***
Время летело со скоростью ветра, и Перец совершенно не замечал смену дня и ночи. Дом, воспоминания о котором смутно сохранились в голове бывавшего здесь кота, оказался очень уютным, несмотря на все предубеждения Перца против таких мест. Ветеринар уважительно относился к своим гостям: ежедневно кормил вкусной и сытной едой, расстелил мягкую цветную подстилку в тёплом углу, не смел трогать их своими голыми противными руками без спроса (Морковка каждый вечер сворачивалась клубочком у него на коленях, получая дозу ласки со стороны человека — возможно, таким образом кошка пыталась компенсировать душевную боль; Зоя и Перец не позволяли прикасаться ни к себе, ни к малышам). Перцу нравилась такая жизнь: еды вдоволь, отдых целыми днями — красота для вымотавшихся, уставших путников, перетерпевших столько всего за последнее время. Становилось грустно от мысли, что вечно так жить нельзя, но Перец понимал, что не сможет стать домашним котом. Он говорил по этому поводу с Зоей, предлагал ей остаться в доме, если она пожелает, но кошка категорично отказалась. «Я не смогу жить здесь вечно. Эти стены давят на меня, я чувствую себя запертой, как в вольере», — ответила она на все его аргументы, и Перец вздохнул свободно, убедившись, что подруга уйдёт с ним. Они решили дождаться, пока малыши хоть немного окрепнут, а затем отправиться в путь. Морковка за проведённые в доме Ветеринара дни совсем отбилась от сестры и её друга, предпочитая общение ослепшего Сокола. Обитал кот в спасательной комнате, — так называл её Перец, однажды побывавший там и потому не понаслышке знавший об её обустройстве, — куда Двуногий почему-то не хотел никого пускать, но Морковке удалось своей назойливостью выпросить у Ветеринара эту возможность. Она почти не выходила оттуда, и Перец мог только гадать, о чём они с Соколом общаются целыми днями напролёт. Он, конечно, никак не вмешивался в их взаимоотношения, зная, что не имеет на это права. К тому же Морковка становилась немного живее после проведённого с Соколом времени — на ночь она приходила к подстилке в углу и засыпала со спокойствием во взгляде, прижавшись к боку Зои. Хотя Перец не мог с уверенностью сказать, что это спокойствие не напускное, но, опять же, он не должен был вмешиваться. Пару раз Ветеринар позволил Зое и Перцу навестить Сокола в спасательной комнате — они расспрашивали его о самочувствии и предлагали составить им компанию в пути и дальнейшей жизни. В первую встречу кот воротил носом, но Перец видел, что эти колебания наигранные: Сокол, воспитанный в жестоком самолюбии, не мог избавиться от гордыни и желания самоутвердиться. Они отнеслись к его поведению терпеливо, прекрасно видя, что на самом деле стайный кот в глубине души давно уже принял решение. На второй встрече Сокол согласился пополнить ряды путников, и Перец — раньше он ни за что бы не поверил, что такое случится — был искренне обрадован его решением. Помимо всего прочего, чёрно-белый кот переживал, что Сокол растеряет интерес к жизни, угаснет духом после потери зрения, но тот держался молодцом и не унывал, уверяя, что приспособится к удручающему существованию. Перец не знал, что послужило причиной такого настроя: Морковка ли наставляла его всё это время или сам Сокол оказался столь силён непрогибаемой волей — но не услышал ни тени сомнения в убедительных словах стайного кота. В один прекрасный день Зоя, бесцельно блуждавшая по дому Двуногого, завалилась в комнату с вестью, что Морковка и Сокол хотят поговорить с Перцем наедине. Он сглотнул, сердцем почуяв тематику беседы, и беспрекословно отправился навстречу судьбе. Он несколько мгновений переминался у входа, потом неуверенно вошёл в спасательную комнату, с наигранным интересом разглядывая её убранство. Всё здесь оставалось таким же, как он запомнил: у каждого больного животного — отдельная подстилка, вдоль стены стояло несколько клеток с живой дичью, которую нельзя было трогать (да и не хотелось после столь сытных приёмов пищи), а по углам высились деревянные постройки с выпирающими плоскими поверхностями, на которых стояли различные предметы Двуногих. Помимо Сокола, в комнате лечились ещё два кота и большой пёс, не проявлявший агрессии и потому не пугавший кошачье население фактом своего присутствия. Как и оказалось, парочка хотела обсудить с ним давнюю трагедию. Морковка молчала на протяжении всего разговора, потому Сокол говорил за неё. Вопросов было два: что случилось с котятами (когда Перец коротко рассказал, ни Сокол, ни Морковка не отреагировали, и тогда он понял, что они ожидали именно такого исхода) и почему чёрно-белый кот хранил это в тайне. Морковка очень хотела знать ответ, что Перец понял по её отчаянному блуждающему, но твёрдому взгляду, и тогда он выложил ей всю правду. О своём ужасе, о желании сохранить рассудок кошки здоровым, о страхе испугать своих друзей… о его глупой надежде, что правда не вскроется, что он сможет унести эту страшную боль с собой, не разделяя такие муки между кошками. С каждым словом он всё яснее понимал, что поступил неправильно. С другой стороны, разве было бы лучше, если бы Морковка выяснила всю правду ещё тогда?.. Он не знал. Он уже ничего не знал. — П-прости меня, — дважды проскулил он срывающимся голосом, когда рассказ подошёл к концу. — Я так виноват, так виноват… — Глаза щипало от слёз, а в горле стоял болезненный тяжёлый комок, мешающий говорить. Морковка прижалась к его боку, потёрлась лбом о плечо и лизнула в щёку, крепко обнимая хвостом. Перец чувствовал, что она вот-вот заплачет, как и он. Кошка так крепко вжалась в него, будто пыталась разделить мучившую обоих утрату поровну. Будто хотела забрать чужую боль себе, хоть как-то успокоить его. — Я понимаю… Перец… понимаю тебя. Наверное… я бы сделала так же, — слова с трудом давались бедной кошке. — Я прощаю тебя. Яркий луч солнечного света сверкнул в темноте души Перца, и он впервые ощутил столь значительный прилив сил. Морковка простила его! Простила, несмотря на его страшный проступок! Он с благодарностью потёрся носом о её щёку. — Клянусь небесами, что никогда больше не стану что-то скрывать от тебя, — тихо промолвил он. — Ни от тебя, ни от Зои. — Больше никаких секретов, — кивнула кошка, отстраняясь. Её глаза были полны слёз, но грустная тёплая улыбка согревала бешено бьющееся сердце Перца. Сокол всё это время молча сидел рядом с задумчивым видом. Перец попрощался с ним, собираясь уйти, но стайный кот остановил его взмахом лапы. — Подожди. — Когда путник с недоумением развернулся, Сокол уселся на месте, обвив лапы хвостом. — Раз уж никаких секретов друг от друга, то, думаю, вам с Зоей нужно знать… — Он повернул голову в сторону Морковки, окидывая его пустым взглядом незрячих глаз, в которых Перец смог прочесть неуверенность и вопрос, и Морковка неопределённо хмыкнула, показывая, что друг должен принять решение самостоятельно. — Хорошо, — тяжело вздохнул Сокол, снова поворачиваясь к Перцу. — Видишь ли, я… отец котят Морковки.Часть 7
19 июня 2017 г. в 20:04
Перец думал, что испытал в этой жизни все страдания и муки, в том числе такие, что не приснятся и в самом кошмарном сне. Он никогда ещё так не ошибался.
После громоподобного вопроса он долгое время не мог сдвинуться с места или произнести хоть слово. Морковка несколько мгновений смотрела на струящийся из подвального прохода свет, но потом медленно повернула голову в сторону кота и замерла, глядя уже на него. Перец при всём желании не смог бы выкинуть из головы этот взгляд — пустой, разочарованный, безжизненный взгляд уже не плачущих глаз. Кошка сидела так долго, прожигая его, наполняя исстрадавшуюся душу ещё большими мучениями, а потом резко отвернулась. Это послужило сигналом для восстановления работы рассудка. Перец вздрогнул и, тяжело сглотнув набежавшую от волнения слюну, срывающимся шёпотом, вздрагивающим на каждом слоге, попросил её перенести этот разговор на другое время. На «никогда» — но эта фраза осталась в мыслях.
И лучше бы Морковка сорвалась и набросилась на него — с когтями или словесно, — лучше бы кричала, плакала, вопила о своём горе. Но она лишь тяжело кивнула, не говоря ни слова, и, поднявшись на негнущихся лапах, скрылась в темноте. Этот простой молчаливый уход ужалил Перца в самое сердце, и он упал на землю на том же месте, где и стоял, раскрыв пасть в безмолвном болезненном крике. Взгляд его устремился вверх, на квадрат искусственного света. Ему хотелось кричать, выть от душевных терзаний, дравших его так, что сердце болело, как от глубокой раны, а глаза наполнялись жгучими слезами, но он молчал. Молчал, потому что знал: никому нет дела до его боли. Да и разве мог он сравнивать свои страдания с внутренними муками Морковки, некоторое время жившей в счастливом обмане, а потом прознавшей о страшной правде? Мог он хотя бы примерно представить ту боль, что испытывает мать, потерявшая своих котят навсегда? При мысли о том, что с его малышами может произойти что-то подобное, у Перца сердце разрывалось на кусочки, которые, в свою очередь, разбивались вдребезги, впиваясь в его душу острыми осколками. От таких размышлений весь его внутренний мир переворачивался вверх хвостом, выворачивался наизнанку, терзая нутро. А ведь он всего лишь представил те чувства, что испытывала Морковка.
И только после этого умозаключения Перец завыл, пронзая ночную темноту невидимыми когтями боли. Его отчаянный возглас отразился от стен, нахлынул на черноту подвала, ворвался в ночь улицы и… затих. Утонул в бесчувственном окружающем мире, которому не было никакого дела до страданий съежившегося чёрно-белого кота, одиноко плачущего в давящей подвальной тьме.
Перец под огромным грузом утраты, тоски и горя уже не отличал день от ночи, не чувствовал хода времени — да что там говорить, он уже вообще ничего не чувствовал. Всё, что имело вес сейчас — это боль. Пронзительная, леденящая, режущая, мучительная, рвущая на куски боль.
Поэтому он не уложил в памяти момент, когда кошки проснулись, взяли котят и отправились в путь под его руководством. Он преодолевал намеченный путь быстрым шагом, не думая об опасностях, дороге и отдыхе — двигался по чёткой схеме, будто линия движения до нужного места была нарисована на земле, а он слепо следовал за ней.
Путешественники шли в полнейшем молчании невыносимо долгое время, но не успокаивающаяся тяжесть вины продолжала со страшной силой драть когтями душу и разум Перца с таким остервенением, что из глаз его, казалось, вот-вот брызнут болезненные искры. Он шагал впереди, что избавляло его от необходимости пересекаться с кем-либо взглядом, но порой оглядывался, чтобы удостовериться в благополучии своих спутниц. Морковка за всё утро не сказала ему ни слова и, казалось, вовсе не замечала присутствия чёрно-белого кота. Мысли её были заняты совсем другим, что становилось ясно по задумчивому остекленевшему взгляду. Но Перец, конечно, воспринимал её подавленное состояние на свой счёт. И от этих мыслей не становилось легче. Он шерстью ощущал висящее в воздухе напряжение, которое закладывало уши, кружило голову, давило на спину, прижимая к земле, мешая идти вперёд. Перцу казалось, что он с каждым шагом всё глубже вступает в вязкую жидкость, угрожающую высосать из него все хорошие эмоции, воспоминания и надежды, и стоит продвинуться вперёд ещё немного, и он уже не выберется.
До пункта назначения они добрались без происшествий. Перец остановился у нужной калитки, оставил котёнка у лап матери, перескочил через забор и натренированным движением выбил защёлку из замка. Ему не раз уже приходилось принимать подобные меры в различных ситуациях. Зоя, надавив на калитку с другой стороны, открыла Морковке и котятам путь в сад, расположенный вокруг большого белого дома.
Перец подхватил своего малыша, и путники направились в глубь территории. Они не сразу поняли, что молодой Двуногий, к которому привела их судьба, всё это время наблюдал за их передвижениями через прозрачный глаз своего дома. Перец первым заметил его взгляд и, подняв голову, с вызовом уставился на человека. Тот смотрел на котов широко открытыми глазами, и они поняли, что Двуногий искренне удивлён. «Этот человек видел, как мы вошли», — догадался Перец, но эти мысли быстро потеряли свой вес, как и всё остальное в этом мире.
Двуногий резко исчез из зоны видимости, а затем дверь в дом открылась, и он вывалился на крыльцо. На своих длинных уродливых задних лапах человек приблизился к котам и остановился в нескольких хвостах от них, уставившись на Перца своими ясными голубыми глазами. Чёрно-белый кот осторожно опустил котёнка на землю и гордо задрал голову, стараясь казаться выше. Взгляд Ветеринара встретился с горящим взглядом кота, который пытался таким образом выйти с Двуногим на контакт. Спустя пару мгновений молчаливого знакомства Перец тихо мяукнул, а вслед за ним неосознанно пискнул один из малышей. Лицо Ветеринара, и без того светившееся добром, озарилось в лучистой улыбке, и Перец понял, что сделал правильный выбор. Впервые он почувствовал облегчение: его котята и подруги наконец-то окажутся в безопасности — недолгой, но крайне необходимой и многозначительной.