Письма надежды

Янкель Хейфиц, 22 года. Доброволец на войне. Вокруг меня Ад. То здесь, то там раздаются выстрелы и взрывы, на моих глазах один за другим падают мои товарищи. Остекленевшие глаза продолжают смотреть в небо или на меня, безучастно наблюдая за продолжающимся боем. В полевом госпитале хрипят десятки раненых и умирающих бойцов. А я продолжаю сидеть в окопе, ожидая приказа, который позволит и мне выйти под град пуль и, поставив на кон свою жизнь, рискнуть и снова сыграть в рулетку, издавая устрашающие крики и убивая своих противников наповал. Я не могу жаловаться на свою судьбу, потому что я сам выбрал для себя этот путь. Однако иногда я очень сильно жалею об этом, потому что это невероятно страшно - видеть смерть, каждый день видеться с ней лицом к лицу и знать, что ты можешь стать следующим. Ужасное, опустошающее душу чувство страха, липкими сетями оплетающего тебя. Осознание того, что твоя жизнь вот-вот прервется. Ведь рядом с тобой лежат твои товарищи, с которыми ты пять минут назад еще весело смеялся и вместе шел в бой. Теперь же они мертвы, а ты так и гадаешь, когда наступит твой час. В моей душе пустота, уныние и горечь, хотя я пробыл на линии фронта всего две недели. Я медленно превращаюсь в машину, из которой напрочь выбили всю радость и светлые чувства, оставив только боль и черноту. И лишь где-то там остался тот мой внутренний ребенок, спрятанный глубоко-глубоко, куда не долетит ни один снаряд, ни одна пуля. Он сидит там и плачет. Плачет по погибшим, плачет от страха, плачет, желая, чтобы этот Ад как можно скорее окончился. Но я знаю, что он не окончится, поэтому запираю ребенка в дальней комнате своей души и снова иду с автоматом в руках, ожидая, что любое мгновение может стать для меня последним... Однако я снова жив. Возвращаюсь в казарму, намереваясь лечь на свою койку и просто смотреть в потолок, ни с кем не разговаривая и не отводя взгляд. Как ни странно, но это помогает мне не сойти с ума, сохраняя здравый рассудок и даже оставаясь самим собой... Поломанным собой. Напрочь забываю о том, что сегодня день писем, поэтому очень удивляюсь, получая одно. Наверно, оно опять от мамы. Потому что кроме нее на фронт мне никто не пишет. Нетерпеливо вскрываю конверт, доставая оттуда небольшой листочек в клеточку, исписанный крупным, округлым и невероятно размашистым почерком. «Шалом, Янкель! Мы с тобой не знакомы, но меня в какой-то мере можно назвать твоим побратимом - я тоже сейчас нахожусь в эпицентре боевых действий. Поэтому я прекрасно понимаю тебя. Понимаю, каково это - каждый день видеть смерти, слышать стоны раненых и умирающих, находиться на волоске от гибели и каждый раз возвращаться живым. Это радостно, но в тоже время невыносимо. Невыносимо осознавать, что вместо тебя полегли твои друзья, осознавать, что завтра или через несколько часов, а то и минут, ты снова должен пройти все круги Ада и... выжить. Потому что твоя жизнь имеет ценность. Ты защищаешь свою родину, свое государство, свою семью. И только ради этого стоит терпеть все эти муки. И это добавляет мужества, вдыхает новые силы, заставляя подниматься и идти сквозь пули вперед, уничтожая врага. Ты так не считаешь? Возможно, тебя удивляет, для чего я пишу тебе все это? Просто я хочу поддержать тебя. Разделить вместе с тобой то, что ты держишь в себе, поговорить по душам. Ведь каждый из нас может пасть в любой миг. Так почему бы не отправиться на тот свет со спокойной душой?

С уважением и пожеланием выжить, Доброволец

P.S.: спасибо тебе, что ты не побоялся пожертвовать своей жизнью и добровольно пошел защищать свою страну» Складываю записку, вкладывая ее обратно в конверт, который, в свою очередь, кладу к своим личным вещам. Встаю с кровати, поправляя ремень автомата и выхожу на полигон. Начинается новый бой. Я не боюсь снова идти на смерть, хотя вынужден признать, что чувствовать поддержку такого же добровольца, как и я, очень приятно. «Если выживу, обязательно найду этого парня», - обещаю себе я. Но тут же чувствую жгучую боль под левой лопаткой. «Или же он найдет меня быстрее», - падая, даже не осознаю всю абсурдность этой мысли. Мои страдания наконец-то окончены.