Плохая идея

Стайлз носится по лофту, как укушенный, роняет все время какие-то учебники-ручки, постоянно подтягивает сползающие штаны и скулу трет так остервенело, словно задался целью соскрести с кожи все родинки, которые Дерек так любит обводить языком. Хейл наблюдает за этими метаниями с четверть часа, а потом ловит мальчишку за плечи, усаживает на колени лицом к себе. Так, чтобы глаза в глаза. - Стайлз. А он ерзает, потираясь попутно задницей о пах волка так призывно и неосознанно при этом, что Дерека клинит, и мысли почти вылетают из головы, вытесняемые одной, жаркой, неудержимой, пульсирующей в висках: «Пара. Мой, только мой. Взять, не отпускать. Никогда больше». - Волче, ты чего? Глаза огромные, как блюдца с карамельным какао. Щеки раскраснелись, рот приоткрыт. И губы влажные, манящие, мягкие. Боже. - Стайлз. Детка, не ерзай, у меня мозги в штаны сразу стекают. А нам поговорить надо. У Дерека в глотке першит и противно так, что в горло себе бы вцепился кривыми когтями. Но он лишь дышит, насыщая легкие запахом пары: чернила, ягодная жвачка, его, Дерека, гель для душа, лосьон. - Что-то случилось? - взгляд мальчишки темнеет почти до черноты, как обжигающая, кипящая смола. Он просто смотрит, но, кажется, что кожу сдирает слой за слоем, погружаясь все глубже, добираясь до истины. - Дерек? - Нет! То есть да… Детка, просто послушай, не перебивая, хорошо? – Стайлз напрягается под его руками, как сжавшаяся пружина, а оборотень поглаживает успокаивающе плечи, чтобы расслабились мысли. Не манипулирует, просто пытается показать своему человеку – это лишь разговор. Попытка понять. - Тебе Лейхи мозги запудрил, пока мы с Джексом в бильярд играли? Блять, Дерек, я-то надеялся, что ты… - Тише. Стайлз, Айзек тут ни при чем, - каждое слово, как горсть аконита и пепла рябины в глотку, но он продолжает говорить, все также вглядываясь в эти глаза. – Ты и Джексон…тише, детка, я знаю и понимаю. Не сказать, что я счастлив безмерно, но я понимаю. Вы пытались жить дальше. Если бы мы не уехали… - Это такая сцена ревности завуалированная? Стилински откровенно психует, и кулаки даже чешутся от желания расквасить эту виноватую щетинистую рожу. Но Хейл смотрит своими зелеными глазищами, не мигая. Молчит пару секунд. И Стайлза резко отпускает вдруг почему-то. И пальцы покалывает от желания просто протянуть и коснуться. - Айзек сказал кое-что, пока вы играли. Мы уехали, все так и есть, уехали, оставили вас. По разным причинам, но против фактов не пойдешь. А тут, вы… понимаешь, казались счастливыми, правильными такими. И Айзек сказал, скорее даже вслух подумал… Замолкает, ожидая потока упреков и обвинений, наверное. Но Стайлз чуть сжимает губы и глядит прямо перед собой, не мигая. Он будто на пару секунд улетел мыслями куда-то в дальние дали – может быть, в прошлое, или в какой-то выдуманный, иллюзорный мир, о котором и не знает никто. - Если бы вы не вернулись… Мы жили бы как-то. В целом неплохо было, не идеально, но… Понимаешь, Дерек, мы ведь были как два осколка от разных чашек, которые постоянно пытались слепить воедино. Не очень-то получалось, но как-то держались. А теперь все на своих местах. Но ты должен понять, кто мы теперь друг для друга. Я и Джексон. Дерек кивает, сжимая ладони. Больше, чем одноклассники или друзья, больше, чем бывшие любовники, больше, чем стая. Кто-то незримо больший, кто-то значимый настолько, что пробрался под кожу. - Ты мог бы полюбить его? «Я и любил», - чуть не слетает с языка, который Стилински так вовремя прикусывает, вздыхая. Это ведь не та любовь, совсем не те чувства или эмоции. Волк не поймет, сгрызет себя изнутри, выест ревностью, как и Айзек. - Я всегда любил только тебя, - шепчет мальчишка, обхватив голову своего парня руками. Он не врет, не лукавит, волк услышал бы ложь по запаху, по сбившемуся ритму сердца, дыханию. Стайлз не врет. Потому что Джексон Уиттмор никогда не был той самой любовью. Он зарывается носом и пальцами в жесткие волосы, вдыхает запах леса и влажного ветра. А потом широкие ладони оборотня ложатся на его узкие бедра, Дерек утыкается лбом Стайлзу в живот. Волк внутри успокаивается, чувствуя, как губы его человека шепчут беззвучно, отчаянно, на грани: «Мой. Люблю, так люблю. Не бросай меня больше». И только выдохами в ответ, касаниями, чувствами: «Не отпущу. Уже никогда». И напряжение, стянувшее плечи тугим канатом, присыпанным пеплом рябины, исчезает. Как звезды на стремительно светлеющем небе после рассвета. Стилински вбегает в класс со звонком, прошмыгнув перед самым носом у отвлекшегося на телефонный звонок Харриса. У него засос в половину шеи, припухшие губы и глаза блестяще-шальные, почти невменяемые. Влетает со скоростью выпущенной торпеды и замирает перед своим местом, будто запнулся. - Айзек? Воу, чувак! Ты вернулся. Давно было пора, - подмигивает быстро и пробирается вглубь класса к пустующему возле Скотта месту. В конце концов, он столько лет протирал штаны рядом с этим тугодумом-засранцем. Стилински пытается не замечать виноватый взгляд Джексона и подозрительно сузившиеся глаза Лейхи, бегающие с Уиттмора на Стайлза и обратно. Ну что за долбоебистый Отелло, честное слово. Скотт отодвигает учебники и тетради, которые успел разложить, заняв на столе все свободное место. «Ты как?», - спрашивает одними глазами и весь просто сочится сочувствием. Что за пиздец? Стайлз пожимает плечами, отмахиваясь как-то зло. Когда до всех просто дойдет? У него, Стайлза, дома Дерек – его парень, его пара, его судьба. Так нахера ж эти недонамеки, как будто все и каждый вокруг считают, что случилось что-то плохое. Тогда как все просто вернулось на свои места. Но в груди ширится что-то похожее на досаду, расползаясь темным маслянистым пятном – скользким, тягучим, обволакивающим внутренности. «Место Лейхи – возле Джексона, его пары. Это нормально и правильно. Так должно быть, так лучше для всех», - твердит он про себя, то и дело соскальзывая взглядом на напряженную спину, которую все еще помнит на ощупь, помнит под своими пальцами, помнит, как скользил по ней языком, собирая капельки пота… - Мистер Стилински, мы вам не мешаем? – ехидный голосок Харриса бодрит лучше холодного душа или чашки горячего кофе поутру. Стайлз бормочет извинения, делая вид, что читает учебник, но преподаватель все еще поглядывает странно из-под очков, стекла которых отражают блики солнечного света. - Мне повторить еще раз, мистер Стилински? Почему вы пересели со своего места? – и замолкает в ожидании ответа, нетерпеливо постукивая ладонью. - Место… Но Айзек… - Стайлз как-то беспомощно смотрит на Джексона и явно недовольного Лейхи, что уже швыряет тетради в рюкзак. - Мистер Лейхи вернулся, мы все очень рады, - Харрис выглядит так, будто только что сожрал лимон, даже не потрудившись очистить от кожуры, - но это не значит, что вы можете менять установленные мной правила. Вернитесь на свое место возле мистера Уиттмора, а мистер Лейхи займет любое свободное. И поспешите, у нас новая тема сегодня, и я еще должен раздать вам темы для рефератов. И делать вы будете их в тех же парах, что и всегда. Я это для вас повторяю, мистер Стилински. Вы меня слышите? - Слышу-слышу, - бормочет себе под нос Стайлз, опуская задницу на сиденье, еще хранящее тепло Айзека Лейхи. Тот грохочет стулом, занимая место рядом со Скоттом. С не меньшим грохотом на стол отправляется учебник. – Блять… - Хэй, это же Харрис, он всегда к тебе цепляется, Айзек поймет. Не волнуйся, - Джексон улыбается немного бледно, вероятно, ощущая кисловатый запах неудовольствия и злости, которым от Айзека сейчас, наверное, просто разит. Или чем там еще пахнут обозленные ревнивые оборотни? Стайлз не знает. Рука Джексона опускается поверх его пальцев, чуть сжимает. «Дружеский жест, поддержка, не больше», - мысленно твердит мальчишка, борясь с желанием отдернуть ладонь. Снова и снова, как заклинание, заговор. Твердит, а сам почти ненавидит себя за то тепло и истому, что перетекают из чужих пальцев, просачиваясь под кожу, в вены. И сразу без перехода – дыхание Дерека на лице, тяжелое тело, прижимающее к кровати, поцелуи вкуса летнего счастья, царапающая живот щетина… - А мы с Дереком решили ремонт в старом поместье Хейлов начать. Сегодня вот встречаемся с бригадой оценщиков, - брякает он погромче, надеясь, что Лейхи услышит и успокоится хоть немного. - Круто, мы могли бы помочь. Зачем еще нужна стая, друзья, - мгновенно реагирует Уиттмор. Айзек позади ощутимо скрипит зубами и вот-вот проест взглядом дыру в затылке Стилински. Стайлз борется с непреодолимым желанием стукнуться лбом об стол. Так, чтобы искры из глаз и шум в голове. Какого хера все вдруг стало так невыносимо сложно? Стайлз не дожидается ребят после занятий, он позорно сбегает, запрыгивает в машину, что заводится (о, чудо!) с первой попытки. Низкий гром прокатывается вдалеке, и небо у горизонта расчерчивают серебристые всполохи, когда одноклассники только-только выходят из здания. Первые капли дождя падают на стекло, а голубой джип уже выворачивает на автостраду, выбирая маршрут в сторону заповедника. Почему бы и впрямь не осмотреть особняк? Может быть, удастся убедить Дерека взяться за семейный дом. В конце концов, и тренировать волчат альфе там было бы гораздо удобнее, чем в хмуром, под стать владельцу, лофте с огромной дырой в полстены. Старенький джип кряхтит и почти что стонет на каждой кочке и особенно резких поворотах. Стайлз поглаживает нежно по рулю, нашептывая что-то вроде: «Потерпи, маленький, хорошо? Подкопим деньжат, устроим тебе техобслуживание, давно пора». Бормочет что-то еще, но звуки тонут в хрипах сбивающегося с ритма мотора. Гонит, как будто боится куда-то не успеть. Кусает губу снова и снова, гоня от себя пинками, грубыми тычками, матами – уходи, исчезни, не надо. Это даже не сексуальный голод, не влечение плоти, это нежность, необходимость, потребность. Держать его руку, вдыхать его запах. Просто, блять, знать, что теперь он в порядке. Это никогда не стало бы выбором – Джексон или Дерек. Стайлз рассмеялся бы в лицо любому, кто заподозрил б такое. Отказаться от Дерека? Это как попытаться научиться совсем не дышать. И Джексон, что стал больше, чем просто другом или семьей. Блять, когда все успело так перепутаться? Телефон в заднем кармане вибрирует, и Стайлз ерзает, пытаясь достать его, не отрываясь от дороги, едва вписывается в поворот. Смотрит на имя на дисплее и принимает вызов, закатывая глаза. Он ждет, что Айзек будет орать в трубку, оглушая, будет сыпать обвинениями и упреками, желчью изойдет, но Лейхи неожиданно тихо и подавленно шепчет: - Привет, - Стайлз сглатывает тяжело, понимая, что и волчонку тоже непросто. - Здоровались вроде. Что-то случилось? Это даже не глухая злость, не раздражение. Усталость, быть может. Сколько можно дергаться, Айзек? Сомневаться в том, кто не забывал о тебе ни на секунду, умирал без тебя каждое мгновение. Просто распадался на атомы от невозможности коснуться, обнять, хотя бы увидеть, хотя бы издали, мельком. Стайлз знает не понаслышке. Стайлз и сам подыхал медленно весь этот год. Потому что жизнь без Дерека Хейла – сильнодействующий яд, убивающий мучительно, постепенно, неизбежно… - Прости, я полный дебил, - выдыхает Лейхи после длинной паузы, а потом частит быстро-быстро. Так, что Стилински едва разбирает. – Я вел себя как придурок, не должен был, но не мог. Никто не виноват, если бы я не уехал… Ты и Джекс. Я очень люблю его, Стайлз, и так боюсь потерять. Снова. Меня ведь тоже ломало, в узел скручивало. Я не оправдываюсь, просто… - Я понимаю, - тихий, почти беззвучный выдох в зажатую плечом трубку. Волчонок слышит, переводит дыхание. А Стайлз думает о Дереке, как наяву чувствует его теплые ладони на своем лице, вспоминает тот взгляд. Какая-то покорность что ли, что расплескалась где-то у зрачков, впиталась в зеленую радужку непроходящей тоской. В груди что-то сжимается, будто сердце превратилось в резиновый мяч, который кто-то сдавливает сильной рукой. Так, что еще немного, и лопнет. К черту заповедник, вернуться домой, запрыгнуть с разбегу, обхватив бедра ногами. Целовать, чувствуя, как жесткая щетина царапает скулы, как тело прижимается к телу. Шептать сквозь стоны и поцелуи, о чем молчал все эти недели, лелея, баюкая обиду, как маленькое неразумное дитя. Я не хочу без тебя, Дерек. Никогда не хотел. Никто и никак, только ты, понимаешь? Один. - Мы все исправим, правда? Джексон, ему это надо, и мне. Мы больше чем друзья, все мы, - Айзек торопится, то ли опасаясь, что сам передумает, то ли волнуясь, что Стайлз психанет и бросит трубку, но тот лишь мычит что-то согласно в ответ, разворачивая машину на скользкой от усилившегося дождя дороге. Еще даже не вечер, но тучи нависли так низко, что, кажется, карябают макушки деревьев, гнущихся от завывающего ветра. А Дерек сейчас совсем один в пустом темном лофте, думает Стайлз. Беспокоится, наверное, но не звонит, доверяет. Нажимает на педаль, прибавляя газу. Как-то слишком рано темнеет. - Вы же волки, вы чувствуете вранье. Просто слушай Джексона, Айзек. Просто слушай его. Он же всегда был твоим… черт… - выворачивает руль, объезжая валяющуюся посреди трассы ветку (или вывороченное с корнем небольшое деревце). - Что такое? - Все нормально. Гроза эта, дорога мокрая, ветки тут всякие, корни. Понесла меня нелегкая в такую погоду. Крутой поворот, едва удается удержать джип на дороге, а потом громкий треск, который он слышит даже сквозь рев и кашлянье работающего на пределе двигателя. Что-то валится сбоку, из леса, прямо на разделительную полосу. Что-то живое… сжавшееся в комок, но уже расправляющееся, приседает, скаля клыкастую пасть, мокрая шерсть топорщится дыбом, и злые глаза загораются ярким ультрамарином. Не волк. - Это что… койот? Телефон выскальзывает, валится куда-то на пол. Стайлз вцепляется вспотевшими ладонями в руль, который резко закручивает вправо, пытаясь уйти от столкновения. - Стайлз! Стайлз! Да ответь же! Стайлз! – вопит телефон откуда-то из-под сиденья.