It's Getting Dark

Когда передо мной притормозил серебристый Ягуар, я ещё не до конца осознавала, что вот-вот вернусь в то место, с которого всё начиналось. Мои мысли в тот момент всё ещё крутились вокруг идеи мести Стайнбергу. Хотелось разрушить жизнь этого человека, изничтожить всё, что он когда-либо ценил или любил, и камня на камне не оставить от того, что он создал. Я бы с превеликим удовольствием даже сожгла в тот момент Эмбер-холл, будь у меня такая возможность. Но, к счастью, машина, выделенная Себастьяном, вовсе не меняла свой путь, и уже через какие-то сорок минут, когда за окном стали мелькать знакомые пейзажи лондонского пригорода, который я так часто проезжала по пути к усадьбе, ко мне пришло осознание. Я еду домой. Я возвращаюсь в самое родное место, что у меня было. Там, за широкими бетонными стенами готического поместья осталась моя былая счастливая жизнь. Так хотелось вернуться туда и не увидеть никого, кроме Себа и Джима, обсуждающих какое-то новое дело злодея-консультанта или попросту спорящих о сущих пустяках. Былые будни теперь казались мне несбыточной мечтой, и, пожалуй, это худшее, до чего я могла довести свою жизнь. Машина, выделенная Себом, довезла меня до усадьбы на удивление быстро. Я, не проронив ни слова молчаливому водителю, покинула салон автомобиля и немного осмотрелась. Всё тот же дом, сад, те же деревья и кусты, но вот атмосфера… Она была уже совсем иной. Здесь чувствовалось одиночество — такое едкое, хроническое и невыносимое. Захлопнув за собой дверцу машины, я поспешила ко входу в дом. Дверь со скрипом отворилась после третьего поворота ключа, и я уже смогла медленно переступить порог усадьбы и войти в такой хорошо знакомый мне холл. На первом этаже дома было темно и серо, ни в одной комнате не горел свет, отчего мне стало немного не по себе. С досадой окинув помещение коротким взглядом, я поднялась на второй этаж, откуда до моего слуха доносились какие-то негромкие голоса. Там рядом друг с другом сидели два человека — Себастьян Моран и Амелия Ричардсон, которые сейчас находились в самом разгаре разговора. Увидев подругу в поместье, я почему-то нисколько не удивилась. Корабль Генри Стайнберга начал медленно идти ко дну, унося за собой весь его экипаж и миссис Ричардсон, как настоящая крыса, покинула его в числе первых. Я уже и не прислушивалась к не замечающим меня Себу и Эмм, а лишь, постояв пару секунд в немом ожидании, показательно кашлянула, дабы эти двое, наконец, обратили на меня своё внимание. — Энн, ну, наконец-то, — со вздохом сказал снайпер. — Привет, Себ, Амелия, — я перевела свой взгляд на подругу, которая от этого будто встрепенулась. Глаза её потускнели от грусти и отчаяния, а взор потупился и вскоре был устремлён куда-то в пол, дабы упорно не смотреть на меня. Это было даже немного забавно — наблюдать за человеком, который тебя предал, а теперь любыми малейшими способами пытается выдавить для себя прощение. — И какими же судьбами миссис Стайнберг пожаловала в стан к врагу? Наблюдая искоса за Амелией, я прошла к излюбленному месту Джеймса — широкому кожаному креслу прямо напротив дивана, где разместились Себастьян и Амелия. Усевшись поудобней, я вновь глянула на Амелию, но уже через секунду всё своё внимание посвятила изрядно напрягшемуся Себастьяну. Он сидел поодаль от Эмм и выстукивал пальцами какой-то заученный ритм по подлокотнику дивана. Себ нервничал, и это приводило меня в замешательство. «С чего бы ему вообще сейчас беспокоиться?». Мысли оборвал тихий ровный голос Амелии: — Я никогда не считала тебя врагом. Негромкий смех вырвался невольно из моих уст. Как же всё это было до омерзения иронично… Хотелось блевать от всей этой раскаянно-сочувственной обстановки, что превращала мой дом в исповедальню. — Да, но, тем не менее, это тебе не мешало подыгрывать моему психованному дяде. Гнетущее молчание на миг повисло в комнате. — Думаешь, у меня был выбор? — внезапно прошипела в ответ Амелия. — Выбор, говоришь? Выбор есть у всех, Эмм. Вот только немногим он нужен… — Энн, прошу, уймись, — вдруг отозвался молчавший до сих пор Себастьян. — С чего бы, Себ? Столько привилегий: статус, шикарный дом, личная галерея. А нужны ли вообще были те угрозы? Миссис Стайнберг жила, припеваючи, параллельно разрушая чью-то жизнь. Не велика плата за всё, что она получила взамен. — Просто выслушай её, Энн, и всё поймёшь. Поверь, я бы не просил, если бы это того не стоило. — Да я и не спешу никуда. Меня, конечно, скоро убьют, но, думаю, время поболтать у меня ещё есть. Говори, Эмм, что ты там такое хотела мне сообщить. — Он угрожал мне, — хриплым голосом заговорила она, — избивал, и всё только для того, чтобы я постоянно находилась поблизости к тебе. Ему нужно было держать тебя в узде, чтобы ничто не смогло заставить тебя покинуть страну и укатить куда подальше. Я была своеобразной приманкой для тебя. Ну а ты была приманкой для твоего брата. — Он рассчитывал, что Эрик объявится здесь, чтобы спасти тебя. — Но мой брат оказался не таким идиотом… — прошептала я задумчиво, после чего обратилась к Амелии с, наверное, наиболее интересным для меня вопросом: — Ты ведь любила его, не так ли? Ну, по началу... Ведь просто так ты бы не пошла на это. — Да, — полная бесстрастность, с которой говорила Амелия, обескураживала. — Но это было уже очень давно. Чувства проходят, Энн, а особенно, если они к человеку, который тебя ненавидит… — она скрестила руки на груди и немного опустила взгляд. Ей будто бы было стыдно. — Генри, конечно, поощрял меня. Он говорил, что избитая, загнанная в угол дура не тянет на его жену, а потому делал все эти подарки. — А избивал он тебя за что? После этих слов сидящий рядом Себастьян с удивлением посмотрел сперва на меня, а затем на Амелию и незаметно подключился к нашему диалогу. — Ну, я ведь не всегда делала то, что он просил, — Амелия нервно хмыкнула. Она не была многословной, не распиналась передо мной за былые грехи и не умоляла простить себя. Амелия просто начала рассказывать то, что с ней случилось, с самого начала и а ж до этой минуты. Это больше не было простой заученной историей, которую ей нашептал мой дядя. В тот день я узнала правду о жизни миссис Амелии Ричардсон — удачливого куратора и художницы, которой не посчастливилось встретить на своём пути одного весьма привлекательного, статного мужчину, что на проверку оказался форменным психом с деспотичными замашками. Я с переменным интересом слушала истории об их с Генри семейной жизни и, лишь когда дело дошло до событий в Англии, всё своё внимание переключила на рассказ Амелии. Может, в тот момент в моей душе проскользнуло на миг сочувствие к подруге, а, может, это была лишь жалость, я не знаю. Но это до жути неприятно — вслушиваться в рассказ Амелии, постигать новые грани безумия моего дяди, подавлять в себе желание выстрелить ему в голову, дабы вышибить этот одичалый, атрофированный злостью мозг. Злость накатывала плавными волнами, заставляя руки сжиматься на подлокотниках кресла, словно цепляясь здравым рассудком за что-то материальное, как за якорь, который забуксирует меня на пути к приступу истинной, неконтролируемой ярости. Хотелось запустить чем-нибудь о стену от мыслей об убийце моих родителей и о том, что он творил за моей спиной: заставлял подругу встречаться со мной, заманивать на различные мероприятия, пока сам строил план по убийству единственного родного мне человека. Одного лишь я не могла понять в тот момент: откуда же этот псих знал о том, что мы с Эриком вообще встречались раньше? Что ж, стоит спросить об этом Амелию. — Откуда Стайнберг знал, что я общаюсь с Эриком? Почему он предполагал, что мой брат придёт спасти меня? — Он знал многое. Знал об «информбюро», о «Мучениках», Мориарти, об Эрике. Насколько я поняла, он уже долгие годы следит за тобой… — Сука…— выдохнула я еле слышно. Слова Амелии заставили мня вспомнить то, что я вот уже больше года упорно пыталась забыть. Нью-Йорк, покушение, гибель моих друзей и коллег, плен, пытки от Севила Ханта — два месяца чистейшего ада, которые изменили мою жизнь. Так не хотелось вновь возвращаться в то время, но память сама подкидывала картины из прошлого: длинный серый коридор, сырая комната с тусклым освещением и тварь, которая с упоением увечит каждый сантиметр моего тела. Тряхнув головой, я отогнала саднящие душу мысли подальше и вновь сфокусировала всё своё внимание на более насущной проблеме — Амелии. Она пришла сюда несколько часов назад, насколько я поняла из её рассказа, разбавляемого несколькими уточняющими комментариями от Себастьяна. Но что она хочет от меня? Спасения? — Я хочу, чтобы вы помогли мне, — ответила мне Эмми. — Прошу, Энн, я знаю, мои поступки вряд ли можно назвать достойными… Честно говоря, иногда у меня появляется ярое желание дать себе по лицу за то, что я делаю. Но я искренне хочу, чтобы ты поняла меня. — Почему ты пришла сюда именно сейчас? — Дело всё в том, что вчера вечером я кое-что услышала. Это был телефонный разговор Генри и какого-то Эйба. Они договаривались об убийстве. Это было связанно с тобой. Кажется, в скором времени он собирается прикончить тебя… ну, а вместе с тобой и меня, как ненужный балласт. — Не удивительно, — огрызнулся Себастьян. — Этот Стайнберг тот ещё псих, исходя из того, что тут понарассказывала миссис Стайнберг… — Не называйте меня так, Себастьян, — вскрикнула внезапно Амелия. — Это омерзительное прозвище, которым меня одарил муж. Мне противно, когда кто-то меня так называет. — Хорошо, — смирно согласился Себ. Мы ещё с час сидели и разговаривали. Я, наконец, возымела шанс рассказать Себастьяну в красках о том, что же произошло со мной с момента нашей последней встречи: о связном, смерти Уолтера, найденных данных на Генри и о недавнем взрыве. Сложно описать, какие эмоции вызвал мой рассказ у Себа: он то упрекал меня в недальновидности, то сочувственно вздыхал. Амелия же лишь безучастно слушала то, о чём я рассказываю, и то и дело удивлённо вскидывала брови на лоб. К слову о Себе, в тот вечер он был достаточно раздражённым. Этот мужчина вообще редко бывает в наилучшем расположении духа, но эмоции вроде злости на его лице мелькают не так уж и часто. По крайней мере, в моём присутствии... В то же время, я видела в его глазах и сочувствие к Амелии, с которым он так часто на неё поглядывал. Себастьян тогда нередко пресекал мои попытки резко упрекнуть подругу за то, что она делала. Я всё никак не могла понять, откуда в нём это сочувствие и сострадание к ней. И, только когда ночь окончательно вступила в свои права, а уставшая подруга пошла спать в оду из гостевых комнат, я смогла поговорить с Себастьяном об этом. — Как же поздно к ней пришло осознание собственной безысходности, — сказал мне Себ, когда вернулся, проводив Амелию до спальни. — А ты ей, видимо, сочувствуешь? — Мне не за что её ненавидеть. Амелия просто девушка, что попала не в самые лучшие обстоятельства, которые от неё ровным счётом никак не зависели. Муж — деспотичный психопат, его родственнички ему под стать, плюс к этому всему — постоянные избиения и моральное подавление. С такой жизнью я бы не стал её осуждать лишь только за то, что она пыталась сделать своё существование чуть более лёгким. — Тебе ведь жаль её, правда? — Да, — просто ответил мне Себ. — Хочешь помочь ей? Стать её спасителем? — с напускной важностью поинтересовалась я. — А почему бы и нет? — спросил он в ответ без доли иронии. — Ты уж прости, но она явно не лучшая партия для тебя. Да и к тому же, ты знаешь то её всего пару часов… — Что? Партия? Нет-нет, ты что, шутишь? Я просто хочу помочь ей, серьёзно. Безо всякого скрытого подтекста. Мне действительно жаль Амелию. — Ну, тогда мне, наверное, не о чём беспокоиться, — я как можно искренне улыбнулась в подтверждение своих слов. В глубине души я понимала, что такое поведение друга - это его рвение помочь, пробуждено далеко не альтруистическими порывами. Себастьян был не из тех, кто просто так спасает еле знакомых барышень с тёмным прошлым. Через какое-то время я в этом убедилась. За последующую неделю, которую Амелия провела в усадьбе, Моран часто приезжал к нам. Он был чересчур внимательным и обходительным с ней, как для человека с полным отсутствием скрытых побуждений. И это всё могло показаться даже милым, если бы не одно обстоятельство — у Амелии был разъярённый муж, который наверняка уже вовсю искал её. Я говорила об этом с Себастьяном, пытаясь внять к его здравому рассудку, и просила не лезть пока на рожон к Генри Стайнбергу, но друг лишь отмахивался, говоря, что это во мне уже взыграла паранойя, а их отношения с Амелией не перешли никакую черту. Под конец я только развела руками и сказала, что, в любом случае, они взрослые люди, которые сами отвечают за свои поступки. Дни пролетали достаточно быстро в усадьбе Джеймса. Я всё копалась в тех данных, которые смогла найти на компьютерах у Уолта и Генри, ну, а моя временная соседка пыталась обжиться на новом месте. Я с грустью смотрела на Амелию, ибо вместо былой счастливой девушки видела перед собой лишь иссохшую, истощённую барышню с явными проблемами с доверием. Только с приездами Морана ей становилось чуть веселее. Они подолгу говорили о судьбе девушки, о вариантах исхода событий (даже о самых пессимистичных), и ей от этого становилось легче. Себастьян хотел помочь, думал, как бы вывезти её подальше от этой всей заварушки, а я лишь была безмолвным свидетелем того, как общее горе сближает двух самых разных людей. Но недолго продлилась такая необычная идиллия. Спустя полторы недели с тех пор, как Амелия поселилась в нашем доме, морозным утром четверга мне позвонил, пожалуй, самый неожиданный абонент. Мы с Амелией в то время как раз завтракали. Аромат крепкой арабики разносился по кухне и обволакивал невидимой тёплой дымкой всё помещение. Сделанный на скорую руку омлет стыл на столе, за которым уже сидела Эмм, а я всё металась от полки к полке в поисках пульта от небольшого настенного телевизора, что висел в самом дальнем углу кухни. Мои поиски прервала тихая трель телефона. Поначалу я бросилась к своему смартфону, но потом поняла, что звонят на тот самый небольшой Blackberry, который мне не так давно вручил погибший связной. Я взглянула на экран телефона и увидела лишь надпись «Э». С некой опаской, но я всё же решилась поднять трубку. — Алло? — я покосилась на немного обеспокоенную подругу. — Кто это? — Энн… — послышалось сквозь сильные помехи. — Кто это? Вас очень плохо слышно. — Анна, это я, — прозвучал уже гораздо чётче хорошо знакомый мне мужской голос. — Эрик? — Да. Рад, что ещё не забыла обо мне… Хорошо, что ты не выбросила этот телефон. Нам надо поговорить. — По телефону? Это не опасно? Мне вспомнились слова Майкрофта Холмса о том, что стоит быть по-аккуратнее с телефонными разговорами. Немного покоробило меня от воспоминаний о «мистере Британское правительство». Давно уже он не писал мне. Да, впрочем, это даже к лучшему. Наконец пропало омерзительное чувство, будто я нахожусь под чьим-то необъятным куполом. — Нет, не по телефону. Надо, чтобы ты прилетела. Это касается нашей общей проблемы. — Прилетела? Куда? Где ты сейчас? — В Чикаго. Но только не лети прямыми рейсами. Сделай пересадку в Нью-Йорке. Генри в любом случае будет следить за тобой, так что лучше запутать следы. — Это я и без тебя знаю. — Прекрасно, жду тебя здесь через два дня. — Стой, — вскрикнула я, поняв, что он уже собрался бросать трубку. — Как я тебя найду? — Держи этот телефон при себе. Я пришлю тебе свои координаты…— в трубке вновь послышались какие-то громкие помехи. Через пару секунд я опять услышала голос брата: — Всё, давай, я больше не могу говорить. Звонок прервался, а я с абсолютно отрешённым взглядом прошествовала к столу и принялась за свою порцию завтрака. Амелия не спрашивала у меня ничего, хоть и слышала достаточно, дабы у неё возникли вопросы. Она молча поела и, сложив посуду в мойку, вернулась в свою комнату. Скоро должен был прийти Себастьян, и именно его визита я ждала с нетерпением. Мне нужно уехать, и я не горела желанием оставлять Амелию одну в доме, поэтому хотела попросить его о немного необычной услуге. Надо, чтобы он на какое-то время забрал Эмми к себе, потому как есть большой риск того, что за время моего отсутствия здесь могут объявиться не самые желательные гости в лице моего дяди, который уже наверняка проверяет все самые невозможные варианты того места, куда могла бы укатить его жена. К моему глубочайшему удивлению, заядлый одиночка Моран вовсе не был против того, чтобы на время разделить своё жилище с Амелией. Он, конечно, назвал меня идиоткой уже за то, что я вот так просто, без лишних вопросов еду по первому же зову своего братца, но возражать против такого моего решения не стал, ибо знал, что это попросту бесполезно. Амелия на мой отъезд отреагировала лишь немного удивлённым взглядом и напутствием быть осторожной, что бы я там ни делала. Она не противилась переезду к Себастьяну, а, возможно, даже была рада, что не останется одна в усадьбе. Мы с ней попрощались ещё дома перед тем, как Себастьян отвёз меня в аэропорт. Перед регистрацией на рейс меня ждала традиционная нравоучительная тирада от Морана: — Анна, прошу тебя, не смей рисковать жизнью из-за своего брата. Ты и так уже достаточно здесь пережила, исполняя этот идиотский план. Хоть малейшая опасность — и ты должна уматывать оттуда на всех парах, тебе ясно? — Совершенно ясно, полковник, — я шутливо отдала честь и легко поклонилась перед Себастьяном. — А теперь мне пора на рейс. Так что давай, до встречи, — громкий женский голос объявили посадку на мой рейс, и я, подняв с пола небольшую наплечную сумку, поспешила в нужное крыло аэропорта. Тихое прощание Себастьяна затерялось где-то позади меня в общем гуле огромной толпы людей, которые сновали туда-сюда, извечно мешая нормальному проходу. Перелёт в Нью-Йорк был для меня волнительным. Я возвращалась на свою фактическую родину, в место, где прожила солидную часть жизни. Распрощались мы с этим городом не в лучшие времена, когда моя жизнь уверенно катилась в пропасть. И вновь те же обстоятельства свели меня с ним, с «большим яблоком», как его любят называть туристы. Город прошлого встретил меня поистине зимней атмосферой: белый снег, ровно ложащийся мягким саваном на асфальт, морозный воздух и запах сладкой патоки, витающий у разнообразных кондитерских лавок и кофейных. Я на миг остановилась по дороге к залу, где проходила посадка на рейс до Чикаго, и застыла перед широкой панорамой утреннего Нью-Йорка. Там вдалеке виднелись две, казалось бы, заоблачные высотки: Эмпайр-стейт-билдинг и Крайслер-билдинг, окружённые десятками стеклянных сородичей. Я, по правде говоря, безумно соскучилась по Нью-Йорку. Хотелось вновь окунуться в жизнь этого города, ощутить на себе его бешеный ритм и вновь стать одной из миллиона шестерёнок, которые приводят в действие сей сумасшедший механизм. Но долго здесь задерживаться я не могла, поскольку уже объявили посадку на мой рейс. Недолгое пребывание над землёй вновь пробудило во мне это глупое волнение. Я чувствовала, что в Чикаго меня вряд ли ждёт что-либо приятное. Скорее всего, это будет длинный, утомительный разговор с братом, во время которого меня посвятят в какие-то сверх важные тайны и опять нагрузят уймой работы. Сошла с трапа самолёта я не в лучшем расположении духа. В Чикаго, в отличие от Нью-Йорка, было до жути сыро и невозможно холодно, отчего я в скором времени начала ощущать лёгкое омерзение к этому городу. На Великолепной миле, куда меня довезло такси, взятое в аэропорту, нашёлся неплохой уютный ресторанчик, где и было решено запоздало пообедать. Из окна было видно сотни гуляющих по центральной улице «Города ветров» туристов, на которых я и сосредоточила своё внимание в желании отвлечься от навязчивых мыслей о будущей встрече. Одни были с фотоаппаратами на шее, другие - со смартфонами в руках, но все, как один, удивлённо вздыхали и не упускали возможности сделать удачный кадр какой-то занимательной достопримечательности. «Кто все эти люди, и что у них на уме?» — спрашивала я себя мысленно. Коротать время в раздумьях о прохожих было занятно, пусть и достаточно странно. Как хорошо, что мне не пришлось заниматься этим долго, ведь уже под конец моей трапезы в сумке зажужжал телефон. Это была СМС от Эрика. «Роквел-стрит 4407 В», — значилось в ней. Я поспешно расплатилась с официантом и выскочила из ресторана, попутно пытаясь уловить взглядом хоть одно такси. Найдя транспорт, я направилась по назначенному адресу. Минут тридцать заняла эта поездка. Машина такси остановилась напротив невысокого кирпичного здания, выкрашенного в красный цвет. Ни угнетающей атмосферы, ни мрачных пейзажей я не увидела, что развенчало все мои ранние предположения о месте убежища брата. Подойдя ко входу, я нажала на кнопку дверного звонка и стала дожидаться, когда меня впустят. Через пару минут дверь передо мной распахнулась. Чьи-то цепкие руки ухватили меня и затащили внутрь дома. Уже стоя в прихожей, я увидела, что так своеобразно впустил меня никто иной, как мой брат. Эрик стоял напротив меня с непривычно растрёпанными волосами и громко дышал. — Ну, привет, — запыхавшимся голосом поприветствовал меня он. — Проходи, садись на диван, — он указал рукой на старенькую небольшую софу, что стояла практически по центру широкой прихожей. — Привет, — я последовала за братом и уселась на диван. — К чему был такой «радушный» приём? — Я тут немного задержался. Больше, чем обычно. Боюсь, что меня могут найти, потому стараюсь не высовываться на улицу. — И к чему была такая спешка? Зачем ты меня позвал? — Эх, Энн-Энн…— шептал он задумчиво. — Я сейчас в таком состоянии, что спешка — это мой привычный ритм жизни. — И всё же… — И всё же мой связной мёртв, а потому нам нужно пообщаться лично. — Откуда ты знаешь, что он умер? — Я просил его раз в неделю отсылать мне сообщение с отчётом о своих действиях. Этот промежуток не такой маленький, но и не большой. И он, как по часам, каждый четверг отправлял мне письмо. Но вот уже две с половиной недели, как о нём нет никаких вестей. Поскольку шанс на то, что он банально забыл мне отправить письмо, равен нулю, я сделал простой логический вывод. Ну, если он мёртв, то, значит, что Стайнберг всё узнал. — Он устроил масштабное шоу, чтобы доказать мне это…— с раздражением добавила я. — Не сомневаюсь. Так вот, возвращаясь к твоему первому вопросу: я позвал тебя сюда, чтобы кое-что передать. Эта вещь однажды спасёт тебе жизнь, и это не метафора, а истинная правда. Вот, возьми, — он вынул из кармана небольшую металлическую флешку и вложил мне её в ладонь. — Здесь всё, что я однажды нарыл на Стайнберга и умудрился сохранить. Открывать не пробуй, там трёхступенчатая защита, взломать её почти нереально. Я с поражением глядела на вещицу, что мне всучил Эрик, и пыталась осмыслить, что же только что произошло. Там, на небольшом флэш-накопителе, хранилось моё спасение. И теперь вся эта информация по праву моя. Это грело душу и в одночасье пугало меня, ведь, узнай Генри, что вся информация у меня, вряд ли он сохранит мне жизнь. — И что мне с этим делать? — Храни у себя пока. Вскоре я приду и расскажу тебе всё. Думаю, после того дня весь этот чёртов ад закончится, — Эрик задумчиво улыбнулся. — Ты, кстати, что-то нашла из того, что я просил? — Только немного. Я знаю, что за тобой охотится некий Абрахам Джоэл, наёмный киллер… — Можешь не продолжать, я в курсе уже, кто это, — со вздохом брат откинулся на спинку дивана, вытянув ноги. — Как же я хотел, чтобы это оказался не он. — А что такого в этом Абрахаме? — Однажды он уже встречался на моём пути. Ещё до заварушки со Стайнбергом. В одном подпольном клубе этот мужик тренировал людей стрелять из оружия. Он натаскивал киллеров и был, наверное, худшим учителем из всех возможных. Я попал к нему на занятие случайно, но быстро освоился там и стал понемногу тренироваться. Методы Джоэла были жёсткими, но действенными, а наказания за промашки — зверски жестокими. Как-то раз он ударил меня прикладом в челюсть за то, что я показал наихудший результат. Ну, я в долгу не остался и ответил прямым ударом в нос, отчего тому доходяге ничего, естественно, не было. Такое поведение его только разозлило, и под конец мы чуть не поубивали друг друга врукопашную. Когда этот псих выхватил один из тренировочных стволов и решил пальнуть в меня, я от испуга повторил его действия… Он сказал, что у меня кишка тонка его убить. Вот только Джоэл ошибся — выстрелить я всё же решился. Пуля прошла по касательной и лишь немного задела плечо того ублюдка. После этого я уже на всех парах мчался подальше от того идиотского клуба. Джоэл обещал убить меня при следующей встрече. Слава богу, таковой пока не было, — Эрик нервно засмеялся, потирая лицо руками. Меня слегка передёрнуло от этого рассказа. М-да, жизнь моего братца явно потрепала, раз он попадал в такие истории. — Какая милая история…— с сарказмом протянула я. — Жизнь у тебя была, наверное, тем ещё дерьмом, раз ты умудрялся попадать в такие ситуации. — Будто сейчас она чем-то лучше стала… — сказал он, поднимаясь в сидячее положение. — Ну, а кроме Джоэла ты что-то ещё узнала о нашем дяде? — Немного. Оказывается, у Генри Стайнберга острое биполярное расстройство личности, что ещё раз доказывает его прозвище «псих», шесть лет назад он убил свою жену, ну, и, наверное, самое главное: он заказал убийство наших родителей. Услышав мои слова, Эрик опустил взгляд и сжал руки в кулаки. — Ты не должна была этого узнать… Только не так, — прошептал он, всё ещё глядя в пол. — А как я должна была об этом узнать? — взревела я нервно. — Ты мог мне рассказать такую деталь его биографии, но, нет, ты решил, что мне не нужно об этом знать. Ведь это же такая мелочь! — Энн, прошу… Я готов всё рассказать тебе, но не сейчас. Только не здесь. — Почему? — Потому что рассказ этот растянется на…— он оборвал себя на полуслове и вмиг сфокусировал свой взгляд на окне позади нас. — Сейчас ты должна медленно опуститься на землю и не высовываться, тебе ясно? — Что? — удивлённо спросила я, абсолютно не понимая, что происходит. — Там снайпер. Быстро на землю. В сумасшедшей суматохе мы оба резко спустились с дивана на землю и пригнулись, дабы нас не было видно. Сердце в груди билось с бешеной силой, а руки от волнения затряслись в лёгком треморе. — Это Джоэл? — тихо спросила я брата. — Возможно… Это уже не важно. Нам нужно выбраться отсюда, и единственный выход находится вон там, — он указал на дверь, что находилась справа от нас. — Будем двигаться быстро — выберемся. Вот только бежать нужно вместе. Возьми меня за руку. Тогда я всецело доверилась брату и из-за страха смерти покорно исполняла все его приказы. Ухватившись за ладонь Эрика, я крепко сжала её в своей. — Эй, на счёт «три» мы срываемся с места и бежим к двери. Видимость там не очень хорошая, потому шансы у нас есть. Но бежать нужно очень быстро, будто в последний раз, так, чтобы он не успел среагировать. Тебе ясно? — я утвердительно кивнула. — Двери открою я, они не заперты. Итак: раз, — я напряглась, — два, — мы немного приподнялись, дабы легче стартовать, — три. Один сильный рывок — и мы уже мчимся к двери. Кровь в висках пульсирует, а перед глазами туман. Меня ведёт Эрик. Он с невероятной скоростью распахивает двери и затаскивает меня в какой-то длинный коридор. Мы бежим, сломя голову, вперёд, не сворачивая, пока не достигаем больших светлых дверей. Перед ними Эрик шепнул мне: — Беги направо, к стоянке такси, а я побегу налево, чтобы отвлечь его. Прощай, Энн. Ещё увидимся. У двери наши пути разошлись ещё на долгое время. Эрик побежал в сторону промышленного района, а я двинулась к стоянке такси. Старый шрам на правой ноге давал о себе знать слабой пульсацией, из-за чего я немного поубавила ходу. Мысли в голове окончательно спутались, а потому мне пришлось просто брести наобум вперёд в надежде, что я выбрала правильный путь. К счастью, та дорога, которой я пошла, таки довела меня до заветной стоянки такси. Залетев в первую попавшуюся машину, я с громким вздохом сообщила водителю конечную точку пути - аэропорт и откинулась на сиденье, в желании унять взыгравшие нервы. Нога всё ещё немного болела, потому я то и дело поглаживала её, в попытке прекратить это неприятное тянущее ощущение. На полпути к аэропорту я уже просто полулежала на заднем сидении такси и мерно отстукивала какой-то известный ритм пальцами по колену. Мне не хотелось думать ровным счётом ни о чём. Страх немного поубавился, спустя полчаса, но омерзительный осадок остался, и давил он на меня просто неимоверно. Подъезжая к аэропорту, я уже мысленно была за сотни километров отсюда, где-то над водами Атлантического океана в мягком кресле первого класса самолёта. В тот день мне, на удивление, безумно повезло, ведь уже через час в аэропорту О'Хара начиналась посадка на прямой рейс до Лондона. Билеты ещё остались, а потому уже часа через три мои мечты о полёте над Атлантическим океаном стали явью. В салоне самолёта я успела даже на пару часов вздремнуть, что было как никогда кстати в моём положении. Проснувшись, я узнала, что в скором времени состоится посадка в аэропорту Хитроу. Это меня воодушевило. Мысли о моём недавнем «приключении» я затолкала куда подальше в подсознание и пыталась не возвращаться к ним. Лишь небольшая металлическая флешка, которая лежала у меня в кармане, была напоминанием о всём, что со мной случилось в Чикаго. Ступив на землю Англии, я ощутила неимоверное облегчение. Казалось, будто мне удалось сбросить со своей спины какой-то невероятно тяжёлый балласт, который так тяготил меня последние несколько часов. Я взяла кэб у входа в аэропорт и поехала домой. По дороге решила проверить свой сотовый на предмет пропущенных СМС или вызовов. Как только я глянула на экран смартфона, то просто обомлела. «У вас 4 пропущенных звонка от абонента Мориарти», — гласила высветившаяся надпись. — Твою мать…— тихо вздохнула я. «Мне пиздец», — именно с такими мыслями я покидала кэб у ворот усадьбы. Осознание того, что за такие своевольные действия Джеймс меня по головке не погладит, пришло ко мне достаточно быстро. «Ну, что ж, пора принимать своё заслуженное наказание…». Я направилась к усадьбе, будто идя на казнь святой инквизиции. Тихий скрип открытой двери разнёсся по широкому холлу. Я ступила за порог и без промедления направилась в сторону лестницы. Мне не нужно было звонить Мориарти, потому как я знала, где именно он будет ждать меня. На втором этаже воцарилась такая же гробовая тишина, как и на первом. Я тихо шагала по деревянному полу в сторону гостиной — единственной комнаты во всём доме, где сейчас горел свет. Стоя у арки, я уже видела чётко очерченный профиль своего босса, выглядывающий из-за спинки кресла. Джеймс сидел на своём излюбленном месте и вертел в руке телефон. — Здравствуй, Анна, — произнёс он тихим, ровным голосом, даже не глядя на меня. — Джеймс…— начала было я, но он меня перебил. — Как съездила к брату? Думаю, визит был плодотворным, не так ли? — Весьма, — я несмело прошла к дивану и села прямо напротив Мориарти. Взглянув на Джеймса более пристально, я заметила, что и он был не в лучшем состоянии, нежели я: круги под глазами, немного впалые скулы и пара еле заметных синяков на лице. Эта поездка явно не пошла ему на пользу. — Что ж, прекрасно. Просто замечательно, — выдохнул он, переводя свой взгляд, наконец, на меня. Что странно, ни доли укора я в нём не увидела. Лишь, разве что жуткую усталость. — В другой раз выкрои время на то, чтобы ответить на звонок. — Постараюсь, — я усмехнулась. На какое-то время мы оба просто замолчали и насладились той блаженной тишиной, которая повисла между нами. — Как прошёл месяц? — спросил через пару минут Джеймс. — Честно? Это были худшие тридцать с лишним дней в моей жизни. — Расскажешь, что случилось? — Обязательно. Но история за историю, Джеймс. Поведаешь мне, как прошёл этот «чудный» месяц для тебя? — Безусловно, Анна. Мы говорили много. Слишком много для наших обычных бесед. Тогда мне казалось, что эта ночь окончательно превратит нашу усадьбу в исповедальню для заблудших душ. Но, впрочем, это неважно. Я была рада видеть Джима… Даже после того, что он тогда мне рассказал.