Плохая идея

Стайлз размахивает руками, взахлеб рассказывая о том, как «Метс» под орех разделали «Лос-Анджелес Доджерс», и как он переживал, чуть ногти себе не сгрыз и все нервы Уиттмору вытрепал. - А ты же знаешь Джекса, чувак, он – не фанат бейсбола. Терпит ради меня, наверное. Ну, или скорее ему просто скучно, не валить же из дома из-за того, что твой сосед по квартире заядлый болельщик… Скотт улыбается, слушая это непрерывное тарахтенье, и в груди становится тепло и спокойно. Ведь это же Стайлз – прежний неугомонный, незатыкающийся. Стайлз-заноза, Стайлз-ураган. Стайлз-душа компании. Тот Стайлз, который спрятался в раковину, под кровать забился после отъезда из города Хейла. МакКолл разорвал бы бывшему альфе горло своими когтями за такое, если бы удалось отыскать. Джексон Уиттмор стал неплохим лекарством на самом деле. Заносчивый самовлюбленный ублюдок, что чуть не сдох, когда Айзек собрал сумку и улетел с Арджентом куда-то в Европу. Они вытащили друг друга, похоже, хотя ни один член стаи не думал вначале, что из этой идеи выйдет хоть что-нибудь путное. «Плохая идея», - твердила Лидия, постукивая ноготками по парте. «Плохая идея», - кивала Кира, потирая свернувшуюся на поясе катану. «Плохая идея», - поддакивал Бойд, поглаживая бедро Эрики под юбкой. Не такая уж и плохая, думает сейчас Скотт, видя раскрасневшиеся щеки лучшего друга и ярко-ореховые, блестящие, как и раньше, глаза. Они оба, и Стайлз, и Уиттмор, неделями напоминали прозрачные тени, высохшие листья, сорванные с дерева злым осенним ураганом. Но прошло уже больше года. Может быть, время и вправду лечит? Возможно, они исцелили друг друга, каким бы невероятным это не казалось вначале. Не зря же теперь эти двое буквально не расстаются, у них даже уроки совпадают полностью, вот уж где парадокс, потому что Джексон Уиттмор на уроках музыки и кулинарии выглядел не то что нелепо, но до странного не к месту, как, впрочем, и Стилински на занятиях по военной подготовке. - А где, кстати, Джексон? – МакКолл вдруг понимает, что не чувствует на себе насмешливого взгляда блондина, не слышит ставшего привычным язвительного фырканья. - Дэнни собирался заехать по душам поговорить. Какие-то сложности с Итаном. Ну, я решил не подслушивать и раньше свалил. Стилински невозмутимо пожимает плечами и только закидывает обратно на спину сползший было рюкзак, как кто-то впивается пальцами в плечи, почти ломая кости, рывком разворачивает к себе. Стайлз ртом воздух хватает, вглядываясь в такие холодные глаза Джексона, опускает взгляд на сжатые в тонкую белую линию губы. … Да что это с ним? - Ты куда, блядь, делся?! Я ж чуть с ума не сошел! Уиттмор трясет его из стороны в сторону, чудо, как клетчатую рубашку еще на лоскуты не изодрал, потому что Скотт, наблюдающий сцену с приоткрытым ртом, ясно видит, как глаза оборотня на секунду вспыхивают насыщенной лазурью, слышит, как прорезаются когти, но тут же втягиваются обратно, словно он… Что? Боится причинить боль своей паре? Вот только волки - моногамны, это в природе оборотней, которую не обмануть, не исправить, не подделать и не перехитрить. И пара… все знают, что для Джексона это был Лейхи, как и для Дерека – Стилински. И это уже не изменится, как ни старайся. Это как метка, тавро, выжженное на сердце, рубец, что ноет и зудит время от времени, и тянет, тянет куда-то, когда на небе огромным красно-желтым грейпфрутом всходит луна. Джексон тащит вяло отпихивающегося Стилински куда-то по коридору, и до МакКолла доносятся сбивчивые обрывки тирады лучшего друга: - Джексон, да что с тобой? Ты же с Дэнни должен был приехать. Я просто в школу пошел. Джексон, куда ты, нахер, меня тащишь? - Может, вмешаешься? Все же твой лучший друг, - Лидия останавливается рядом и, поджав свои пухлые губки, продолжает что-то увлеченно читать в телефоне, пока ее бывший парень волочет куда-то ее экс-воздыхателя – того, кто грезил о Лидии Мартин с младшей школы. Пока на горизонте не появился Дерек Хейл. - Не думаю, что это разумно. Джексон горло за Стайлза любому перегрызет, - Скотт и впрямь не волнуется, может быть, чувствует, что злится Уиттмор совсем не на Стилински. На себя злится. Грызет, выедает себя изнутри. Оборотень пахнет тоской и отчаянием, а еще таким сильным испугом, что МакКолл сам невольно вздрагивает, пропитываясь этой густой, вязкой субстанцией – страх остаться одному, страх вернуться в пустую квартиру, где лишь забытые впопыхах вещи напомнят о том, что когда-то умел улыбаться. И скулы при этом не сводило судорогой. *** - Джекс… - Стайлз не успевает договорить, потому что оборотень захлопывает дверь ногой и сдирает с парня рюкзак, отшвыривая подальше, а потом затыкает рот своими губами. Он целует так жадно, взахлеб, погружает язык в рот, вылизывая его изнутри. Он стонет, скулит и рычит одновременно, стискивая пальцами затылок. Он такой беззащитный сейчас и ранимый, что у Стайлза нежность в груди разливается, затапливая с головой, и он отвечает, обхватывая широкие плечи Уиттмора, скользит ладонями, лаская и успокаивая одновременно. «Я здесь, здесь. Все хорошо. Я никуда не уйду» И волк, что мечется внутри человека в поисках выхода, чувствует, наверное. Потому что беспокойство постепенно тает, вытесняемое чем-то другим, что захлестывает приливной волной, с ног сбивает. Стайлз чувствует, как спина вжимается в стену и пытается отстраниться, ловит взгляд Джексона – такой туманный и расфокусированный, словно тот под кайфом или нажрался в хламину. Его ведет, таращит, и Уиттмор просто сбрасывает руку со своей груди и снова прикусывает губы, сжимая пальцами ширинку Стилински. - Хочу тебя, так хочу тебя… - Ебанулся? Не здесь же… Кто-нибудь зайдет, - сбивчиво в кратких промежутках между поцелуями-укусами, от которых губы кровоточат, и кружится голова. Он и дышит уже тяжело, с присвистом и больше всего хочет стянуть с Уиттмора брюки, но черт… Кто-нибудь и правда может зайти в любую минуту, тот же Скотт - Похуй, - горячее дыхание щекочет ухо, а руки уже теребят ремень, стаскивают джинсы. Когда пальцы обхватывают твердую плоть, все мысли вышибает из головы волной чистого, неразбавленного кайфа, и Стайлз уже не протестует, когда Джексон разворачивает его, заставляя опереться на умывальник. Стилински стонет так громко, что звуки, отражаясь от стен, перекатываются, усиливаясь многократно. Он выгибается в руках Уиттмора, подстраиваясь под резкие, рваные движения. У него на бедрах останутся синяки от пальцев, сжимающих все сильнее. Он видит в зеркале напротив бледное лицо парня, его опущенные ресницы и крошечные бисеринки влаги на лбу и над верхней губой. Закусывает свою руку, чтоб не закричать, когда Джексон двигает бедрами особенно резко. Хорошо, как хорошо, черт тебя подери… Стайлз шепчет что-то бессвязно-томное и стискивает пальцами фаянс изо всей силы. Джексон знает, что вот-вот, и он кончит. Они оба уже почти… Открывает глаза и резко отшатывается назад. Потому что в отражении он видит кудрявую копну золотистых волос и глаза прозрачно-голубые, как небо в горах, а еще длинные изящные руки, упирающиеся в стену. - Джекс? Уиттмор моргает несколько раз подряд и снова вглядывается в зеркало. Темные взъерошенные волосы и родинки на щеках. Сбитое дыхание и раскрасневшиеся лицо. Проводит пальцами, трогая каждую родинку-метку, будто узор выводит. Разворачивает парня к себе. - Все нормально. Прости, - смыкает губы на губах и подхватывает его, заставляя обхватить ногами за бедра. – Все нормально, Стайлз… Стайлз… Стайлз… Стилински запрокидывает голову, подставляя оборотню шею, по которой тот скользит языком и губами, спускается к ключицам. И шепчет-шепчет, словно остановиться не может. Одно только слово, как выдох, гортанный всхлип в такт быстрым толчкам. Стайлз. Стайлз. Стайлз. *** - Не сяду я в твой драндулет, - Джексон деланно ворчит и морщит свой аристократический нос, вызывая приступ веселья у Стайлза. - Ну, ты можешь просто рядом бежать, как вариант, - ржет он, разглядывая веснушки на лице друга, что солнечными брызгами заляпали щеки. Уиттмор надменно изгибает бровь, и Стилински громко фыркает, дергая его на себя за лямку рюкзака. Целует легко, почти целомудренно, раскрывает сжатые губы кончиком языка, и оборотень рычит, вминая парня в дверцу джипа. Неестественная тишина, провисшая вдруг вокруг школы, бьет по ушам, и тревога трогает холодными пальцами затылок, сжимает что-то в груди. Джексон разрывает поцелуй, отстраняется. Он чувствует напряжение каждого из стаи, слышит, как выдох шелестом прокатывается по парковке. Он боится, на самом деле боится повернуть голову и увидеть. - Эй, что… - Стайлз не заканчивает. Бледнеет, как полотно, и родинки на лице и шее кажутся такими неестественно-яркими, словно их маркером нарисовали. И холодный ветер с силой дует за воротник, когда пацан выдыхает потрясенное: - Дерек?