмаров и частых ночных пробуждений, заставляющих его подолгу бродить по комнате, пока он не падал от бессилия. Это, конечно, не могло не радовать Найла, у которого эти страшные сновидения и муки совести, скрытые за неясными, но смутно знакомыми образами, уже давно были поперек горла. Просто Найл чувствовал себя здоровее, чем раньше: полнокровным, цветущим, крепкотелым, будто король дроу открыл в нём что-то — нащупал и выпустил на свободу, словно расколол каменный свод и позволил подземному ключу вырваться на поверхность, внезапно забив вверх фонтанчиком. Найл вдруг вспомнил веселых и свободных эльфов, живущих у далекой Золотой поляны. Тех самых оживленных, громкоголосых плясунов, к которым он принадлежал по крови, пусть и жил в лесу почти с рождения под покровительством мудрого и сдержанного лесного царя вместе с такими же спокойными, умиротворенными и кроткими лесными эльфами. Теперь же Хоран мог сказать, что на самом деле стал одним из эльфов с Золотой поляны, чувствуя себя лихим и искушенным, готовым абсолютно на всё также, как они. Он ещё раз поцеловал Зейна, крепче обнимая его живот. Плоский, почти литой, напоминающий теплую медь, как и вся его кожа... Найл непроизвольно погладил его, наслаждаясь этим ощущением. Кажется, он совсем вырос, раз мог наслаждаться такими сравнительно взрослыми вещами. Зейн накрыл его руку своей, бережно переплетая их пальцы между собой. Они приятно контрастировали между собой. Незримая связь стала ещё крепче, связывая их кожу золотисто-огненными крепкими нитями, прочнее, чем серебристые нитки паутины. Найл снова почувствовал, что они с Зейном единое целое. Не как вчера, даже немного ближе. Будто теперь между ними существовало что-то неразрывное, соединяющее их обоих, как цепь. Наверное, именно об этом рассказывал учитель, когда ему приходилось затрагивать тему любви, которую он старательно избегал. «Не только я твой, – подумал Найл с удовлетворением, расслабленно прикрывая глаза. Как же ему хотелось растянуть эту спокойную, счастливую минуту! Эльф выдохнул так сладко, словно это были не мысли, а медовые слова у него во рту. – Ты тоже мой». Зейн будто услышал его, потому что хватка его пальцев стала ещё сильнее и вместе с тем трепетнее и заботливее, как если бы он держал что-то ценное, что боялся потерять и разбить одновременно. – Ты всё ещё со мной, – любовно пробормотал эльф. – А я думал, что проснусь в одиночестве, – с тревогой признался он. Его переполняла нежность, и он стал осторожно целовать торс владыки, наконец, нерешительно замирая у разгоряченной шеи. Казалось, об неё можно губы обжечь, если внезапно неосторожно коснуться. Эльф непроизвольно заполз верхом на Зейна, правда, сидел неловко, будто боялся упасть, но всё-таки было в этом что-то правильное и естественное, как если бы это было тем самым местом, полагавшимся ему по праву. У Найла раньше никогда не было чего-то, полагавшегося ему по праву. У Найла вообще раньше мало что было. Король дроу устроил руки на его боках, по-хозяйски оглядывая тело юного эльфа. Он медленно поглаживал его, наслаждаясь тем, как Найл возбужденно вздрагивает, зная, куда могут привести эти пока невинные, осторожно-ласковые касания. Но, что нравилось Зейну больше всего, эльф не только знал, он ещё и хотел, чтобы они зашли дальше, и даже провоцировал его немного, так томно вздыхая и кусая покрасневшие губы. Не мог же он не знать, как это выглядит со стороны? Зейну казалось, что Найл немного изменился, но изменился в приятную сторону, стал ещё лучше, чем прежде — хотя куда уж лучше? Он и так был чудом. Ведь подарки богини всегда можно расценивать, как чудо. И, если раньше эльф был книгой, открытой, но с каким-то секретом, спрятанным внутри страниц с помощью особого шифра, который предстояло раскрыть, то теперь Зейн был на верном пути открытия этого секрета. И, оказалось, что секрет в самом деле стоил того. Кажется, именно такими эльфы и становятся, когда задеваешь в их душах что-то важное — и лесные, и дроу, и — чем Великая не шутит? — небесные тоже. Но раньше Зейн не мог сказать, что и сам был влюблен, чтобы искренне заметить что-то подобное и, главное, почувствовать в полной мере. Да, он бывал счастлив, он наслаждался любовными утехами со своими наложниками и наложницами, многие из которых были намного искуснее, чем неопытный маленький эльф, которого раньше так смущали его прикосновения. Но столь приятным подобное уединение и страстное соитие не было никогда, и душа его так не ликовала. С юным лесным эльфом всё было по-новому, и Зейн чувствовал себя исследователем и завоевателем — кем он всегда и являлся по существу своему. Король, продолжая поддразнивать эльфа, посмотрел Найлу в глаза и уже не мог отвести от него взгляд. Спросонья они напоминали небесно-голубой аквамарин и сияли не хуже, может, даже ярче и сильнее, завлекая своей глубиной. За их пеленой Малик видел что-то таинственно-дразнящее, по-своему мудрое и в той же степени наивное. Зейн подумал — все богатства мира меркнут рядом с этими глазами, а они принадлежат ему одному. Впервые в жизни у него было что-то настолько ценное и при этом полностью его собственное, что ему не нужно было оспаривать, как новые земли, к примеру. – Не мог тебя оставить, – ответил Зейн медленно, облизывая губы. – Хотел увидеть, как ты проснешься, – добавил он тем же зачарованным голосом. – И всё пропустил, – мягко засмеялся Найл, нежась под его прикосновениями. Хоран почти урчал и не мог сдержать горделивой, немного глупой улыбки: Зейн на самом деле остался у него на ночь, хотя мог вернуться в свою Королевскую спальню, предназначенную только для короля, Зейн хотел посмотреть, как он, простой эльф, просыпается. Зейн любит его — именно его, а не кого-то другого, более красивого, умного и искусного в магии или чем-то еще, что короли обычно ценят. А Найл, конечно, любит Зейна — очень сильно, почти бесконечно — и у них двоих что-то, очень похожее на идиллию, неизмеримо прекрасное. Прекрасное, как сияющая улыбка его короля, как его крепкие объятия и томные поцелуи. Найл сладко вздохнул и чуть не стек вниз растаявшим маслом прямо в ласковые, заботливые руки Зейна. Он был даже немного напуган внезапно нахлынувшим счастьем, опьянен им и обескуражен, как в тот раз, когда случайно хлебнул янтарной жидкости из секретного бутыля учителя, который волшебник хранил на дне сундука, замотав в несколько тряпок. Ох и рассердился тогда Джастин! Правда, сразу ругаться не стал — сначала дождался, пока помутнение пройдет, а уже потом накинулся на него. Вспомнив об этом, Найл чуть не засмеялся, и Зейн, заметив это, ловко завалил его на спину, решительно нависая сверху. Он страшно ревновал, когда Хоран даже мысленно отвлекался от него или что-то извне завладевало его вниманием. – У меня ещё будет возможность, маленький эльф, и не раз, – заверил его Малик, целуя в губы. – Ты с утра невероятно красивый. Хочу тебя очень сильно, – разгоряченным шепотом признался Малик. Хоран улыбнулся, касаясь его лица нежными подушечками пальцев, мягкими, будто пух с птичьего животика. – Не дразни меня, Найл, сделаю больно. – Ты преувеличиваешь, – засмеялся юный эльф, полностью игнорируя предупреждение. – Можешь делать со мной всё, что хочешь. Я тебя так люблю. Его смех звучал легко, словно совсем рядом журчал ручей: вроде ласково, но Зейну всё равно казалось, будто Хоран хохочет именно над ним. Так в легендах описывали лесных духов, завлекающих эльфов и дроу в свои губительные объятия. А Найл с самого первого дня именно таким и был: всё время манил к себе и отстранялся, завлекал в свои объятия, но ускользал от чего-то большего. И только сегодня ночью, наконец, позволил к себе прикоснуться и даже проявили инициативу. А Зейн чувствовал себя сведенным с ума. И это было приятно. Зейн посмотрел на Найла очень странным взглядом и крепко схватил Хорана за запястья, с внезапной силой прижимая его руки к кровати по обе стороны от головы, полностью обездвиживая эльфа. У Хорана затрепетало сердце, как бабочка, внезапно оказавшаяся в паутине. Малик буквально видел, как трепещут его нежные крылышки, чувствуя при этом сильное напряжение. Кто из них влюблен больше? Для кого это только игра? У Зейна смешались в голове все мысли. Он не мог думать больше ни о чем. Только о том, что Найл по-прежнему обнаженный и прямо под ним. – Я тебя тоже люблю, – шепнул Зейн, прижимая Найла всем телом к кровати. Хоран попытался пошевелиться, но только сильнее раздразнил Малика. – Но ты понятия не имеешь, что мне иногда хочется с тобой сделать. – Так сделай это, я ведь твой. Зейн тяжело выдохнул. Найл не мог даже представить, чем ему грозили подобные заявления. Послышался торопливый стук, и раньше чем кто-либо в спальне успел сказать: «Войдите!» или «Не беспокойте», дверь в покои беспардонно распахнулась, и в комнату, обгоняя друг друга, ворвались запыхавшиеся слуги Хорана, едва ли не спотыкаясь и падая. Эльф уже возбужденно подрагивал от соблазна снова заняться с Зейном любовью и совсем не собирался никого впускать, а теперь испуганно завозился под королем дроу, осознав, что в комнате всё-таки кто-то появился, не взирая на отсутствие разрешения. Его мгновенно застигло жгучее чувство стыда, заставляющее щеки и уши пылать, как огонь в камине — неужели кто-то узнает, что он занимался такими вещами? Да ещё с Зейном! Да ещё и был инициатором всего этого бесстыдства... – Молодой господин, что мы для Вас нашли! – наперебой закричали слуги и мгновенно умолкли, заметив своего короля, уставившегося на них через плечо. Он всё ещё продолжал нависать над Найлом в недвусмысленной позе. – Ой! Простите, Владыка, – после некоторой паузы вымолвили они, нерешительно переглядываясь и кланяясь, и попятились назад, ближе к двери, готовые уйти в любой момент. – Простите нас, молодой господин, – добавили Джейк и Мэгги чуть более смущенно. Найл легонько толкнул Зейна в грудь, безуспешно пытаясь выбраться из под него, чтобы ещё больше не уронить свое достоинство, хотя ему казалось, владыка по-прежнему решительно настроен и вряд ли даст ему вырваться, пока сам не решит, что сейчас не самое подходящее время для подобных забав. Малик непринужденно поцеловал Найла в нос и сел, нехотя отпуская эльфа. Одеяло съехало по пояс — Джейк и Мэгги снова слегка отпрянули назад, почти вжимаясь в дверь, и нерешительно замерли, пытаясь переварить увиденное. Их лица в это мгновение удивительно сочетали изумление и радость, связанные с этим событием. Они никогда раньше не видели своего короля обнаженным — но во дворце да и в городе говорили, что это стоящее зрелище, за которое и руку можно отдать. Теперь же Джейк и Мэгги могли в полной мере оценить это и с уверенностью заверить всех сомневавшихся: слухи не врали — их король великолепен. Наконец, слуги стушевались, внезапно осознавая, что глазеют слишком долго для тех, кто ворвался в покои юного господина без приглашения да ещё когда там король, к тому же в таком... виде. Малик всё также непринужденно потянулся, совсем избавляясь от одеяла и показывая свое красивое, загорелое тело. Он-то, конечно, не смущался — королю провести ночь с одним из своих наложников дело привычное. Хотя одевали и купали его не с малых лет — даже будучи наследником правящей династии Зейн не всегда имел настолько большой достаток и потенциал в виде хорошо обученных воинов. У него не было времени на праздные гулянья: нужно было обучаться воинскому искусству, картографии, умению управлять своим народом и другим полезным навыкам, а еще заботиться о подрастающих сестрах. Дроу-кочевникам всегда приходилось тяжелее всего, несмотря на то, что репутация среди дроу у них всегда была хорошая, а многие племена вроде Снежных и вовсе старались помочь, как могли. Просто народу Зейна куда тяжелее было найти место, где можно было обосновать столицу и остаться навсегда, не нарвавшись при этом на неприятности. Даже пустоши и горы изначально принадлежали гномам, и лишь заключенное перемирие, преемственность власти, а также союзничество в прошлых войнах помогли Малику перенести сюда свое селение и занять дворец. – Пожалуйста, перестаньте смущать моих слуг, владыка, – засмеялся эльф, с наслаждением оглядывая короля. Сам-то он продолжал прятаться за своей частью одеяла. Хотя Джейку и Мэгги доводилось его купать, а также переодевать, Найл всё равно испытывал толику смущения. – Они не привыкли смотреть на такое. – Им еще не раз придется это видеть, пусть привыкают, – ответил Зейн, наклоняясь, чтобы поцеловать эльфа в лоб. Он заметил, что у эльфа забавно дрогнули ушки, как крылышки у стрекозы. У дроу уши, конечно, были не намного меньше, чем у лесных эльфов, да и по форме были почти такими же, если не считать каких-то мелких врожденных особенностей, но у Найла они, ко всему прочему, ещё были чуть округлыми и немного оттопыренными, как будто кто-то потянул их в разные стороны, поэтому наблюдать за ними было интересно. Особенно, когда Найл смеялся или негодовал. Тогда же он показывал свои забавные, но весьма прелестные зубы. Найл тоже приподнялся на подушках, потянувшись и очаровательно наморщив нос. Он всё ещё чувствовал себя абсолютно счастливым и спокойным. И ему было бесконечно хорошо. Король широким жестом приобнял его и поцеловал в шею, с удовольствием отмечая про себя, что эльф сам подставляется под его прикосновения, хотя и не понимает этого. Он хотел зайти дальше, но Найл ловко прикрыл нижнюю часть его лица ладошкой, не давая целовать свои ключицы и плечи. Зейн удивленно уставился на него — Найл внезапно обхватил его за шею и потерся макушкой о подбородок, будто волчонок. Они ещё немного поборолись, прежде чем Зейн посерьезнел и легонько толкнул Найла в подушки, впрочем, не давая подняться обратно. Эльфийские глаза снова загорелись, но Малик быстро щелкнул его по носу и повернулся к Джейку и Мэгги, с затаенным ожиданием наблюдавшим за этой идиллией. Их великий король и прекрасный юный господин справедливо напоминали молодую волчью пару, ещё не насытившуюся друг другом и вряд ли когда-нибудь с умеющую сделать это. Уж очень хорошо они подходили друг другу. Как Луна Солнцу или Небо Морю, думалось им обоим. – И где Вы двое пропадали со вчерашнего дня? – насмешливо спросил король, непроизвольно продолжая гладить Найла, будто котенка. – Не Вам ли я велел не отходить от своего хозяина ни на шаг? – пристыдил их Малик. – Ваш господин чуть не утонул, между прочим, – с некоторой укоризной заметил он. На лицах слуг отпечатался самый настоящий ужас. Он так быстро сменил былые воодушевление и радость, что Найл даже хихикнул про себя. Эльф давно заметил, что его свита отличается крайней эмоциональностью и излишней впечатлительностью, не хуже него. Они едва не бросились к кровати, но вовремя остановились, понимая, что король не подпустит их — нерасторопных и бесполезных слуг — к больному и изувеченному господину, и просто заметались по комнате, заламывая руки. Им совсем не хотелось терять своего милейшего юного хозяина, столь щедро одарившего их самыми лучшими знаками отличия во всем дворе. Куда там снежинкам да лентам! Эти прекрасные, невянущие розы были настоящими произведениями искусства. А больше чем это, они ценили возможность хранить секреты юного эльфа и быть — вот уж какие глупости! — почти настоящими соратниками в его делах. Ведь он так великодушно доверял им собирать травы, рассказывал для каких зелий они могут пригодиться, позволял иногда наблюдать за тем, как он практикует магию, а однажды даже не выгнал, когда общался с Страшным Люком и амфибией-стражником. – О, богиня! – горестно воскликнула Мэгги, всплеснув руками. Она чуть не плакала от жалости. – Какой кошмар! – Вы сильно пострадали? – перебил её Джейк обеспокоенным голосом. По всей видимости, они вообразили себе нечто ужасное — у Мэгги даже лицо побледнело, и руки беспомощно задрожали, а Джейк и вовсе весь обмер, будто его хватил удар. Тем более, Найл обычно так подолгу не лежал в кровати, а с самого утра вскакивал и начинал распоряжаться, требовал завтрак и чистую одежду — это могло значить, что он серьезно изувечился, перестал ходить или то, что он тонул, навсегда оставило тяжелый, неизгладимый след в его чуткой, почти детской душе, и теперь юный эльф никогда не будет прежним! Хоран буквально читал это в их глазах. Наверное, уже был полдень, а Найл, увлеченный своим королем и их баловством, думал, что ещё утро, пусть и позднее, вот случайно и ввел Джейка и Мэгги в заблуждение. Ему даже жаль их стало — они ведь на самом деле переживали за него. А у него во дворце, кроме них да Люка с Калумом... а ещё благородного Тайлера, больше никого... Хоран даже хмыкнул. Да у него, оказывается, полным-полно друзей, и он не так уж и одинок на самом деле! Тайлер, пусть и ходит букой, но тоже на самом деле довольно тепло к нему относится и, если что, уж точно придет на выручку — вон, как вкусно накормил, когда Найл испытывал трудности жизни! А ещё крошки-принцессы — почти все, не считая самой старшей — тоже всегда рады его видеть. Люк и вовсе его старый друг! Они с ним вместе с самого леса. А Калум, раз уж так сильно любит Люка, конечно, и к нему наверняка хорошо относится. А в гареме он недавно разговаривал с несколькими очень приятными дроу... – Мне уже намного лучше, спасибо, – поспешил заверить своих взволнованных слуг Найл, приветливо улыбаясь поникшим дроу. Он снова нащупал руку Зейна и некрепко переплел их пальцы, быстро скользнув взглядом по его царственному лицу. – Я просто случайным образом задремал в бассейне, – добавил он с некоторым стыдом. – А всё-таки где Вы были всё это время? Я ждал Вас целый день. Даже успел случайно угодить в подземелье, перед тем как... мм... утонул. Это даже заставило его залиться краской. Хоран был почти уверен, что уж с Тайлером такого никогда не случалось, и он наверняка поднимет его на смех, когда узнает, что произошло. А уж он наверняка узнает, потому что Найл сам собирался ему рассказать — надо же угостить его обедом в ответ. Тем более, ему на самом деле будет приятно услышать, как Найл опозорился при их владыке. Да и история о том, как его поймали стражники и волокли через весь коридор, словно мешок с рисом, тоже покажется человеку веселой. Конечно, Тайлер никогда не говорил ему, что хочет с ним дружить, но чудесный подарок и очень вкусный обед говорили сами за себя. Если Найл кое-что понимал в людях — а он имел дело с таким трудным человеком, как Великий Волшебник Джастин — то они не говорят вслух о важном, а больше делают. И лучше, конечно, читать именно по поступкам, которые зачастую выражают все их намерения лучше слов. Потому что и Тайлер (довольно молодой человек) и Джастин (довольно взрослый человек) любили с горяча наговорить гадостей, используя самые изощренные ругательства их расы, а ещё покричать и ногами потопать, если дела внезапно выходили из под контроля. Правда, Найл уже давно заметил: если люди сами делают то, что запланировали (всегда всё тщательным образом выверяют и учитывают, стараются держать под контролем самые мелкие детали и придумывают запасные варианты на непредвиденные случаи), их замыслы почти никогда не рушатся. О чем они любят ехидно напоминать в компании, когда дела других начинают катиться по наклонной. Такова уж особенность их расы, они мудры и темпераментны одновременно. Джейк и Мэгги выглядели виноватыми. – Мы сначала очень долго выбирали раскладной столик, который бы подошел к убранству Ваших покоев, – сказал Джейк, понуро склонив голову. По его виду было понятно, что он вовсе не оправдывается. – Оказалось, что мебель здесь особенная, и чтобы не испортить композицию, нужно учесть многие детали. Покрывало мы нашли быстро, а вот новую вазу взамен разбитой тоже пришлось выбирать довольно тщательно... – Старая фамильная ваза! – хмыкнул Зейн, замечая пропажу, и с нескрываемым ехидством покосился на маленького эльфа. – Наверное, она разбилась случайно? Найл покраснел. Ему не очень хотелось вспоминать события, заставившие его разбить несчастную вазу на мелкие кусочки. Тем более, эльфу на самом деле неловко было портить вещи, особенно, если это собственность Зейна. Да и Джастин всё время ему внушал, что всё стоит денег... Правда, даже если бы Найл знал, что ваза фамильная, в тот момент его это бы не остановило — настолько он был рассержен. – Почти, – уклончиво ответил Хоран. – Неужели это заняло так много времени? – По правде говоря... мы заглянули к сапожнику, – признался Джейк. – Вы ведь забыли об обуви, когда ходили к портному, молодой господин. Мы подумали, что случится ужасный конфуз, если Вы появитесь на празднике с голыми ногами. Конечно, нам очень нравится, когда юный господин босиком бегает по коридору, – поспешно добавил Джейк, кланяясь. Зейн засмеялся почти в голос, и Найл по-свойски толкнул его. – Но мы всё равно позволили себе побывать у сапожника и заказать к вашему костюму для праздника пару чудесных туфель. Простите за задержку. Слуги дроу в очередной раз поклонились. Они как-то не подумали, что можно было послать к сапожнику кого-то одного, не заставляя молодого господина ждать — будучи братом и сестрой они были неделимыми, не видели себя друг без друга. Всегда и везде, днем и ночью, в холод и в зной — в основном, в зной, близнецы ведь тоже были кочевниками и жили в пустошах с самого рождения – они были неразлучны. Даже ответственность за проступок кого-то одного они всегда несли оба, прикрывая и поддерживая друг друга со всей самоотверженностью. И дроу даже не помнили, кто именно вдруг решил служить во дворце. Они всегда были и мыслью, и действием одновременно. Они всегда были продолжением друг друга, всегда знали, что на уме у каждого из них. Каким-то образом Найл безошибочно это понял и даже не стал пытаться их ругать за нерасторопность. Его всегда поражала любовь, во всех своих проявлениях, особенно родственная, ведь последние несколько сотен лет он был обделен ею. И Найл искренне мог понять Джейка и Мэгги, потому что если бы старший брат не ушел за родителями и Высшей силой, они бы до сих пор были вместе, связанные самыми крепкими братскими узами, и Грег бы заботился о нем, как прежде, когда маленький Найл мог испугаться тени, прячущейся в кустах, или порадоваться сказке, наскоро выдуманной любимым братиком. Иногда ему казалось — Найл не решался никому в этом признаться — Грег по-прежнему с ним, присматривает за тем, что он делает, и мягко направляет, чтобы маленький брат не находил слишком много приключений на свою голову, почти как раньше, легонько, чтобы Найл думал, что дошел до этого сам. Они всегда были под одним небом, смотрели на одни и те же звезды. Значит, по-прежнему находились близко друг другу. Пусть и не виделись уже несколько сотен лет. – Вам они точно понравятся, – заявила Мэгги, с некоторой робостью поднимая голову. – Мы сидели у сапожника до поздней ночи, пока он делал эскизы. Потом помогали ему подбирать материалы... – служанка-дроу даже зевнула, вспоминая бессонную ночь у надменного старика. Они и опоздали, потому что уснули прямо у него за столом, а хитрый пожилой дроу будить их не стал. – Даром, что мастер своего дела — так бы ни за что к нему не пошли, – вполголоса добавила она. Брат каким-то образом успел ей поддакнуть. – Но зато мы уверены, что обувь будет готова точно в срок и идеально подойдет к Вашему замечательному костюму, и готовы отвечать головой, – бодро закончила девушка-дроу и сделала книксен. Найлу не очень хотелось, чтобы кто-то за что-то отвечал головой. Во дворце дроу это было куда вероятней, чем в лесу. Там могли ограничиться изгнанием или кропотливой работой, нравоучительной нотацией или временной изоляцией — в общем, наказание старалось больше воздействовало на разум. А у дроу и плетей можно было получить и конечности лишиться, и всё это было больше физической расправой. Не совсем уроком, а чтобы впредь не повадно было. – А как Вы расплатились с сапожником? – поинтересовался Хоран, вспоминая, что деньги он выделял только на более мягкое покрывало, новую вазу и раскладной столик. Теперь не только Калум и Люк могли бы приходить к нему в гости на обед, но ещё и Тайлер, с радостью подумал Найл. Может, даже новый мажордом как-нибудь не побрезгует заглянуть в его покои и разделить трапезу. А ещё можно будет даже позвать к себе принцесс, развлекать их волшебными трюками и забавными историями... И всё будет совсем, как раньше, ведь в лесу Найл очень тесно общался с королевской семьей и некоторыми эльфами из деревни. Мысль о том, что всё вернется на круги своя, не могла не радовать общительного эльфа, которому очень не хватало дружеских связей. Только здесь всё было на порядок лучше. У него были свои собственные покои — просторные, красивые, наполненные дорогими безделушками и изящными предметами интерьера, в отличие от той скромной комнаты, где они раньше жили с учителем. У него была отличная, разнообразная одежда, сшитая из самых лучших материалов — раньше-то у него были только практичные вещи, чтобы удобно передвигаться по лесу. И не он был слугой, а у него были слуги. А ещё он постепенно перестал считаться учеником волшебника, а теперь и сам иногда учительствовал. Конечно, ему не доставало нравоучений Джастина, но всё-таки и самому чего-то стоить было приятно. И, главное, у него был король. Связь с королем. Совсем не то, что раньше, когда Найл даже не знал, кем приходится отстраненному и величавому королю Гарри, что их связывает и как он на самом деле к нему относится. Король Гарри никогда не говорил прямо. Он всё только смеялся да увиливал, глядя на всех с высоты своего трона, а в глазах его была странная, ведомая только ему одному пелена печали, за которую было никак не пробиться. Может, он до сих пор тосковал по погибшей жене, что лишало Найла всех шансов, если они, конечно, гипотетически были. Но теперь Найл понимал, что это не так уж и важно. В конце-концов, он никогда больше не увидит короля Гарри. А, даже если и увидит... всколыхнет это что-то в его душе? Вряд ли. Они ведь не были особенно близки. Тем более, по большей части Найл, наверное, всё-таки видел в нем отеческую фигуру, и Гарри всегда был с ним добр именно по-отечески. Кроме того странного поцелуя. Вернее, тех странных поцелуев. Хоран чуть не ударил себя по лицу: не имеет значения, что это значило. Главное, что Найл понял — это было детское увлечение, которое прошло, когда он встретил по-настоящему стоящего эльфа. Горячего, восхитительно красивого, нежного и ласкового, когда они оставались вдвоем... У Найла всё затрепетало. – Мы из своих сбережений взяли. Это подарок молодому господину от нас, – призналась Мэгги, смущаясь. У неё очаровательно покраснели щеки. И даже Джейк немного залился краской. Вопрос будто бы застал обоих дроу врасплох, а они были пока ещё настолько неопытны будучи слугами, что, конечно, не ожидали такого. Юный эльф был их первым ответственным заданием, и они отнеслись к нему со всем рвением, что у них было. И, Хоран уже видел, Джейк и Мэгги привязались к нему, хотя это было против правил. Поэтому штат слуг часто меняли, кроме горничных. Но у Найла были только двое — сопровождающие. Они же смотрели за его покоями и занимались другими обязанностями. Это было не очень удобно, но Найл бы выцарапал Зейну глаза, попробуй он приставить к нему ещё слуг. И Малик, понимая это, дальновидно ограничился двумя. – Подарок? – удивленно проговорил Найл, кусая губы. Найл ещё с детства относился к подаркам с недоверчивым подозрением и, вместе с тем, в тайне всегда был польщен до глубины души, очарован и ликовал, как совсем ещё маленький эльф, потому что, ему казалось, он не заслуживает никаких подарков, даже самых крошечных, не стоящих никаких затрат. Учитель Джастин использовал подарки в качестве поощрений, и нужно было хорошенько поработать, чтобы их заслужить. А, зная Бибера, «хорошенько поработать» значило «очень хорошо поработать и выложиться по полной». Что касается лесных эльфов... у них материальные подарки никогда не были особенно ценны. Куда важнее было преподать урок или, возможно, сделать что-то самостоятельно, своими руками, вложив при этом в дар часть своей души. Такие подарки Найл особенно ценил. От Зейна Найл почему-то ничего принимать не хотел. Ему всё время казалось, что король дроу хочет откупиться — уж очень дорогие вещи он приносил. Но браслеты, которыми Зейн окольцевал его запястья... это были особенные подарки, тронувшие что-то в душе Хорана. Король подарил ему браслет, благодаря которому Найл мог быть настоящим магом, по глупости оказавшись без наконечника для посошка, и подарил ему браслет, который сделал сам. Это было важно. Это на самом деле тронуло Найлу душу в тот момент и волновало до сих пор, когда он глядел на свои запястья. – Мы бесконечно рады, что можем служить именно Вам, а не кому-то другому, – признался Джейк, и они с сестрой снова синхронно поклонились. – И мы очень благодарны за чудесные знаки отличия, которые Вы нам подарили, – добавил дроу, с нежностью поправляя розу в петлице. Мэгги тем же отточенным движением коснулась венка. – Ох уж эти знаки отличия, – фыркнул Зейн, целуя Найла за ухом. Он наблюдал за внутренней иерархией слуг, пожалуй, с насмешливым любопытством, абсолютно ничего не понимая, но это было не тем знанием, которое ему обязательно следовало приобрести. Разумеется король дроу слабо представлял, что кто-то из фаворитов, его сестер или приближенных может быть более или менее популярным среди народа, какие слухи ходят в гареме и среди слуг, о чем беседуют городские и деревенские. В отличие от его сестры Донии, например, и других обитателей дворца, которые всё знали и активно обсуждали. Тот же Тайлер, к примеру, держался за свою репутацию руками и ногами, готовый в любой момент сцепиться с тем, кто посягнет на его положение в гареме, а Нэд давно ушел в подполье, не пытаясь привлечь ничье внимание. Найл пока слабо представлял, как его поступки влияют на репутацию при дворе, ведь раньше он был просто слугой и учеником, и отношение к нему эльфов в большинстве случаев зависело от Джастина, но Джейк и Мэгги, кажется, были довольны происходящим. Им досталась довольно спорная и противоречивая фигура в хозяева, но тем больше внимания он к себе приковывал и тем выше становились они во внутренней иерархии — в гареме давно хотели узнать о побольше о новом фаворите, а уж после того, как эльф рассказал историю сомнительного содержания о себе и Лесном короле, а потом открыто сцепился с человеком Тайлером и получил нагоняй от сестры владыки, он вообще стал местной легендой. – Я... даже не знаю, что сказать, – голос эльфа польщено возвысился. – Спасибо Вам обоим. Он почувствовал себя растроганным, ещё более несправедливо счастливым, ведь поначалу он воспринял Джейка и Мэгги будто обузу и не очень хорошо с ними обращался, подозревая их в том, что они следят за ним, а они всё это время даже не обижались на него, а считали честью свою нелегкую службу. Найл одарил слуг самой доброй улыбкой, идущей от сердца, и вытер внезапно выступившие слезы. У Малика что-то сжалось в груди: он крепко обнял маленького эльфа и поцеловал за ухо, в макушку и шею. Он чувствовал потребность успокоить Хорана, утешить его, заверить, что всё в порядке — король совсем не понимал, что только что произошло — и Найл прижался к нему так доверчиво, что у Зейна всё внутри скрутило. Никогда раньше он не встречал кого-то, кто так бы переживал из-за даров. Обычно его наложники и фавориты обожали подарки, внимание. Им нравилось быть на слуху, они не чувствовали свою вину, если грубили слугам, и так щедро не выплескивали свою доброту на его семью. Но Найл был другим. Он отличался от всех, кого Малик когда-либо встречал в своей жизни. А жизнь у него была долгая и трудная, полная лишений, приобретений, связей и потерь. Нет, Зейну не хотелось сейчас думать о том, что тяжелого, опасного и странного было в его жизни. Больше Малика волновала мысль: что было такого тяжелого, опасного, странного и страшного в жизни столь юного эльфа, что он был настолько чувствителен? Или все лесные эльфы его возраста реагируют подобным образом на самые невинные происшествия и имеют схожее мировоззрение? Найл бы, конечно, ему не сказал. Он мягко пробубнил бы себе под нос: «Я просто обычный эльф, я вообще никто», и был бы абсолютно не прав. – Ох, маленький. Ну, не надо, улыбнись, пожалуйста, – попросил Зейн, приподнимая Найла за подбородок. Хоран слабо улыбнулся, нежно взглянув на своего короля аквамариновыми глазами. От влаги они блестели ещё сильнее. – Скорее бы увидеть тебя в новом костюме, – сказал Малик, целуя маленького эльфа в кончик носа. Хоран просиял. – Лучше, конечно, без него, – добавил он довольным голосом. – Владыка, – с укором произнес Найл, слабо отбиваясь от поцелуев. Слуги смотрели на него с каким-то затаенным ожиданием, и он почти рассерженно толкнул своего короля. У него вспыхнули щечки. – Ну, не до такой же степени переходить границы... Он не успел закончить — Зейн знакомым движением прикрыл его рот ладонью. Найл замер, выпучив глаза, будто летучая мышь, и Зейн медленно отнял ладонь от его губ, наклонился и нежно поцеловал. Найл обвил его шею руками, а Зейн обхватил его за талию, возвращаясь к собственническим ласкам. – Принесите мне чистую одежду из моих покоев. И поднос с завтраком побольше. Меню на усмотрение повара, – приказал Зейн, продолжая тискать Найла, как щенка. У Хорана загорелся взгляд. – Разделим трапезу, пока есть время, да, маленький? Эльф счастливо улыбнулся и несколько раз кивнул. У него почти сразу заурчал желудок, но он надеялся, что король дроу ничего не услышал. Это было бы немного постыдно, особенно после того, что произошло у них ночью. Он и не подозревал, как Малика это умиляет. Он вспомнил день их знакомства, когда Найл самым бесцеремонным образом умял пять довольно внушительных порций ужина и с грустным видом сообщил, что специально ест крайне мало, чтобы не лишиться магических способностей. Тогда Зейн настолько удивился, что все слова потерял, и мог лишь смотреть, как эльф уплетает жаркое. – Молодой господин обычно просит не меньше трех подносов с завтраком, – робко заметила служанка-дроу, вопросительно взглянув на хозяина. Ей казалось невероятным, что юный эльф собирается есть сегодня так мало. Хоран красноречиво покраснел. – Мэгги! – с укором проговорил Найл. – Один, только очень большой, – сказал он как бы между прочим. Зейн засмеялся, взъерошивая его волосы. – И попроси у поваров крошечных птичек, как у Тайлера. Они поймут. Слуги, быстро поклонившись, стремительно вылетели из комнаты, чтобы поскорее выполнить приказание — не каждый день указы раздает сам король. Стоило им оказаться на коридоре, как они, не стесняясь стоящей по периметру стражи, принялись наперебой обсуждать увиденное, на ходу размышляя, кому они расскажут в первую очередь о произошедшем и кто из общих знакомых умрет от зависти, когда узнает. Счастью молоденьких слуг не было предела. Можно было даже заподозрить, что они радовались больше, чем их хозяин. Найл облегченно выдохнул и повернулся к своему королю. Теперь он мог сосредоточить свое внимание только на Малике. – Ну, что ты устроил, Зейн? – Найл ласково обвил Зейна руками и с нежностью поцеловал в подбородок. Малик даже зажмурился. Его имя всегда так любовно звучало на губах у Найла. Никто не умел так произносить его. Никто и не смел обращаться к нему по имени, кроме сестер. Хотя и те, в последнее время не решались. – Мне же потом этим дроу в глаза смотреть, – Малик различил в его голосе легкое порицание, столь странно звучащее в устах такого милого эльфийского юноши. – Ты такой сладкий, – ответил Зейн, с жадностью набрасываясь на маленького эльфа, чтобы расцеловать. – Ничего не могу с собой поделать. Он мечтал, чтобы слуги задержались на кухне и дали им немного времени, чтобы продолжить начатое. Найл с укоризной посмотрел на Зейна, но промолчал. На самом деле ему было бесконечно хорошо, и он не хотел расставаться с этим чувством. И, когда он отвечал на поцелуи Зейна, уже знакомое возбуждение почти сводило его с ума. После завтрака им пришлось попрощаться. Судя по довольным лицам Джейка и Мэгги, по пути в покои своего господина они успели всему дворцу растрепать, где сегодня провел ночь король дроу и чем он вообще занимался. Это было большое событие, хотя во дворце многие думали, что владыка уже давно был в связи с этим странным эльфом — иначе зачем приходить к нему так часто и задерживаться так надолго? Им, конечно, и в голову не приходило, что владыка мог влюбиться настолько, что ему вдоволь было и просто общения со странным молоденьким эльфом Найлом Хораном, помимо плотских наслаждений. Король Зейн вообще был довольно таинственной фигурой даже для самих дроу, преданно служащих ему уже несколько столетий. Всё-таки Малик был новатором, реформатором и завоевателем, и понять, что у него на уме, было почти невозможно, особенно, если ты не приближен непосредственно к Королю. Зейн и не позволял к себе приближаться. После потери родителей он понял, что крепкие связи разрываются больнее всего. У него уже были сестры — он не мог себе позволить их потерять. А потом его гарем разросся, позволяя Зейну снимать напряжение в любое время. Позже приехала принцесса Перри — его прекрасная и величественная невеста, надежда их расы, прекрасно подходящая на роль королевы. Сменяли друг друга фавориты, привлекающий каждый по-своему. Кто-то задержался надолго, кто-то выветрился из памяти почти сразу... Но с Найлом всё было по-другому. Это была та связь, которую Зейн очень хотел себе позволить. Этот эльф забрался в его сердце с самого первого дня, едва взглянув ему в глаза, а такое очень тяжело вырвать из себя, как ни старайся. Даже если ты король дроу, умудренный опытом. Малик нежно поцеловал Найла в макушку на прощание и клятвенно пообещал заглянуть ближе к вечеру, если, конечно, Хоран не надумает снова поужинать с его семьей. Некоторое время он уговаривал Найла всё-таки заглянуть на вечернюю трапезу, но эльф только уклончиво отвечал, что подумает, и Зейн, торопясь, выразил надежду на скорую встречу, не забыв пообещать любое поощрение на выбор, в случае положительного ответа. Найл уже знал, что мог бы попросить, он даже уже влез к королю на колени, но Зейну всё-таки пришлось с сожалением отстранить его. У короля было очень много дел государственной важности, но он справедливо думал, что закончит с ними относительно быстро, а потом вернется к Найлу и снова не покинет его до самого утра. Всё-таки Джелена хорошо его разгрузила, возложив на себя большую часть обязанностей, связанных с праздником и другими делами дворца, и теперь у Зейна могло быть чуточку больше свободного времени. Хотя бы не нужно было улаживать внутренние конфликты. Зейн считал, что создан для войны, правления и любовных забав, поэтому дела дворца стояли у него поперек горла. Он бы с радостью считал ресурсы, распоряжался ими по своему, как надменный Лесной король, будь у него хоть какой-то земельный потенциал. Но всё, чем он располагал, были безжизненные пустоши и постепенно пустеющие шахты, и так как гномы разбирались в этом вопросе лучше, Шахид руководил всем и просто отчитывался периодически. Зейну нужно было расширять границы. Конечно, женитьба на принцессе Снежных гор расширяла границы его земель и давала ему потенциал в виде большого числа воинов, но промерзшие земли ледяных дроу не давали возможности добывать полезные ископаемые и были бесполезны для содержания скота, а также для посадки культур. Нужно было завоевывать новые земли, кормить своих подопечных — золото в рот не положишь, а когда оно иссякнет, покупать необходимые вещи будет не на что, и весь его народ просто погибнет, ведь ни Снежные горы, ни Пустоши не дают что-то съедобное. Единственная надежда в данный момент была на крошечный райский островок — пустыню Тающих Оазисов — с которым у него было заключено соглашение. Это была единственная часть его земель, которая производила хоть что-то и вела торговлю со всеми народами мира. Но одними фруктами сыт не будешь да и не накормишь так много народа — ледяных дроу, огненных дроу, гномов, людей из самого Оазиса... С расширением границ, приходила большая ответственность. Нужно было назначать наместников, которые бы знали, что нужно делать, не разворовав при этом немногочисленные ресурсы. Нужно было следить, чтобы угнетенные народы не устроили мятеж. Нужно было охранять границы, чтобы никто под шумок не пытался захватить новоприобретенные земли — те же амфибии уже давно хотели подняться на поверхность, к тому же они сердились на тех, кто без спроса использовал их воду. Да и тролли всё время были недовольны своими владениями. Тем более, опасность могла прийти даже от союзников. Зейн помнил, как вымерли дети ночи. Они тысячелетиями жили по соседству с амфибиями, пока последние просто не решили, что им больше не хочется делить мировой океан и близлежащие земли с кем-то ещё. Всего за несколько месяцев они убили всех представителей этой расы, а тела, чтобы не отравляли воду, выволакивали в поля, где люди весной сеяли зерно. Трупный яд отравил весь урожай. Так разгорелась последняя большая война, в которую постепенно были втянуты всё остальные. Хоран, конечно, мало что про это знал. Он появился на свет, когда всё уже почти закончилось, но Джастин, хоть и любил учительствовать, много про войну не говорил. Бибер пережил несколько воин, для него они ничем не отличались, поэтому волшебник решил, что объяснит всё Найлу, когда он вырастет. Уроки истории у Найла частенько были отдельно от принцев — им-то нужно было знать всё досконально, они готовились к управлению королевством. Сегодня эльф решил немного позаниматься колдовством, пока была возможность и свободная минутка — Найл заказал одежду и обувь, и ему оставалось только ждать, когда всё будет готово. Хоран ведь пообещал себе, что будет заниматься и развивать свои магические способности, а в итоге дни и ночи напролет думал только о короле да о празднике, используя волшебство только для своих мелких нужд. Не то чтобы это было запрещено — просто не одобрялось в магическом кругу. Джастин всегда говорил, что магия — ревнивая штука. Она терпеть не может невыполненные обещания и нарушенные клятвы, и жестоко карает за это. Она требует полной самоотдачи, виртуозности, рвения, терпения, контроля. Поэтому настоящие волшебники часто оставались одиноки до самой старости. Пока постигаешь волшебную науку, совсем нет времени, чтобы наладить личную жизнь. Тут уж приходится выбирать, и не нужно быть умником, чтобы понять, какое решение принимает настоящим маг. Собственно поэтому все члены королевских семей, а также просто любители не заходили дальше азов волшебного искусства. Да и таланта магического у многих просто-напросто не было. Джастин был одаренным с самого детства, Найл, по его словам, тоже оказался наделен талантом. Выбор обычно стоял только у таких, как они, кто был отмечен магией с рождения или внезапно одарен ею. Другие же, даже при всем желании, не могли отказаться от «личной жизни» в пользу волшебства — оно и так не далось бы им в полной мере. Хотя и говорили, что при большом упорстве можно выработать много магических навыков. Правда, Найл знал, что по молодости у Джастина всё же было любовное приключение, о котором великий волшебник никому не рассказывал и вообще старался не вспоминать. Говорили, что это была запретная любовь, что его возлюбленная была самой настоящей жрицей или молодой ученицей жрицы — тут уж обычно мнения разделялись — и что они чуть не убежали вместе, ведомые своим светлым чувством, если бы кто-то из них — тут мнение опять-таки разделялось — не взялся за ум и не выбрал самоотверженное служение магии или верное служение богине — всё зависело от того, кто по версии рассказчика решил предать их любовь. Найл был почти уверен: если эта история опирается на реальные события, то именно Джастин решил, что магия намного важнее, чем любовь и отношения. Он всегда ярко представлял, как его учитель — тогда ещё молодой, но выглядящий в точности также, как сейчас — стоит перед девушкой — в его воображении это была человеческая жрица — и со своим обычным нравоучительным видом разглагольствует о том, что они крупно напортачили, когда посмели полюбить друг друга, что магия важнее всего, а они всего лишь неопытные юнцы, которые понятия не имеют о том, как им повезло быть отмеченными магией или самой Великой. Девушка понуро опускает голову — Найл не знал, какие женщины нравятся его учителю, поэтому в его воображении лица у неё не было вообще или оно скрывалось за волосами — а Джастин, высоко задрав подбородок, уходит в закат, и плащ развевается за его спиной. Однажды он рассказал об этом принцу Луи и принцу Лиаму и те, не долго думая, с ним согласились. Им тоже слабо верилось, что Бибер со своим отношением к жизни и магическому искусству мог отказаться от возможности стать великим волшебником ради ученицы жрицы или даже самой жрицы — в этой ситуации вряд ли это было так важно. Однако, когда они пристали к королю Гарри с вопросами, тот внезапно назвал их надоедливыми эльфятами, лезущими не в свое дело, и просто выставил из Тронного зала вон, напоследок посоветовав больше никогда не приставать к нему (и другим занятым эльфам) с подобными глупостями и вообще заняться своими делами. До того момента маленький Найл ни разу не видел Лесного короля таким сердитым и его друзья, кстати, тоже. Позднее Луи, правда, попытался выяснить, в чем дело, а потом несколько лун убирал конюшни. Ответ был дан весьма и весьма красноречивый — не стоит лезть в эту историю. Так что, Лиам и Найл притихли, а Луи, если и не оставил затею выяснить все о любовных приключениях великого волшебника, делал это не так явно и открыто. Долгая уборка послужила ему хорошим уроком. Так что, вспоминая о том, какие неприятности могут сулить не выученные уроки, Найл решил облегчить свою совесть и хоть немного попрактиковаться в магии. Тем более, у него теперь была масса интересных магических предметов вроде камня, что дал ему великодушный гоблин накануне. Он определенно стоил подробного рассмотрения. Тем более, Хоран понятия не имел, что с ним делать и насколько он ценный. Заперевшись во второй комнатке, Найл открыл книгу и принялся искать раздел о магических существах. К его большому несчастью, именно этот раздел был полностью зашифрован. Юный эльф сделал все, что только мог — произнес все известные ему заклинания для раскрытия шифров, клал на каждый разворот камень и терпеливо ждал по несколько секунд, касался зашифрованных знаков золотым боком браслета... ничего не сработало. Джастин определенно не хотел, чтобы кто попало читал эту информацию. Рассерженный — прежде всего на самого себя, потому что Найл был уверен: учитель объяснял ему всё и о камнях, и о шифрах на занятиях, а он опять прослушал — Хоран решил поискать в библиотеке справочник, составленный каким-нибудь великодушным дроу или волшебником любой другой расы, который мог бы помочь ему разобраться с тем, что написано в книге, или поискать какие-то другие источники, в которых были бы сведения о том, что следует делать с несчастным гоблинским камнем. Джейк и Мэгги, наводившие порядок в его покоях, увязались следом за ним, щебеча на ходу всякую ерунду, чтобы поднять понурому хозяину настроение, и Найл немного обрадовался и даже слегка приободрился. Он так заболтался со своими спутниками, что совсем не заметил, как из-за поворота появилась принцесса Перри. Она шла не одна — с ней была большущая свита. Трое бледных слуг дроу, которых она привезла из дворца, и трое смуглых, появившихся у неё здесь — это были только сопровождающие. Рядом с ней шла гордая принцесса Дония со своей прислугой, чуть позади следовали юная Валия и даже крошка Сафаа. Помимо слуг с последними была ещё и нянюшка или учительница — Найл не разбирался, в каком возрасте няня меняется на учительницу, у него-то всегда был учитель вместо воспитателя, отца или брата. Что касается Луи и Лиама, они были принцами, а не принцессами, у эльфов было положено начинать обучать эльфиек раньше — они считались умнее — а вот как с этим у дроу из знатных семей Хоран не мог сказать точно. Принцесса Дония бросила на эльфа очень быстрый взгляд и поспешно отвела глаза, будто ей неприятно было на него смотреть, принцесса Валия немного растерялась, крепко цепляясь пальцами в веер, а младшая принцесса Сафаа нескрываемо обрадовалась, но Найл ничего этого не заметил. Он, затаив дыхание, смотрел только на величавую принцессу Перри и не мог произнести ни слова. Как же она была хороша! Как величественна и прекрасна! Найл никогда в жизни не видел настолько красивой эльфийки. В этот момент для него померк свет и роскошной Софии, и изящной Элеанор. И яркая красота принцессы Донии ушла на второй план, и прелестная Джелена перестала казаться ему настолько обворожительной, на сколько он подумал, когда увидел её. Перед ним была восхитительная, великолепная дроу, ослепляющая своей необъяснимой, неземной красотой. И она подчеркивала её так талантливо, так искусно и правильно. Её светлые волосы были красиво и высоко убраны назад. Огромные голубые глаза, далекие, словно небо, были оттенены угольком или чем-то похожим на него, а кожа белее, чем снег, от чего-то мерцала в сумраке коридора. Губы напоминали нежные бледно-розовые лепестки, на щеках не было даже подобия румянца — но так было даже лучше, чем если бы эта прекрасная принцесса нанесла румяна или попыталась сделать губы темнее и ярче. Она носила длинное платье, нежно-розового цвета, как снег на свету, но при этом очень строгое, полностью закрывающее руки, ноги и грудь. – Тебя здороваться не учили, эльф? – надменно спросила она. Её холодный голос был наполнен величием и вместе с тем звучал так мелодично, как будто кто-то искусно играл на музыкальном инструменте. – Ты разве не знаешь, что августейшествам принято кланяться? Здесь их четверо. – Я приношу свои глубочайшие извинения, Ваше Высочество, – смутился эльф и, жутко краснея, склонил голову, искренне надеясь, что хотя бы его слуги не растерялись и поклонились сразу. Он совсем не хотел ронять свое достоинство при такой восхитительной принцессе. На самом деле, при любой принцессе, но уж рядом с такой красавицей, которую легко можно было перепутать с дочерью Великой, ему точно не хотелось падать лицом в грязь. Правда, именно это Найл и сделал, забыв поклониться королевской семье и уставившись на прекрасную невесту короля, как какой-то дурачок, впервые оказавшийся во дворце. Ох, и почему это случилось именно сегодня, когда он особенно неуклюж и неосторожен? Найл так мечтал познакомиться именно с принцессой Перри, так сильно хотел преподнести что-нибудь в дар, помимо цветов, что он посылал в комнату к каждой принцессе, а теперь это будет выглядеть как извинение за его неосторожный проступок. Хоран в раз почувствовал себя подавленным и разбитым, но тут же одернул себя — в конце-концов, он стоит прямо перед прекрасной принцессой, а это именно то, чего он давно хотел! Значит, ему стоит радоваться. Принцесса Перри внезапно хмыкнула где-то рядом с его лицом. Её платье еле слышно шуршало по полу, а сами шаги были почти бесшумными, словно она чуть-чуть парила над полом. – Какое убожество, – насмешливо заметила ледяная принцесса, медленно обходя эльфа со всех сторон. Хоран почувствовал, что покраснел ещё сильнее. У него, конечно, не было иллюзий по поводу своей внешности, Найл прекрасно знал, какой он нелепый, неказистый и странный, как смешно он выглядит со стороны и как часто позорится, когда выходит в свет, но было совершенно обидно и очень неприятно, когда такая красивая дроу говорила в его адрес «убожество». Он понимал, что Зейн позарился на него, как на диковинку. Красивым же его назвать было нельзя даже с натяжкой. И это в какой-то степени угнетало. На самом деле, Найл горестно успел заметить, что это происходит уже не в первый раз. При первом знакомстве с ним Джелена и Тайлер также сказали: «смотреть тут не на что» и «короля подвел вкус». У Хорана не было причины сомневаться в том, что он смешной и нелепый. С высоты своей красоты им было виднее. Они-то были великолепны, им шла красивая одежда, они всегда помнили о манерах — Найл никогда не видел никого идеальнее, чем эти люди. Конечно, до встречи с принцессой Перри Эдвардс — чистокровной дроу Заснеженных Гор и Северной Снежной Долины. – Совсем несимпатичный, – наконец, вынесла вердикт Перри. Казалось, принцесса дроу разочарована. – Мне описывали миловидного эльфа. А тут такие ужасные уши! И эти мерзкие венки на челяди... Хоран совсем поник — даже не симпатичный. Какое унижение! И венки его мерзкие, а ведь он так старался, даже гордился ими немного. Конечно, не чета цветам, которые умеет создавать Джастин, но ему казалось, что они ненамного хуже. – По-моему очень красивые, – наивно проговорила крошка Сафаа, искренне любуясь знаками отличия прислуги Найла. Ей хотелось иметь у себя хотя бы один венок из настоящих цветов в качестве украшения — они ведь намного легче, чем её золотые диадемы, и не так сильно давят на голову. Да и смотрятся чуточку изящнее. Может быть, выглядят проще и не так богато, как украшения из золота и серебра — это безусловно, но и что-то неуловимо прекрасное в живых цветах тоже было. Перри не удостоила младшую принцессу вниманием, продолжая пристально разглядывать Найла. От неё веяло заметным холодком. Настоящим, будто она поднимала вьюгу каждым своим движением. Хоран внезапно понял — это не юбки шуршат, когда принцесса Перри ходит вокруг него — это тонкая, еле заметная корочка льда расползается около её туфель в разные стороны. – Так теперь ты у нас развлекаешь владыку, вместо болтливого болвана и человеческой клуши? – спросила принцесса дроу, внезапно поднимая лицо Найла за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Её глаза чем-то напомнили ему глаза Троя — в них было что-то от кошки, но Найл списал это на тусклое освещение. Она, конечно, была настолько красива, что вполне имела права называть кого-то такими словами. Но ему все равно стало обидно за Тайлера и Джелену, к которым он даже успел привязаться по-своему. Уж они, по сравнению с ним, хотя бы красивые. И у каждого из них есть приятные качества. Они умные, веселые, успешно поддерживают разговор... – Я с тобой разговариваю, эльф, – повысила голос ледяная принцесса. Там, где её пальцы касались его лица, Найла пронзал лютый холод. – Как тебя зовут? – Н-найл Хор-ран, госпож-жа, – выдавил из себя юный эльф, еле-еле стуча зубами. – Эльф из Лес-сного царс-ства. Дроу насмешливо подняла брови и бесцеремонно повертела его головой, не выпуская подбородок Найла из своего захвата. В свете факелов эта принцесса словно сияла, но выражение прекрасного лица немыслимым образом внушало тревогу. – Из Лесного? – вкрадчиво переспросила она. Её ласковый шепот внезапно показался Найлу ядовитым, словно олеандр — прекрасный и опасный одновременно. – А я думала все эльфы, свободно разгуливающие по дворцу, присягнули на верность Пустошам, – как бы между прочим заметила ледяная. Она играла удивление так правдоподобно, что Найл на мгновение подумал — это он ошибся, никак не эта прекрасная принцесса. Её хватка ослабла, но зубы Найла по-прежнему стучали друг об друга. Бедняга никак не понимал, почему же снежная принцесса так на него рассердилась. Конечно, он забыл склонить голову, увидев её, но совсем не со зла и не из непочтения. Наоборот, маленький эльф просто замер от восхищения, ослепленный её необычайной красотой, хотя это никак его не оправдывало. А ещё ему было очень холодно. – Я приношу свои глубочайшие извинения, Ваше Высочество, – искренне повторил эльф, опуская взгляд. Терпеть эти красивые глаза, смотрящие на него так холодно и зло, не было никаких сил. – Я ещё немного путаюсь. Найл не пытался оправдаться — это выходило само. Ему не хотелось, чтобы эта дроу думала о нем плохо. Джастин всегда учил его: нужно быть вежливым и обходительным с эльфийками, гномками, человеческими девушками и девушкими-амфибиями, будь они принцессы или нет. Но принцесса Перри казалась ему почти волшебной, он бы и так никогда ей не нагрубил. – Это не от большого ума, – быстро заметила принцесса Дония. Что-то подсказало маленькому эльфу: строгая сестра Зейна зачем-то пришла к нему на помощь. То ли потому что обращалась она именно к принцессе Перри, то ли потому что в её интонациях впервые проскользнуло что-то волнительное, будто она переживала. Эльф почувствовал себя польщенным, и в его сердце колыхнулась слабая надежда, что всё закончится хорошо. Сейчас его простят. Сейчас принцесса скажет что-то, и он обязательно обрадует её. Принцесса Перри прищурилась. Ей как будто было абсолютно всё равно, что ей говорят сестры владыки, от младшей до старшей. Она красноречиво пропустила реплику принцессы Донии мимо ушей, продолжая сверлить эльфа надменным взглядом. Если бы холодность глаз можно было измерить, Перри вряд ли бы оказалась на последнем месте, мельком подумал Найл. Наверное, всё дело в том, что она все-таки снежная дроу, а не огненная. И красота у этой дроу холодная, а не теплая, как у смуглолицых черноволосых сестер Зейна. И вся она холодная, но совсем не виновата в этом, искренне подумал Найл. Он не мог сердиться на принцессу Перри — уж родилась она среди снега, может, и была им в каком-то смысле. Не мог Найл сердиться и на то, что принцесса Дония считает его глупым — он ведь просто обычный эльф, не чета этим прекрасным эльфийкам, которым на роду написано быть прекрасными и величавыми. – Не у тебя ли сегодня наш король ночевал? – спросила принцесса Перри странным голосом. Вроде и с тем же прежним холодком, но в нем промелькнуло что-то ещё, странное и даже пугающее. Найлу показалось — вот сейчас его схватят за горло, сейчас поднимут над землей, а опустят уже над раскрытой волчьей пастью. И всё это принцесса Перри сделает самостоятельно, будто у нее, болезненной и слабой, словно цветок каллы, достаточно сил, чтобы схватить его и уничтожить в одно мгновение без посторонней помощи. Задней мыслью Хоран подумал: вряд ли такие вещи стоит обсуждать даже с будущей королевой. Особенно с ней, если уж на то пошло. В конце-концов, одно правило он всё-таки уяснил — всё, что касается гарема, должно оставаться в гареме и только там. А он, хоть и фаворит, всё-таки его часть. Найл прекрасно помнил, как рассердился Зейн в первый день, когда он посмел завести знакомство с его младшей сестрой. Ему не хотелось, чтобы Хоран обсуждал именно такие вещи. Одно дело слухи — у слуг это обычное дело, какому бы королю они не прислуживали. Им даже если языки отрезать и строго-настрого запретить болтать лишнее, всё равно будут сплетни доносить друг другу. Другое, когда члены семьи узнают то, что им знать не положено. Потому что гарем короля принадлежит именно королю, и лишь он один распоряжается им. И никто, даже его прекрасная невеста, не имеет право вмешиваться в дела гарема. Хотя, конечно, это следовало ещё уточнить — Найл пока плохо разбирался в правилах дроу, слишком уж много нюансов было. Он не знал, ответственен ли мажордом за гарем или есть ещё одно специально назначенное лицо, которое занято непосредственно только делами наложников короля. Сам-то Хоран сразу выбился в фавориты, и, кроме того злополучного раза, не взаимодействовал ни с кем из гарема. Даже мешочек золотых на свои нужды получил как-то утром через слуг, и не нужно было отстаивать очередь. – Наш король ночует там, где ему хочется, госпожа, – почтительно склонив голову, пробормотал Найл. – Я, правда, не имею права говорить об этом. Лучше бы он промолчал. – Он ещё мне дерзит! – воскликнула Перри разъяренно. – Он дерзит мне! Да за такое тебе язык мало вырвать! – зашипела она, словно змея. Найлу почудился звук битой посуды. – Как ты смеешь перечить принцессе дроу Заснеженных Гор и Северной Снежной Долины? Ты, эльф без рода и племени! Найл испуганно отпрянул назад и чуть не поскользнулся на ледяной корке, еле-еле устояв на ногах. Эльф и не заметил, что они уже довольно продолжительно время стояли на тонкой изморози. Его сердце бешено колотилось, буквально разрывая грудную клетку на части. – Ваше высочество, мне кажется, он Вам не дерзил... – робко начала принцесса Валия, но её никто не услышал, потому что принцесса Перри уже металась, как выброшенная на берег рыба, и её грудь вздымалась так высоко, что, казалось, сейчас платье разлетится по швам. Хоран не на шутку перепугался. Ему было больно и страшно смотреть, как принцесса дроу бьется из стороны в сторону, и её трясет от беспокойства и негодования. Он вспомнил слова Тайлера о том, как принцесса Перри спалит его в пламени своей ярости, и ему стало совсем страшно. – Я не хотел Вас оскорбить, Ваше Высочество, – попытался объясниться Найл. Перри злобно взглянула на него и подошла почти вплотную. Её зрачки почти полностью вытянулись в тонкую линию. Либо все ледяные дроу отличались такой особенностью, либо в роду принцессы Перри каким-то образом оказался гоблин. Найл пытался заставить себя не думать об этом. Он уже не мог следить за своими мыслями. У него тряслись руки, подгибались ноги, и ужасный холод сковывал почти всё тело с особой жестокостью. Он жалобно посмотрел в красивое лицо, но не увидел в нем ничего доброго. – Так ты, стало быть, гордишься тем, что сегодня произошло, маленький эльф? – прохрипела принцесса сквозь зубы. – Оправдал все ожидания нашего владыки? Найлу стало страшно. Перри произнесла «маленький эльф» абсолютно другим голосом, совсем не как Зейн. Найл и не думал, что это можно сказать эту фразу с таким холодом, который можно было ощутить буквально. Но вокруг был мороз, словно пустоши стали Северной Снежной Долиной. Что-то в хаотично мечущемся взгляде Перри подсказало Найлу: она не знает, что произошло между ним и королем, да и совершенно точно не может вмешиваться в это дело, даже с таким статусом. Это совершенно точно никак её не касается, вовремя вспомнил маленький эльф слова Калума. – Я не имею права обсуждать личную жизнь короля, – еле-еле выдавил из себя Найл. Краем глаза он заметил, как вытянулось лицо принцессы Валии. Даже крошка Сафаа, не понимающая ничего во взрослых делах, замахала на него руками за спиной принцессы Перри. Но было поздно. Найл сам вырыл себе яму. – Ах ты, мерзкий... – начала ледяная принцесса, но внезапно откинулась назад и вдруг истошно завопила. – Он оскорбил меня, он меня оскорбил! – заявила она. – Он назвал меня дворовой девкой! Он сказал, что я холодная дура! Он сказал такое, что я и произнести не в силах! У Найла чуть сердце не остановилось и так болезненно сжалось, что он подавился воздухом и едва не закашлялся. – Я этого не говорил! – испуганно воскликнул Найл, переводя взгляд с одного дроу на другого. Его рука непроизвольно сжала ткань жилета где-то рядом с сердцем, он чувствовал, как трясется его грудь, всё его туловище. – Я не говорил такого, клянусь Великой! – Этот эльф ещё и кричит на меня, нет, Вы слышали?! – воскликнула Перри. Вся её свита покорно закивала. – Он утверждает, что я лгу! – её кулаки злобно сжались. – Он дает лживые клятвы именем самой Великой! Мне дурно! Мне... очень плохо! – застонала она, отступая назад на качающихся ногах. – Он... оскорбил меня... Он клевещет, пятнает мое честное имя! Уведите! Уведите этого противного эльфа! – страдающим голосом попросила принцесса Перри, заваливаясь назад, в заботливые объятия слуг. – Я не могу... дышать... Мне... не хватает... воздуха... Найл растерянно попятился. У него вспотели ладони и воздух застрял в горле. Ему хотелось плакать и кричать, хотелось завопить, что он не делал ничего такого, не хотел никого оскорблять, но он не мог себе такого позволить. У него горели уши, горела шея от невероятного жгучего стыда и страха, в глазах щипало, а в носу даже жгло. Маленький эльф испуганно взглянул на принцессу Донию, чьи губы вытянулись в тонкую линию, свиту принцесс, столпившуюся вокруг Перри. Кто-то смотрел на него со смесью жалости и сочувствия, некоторые глядели с надменной насмешкой, даже принцессы покосились на него со странной растерянностью, будто тоже верили — Найл на самом деле прошептал гнусные оскорбления, когда Её Высочество склонилась к нему. Хоран почувствовал, как кольцо сужается — никто не хотел прийти на помощь. Никто не пытался вступиться за него. – Я... я ничего не говорил, простите меня... – залепетал он, и слезы обиды, отчаянья и боли навернулись на глазах, но его уже не слушали. Всё внимание было приковано к принцессе дроу. Слуги обступили её со всех сторон, осторожно поддерживая, чтобы принцесса Перри не упала. Она тяжело дышала, прерывисто стонала, и на её белоснежной коже проступили жемчужные капельки пота. Её веки тяжело вздрагивали, но Найл успел заметить — кошачьи зрачки снова стали круглыми и большими, как глубины ночного неба. Он попытался подойти ближе, он уже готов был разбить лоб, стукнувшись об пол в почтительном поклоне, принести тысячи извинений, поцеловать подол платья, но не успел. Его решительно оттолкнули холодные руки одного из ледяных, и в каждом взгляде дроу из свиты принцессы Снежных Гор, эльф мог прочитать: «Не приближайся к нашей госпоже, ничтожный». – Убирайся в свои покои, эльф, – рявкнула на него принцесса Дония и повернулась к принцессе Перри, размахивая вокруг её лица своим веером. Принцесса дроу Заснеженной Равнины слабо застонала, но краешки её губ изогнулись в легкой, еле заметной улыбке. Найл, поспешно поклонившись, помчался по коридору и, позабыв обо всех делах, спрятался у себя в покоях. Джейк и Мэгги бежали за ним следом, не говоря ни слова от испуга. Сердце Найла чуть не выпрыгивало от страха, он чувствовал, как оно стучит в его горле, ушах и даже на кончиках пальцев. Эльф был совершенно напуган и обескуражен. Впервые в жизни с ним произошло подобное. Никогда раньше никто так не клеветал на него. Никогда раньше он не оказывался в подобном положении. Ему хотелось плакать, но слезы застыли на глазах. Щеки так страшно пылали, а веки дергались и пульсировали. Он бы с радостью выпил стакан воды, но никак не мог обозначить желание. На языке вертелось только: «Я ей ничего не сказал! Я её никак не обзывал!». Найл поспешно взглянул на Джейка и Мэгги. Он уже сомневался в себе, сомневался во всем, что видел — вдруг и правда сказал, а сам не заметил, ведь зачем-то Перри вдруг закричала, почему-то она вдруг рассердилась. – Простите, юный господин. Мы же Вас предупреждали, – сокрушенно пробормотала Мэгги. Найл чуть не закричал. – Позовите... позовите... пожалуйста, Люка из стражников, – заикаясь, выдавил Найл. Его голос возвысился и сломался, он чувствовал — если заплачет, станет легче, но ничего не получалось. – Или Калума... Кого угодно, только скорее... Он даже договорить не успел, Джейк и Мэгги тут же кинулись исполнять приказание. Переговариваться на ходу им не хотелось. Они были напуганы и обескуражены произошедшим не меньше. Ожидание казалось Найлу мукой. Он бродил по комнате несколько долгих минут, и каждый его шаг отдавался в теле дрожью. Эльф попытался взять графин с водой трясущимися руками, но чуть не опрокинул его на себя, и стакан выпал у него из ладоней, но не разбился, а покатился, но эльф не смог поднять посуду. Ему казалось, он задыхается, воздух стал огнем, и жжет легкие, а босые ноги касаются не пола, а каких-то осколков. «Пожалуйста, будьте на месте, – лихорадочно думал Найл, беззвучно шевеля губами, которые вдруг потяжелели. – Пожалуйста, Люк или Калум, неважно, кто именно». В дверь не стали стучать даже для того, чтобы соблюсти какие-то правила приличия. Калум и Люк прибыли к нему в покои и сразу же выставили подоспевшую прислугу наружу, а Найл, заикаясь и почти задыхаясь, принялся рассказывать, что произошло в коридоре несколько мгновений назад. Люк и Калум слушали внимательно. Эмоциональный эльф всё время вскрикивал, его уши чувствительно дрожали, а сам он, казалось, вот-вот заплакал бы, если бы не Калум, держащий его за руку. Амфибия в лице не менялся, только чуть крепче сжимал его ладонь, когда Найл был совсем близок к припадку. Периодически, Люк давал ему пару глотков воды — он сразу поднял стакан с пола и усадил Найла в кресло. – Я тебя предупреждал, эльф, – сказал Калум, когда напуганный, без конца всхлипывающий Найл закончил рассказ. – И это ещё цветочки. Вот погоди, приятель, устроит она тебе хорошую жизнь, – Худ сокрушенно покачал головой. – Держался бы ты от неё подальше. Эльф непонимающе опустил взгляд. Он совершенно не мог понять, что сделал не так и чем настолько рассердил принцессу Перри, что она чуть не упала в обморок. Он старался следовать всем правилам, предписанным в такой ситуации, и он был предельно вежлив и обходителен. Он так сильно хотел ей понравиться — почти мечтал об этом. Но всё вышло так ужасно, что ему даже слов не хватало, чтобы описать ситуацию. Хотя учитель Джастин всегда говорил, что маленький эльф до безобразия болтлив и всегда найдет способ ввернуть словечко-другое. В другой ситуации Хоран бы с ним согласился, но сейчас он чувствовал себя совсем никчемным, жалким и мелким, не способным связать и двух слов. Найл совсем не хотел расстраивать принцессу Перри, не хотел её обижать, а вышло ужасно, так ужасно, как никогда не было в его жизни, а ведь он много проступков совершал за свои короткие века. – Я и держался, – пробормотал Найл. – Я шел в библиотеку и встретил её совершенно случайно. И не поклонился я случайно — уж очень красивая она дроу, и я засмотрелся, – попытался объяснить он. Калум сочувствовать не стал, лишь крепче сжимая дрожащие руки эльфа в своих. Он прекрасно видел, как ему плохо, но совсем не умел утешать, как привыкли утешать лесные. У них, амфибий, если кто-то обижал кого-то или клеветал, или поступал не по чести, его просто убивали. Убивали сразу и с особой жестокостью. А если слухи доходили до короля, и король был не доволен — чем Великая не шутит? — можно разобраться и с ним. Амфибии-женщины — такие же великие воины, они во всем равны амфибиям-мужчинам. И, если бы принцесса Перри была из его племени, Калум разобрался бы с ней по-свойски, она никак бы не отгородилась своим статусом, фамилией или чем-то еще. Но он был стражником короля дроу, он присягнул на верность всей его семье, поэтому не мог позволить себе защитить юного эльфа, так жалобно всхлипывающего рядом с ним. Калум хотел бы походить на Люка, принимающего всё близко к сердцу, умеющего переживать и сочувствовать, быть таким же светлым и чистым, но он, несмотря на то, что покинул море, всё равно остался амфибией, а их не зря звали самой кровожадной расой в мире. Он бы никому не позволил обижать его друзей, окажись они за границами земель дроу. А уж если бы кто-то открыл рот на Люка, Калум перерезал бы ему горло, не разбираясь, на чьих землях находится. «Слава Великой, Калума не было рядом, когда принцесса Перри устроила спектакль. Он так сильно не может её терпеть, что точно обнажил бы меч», – подумал Люк, качая головой. – Засмотрелся он, – передразнил Худ недовольно. – Красота у неё только внешняя, а внутри прогнило все насквозь. Поклонился бы, она всё равно нашла бы, к чему прикопаться, будь уверен. Нет, теперь житья не даст, – категорично заявил он. Найл замер в ужасе и непонимании. Он по-прежнему не мог взять в толк, почему принцесса Перри вдруг взъелась? За что была так холодна? Почему сказала, будто он обозвал её? Для чего вдруг раскричалась? Почему улыбнулась, хотя сказала, что ей стало плохо? Хоран не видел во всем этом абсолютно никакого смысла. Эльф был растерян. Он впервые чувствовал себя настолько раздавленным. Ему казалось, на него со всего маху наступили и безжалостно втерли в землю. И самое обидное, что это была та самая принцесса, которой он восхищался. Найлу так нравилась эта дроу, хотя он видел её только со стороны, а теперь оказывалось, что они враги, теперь оказывалось, что она вовсе не прекрасна, как он думал. Может, дело было в болезни? Тяжкий недуг мог так истощить её, что она воспринимала всё слишком близко к сердцу. Но она казалась такой спокойной, такой понимающей... будто она совсем здорова, не считая последнего припадка. – И что же мне делать? – спросил Хоран, с мольбой глядя на друзей. Ему казалось, он начинает отходить от потрясения, но его по-прежнему встряхивало, и Найл снова оказывался слишком близок к истерике. Люк в который раз дал ему немного воды, бережно держа стакан в руках, чтобы Найл случайно его не уронил. – Что тут сделаешь, – горестно произнес Люк, когда его друг напился. – Просто на глаза ей больше не попадайся. Найлу было больно видеть лучшего друга в таком смятении, но он знал — Люк не держит на него зла. Хеммингс рассердился бы куда больше, узнай он, что Найл от него что-то скрыл. Хоран и рад был бы скрыть, но сразу подумал о нем и о Калуме, когда оказался в покоях. Как будто только они оба в целом свете могли понять его боль, его переживания, его страдания и испуг. И они были здесь. Они сразу пришли по первому его зову. Возможно, у них были свои дела. Возможно, они даже были заняты друг другом, ведь им не так часто удается побыть наедине, но они всё равно пришли к нему, они держали его за руки, поили его водой, утешали и помогали как только могли. Хотя были не обязаны. Особенно Калум, который просто встречался с его другом. В конце-концов, он амфибия, их должны раздражать подобные ситуации, выводить несносные разговоры на тему чувств и страхов. Но вот он рядом, ведет себя, как настоящий друг. Хоран понимал — ему стоит быть благодарным. Конечно, он оказался в трудной ситуации, ужасной, выбивающей из под ног почву, но у него хотя бы были друзья, чтобы пережить все это. У кого-то не было этих спасительных связей, таких прекрасных друзей вроде Калума и Люка. – Легко сказать, – насупился Найл. Его голос стал чуточку тверже, но эльф знал — это временно, пока его не прорвет на слезы. Стало бы легче. – Тут скоро праздник. И владыка хочет, чтобы я ужинал с его семьей. Калум оживился. – С этим как раз всё хорошо, – сказал Худ, задумчиво щелкнув пальцами. Длинные когти амфибии забавно клацнули, но Хоран даже не улыбнулся. А как ему весело было раньше, когда стражник показывал подобные штуки. – При владыке она не сможет тебя так очернить. Подставить — не исключено. Но вот так в наглую внезапно заорать, что ты её каким-то образом обозвал... Наш король не глухой всё-таки, – заметил он с нескрываемой гордостью. Худ был очень рад служить такому владыке, как Зейн. Найл прикрыл глаза. Перед ним стояло лицо принцессы. Вот она рядом, почти вплотную, а вот отходит назад, устало заваливается в руки слуг, вот пронзительно кричит, вот её губы вытягиваются в еле заметную, насмешливую улыбку... – Мне страшно, – признался эльф. Признание вдруг далось ему совершенно легко. Возможно, потому что он уже не думал, все само слетало с языка. – Она сказала, что я довел её, что ей дурно... – А я ведь говорил, что она не болеет, – хмуро отозвался Калум. В его голосе проскользнуло неуместное порицание. – Я предупреждал Вас обоих, а Вы в один голос раскудахтались: «Бедняжке Перри плохо». – Мы поняли, ты самый умный на свете, – невольно огрызнулся Люк и тут же осекся. – Прости, – он ласково ткнулся лбом в плечо амфибии, правда, его голос стал совсем сокрушенным и несчастным. – Я слишком импульсивный. Мне надо было поверить тебе на слово и Найла убедить. А теперь Найлу будет плохо, – с болью произнес Хеммо. – И мне будет плохо из-за него. И тебе из-за меня. Я запустил какой-то круговорот боли вокруг себя. – Нет-нет, это я всё сделал неправильно, – Найл печально опустил голову. Ему стало совсем паршиво. – Джастин всегда говорил, что этикет важнее всего, – вспомнил он. – Надо было... надо было вести себя правильно. Я и госпожой-то её назвал всего один раз... – Ох уж эти эльфы... – вздохнул Калум, цокнув языком. Было видно, что он немного утомился, но Худ не был бы амфибией, если бы как-то выразил это вслух. – Вот что: вытирайте оба слезы и успокаивайтесь, – приказал он. Эльфы послушно стали протирать лица и уставились на Калума, как дрессированные мыши. Команды они понимали хорошо, в конце-концов, служба при дворе Лесного короля так просто из памяти не выветривается. Они даже переглянулись, одновременно вспоминая, как упустили коз из загона, и им пришлось две луны ночевать вместе с ними в сарае. Джастин тогда ещё сказал, что это будет для них отличным уроком. Хорошие были времена, подумалось Найлу вдруг. В Лесном дворце никогда не приходилось волноваться о происшествиях, подобных сегодняшнему. Спокойная принцесса София никогда бы не стала заниматься подобным вещами и даже милая принцесса Элеанор, любящая почитать чужие записи, никогда бы не стала клеветать на эльфа таким образом. Они просто были совсем не такие. Да, у них были свои недостатки, которые порой казались несносными. Элеанор некоторые считали слишком взбалмошной, Софию злые языки звали высокомерной занудой, но это были особенности их характера, никак не связанные с тем, как они вели себя, как относились к своим слугам, друзьям, семье, другим эльфам. Может, у принцессы Перри были причины так поступить — Найл не хотел думать о дроу плохо — но они ускользали от эльфа. Неужели она просто могла быть злой? Неужели кто-то просто недобрый, без причины? Джастин говорил, так в мире не бывает. Он объяснял, что у всех поступков есть причины, не видные глазу по началу. И, если тебя кто-то обидел, значит, и ты задел этого эльфа ненароком. Или кто-то другой, но так больно, что это оставило на душе эльфа такой след, что он теперь ко всем относится с недоверием, подозрением и злится без сил, потому что боится — ему снова могут причинить боль. «Таким раненым надо помогать», – объяснял волшебник. Найл бы хотел помочь. Он искренне желал быть полезным и нужным. Если бы только принцесса Перри позволила ему понять, но она отстранилась и поступила очень жестоко, накричала и сильно напугала его. Юный эльф не сердился, но совсем не знал, как в таком случае оказать ей помощь, как чуть раскрасить её жизнь. – А я обязательно что-нибудь придумаю, – тем временем, заверил их амфибия. – Ты, Найл, готовься к празднику и больше... мм... не делай ничего такого, что могло бы тебя скомпрометировать, понял? Ты ведь не совершал какие-то необдуманных поступков? – спросил он с некоторым подозрением. Найл вспомнил зелье, спрятанное на дне ящика, и поспешно помотал головой. Калум удовлетворенно кивнул. На его взгляд, всё складывалось удачно. – Значит, прицепиться ей не к чему, – сказал он задумчиво. С его губ едва не сорвалось «этой ведьме» вместо «ей», Найлу и Люку это сразу стало понятно. Худ ободряюще улыбнулся. – А ты, Люк, обмотай голову, пока богиня не решила проверить нас на прочность, – Хеммингс поспешно замотал голову, показывая, что теперь он точно готов беспрекословно слушать амфибию. – Попробуем пробиться к нашей уважаемой Пезз в личную стражу, так мы будем знать наперед... Закончить он не успел, потому что в покои внезапно ворвался король, сметая всё на своем пути. Найл испуганно подскочил в кресле, пытаясь подняться, а его друзья неловко попятились назад, неуклюже звякнув друг об друга наплечниками. – А, ну, конечно! – воскликнул Малик с непривычной резкостью. – Как всегда жалуешься на трудную жизнь своим друзьям. Выйдите, живо! – он даже не взглянул на свою стражу, его глаза, прикованные к Найлу, сверкали от гнева. Калум и Люк, поклонившись, покинули покои. На прощание Калум знаком велел Найлу не совершать опрометчивых проступков, но Хоран не мог даже посмотреть на него. Кровь отхлынула с его лица и шумела в ушах, как волны, бьющиеся о прибрежные скалы. Он и сам будто качался на волнах, потому что тело не слушало ни одного его приказа. Эльф чувствовал, что обязан сказать что-то в свое оправдание, пока Зейн не опередил его, но язык предательски прилип к небу. Он замычал, как корова, привязанная к столбу, и этот жалкий звук окончательно вывел Зейна из себя. – И с чего тебе в голову взбрело оскорблять принцессу Перри? – спросил он, грозно наступая на Хорана. От него едва не валил пар, его жар был совсем контрастным с тем холодом, который шел от его невесты. – Ты бы видел, в каком состоянии она была! Разве ты не знаешь, как слова могут ранить? – Я ничего не говорил ей, владыка, клянусь! – заламывая руки, произнес Найл. Его голова беспомощно тряслась — он видел такое лишь однажды, у совсем больного старика в людской таверне, который никак не мог контролировать движения своего тела. – Я встретил её в коридоре. Да, я случайно забыл поклониться... но более я ничего не делал, – с мольбой в голосе произнес он. Зейн почти заревел, как медведь. Он и раньше сердился, и раньше кричал на него, устраивал сцены ревности, приставал с пугающим рвением, но таким страшным не выглядел никогда. Что-то неприятно зашептало Найлу на ухо: «А, может, всё потому что он Перри любит, а не тебя?», но эльф попытался одернуть себя. Принцесса Перри просто болеет. А Зейн её жених. Он обязан её защищать, он наверняка привязан к ней также сильно, как принц Лиам привязан к леди Софии. Но Зейн не разобрался в ситуации, он не знает, что Найл не специально её расстроил, что Найл не говорил ей ничего обидно, что он никак её не оскорблял. – Не делал? Не делал?! – крикнул Малик, размахивая руками. Хоран испуганно вжал голову в плечи, боясь, что владыка замахнется и ударит его. – Весь коридор свидетелей — ты назвал её дворовой девкой! Сердце Найла снова начало рваться из груди наружу. Зейн кричал так громко, так страшно, что ему было совсем невмоготу. Он очень хотел спрятаться куда-нибудь в шкаф, накрыть голову одеялом, хоть как-то укрыться от гнева владыки, от любимых глаз, глядевших на него с такой несправедливой злостью и с таким обидным неверием. Ему хотелось схватить что-нибудь острое и вонзить себе в грудь, лишь бы его король перестал кричать на него и смотреть такими глазами. Найл видел себя со стороны — загнанный в угол, без поддержки, без союзников, и Зейн кричит на него. Зейн, который был так нежен с утра, который так ласково прижимал его к себе, так любовно глядел на него, звал своим любимым, теперь был словно чужим. Будто это был совсем другой эльф, не тот, что уговаривал его прийти на ужин, не тот, что вчера вытащил его из бассейна. Теперь-то он, наверное, жалеет, что спас ему жизнь, с болью подумал Найл. – Не называл я её так, – чуть не плача, пролепетал Найл. – Я даже сказать ничего не успел. Его голос слабел и звучал так тихо, будто горло эльфа оказалось стянуто веревкой. Ему было так больно от неверия самого близкого, самого любимого эльфа. – Ты кричал на неё, а ведь у Перри очень слабое здоровье. Ей и так тяжело приходится, а ты... – Зейн выдохнул и с внезапным подозрением уставился на бледного, напуганного эльфа, слабо опирающегося на ручку кресла. – Найл, если это опять из-за королевской спальни, то, ради богини, перестань устраивать спектакли. У тебя нет повода ревновать, – раздельно произнес он. – Да, у принцессы Перри выше статус, но это не повод её оскорблять! Найл изумленно открыл рот. Горькая обида захлестнула юного эльфа с головой, будто его взяли и швырнули в океан, предварительно дав пощечину и привязав к рукам и ногам огромный валун. Такой же валун взгромоздился на его плечи тяжелой ношей. Как Зейн только мог подумать, что дело в королевской спальне или в ревности? Как он мог решить, что Найл стал бы плести интриги, строить какие-то козни? Что он мог бы довести принцессу Перри до припадка из-за зависти или чего-то подобного? Неужели его король совсем не знает, какой он? Хоран оттер с лица выступившие слезы обиды. Он любил его. Правда, любил. Даже сейчас, бесконечно, хотя боль разрасталась, как куст смородины. Ему так тяжело дались эти слова, но Зейн превратил их в пыль, в ничто, обесценил так жестоко и зло. Неужели Зейн не мог прийти к нему, чтобы поговорить об этом? Неужели Зейн хотя бы на мгновение не мог встать на его сторону, рассмотреть ситуацию со всех сторон? Ведь Зейн Малик — мудрый дроу, правитель, реформатор. Он должен видеть дальше своего носа. – Неужели ты думаешь, что я могу опуститься до подобной низости... – тихим голосом начал Найл, но тут послышался стук. Хоран изумленно перевёл взгляд на двери. Он совсем никого не ждал. Никто, кроме владыки не мог к нему прийти, особенно в такой миг. Джейка и Мэгги он дальновидно выставил с приходом Калума и Люка, они бы не зашли к нему, пока Найл не кликнул бы их обратно. А уж если вдруг это Тайлер или мажордом, то его слуги наверняка их предупредили, что сейчас не лучшее время. В груди Хорана внезапно затрепетал слабый лучик надежды — это свидетели. Это кто-то из свиты младших принцесс, может, даже кто-то из прислуги принцессы Донии решил прийти к нему на помощь и подтвердить, что принцессе Перри просто послышалось, потому что она была ослабшей, и Найл ничего ей не говорил, только учтиво поклонился и предельно вежливо отвечал на её вопросы. – Войдите, – твердым голосом произнес Зейн. В первое мгновение Найлу показалось, что в комнату ворвалось огромное зеленое чудовище, источающее, впрочем, приятный и смутно знакомый болотистый запах. Однако, присмотревшись, эльф понял, что это просто огромная плетеная корзина, наполненная травами доверху, которую слуга-дроу нес перед собой. Настолько большая, что он наверняка ничего не видел. Через миг Найл узнал: это был дудник. Его милый дудник, с родных сердцу болот, о котором он думал недавно, когда хотел полакомиться пастилками. – Послание из Лесного царства для Найла Хорана, – громогласно объявил дроу и каким-то образом умудрился поклониться, не уронив при этом свою ношу. Найл не понаслышке знал — такое количество трав очень тяжело нести. Зейн, не обращая внимания на секундный порыв Найла забрать свои травы, медленно подошел к слуге и аккуратно вынул корзину из его рук. – Свободен, – холодно сказал он. Дроу, чувствуя напряженную атмосферу, поспешил скрыться, плотно притворив за собой двери. Зейн повернулся к Найлу — у короля дроу пугающе блестели глаза — и насмешливо покосился на его протянутые руки. Отдавать корзину он явно не собирался, и Найл смущенно сложил руки в замок, кусая губы. – И так, что у нас здесь? – странно улыбнулся Малик. – Очень похоже на подарок для нашего маленького эльфа, как думаешь? Найл испуганно кивнул. Ему не нравилось, в какую сторону клонил Зейн, задевали его подозрения, но дрожь возобновилась, зуб на зуб снова не попадал, и возразить было абсолютно невозможным. Юный эльф оказался в ловушке, вроде тех, которые ставили люди на границах их земель, чтобы поймать дичь, обитающую в лесу. Хоран не по наслышке знал, как прекрасны на вкус дикие куропатки, но ничего не мог с собой поделать, и они с учителем всегда выпускали несчастных птиц из ловушек, если поблизости не было никого из людей. А сейчас Джастин был слишком далеко, чтобы освободить одну единственную куропатку из этой ужасной ловушки, захлопнувшейся мгновение назад. – Ах, тут у нас и послание, – также странно улыбаясь, продолжил Малик. У него был такой голос, будто он видел письма впервые. – Не против, если я с ним ознакомлюсь? Найл хотел что-то сказать, но Зейн уже на него не смотрел. Он отставил корзину на столик и привычным движением вытащил из нее свернутое в трубочку письмо. Наверное, ему часто присылали дары разные племена, и он прекрасно знал, как вскрывать печати на записках, не испачкав руки и не поранившись. Эльф не смог бы возразить, даже если бы захотел, и Зейн прекрасно это понимал. – Дорогой Найл! – вслух зачитал Малик. Даже то, как он произнес обращение не понравилось Найлу. Это был чужой голос, не тот томный, утренний, бесконечно в него влюбленный. Он прочитал его имя так зло, так неправильно, будто ненавидел его всей душой. Найлу показалось, кто-то с особой жестокостью топчет розовый куст в его груди, обрывает едва распустившиеся цветы и жестоко вдавливает их в землю, стебли разламывает, а корни выкорчевывает. Этим кем-то был Зейн. Его милый, его дорогой и любимый Зейн, король дроу и его трепетно бьющегося сердца. – Были безмерно рады получить твое письмо, – продолжил Малик. – Мы все очень боялись, что ты уже сгинул в безжалостных, засушливых пустошах. Особенно волновался наш король, а ещё твой учитель Джастин, – Зейн сделал очень противное ударение на словосочетание «наш король», и Найл испытал справедливую обиду за лестного владыку, ведь он-то Зейну совсем ничего не сделал в этой ситуации. – Мой милый друг, я понимаю, как сильно ты тоскуешь по родному дому, бескрайнему лесу и его просторам, высокому небу и журчащей реке, поэтому посылаю тебе дягиль с наших прекрасных болот, а также фиалки и розы, выращенные в нашем чудесном саду. Мне жаль, но это самое меньшее, что я могу для тебя сделать, мой прекрасный юный друг, – король сочувственно цокнул языком и «сокрушенно» покачал головой. Найл никогда ещё не чувствовал себя настолько униженным. Зейн буквально поливал грязью самое дорогое для него, когда читал это теплое, дружеское письмо с такой издевательской интонацией. Это было личное. Это была записка отправленная другом для друга, братом для брата, но Зейн жестоко вторгся в эту связь, Зейн поднимал её на смех. – Свадьба прошла хорошо, я готовлюсь взойти на престол, хотя без тебя, любезный друг, это будет уже не так весело, как планировалось, – Зейн притворно вздохнул. – Учитель Джастин очень рад твоим достижениям. Он говорит, что когда-нибудь ты обязательно его превзойдешь, и мы все верим в это и верим в тебя. София и Элеанор очень скучают. Особенно моя жена. Ей, увы, без тебя совсем грустно, потому что во дворце стало очень тоскливо, – Зейн прочитал это с таким презрением, будто не сомневался, что Найл и у себя на родине устраивал спектакли, как сегодня. – Лиам тоже тоскует — он вообще в последнее время будто в воду опущенный. Впрочем, мой дражайший друг, есть у меня подозрения, что у него для этого имеются личные причины (но сплетни — это уже прерогатива моей жены, так что, сделаем вид, будто об этом я не писал). Эта же проблема касается и нашего короля, – Малик чуть не подавился последним словом и презрительно плюнул прямо на ковер. – Он просит передать тебе, чтобы ты крепился и ждал: он найдет способ вызволить тебя, только потерпи немного. И будь послушен, чтобы не навлечь на себя беду, – с притворным сочувствием зачитал Малик. У него на шее заметно вздулась жилка. – Надеюсь, ты благополучно сносишь все невзгоды жизни. С любовью, твой верный друг и названный брат, а по совместительству принц и будущий король Лесного царства, дерзкий Луи, – торжественно закончил Малик и разъяренно уставился на Найла. Хоран чуть не застонал. – Я прекрасно понимаю, как это выглядит, но, пожалуйста, Зейн, не делай поспешных выводов, – торопливо начал он, но его реплика ушла в пустоту. Зейн рассерженно перевернул корзину с травами и внезапно настиг его, оказываясь так близко, что у Хорана душа ушла в пятки. Найл непроизвольно попятился, а Зейн смотрел на его лживое лицо, на его притворное волнение и трясся от злости: он снова назвал его по имени тем самым голосом. Снова назвал его «Зейн», будто это имело какое-то значение, будто он не врал ему всё это время, чтобы обвести вокруг пальца. – А я-то думал, почему ты вдруг стал таким послушным? – протянул он, дыша тяжело, как бык. – А всё, оказывается, очень просто. Ты следуешь тщательно выверенному плану: не навлекать на себя беду в лице безжалостных, ненормальных дроу! – рявкнул Зейн. Найл беспомощно замотал головой. – Сделал из меня дурака, да? – насмешливо спросил Малик, скрежеща зубами. – Решил, что можно притвориться, что на самом деле испытываешь ко мне чувства, а потом нанести удар в спину, да, эльф? Найл попытался протянуть к Зейну руки, но Малик грубо отнял их от себя. Они были такими мягкими, такими же приятными на ощупь и такими же лживыми, как этот завравшийся эльф, шепчущий ему «люблю» и вместе с тем ведущий переписку с Лесным королем и получающий от него подарки. – Зейн, всё на самом деле не так, – попытался оправдаться он, но Зейну совсем были не нужны его оправдания. Он выглядел злым, рассерженным, чужим и отстраненным. Он не выглядел собой, не тем дроу, который так сильно волновал в Найле всё живое. В одно мгновение между ними возникла пропасть, сначала казавшаяся оврагом. Она разрослась мгновенно, когда Зейн прочитал письмо. Когда он подумал, будто бы Найл на самом деле его не любил. – Ты ведешь переписку с ним. Пишешь ему письма за моей спиной, – прохрипел Малик, сокращая расстояния между ними и хватая Найла за шкирку. – Ему и всей его прогнившей семейке. Найл хотел возразить: «Семья короля Гарри совсем не прогнившая, принц Луи и принц Лиам хорошие эльфы, и они ни в чем не виноваты», но слова застряли в горле огромным комом, не лезущим ни туда, ни обратно. Эльф чувствовал себя виноватым за то, что не мог защитить своих друзей, за то, что хотел защититься сам, за то, что его волновало отношение Зейна к нему так сильно, что он не мог даже вставить слово поперек. Это он был гнилым в этой ситуации. Он просто хотел, чтобы Зейн выслушал его, и если бы он услышал, то понял бы, что это всё — большая ошибка и Найл на самом деле очень любит его. – Зейн, мне просто нужно было немного дягиля для засахаренных пастилок, я клянусь, в письме больше и слова не было. Я писал не ему, я писал только принцу Луи, – почти умоляющим голосом произнес Найл. – Поверь мне, я очень тебя прошу. Зейн чуть не засмеялся. – Правда, просишь? – злобно выдохнул Малик, бегая глазами по покрасневшему круглому личику. – Или продолжаешь быть послушным, пока твой король не вызволит тебя? Теперь это родное лицо казалось ему таким лживым и любимым одновременно, что физически стало больно от того, как безжалостно этот эльф его провел. Он не верил, что в таком невинном эльфе может быть столько лицемерия и двуличности, но факты были на лицо — он начал с Перри, и он продолжал бы издеваться над ним, спекулируя своей любовью, смеясь над ним за глаза с этим мерзким ублюдком Стайлсом. – У меня один король, – чуть не плача, проговорил Найл. – Да. Один, – Зейн схватил его за горло. – Твой любимый Лесной король, который не очень-то думал о твоем благополучии, когда подложил тебя под меня. А я поверил тебе, эльф, – Зейн почти задыхался, хотя это он чуть ли не душил Хорана. – Поверил всей ерунде, что ты мне наговорил, каждому слову, каждому движению твоих проклятых ресниц. Этой ночью я думал, что заполучил тебя, – Малик даже глаза прикрыл на мгновение, и болезненный вздох сорвался с его губ. – Что ж, у меня не получилось, – король покачал головой и опустился губами прямо к его уху. – Но, может, получится у кого-то из стражников, – вкрадчиво произнес он. Глаза Найла расширились от ужаса. Он забился, как выброшенная на берег рыба, беспомощно вырываясь из рук, которые казались раньше домом, а сейчас напоминали темницу. Зейн не мог так с ним поступить. Зейн, сказавший утром, что он невероятно красивый, не стал бы унижать его настолько сильно. Малик откинулся назад и, отпустив покрасневшую шею Найла, поправил рубашку. – Готовься, эльф, – холодно произнес он, искоса взглянув на Найла. – У тебя сегодня будет длинная ночь. Дворцовая стража почтет за честь порезвиться с кем-то из гарема, – добавил он с удовольствием. – Особенно с фаворитом. – Прошу тебя, не надо, – еле слышным шепотом произнес Найл, дотрагиваясь до покрасневшего, саднящего горла. – Я ничего не делал. Я не писал ему, – повторил он. – Я люблю тебя. Тебя, Зейн, как ты не поймешь? Зейну хотелось поверить. Ему хотелось бы, чтобы эти слова были правдой. Чтобы сладко звучащее на губах этого эльфа имя что-то значило для Хорана. Но Найл уже говорил ему, что любит. А на самом деле вел переписку со своим королем, на самом деле считал дроу жестокими и безжалостными. Что же, не без оснований. – Приберись здесь и освободи покои, – холодно сказал Зейн. – В гареме тебе выделят койку после того, как ты закончишь... развлекать мою стражу. Малик захлопнул за собой дверь, ни разу не обернувшись, а Найл с рыданиями опустился на пол. Он думал, что от слез станет легче. Но легче не стало.