Серебряное солнце

      — И до каких пор ты собираешься его с собой тащить? — с интересом спросил Хошигаке.       Учиха коротко дёрнул плечом, что в его исполнении можно было перевести как «тебе какое дело». Недоутопленник был развязан, покормлен, отправлен искупаться — хотя Итачи и отследил краем глаза, чтобы он не утоп до конца, — и поставлен перед фактом, что дальше он идёт с ними. Тот пробурчал что-то недовольное, плаксиво скорчил лицо, стукнул себя по лбу, порычал, вздохнул. Но в целом возражать не стал.       Дело было не в угрызениях совести — у той находились гораздо более веские причины грызть Итачи. И не в жалости — парень, несмотря на невозможность нормально говорить, сохранил достаточно трезвый рассудок и наверняка большую часть навыков. Смог бы достаточно быстро адаптироваться. К тому же основной причиной этого состояния совершенно точно был не шаринган. Но… То ли любопытство, то ли совершенно детское «всем назло наемся соли и голодным лягу спать»… В общем, что-то ни капли не рациональное не давало оставить всё как есть.       — Лидер будет недоволен, если ты приведёшь чужака на основную базу, — заметил Кисаме уже серьёзно.       — Нам нет необходимости идти именно туда, — буркнул Учиха. — Задания нам прекрасно передают и так.       — Предлагаешь найти уютный городишко и подразнить ойнинов всех гакурезато, остановившись там?       Итачи медленно покачал головой. Неопределённость ситуации его раздражала.       — Попробую разобраться вечером.       — Хм? — Кисаме скосил глаза, но комментировать не стал.       Итачи прикрыл глаза.       Интересно, кому-нибудь раньше приходило в голову использовать Тсукуёми таким образом?       К вечеру парень затих, замкнулся в себе. Был сначала шумным, запутанным в эмоциях, злящимся на себя изо всех сил… Пытался даже речь тренировать, стараясь издать несколько одинаковых звуков подряд. Получалось не очень. Потом он облизал руку Итачи, когда тот передавал ему еду. В повисшей тишине осознал, что что-то не так. Ещё раз лизнул. Отстранился.       Но окончательно приуныл после попытки почесать себя ногой за ухом.       Учиха вздохнул. Дольше тянуть было уже просто глупо. Странное состояние парня явно прогрессировало, да и эти повадки… Уж никак не человеческие, пусть даже и сумасшедшего. Чем-то это напоминало Инузука, учащихся понимать своего нинкена, — но Инузука парень точно не был. Не те черты лица, совершенно другая моторика, не говоря уж о нормальных глазах без условно-вертикального зрачка.       С этим недоутопленником было вообще слишком много вопросов. Развитая кейракукей и тренированное тело намекали, что парень был шиноби. Но ни оружия, ни каких-либо печатей на теле не нашлось. Да что там оружие — даже одежда его мало напоминала какую-либо форму. Так, штаны из мягкой ткани и бесформенная водолазка, изрядно потрёпанные долгим бегом. Куда он бежал, откуда, почему угодил в реку…       Сандалий, кстати, тоже не нашлось. То ли так и бежал босиком, то ли уже в реке утопил. В общем, при парне не было ничего, позволяющего определить, откуда он хотя бы примерно. По особенностям говора сориентироваться тоже не представлялось возможным. Чисто по внешности парень вряд ли мог быть уроженцем Кумо или Суны — но только на внешность полагаться…       Что ж, значит, это тоже нужно будет выяснить под действием Тсукуёми.       Безымянный парень сжимал голову руками, пялился в одну точку и не мог собрать мысли в кучу. Они текли в голове, но как-то не так, перепрыгивая не туда, куда нужно, не туда, куда привычно. Он не мог понять своих реакций, не мог сказать, о чём он думает и думает ли вообще. И память… Не мог он до неё достучаться. Была она где-то там, далеко, но мысли отклонялись, не достигая её.       А ещё эти… Акацки. Откуда-то он знал, как называется эта организация, члены которой ходят в чёрных плащах с красными облаками. Знать-то знал, но не понимал, как к этому относиться. Нукенины же, опасные… Может, он с ними был заодно? Но если бы эти двое знали его, то давно бы объяснили, что с ним произошло, как его зовут и кто он такой.       Итачи присел на корточки, снова ловя взгляд найдёныша. Об удобстве позы он особо не заботился — за трое суток в Тсукуёми тело здесь даже не успеет затечь. Говорить Учиха ничего не стал. Бессмысленно: всё, что нужно, он скажет и в гендзюцу. Крутанулись томоэ, сливаясь в узор Мангекё, вспыхнула багровая луна.       Итачи внимательно оглядел парня — тот выглядел как обычно, то есть босой, в обносках, с растрёпанными светлыми волосами. Иногда в облике внутри иллюзии появлялись привычные вещи, даже если их не было на момент наложения, но, увы, это парень, похоже, тоже забыл.       Учиха прищурился и шевельнул пальцем, будто небрежно переворачивая страницу. Физическое восприятие недоутопленника сменилось ментальным… И вот это было интересно. В целом фигура повторяла внешний облик, но была словно склеена из сотни разномастных осколков — разного цвета, размера, текстуры… Не всегда состыковка была плотной, а из «дырок» торчали железные колья, покрытые полупрозрачным дымком.       Ментальные закладки? Насколько Итачи помнил теорию, они не изменяют личность и вообще никакого кардинального действия не оказывают, но заставляют мысли течь определённым образом. Если их наложить в детстве, когда личность ещё не сформирована, закладки станут её частью и осями, на которых эта личность держится…       Судя по разному цвету «кольев», накладывали их разные люди или, как минимум, в разное время. Неудивительно, что парень сходил с ума.       — Где это мы? — спросил он.       И это было реально жутко: группы осколков схожего цвета спрашивали с одной интонацией, а другие — с другой.       — В гендзюцу, — Итачи шевельнул кистью, будто разбрасывая что-то в разные стороны.       Тсукуёми позволяло обходиться без всего этого, изменяя обстановку лишь силой мысли, но… Слишком легко было поддаться его пугающей мощи. Слишком просто забыть, что всесилен только внутри гендзюцу.       И что за каждое использование Мангекё безжалостно взимает свою плату.       Осколки разного цвета подались в стороны. Итачи прежде не доводилось сталкиваться с подобными ситуациями — да и вообще копаться в чужих мозгах, — но он предполагал, что должны получиться жутко искорёженные фигуры с вырванными кусками — теми, которые сформировались под влиянием закладок или, напротив, НЕ сформировались. Но оказался неправ.       Кусочки с хрустальным звоном осыпались, словно были не частью личности, а всего лишь шелухой, от фигуры парня начал валить дым. Он клубился, сворачивался, менялся, дёргался, пока не сформировался в огромного волка — метра два в холке, — угрожающе рычащего и скалящегося.       А во лбу у него был колышек, на котором, как полумаска, держалось человеческое лицо.       — Однако… — Итачи подобрался, готовясь сковать волка, если тот атакует. Такого эффекта он точно не ожидал. — Ты меня понимаешь?       — Сдохни, — рыкнула волчья пасть. Человеческие брови на маске нахмурились.       — Тц, — поморщился Учиха, усилием воли заставляя замкнуться оковы.       Обошёл по кругу загадочного пленника. Пошевелил ногой разноцветные осколки внешней маски — те отозвались лёгким шуршанием, словно кусочки стекла или камня, а не части вроде бы живого организма. Да и колышек… Итачи присмотрелся внимательнее. На грубые штыри ментальных закладок он походил мало, но и на естественное образование — не очень. Обычно живые существа не получают удовольствия от вбитых в себя посторонних предметов. Учиха задумчиво похмыкал, провёл рукой по широкому лбу зверя, не обращая внимания на гневное рычание.       И дёрнул колышек с маской на себя.       Последствия у этого могли оказаться какие угодно, но Итачи философски решил, что сделать ситуацию ещё более запутанной уже сложно.       Волк зарычал, завыл отчаянно, выгибаясь от боли. Забил лапами… И начал сдуваться, как воздушный шарик. Он отчаянно цеплялся за свою форму, пытался достать, но через пару минут на Итачи уже скалился призрачный волчонок, всего по колено размером.       Рычал, защищая горько ревущего годовалого парнишку.       Черты лица, волосы, глаза — это, несомненно, был тот самый недоутопленник, только в детстве. Но вокруг него, рыча и припадая к земле, кружил волчонок из призрачного дыма, красноречиво обещая, что будет защищать его даже ценой жизни.       Две личности? На одну пытались наложить закладки, другая защищала?       Пока Итачи пытался понять, что тут происходит, мальчишка схватил волчонка в объятья и начал плакать ему в холку. Для такого крохи его движения были неожиданно хорошо скоординированы, их даже можно было назвать стремительными. Призрачный зверь жалобно заскулил, замахал хвостом, но вырываться не стал, что ясно показывало, кто в этой парочке главный. Учиха прикрыл глаза, напоминая себе, что он, вообще-то, опасный и безжалостный нукенин, который парня до сих пор не убил из чистого любопытства…       Помогло не так чтобы очень — слишком уж ярко вспомнился маленький Саске. Итачи, в отличие от многих шиноби, с детьми обращаться умел. Возможно, он бы прошёл мимо такого ребёнка где-нибудь на улице, хотя ручаться за это Учиха всё же не стал бы — но здесь, сейчас, когда он был в какой-то степени причиной такого состояния…       Итачи слишком привык к чувству вины, чтобы ему сопротивляться.       Поэтому сел на тёплую, словно присыпанную пеплом недавнего костра землю и притянул мальчишку с волчонком на колени, начиная баюкать.       — Тише, всё хорошо…       Мальчишка развернулся в руках, обнимая его за шею и утыкаясь в плечо. Волчонок слез с колен, обеспокоенно завертелся вокруг, виляя хвостом и не зная, что делать.       — И… та… чи… — сквозь хныканье проговорил ребёнок.       Волчонок внезапно метнулся куда-то в сторону, подпрыгнул, перехватывая на лету что-то. Оказалось — ментальную закладку.       — Ты помнишь, как меня зовут? — удивился Учиха, продолжая поглаживать мальчишку по спине. Волчонок тем временем рыча пытался разгрызть неподатливый штырь. — Дай сюда, — Итачи протянул руку. — Я не наврежу ему.       Волчонок подозрительно покосился, обнюхал руку, но штырь всё же отдал. Итачи сжал пальцы, заставляя закладку осыпаться невесомым пеплом. Посмотрел на прочие штыри, пока вроде бы просто лежащие, щёлкнул пальцами, заставляя исчезнуть их все.       Волчонок тявкнул, поднял уши и радостно завилял хвостом, мгновенно превращаясь в дружелюбного щенка. И даже сам сунулся под руку, напрашиваясь на поглаживание.       — Итачи, — уже уверенней повторил ребёнок.       Вообще-то, в таком возрасте детям связно говорить не полагалось, но, видимо, за основную личность всё же зацепилось что-то из осыпавшейся вместе с ментальными закладками внешней оболочки. Учиха слабо улыбнулся, погладил ластящегося зверя.       — Как тебя зовут?       Конечно, снятие закладок не должно вернуть память, но мало ли? Хотя если судить по возрасту — парень был совсем малышом, когда ему впервые влезли в мозги.       Мальчик открыл рот, набрал в грудь побольше воздуха… И снова разревелся:       — Нипомню-у-у…       — Ничего страшного, — Итачи снова начал его укачивать. — Если не помнишь, можешь просто выбрать новое. Хочешь?       — Где моя мама? — имя мальчишку волновало в последнюю очередь.       Волчонок грустно заскулил.       — Я не знаю, — покачал головой Итачи. — Я даже не знаю, откуда ты.       Учиха сейчас почти не думал логически. Ему и в самом деле хотелось помочь этому ребёнку, а то, что он, вообще-то, уже здоровый парень с покорёженной психикой, отошло на второй план. Конечно, можно было бы создать в Тсукуёми что угодно — и мальчишка охотно поверил бы, что это его настоящая мать, — но до такой степени жестокости Итачи ещё не опустился.       — Ясно, — мальчик вытер слёзы ладонью и опустил голову, неловко складывая ладошки на коленках. — Я ей не нужен. Я никому не нужен.       Волчонок бросился на него, начиная яростно вылизывать лицо. Мальчик фыркнул, попытался загородиться рукой.       — Мир шиноби жесток, — негромко сказал Итачи. — Иногда мы не можем прийти вовсе не потому, что нам этого не хочется.       На сердце словно скреблись огромные безжалостные лисы — мальчишка разбередил всё то, что Учиха и рад был бы забыть. А ещё он был таким искренним, так ярко реагировал на любую эмоцию… Так искренне плакал. В груди щемило от желания и невозможности помочь — Итачи помнил, что он нукенин и не лучшая компания для кого бы то ни было.       Волчонок остановился, посмотрел на него удивлённо. Мальчик серьёзно кивнул, отводя взгляд. Волчонок прижал уши к голове, ощерился угрожающе. Призрачные белёсые глаза зажглись адским пламенем.       — Не надо, Шишибей! — мальчик кинулся обнимать своего волка за шею. — Итачи хороший. Он ни в чём не виноват.       А волчонок рычал и рвался вперёд, сдерживаемый маленькой детской ручкой. Учиха приподнял уголки губ в грустной улыбке, положил ладонь ему между ушей, ероша то ли шерсть, то ли языки призрачного пламени.       — Если бы всё можно было решить клыками…       Однако то, что имя своего волка мальчишка то ли помнил, то ли только что придумал, Итачи для себя отметил. Что это означало, можно было подумать и позже — времени для этого было более чем достаточно. Сейчас же Итачи чувствовал себя смертельно усталым — словно ему снова тринадцать и он только-только покинул Коноху, оставив за спиной вырезанный клан и маленького брата. Даже места те же самые, хотя тогда он бы вряд ли стал с кем-нибудь заводить разговоры.       — Ну, успокойся! — потребовал мальчик, приподнимая своего волка так, что он открыл беззащитное дымное пузо. Зверь начал бить лапами, но вырываться серьёзно по-прежнему не пытался. — Успокойся. Аы-ы…       Мальчик снова расплакался, отпуская волчонка. Тот испугался, заскулил, начал бегать вокруг… Столько лет оберегал, но так ни разу пообщаться не получилось.       — Я буду хороши-и-им… Пожалуйста, Итачи…       Учиха закусил губу. Притянул мальчишку к груди, обнимая, как самое ценное, — и сам не заметил, как затрясся в сухих рыданиях. Столько лет… Он привык быть сильным. Бесстрастным, равнодушным даже. Он привык, что мир готовит для него только удары, и давно научился бить на поражение первым.       Итачи забыл, как это — быть кому-то нужным.       Он был нужен Саске — но всего лишь как символ, цель. Стена, которую нужно перелезть и оставить позади. Знак горького прошлого, который стоит разбить.       Некоторым была нужна его сила — но подошла бы и любая другая.       Кисаме… Сложно сказать, нужно ли было напарнику от него хоть что-то, или же он, подобно самому Итачи, считал, что Учиха просто наименее проблемный в их безумной организации.       Мальчик обнял крепко-крепко, вжался, засопел. А потом и вовсе начал успокаивающе гладить его по голове.       — Не отдам, — тихо проговорил он. Волчонок согласно тявкнул.       Итачи сгрёб их обоих, прижал к себе и зарыдал уже в голос — без какой-то особой причины, просто выплёскивая всё, что накопилось внутри и так и не было выплеснуто. Ребёнок гладил и прижимался, волк сочувственно сопел и грел сухим призрачным жаром. Мальчишка снова гладил пухлой неловкой детской ручкой и думал, что обязательно станет самым-самым хорошим, самым-самым нужным и защитит Итачи. И никогда-никогда не позволит ему его оставить.       — Итачи хороший… Итачи нужен…       — Ками, да откуда же ты такой взялся? — выдохнул Итачи, когда его немного отпустило. — Я же нукенин, убийца…       А руки, вопреки словам, успокаивающе гладили ребёнка по спине — хотя, похоже, его-то как раз успокаивать уже было не нужно.       — Я знаю эти слова, — серьёзно проговорил ребёнок. — Не впечатляет. Итачи хороший. Обнять. Не бросишь?       Он как-то незаметно успел подрасти и уже выглядел лет на пять, не меньше.       — Не брошу, — серьёзность обещания была слегка подпорчена шмыганьем носом. — Но со мной рядом опасно.       — Везде опасно. Шишибей меня защитит.       — Р-ры! — согласился молодой волк. Он тоже подрос, пусть не до своего двухметрового размера, но достаточно, чтобы с его зубами теперь нужно было считаться.       — И тебя защитит, — добавил мальчик. — Пойдём на солнышко?       Итачи не вдохнул, а почти хватанул воздух зубами — и только усилием воли смог выдохнуть медленно и относительно спокойно. Впервые в жизни его хотели защищать.       — Подожди, — Учиха немного отошёл от внезапного всплеска эмоций и начал соображать. — Нужно собрать вот это, чтобы не потерялось — где-то здесь может быть твоя память.       Разноцветные осколки, осыпавшиеся с парня в самом начале, взлетели вверх и начали ссыпаться в аккуратную шкатулку. Итачи подождал, пока соберутся все, закрыл крышку и отдал мальчишке:       — Смотри не потеряй.       Мальчик прижал коробочку к груди и серьёзно кивнул. Волк тявкнул, разбежался, прыгнул в него… И, вспыхнув, завис вокруг него полупрозрачной дымной аурой.       — Шиши, — счастливо зажмурился ребёнок.       Итачи улыбнулся, опустил веки, прерывая действие гендзюцу. Невольно поморщился от ударивших по глазам солнечных лучей — в мире Тсукуёми было всегда сумеречно, но зато и зрение так не подводило, оставаясь ясным и чётким, как в детстве.       — Ой… — проговорил недоутопленник. — Сфолнышко! Итфачи!       И кинулся обниматься. Говорил он ещё не очень внятно, но уже без такого категорического несовпадения звуков.       Кисаме на очередную выходку найдёныша среагировал только хмыканьем, а вот то, что Учиха даже не попытался оттолкнуть здорового, вообще-то, парня, который мог и шею голыми руками сломать, заставило брови поползти вверх в удивлении. Даже любопытно стало, чем там Итачи занимался в своём гендзюцу. Прогресс с недоутопленником был налицо — но только в сравнении с предыдущим состоянием.       — Хэй, Учиха, решил себе обожателя завести?       Парень мгновенно насторожился, присел, готовясь атаковать. Оглядел Кисаме, завис.       — Рыбка?.. — осторожно уточнил он, принюхиваясь. — Или человек?       Итачи тихо засмеялся, растрепал ему волосы. Такая реакция на Хошигаке не была чем-то новым, но в исполнении волчонка, как он мысленно окрестил найдёныша, всё равно умиляла.       — Вот уж что не советую, так это пытаться попробовать Кисаме на зуб.       Хошигаке недоумённо моргнул, потом чуть ли не демонстративно сложил ладони в «Кай». Смеющийся Учиха? Да он его за все годы улыбающимся видел от силы пару раз!       — Итачи, с тобой всё в порядке? — прямо уточнил мечник.       — Итачи хороший! — грудью встал на защиту волчонок. — Но тощий.       Кисаме снова моргнул, переваривая… А потом громогласно заржал. Более меткой характеристики напарника он ещё не встречал.       — Забавный. Что с ним делать собираешься?       — Нам не запрещено заводить учеников, — пожал плечами Учиха.       — Не боишься, что тот же Хидан захочет поиграть с ним? — уже более серьёзно спросил Кисаме.       Из-под тёмных ресниц блеснуло алым:       — Думаю, я смогу убедить его, что это плохая идея.       — Так рыбка хороший? — уточнил волчонок, склоняя голову набок и осторожно подходя.       — Да, — кивнул Итачи. — Хороший.       В целом, из всех Акацки Кисаме был, пожалуй, самым уравновешенным. По крайней мере, насчёт него Итачи был точно уверен, что он не станет пинать кого-то только потому, что на него не так посмотрели. А ещё Хошигаке умел действительно уважать других — и хотя бы ради уважения к напарнику его «питомца» не тронет.       Хотя, соответствуй внешность волчонка тому, что Учиха видел в гендзюцу — можно было бы вообще за него не волноваться. Порой Итачи казалось, что Хошигаке не таскает с собой какого-нибудь малолетнего последыша кланов Кири только потому, что боится нечаянно пришибить, не рассчитав хрупкость детских костей.       Найдёныш осторожно приблизился, поводя носом. Осмотрел сверху до низу. И внезапно разулыбался широко и счастливо:       — Рыбка — хороший! — и тут же посерьёзнел, нахмурился: — Но Итачи не отдам.       И отошёл назад, след-в-след тому, как подходил. Присел. Огляделся, прислушался. И на шустрой шинобячьей рванул в лес.       — Куда? — Итачи с трудом сдержался, чтобы не ругнуться, и рванул следом.       Неизвестно, как там у волчонка обстояли дела с памятью, но навыки в него явно вбивали намертво. Потому как бежал он, отлично соизмеряя движения и органично вплетая в них чакру.       — Да стой же ты!       Парень по-звериному рванулся вперёд, свалился на землю, технично перекатился, развернулся, сразу переходя в низкую боевую стойку.       — М? — удивлённо уточнил он.       А в зубах у него трепыхалась куропатка.       — Тьфу! — возмутился парень, выплюнул, свернул птичке шею. — Во!       — Ты голодный? — Итачи потребовалась вся его невозмутимость, чтобы спросить это спокойно.       Похоже, волк внутри личности и впрямь заметно влиял на поведение. Но откуда он вообще взялся?       — Ты тощий! — возразил волчонок, скорчил рожицу и с трудом вытащил изо рта перо. — Ужин!       — Слышь, Учиха, — доброжелательно сообщил подошедший Кисаме. — По-моему, к тебе подкатывают.       — А? — Итачи удивлённо распахнул глаза.       — Рыбка… — насупился волчонок. — Плохая шутка.       — Чего шутка? — Хошигаке прислонился к дереву. — Ты ему добычу ловишь.       — Р-р-р… — обозлился парень, приседая.       Кисаме зубасто усмехнулся. Происходящее развлекало его всё больше, а повеселиться Хошигаке любил.       — Кисаме. Хватит, — наконец подал голос Учиха. — Не дразни ребёнка.       Мечник выразительно вздёрнул брови, окидывая взглядом недоутопленника — тот выглядел ровесником Учихи, если не старше.       — Ему вот тут, — Итачи постучал согнутым пальцем по лбу, — лет семь, не больше. Ментальные закладки, разнонаправленные. Стоило их тронуть, как всё посыпалось, ну и вот, — Учиха кивнул в сторону парня.       — Р-ру… — согласился парень, скорчив такую грустную рожицу, какую мог скорчить только ребёнок. Или нахальная девица-манипулятор, но такие обычно куропаток ртом не ловят. — Рыбка плохой. Не дам рыбке добычу.       — Вот меня ещё дети не кормили, — возмутился Кисаме. — И вообще, будешь звать рыбкой, станешь зайкой.       — А как тебя зовут? — приподнял бровь парень.       — Хошигаке Кисаме. Один из Семи Мечников Киригакуре, — Кисаме с нежностью погладил замотанную в бинты Самехаду.       — А другую рыбку как? — уточнил парень, приподнимая другую бровь.       — Другую рыбку? — Кисаме проследил взгляд найдёныша, хмыкнул. — Самехада. Тронешь её — руки переломаю.       Уточнять, что Самехада и сама прекрасно справится с особо наглыми ручонками, он специально не стал.       Волчонок склонил голову на один бок. На другой.       — Хищная рыбка, — согласился он и подхватил куропатку. — Идём?       — Это будет забавно… — глубокомысленно заключил Кисаме, глядя на привычно-выпрямленную спину Учихи. — Это будет очень-очень забавно.